Глава 17
Отбежав от берега озера к лесу, Глеб приостановился. Оглянулся. Он увидел в свете луны, как одна за другой причаливали к берегу лодки, как спрыгивали на мелководье и на песок десятки воинов. В свете, лившемся с небес, – мертвенно-холодном, – тускло и грозно поблескивали доспехи. Дружинники громко переговаривались, обыскивая берег. Слышались отрывистые команды.
Потом на лес посыпались косым дождем стрелы.
Глеб пригнулся. Он подумал, что должен дружинников обмануть. Ему не следовало бежать прямиком в гущу леса – как раз так поступят те, кто кинется за ним в погоню. Самым разумным было бы вернуться сейчас под шумок на сваи. Но Глебу нужна была помощь. Вряд ли смог бы он сам извлечь из раны наконечник…
Глеб подумал, что только Анна сможет сейчас помочь ему. Но до жилища Анны было очень далеко. А Глеб уже чувствовал слабость. Кружилась голова, в глазах роились белые точки. Глеб не был уверен, что до Анны дойдет. Но иного выхода у него не было.
Глеб опять завел руку за спину. Весь бок был липкий от крови. Глеб ощупывал себя. Кровь потеками спускалась по бедру. Кровотечение было очень опасное.
Глеб покачал головой, он не знал, что делать…
На какое-то время он даже потерял сознание. И очнулся только оттого, что кто-то, громко топая и ломая кусты, пробежал совсем рядом.
Глеб вздрогнул. Он обнаружил себя лежащим в молодой поросли папоротника. Рядом лежала верная секира.
Опираясь на тонкое, но прочное древко, Глеб поднялся и, стараясь не производить лишнего шума, пошел вдоль берега озера. Сколько времени он шел так, Глеб не помнил. Он даже не вполне узнавал места, по которым шел. Он их просто не видел. Пребывая в полубреду-полусне, Глеб шел наугад. Иногда он натыкался на стволы деревьев, иногда вламывался то в кусты можжевельника, то в орешник. Временами брел по каким-то тропинкам.
Ему чудилось, что вот-вот он придет к жилищу Анны. И даже сама Анна иной раз виделась ему. Но вела она себя странно: маячила светлым пятном вдалеке и даже не думала помочь.
Глеб звал ее:
– Анна!… Анна!… Не убегай!…
А она убегала. Или заманивала. Она как будто играла с ним.
Глеб останавливался. Отдыхал, прислонившись спиной к какому-нибудь дереву. Ему казалось, что если он хоть на миг присядет, то уже не поднимется.
Анна выглядывала из-за деревьев. Лицо ее было бледно…
Глеб вздрагивал: прямо над головой у него ухал филин.
– Анна! – звал Глеб. – Почему так бледно твое лицо?
Ухал филин:
– Это твое лицо бледно! А Анна молчала. Глеб шел к ней, протягивал руки, намереваясь обнять. И уже как бы обнимал, но вдруг обнаруживал, что обнимает холодную светящуюся гнилушку…
Потом Глебу чудилось, что кто-то идет за ним следом. Это, конечно же, была погоня. Глеб поворачивался лицом к опасности и выжидал некоторое время, сжимая в руках секиру.
Но никто не показывался.
Глеб говорил:
– Эй, выходи на бой! Не прячься в кустах…
И опять он замечал вдалеке Анну. Она была вся в белом.
Он прежде не видел у нее такой одежды.
– Анна!…
Женщина убегала все дальше. Глеб нащупал мешочек на груди. Достал из него кольцо.
– Не убегай, Анна! Смотри, что я несу тебе! Я давно приготовил это… Остановись, протяни руку… И оно твое…
– Что это? – послышалось издалека.
– Кольцо! – сказал Глеб и поднял его над головой и любовался им в свете звезд и луны. – Очень красивое колечко. С зеленым камешком. Искусный мастер огранил его…
– Поздно! – сказал вдруг кто-то. – Ты положишь кольцо ей на могилу.
Глеб вздрогнул и открыл глаза.
Анна в белых одеяниях стояла перед ним. Образ ее расплывался. Тогда Глеб протер глаза и увидел, что стоит перед ним вовсе не Анна, а тот старик, что похож на призрака, а может, и есть призрак – дух отца. На старике были белые одежды. И волосы его были белым-белы. Старик смотрел на Глеба, и в глазах старика застыла боль.
– А где Анна? – спросил Глеб.
– Нет Анны! – тихо ответил старик. – И не было, и не могло быть. Совсем в другой стороне ее жилище…
– Но я видел ее!
– Ты не мог ее видеть. Ты просто грезил… Ты, может, видел меня – как я подходил к тебе.
– Я как будто схожу с ума… – неуверенно молвил Глеб, он все еще держал Перед собой кольцо.
– Что это у тебя? – спросил старик.
– Кольцо. Кольцо для Анны. Старец печально покачал головой:
– Над иным украшением усердно трудится мастер, а не знает, что детищу его – прямой путь в могилу.
– Что ты такое говоришь? – оторопел Глеб.
– Худые дела свершились этой ночью, – горестно закивал старик. – Не знала красавица шелков и бархатов. Но лучшей судьбы была достойна.
– О ком ты говоришь, старик? – Глеб хотел подойти к старцу, но какая-то незримая неведомая сила остановила его – будто уперлось бревно в грудь.
– Тебе рано знать – не перенесешь утраты. Тебе поздно знать – ничего не поправишь…
– Ты говоришь загадками, старик. Кто ты?..
– Быть может, тот филин, что ухал над тобой, я и есть. Быть может, я – шорох, что слышал ты за спиной…
Старец смотрел на него, не мигая. Старец словно видел Глеба всего – заглядывал в душу к нему и в сердце и в то же время как будто смотрел сквозь него – куда-то вдаль, в черный лес, или в грядущее, или в прошлое…
Глеб всмотрелся в его лицо:
– Ты отец мой? Я, кажется, узнаю тебя…
– Я не отец твой.
– Но как же! Я вижу лицо Аскольда. И тот же рост, и могучие плечи. Ты только старее… – Глеб протянул к старцу руки. – Отец, ты прошел через смерть?..
Старик улыбнулся едва-едва:
– Что ты, что Аскольд – все мне дети!
От дерзкой мысли, пронзившей разум, у Глеба помутилось во взоре:
– Старик! Ты… Волот?.. Старец кивнул:
– Ваш бог. Ваш предок… Мне много лет. Глеб смотрел на него во все глаза:
– Ты жив еще? Или ты призрак?
– Мне кажется, я буду жить всегда. Умрешь ты, умрут твои дети. А внуки твои придут к волхвам на капище. И будут жертвовать моему образу. Но не будут знать, что я, живой, стою рядом…
– Я не верю тому, что слышу! – признался Глеб.
– И не верь! Меня нет. Я – видение, образ, сотканный из света. Меня, может, и не было…
– Но секира…
Волот кивнул. У него потеплело во взоре:
– Я выковал ее. Это было давно.
– Ничего не понимаю! – молвил Глеб. – Как ты выковал ее, если тебя не было?
Старец улыбнулся:
– Не тщись понять. Ты не прошел еще даже одного круга лет. И потому не охватишь умом неохватное, – в руках старца чудесным образом возник серебряный кубок. – Выпей лучше вот это. И приляг… Оглянись, позади тебя ветер намел сухой листвы. Ты устал…
– Я ранен… – Глеб взял кубок и принялся пить. Ему показалось, что он уже пил когда-то нечто подобное. Да, Анна готовила напиток на молоке волчицы… Но этот напиток был слаще и душистей, он был тягуч, как патока, и испускал волшебный золотистый цвет. Напиток этот был – как поляна в летний солнечный полдень, поляна, сплошь усеянная цветами. Чудодейственным образом напиток дарил Глебу силу. Когда Глеб выпил последнюю каплю, он ощутил себя сильнее прежнего.
Глеб стоял и, ошеломленный, поводил крепкими плечами:
– Что это?
– Нектар богов, – молвил старец в ответ. – Я не должен был давать его человеку, но очень уж много ты сил потерял. Ты устал и ранен…
Глеб стоял выше леса. Он готов был плечами подпирать небо. Он засмеялся:
– Вовсе я не устал. И не ранен. Смотри, Волот, я цел и невредим. Я готов сражаться с врагами. Ты забыл? Я же – Воин!…
Но тут старец дунул на него, и Глеб упал в большую и мягкую кучу листвы. Ему стало так хорошо лежать, что не было никакого желания подниматься…
Волот склонился и прохладной рукой пощупал Глебу лоб:
– Сделаешь дело – секиру вернешь.
– Как вернуть ее? – спросил, засыпая, Глеб.
– Будешь ехать на коне. Увидишь при дороге дерево с дуплом. В дупло секиру и сунешь… Глеб закрыл глаза…
Он видел Анну, которая лечила его. Она показывала ему наконечник стрелы, похожий на змеиную голову:
«Он ужалил тебя в печень».
Глеб удивленно ощупывал свой бок:
«Я не чувствую боли. Я полон сил!».
Анна просила:
«Колечко… мне подари».
«Возьми колечко», – Глеб протянул кольцо на ладони.
Но Анна печально покачала головой. Она была бледна, она сказала:
«Над иным украшением усердно трудится мастер, а не знает…»
Недоговорив, она исчезла – рассеялась в воздухе, как облачко дыма.
Глеб метался в бреду…
«Анна!… Анна!…»
Вокруг пели птицы, шелестела листва деревьев. Тихо веял ветерок, пахнущий травами и цветами.
– Ты что лежишь? – шепнул Глебу ветерок. – Ты уже семь дней лежишь. Поднимайся!…
Глеб открыл глаза и сел.
Лес шумел у него над головой, пели птицы… Глеб огляделся. У него за спиной была большая куча сухих прошлогодних листьев.
– Что за наваждение! Или мне приснилось?..
Он ощупал правый бок. Рубаха от засохшей крови была твердая, как кора дерева. И дырка в рубахе была. А раны не было…
– Вот так дела! – изумился Глеб. – Ужель я, и вправду, разговаривал с Болотом?
Он новел правой рукой, напряг мышцы. Но нигде, ни в одном уголке тела не ощутил боли. Наоборот, Глеб чувствовал необычайный прилив сил. Ему показалось, что никогда еще он не был так силен.
У ног Глеба лежала чистая одежда. Он переоделся и увидел, что одежда ему как раз впору, будто шита была на него; а край и ворот рубахи вышиты родовым узором – тайным оберегом, будто мать вышивала… Подивившись на одежду, Глеб поднял секиру. Она так и сияла. Глеб не помнил, чтоб секира его еще когда-нибудь так сияла. Он внимательно осмотрел лезвие. Секира была заточена с великим знанием дела. Глеб подумал, что явно не он ее точил.
Он сказал сам себе:
– Нет, все это мне не приснилось.
И пошел куда глаза глядят. Он надеялся по пути узнать местность. Но долго не мог понять, где он, ибо в этих местах был впервые.
Глеб набрел на тропинку и пошел по ней. Идти ему было очень легко. Глеб не мог нарадоваться своей силе, обретенной чудесным образом.
Он шел быстро, озирался по сторонам. Несколько раз Глебу казалось, что между деревьями он видит идолов. Наверное, вокруг были старые капища – столь старые, что даже волхвами забытые. На камнях, которые попадались тут и там, Глеб замечал полуприкрытые мхами высеченные знаки. Но Глеб не останавливался, чтобы рассмотреть идолов, чтобы разобрать знаки. Он догадывался, что потерял в этом лесу немало времени, и торопился…
Тропинка вывела его к большому серому валуну. На этом камне сидел, как бы дожидаясь Глеба, старик. И тут Глеб понял, что старик этот, живой бог Волот, – вовсе не сон.
По старинному обычаю Глеб поклонился этому старцу в ножки и благодарил его за исцеление.
Старец принял его поклон как должное. Ведь старец этот был бог. Он недвижно сидел на камне и смотрел на Глеба всевидящим и одновременно как бы невидящим взглядом. В который уж раз Глеб поразился этому странному взгляду.
Старец будто рассматривал его мысли – Глеб почти чувствовал это. Старец выдергивал мысли по одной и раздумывал над каждой. Вдруг он сказал:
– В тебе занозой сидит мысль о погоне. Пусть это не мучает тебя. Погоня пошла по ложному следу…
Глеб неожиданно для себя облегченно вздохнул. Волот продолжал:
– Ты, конечно, идешь сейчас к ней.
– Да, отец! Я иду к Анне. Старец чуть заметно кивнул:
– Теперь ты можешь знать… Анны нет больше. Глеб горестно опустил голову, тихо молвил:
– Я догадался уже…
– Подними голову, – просил Волот. – Так мне легче говорить с тобой.
Глеб повиновался. Глаза его были пусты от тоски.
Холодный огонек вспыхнул в зрачках старца:
– У Святополка спроси…
– Спрошу, отец! – пустые глаза Глеба быстро наполнялись ненавистью. – Ответит Святополк…
– И забудь дорогу сюда. Здесь не место человеку. Старец закрыл свои ясновидящие глаза.
– Забуду… – обещал Глеб.
Он осторожно, благоговейно-трепетно обнял старца за плечи и поцеловал его сухие, жилистые, коричневые руки.
Волот не проронил больше ни слова. Он сидел с закрытыми глазами – будто дремал. Возможно, мыслью своей он был уже далеко от этих мест. Возможно, он птицей порхал под небесами и радовался теплому солнцу, или он стал распускающимся цветком, или незримый, как воздух, заглядывал в дупло к белке, кормящей бельчат, или… холодным сквозняком проносился над полом в княжеских палатах…
