— Ну, отвоевали, отпраздновали… А что дальше? Куда плыть из Азова? Как смекаешь об этом, ночной тайный советник?

Алексашка было приподнялся на локте, снизу вверх глянул на Петра Алексеевича, растянувшегося на лавке. Хмыкнул, опять лег на кошму.

Петра знобило. Из-под громадного тулупа торчала только взлохмаченная голова да внизу носки расписных татарских валенок.

— Что мычишь? Или язык отнялся?

— Отнимется, если… Круто гнуть — переломится, думаю. А полегоньку, сам знаешь, мин херр, времени у нас для этого нет.

Приподнялся снова, повернулся к Петру:

— Взять то… Сколько трудов стоило одолеть малую турецкую крепостенку! Больше себе, нежели туркам, бывало, вредили. А что бы случилось, если бы пришлось воевать какую-нибудь свейскую или немецкую крепость?

Петр ровно, в тон Данилычу:

— Да и с турками не все кончено. Черное-то море у них! И вокруг Азова владения татар. На Азов они могут и с суши и с моря напасть.

— Ну, с суши, мин херр, можно огородиться, рвы там, валы, стены построить, за них посадить крепкое войско… А вот с моря — тут… да-а! Воронежские-то плоскодонки в море не выведешь. В Дону они хороши, а в море…

Петр фыркнул:

— В море — завертит. Флот для этого нужен морской, настоящий, с глубокой осадкой.

— В полста судов, мин херр, — мечтательно добавил Данилыч.

Петр рассмеялся.

— Не мало?

— Нам, мин херр, этого доброго никогда много не будет.

— А деньги на это доброе где брать?

— Обложить чванливых, ленивых, строптивых, спесивых, купцов, попов к простых мужиков… С миру по нитке — голому петля!

Резко мотнулись носки валенок. Нахмурившись, Петр прикрикнул:

— Не балагурь! Не до этого!..

В конце октября Петр собрал в Преображенском бояр. Сказал им коротко, по записке:

«Ничто же лучше мню быть, еже воевать морем, такоже зело близко есть и удобно многократ паче нежели сухим путем. К сему же потребен есть флот в сорок или вяще судов».

А 4 ноября было другое сидение, не по прадедовскому обычаю — с иноземцами.

Было приговорено:

«Корабли сделать со всею готовностью, и с пушками, и с мелким ружьем, а делать их так: патриарху и монастырям с 8000 крестьянских дворов — корабль: с бояр и со всех чинов служилых людей с 10000 крестьянских дворов — корабль; гостям и гостиной сотне, черных сотен и слобод, беломесцам и городам вместо десятой деньги, которая с них собиралась в прошлых годах, сделать 12 кораблей со всеми припасами».

И дело пошло.

Бояре, помещики-вотчинники, торговые люди, монастыри стали складываться, составлять «кумпанства», чтобы общими силами вести строительство кораблей.

В начале 1697 года десятки тысяч плотников, столяров, кузнецов и других работных людей стали стекаться к государеву делу — рубить корабли. Сгонялись они в Воронеж, в село Чертовицкое, на пристани Романскую, Ступинскую и ниже по Хопру и по Дону.

Началось невиданное и неслыханное в России новое дело — «строение великим иждивением кораблей, галер и прочих судов». И «дабы то вечно утвердилось в России, повелел государь некое число молодых послать в Голландию и иные государства, учиться архитектуры и управления корабельного».

Пятьдесят молодых людей родовитых фамилий снаряжены были, пока что, с этой целью за море.

— Набрать бы и мастеров иноземцев, — советовал Данилыч, угадывая мысль государя. — А? Как, мин херр?

— А кто их будет отыскивать, нанимать? — сердито, давно мучаясь этим вопросом, спрашивал Петр. — Дьяки да бояре?.. Ну какой толк они знают в таких мастерах?

— Это верно, — соглашался Данилыч. — На дьяков да бояр полагаться в таком деле нельзя.

— Вот об этом и толк. А потом — послал я своих молодых к иноземцам в науку. А как они там обучаются? Кто это может проверить? Надобно, чтобы прежде кто-то из наших все разузнал, все прощупал бы там, до всего бы дошел, докопался бы до самых корней!..

— Кто же может такое свершить, — вставил с ухмылкой тотчас понявший, я чем дело, Данилыч. — как не сам шкипер да бомбардир да капитан Петр Алексеев?!

И после того, как довольный Петр хлопнул его по плечу, он прибавил:

— Дорогого стоит, мин херр, — самим посмотреть да толком узнать, что у них стоит там перенять. А то как бывает: полетели за море гуси, а и прилетели — тож не лебеди!