IV
В первый момент князь не поверил своим глазам, когда казаки принесли и положили перед ним Наташу. Прилуков жадно глядел на нее и не мог наглядеться. Какая она бледная, измученная! Как нежно ее лицо и как печально! При ярком свете луны она казалась покойницей, так бледны и недвижны были черты ее лица.
– Вот так здорово! – воскликнул Дышло. – Да это боярышня Лукоперовых!
Князь очнулся и поднял орошенное слезами лицо;
– Она, Дышло! Только не умерла ли она? Смотри, голубка не движется!
– Что ты, князь! Да я ее сейчас тебе в память приведу! Гляди!
Князь снова склонился над нею. Дышло стал на колени, взял ее руки и тихо стал хлопать по ладоням.
– Будь черная кошка, – говорил он, – тогда бы живо! Подпалил хвост ейный и к носу!.. А теперь… тсс! Гляди, князь!
Но князь и так не сводил с нее очей.
Наташа лежала в обмороке, но вот она вздохнула, раскрыла глаза и улыбнулась. Сон! Вот он, светлый, ясный, который явился ей на спасение! И кругом от него свет так и льется… и она протянула вперед руки и воскликнула:
– Спаси меня!
– Спасли уже, ясная! – нежно ответил князь.
– Ай! – вскрикнула Наташа и пришла в себя.
Так это не сон! Князь правда перед нею, и она спасена. Свет этот – свет ясного месяца!.. Вот здесь лежат связанные!..
Она села и растерянно – радостно оглянулась.
– Не сон! И ты здесь, князь? Как ты набрел сюда?
– Я послан за разбойниками в Саратов, – оправившись, ответил князь, – и узнал, что тебя вор увез. Погнался, и вот – помог мне Господь!
– Истинно Господь, – кивнув головою, сказала Наташа. – От кого узнал?
– Поп сказал. Я думал, тебя убили…
– Отец Никодим! Значит, он жив! О, как я рада! Я думала, все убиты… Князь, отвези меня к нему.
– Туда и уедем. Я только тебя ждал. Эй! – сказал он, подымаясь с колен. – Готовсь!
Он распорядился устроить покойное сиденье для Наташи. Между двух коней, на копьях и арканах, казаки приспособили вроде люльки, и Наташа полулегла в нее. Князь сел на коня.
– Ты, Дышло, воров к воеводе приведешь! – приказал он. – Двадцать казаков здесь тебе на помощь останутся.
– Ладно! – сказал Дышло. – Скачи, княже, со своим кладом. Бог тебе на дорогу!
Казаки поскакали. Князь время от времени взглядывал на Наташу и каждый раз встречал ответный благодарный взгляд, отчего с неудержимою радостью билось его сердце.
В тихом домике отца Никодима, несмотря на поздний вечерний час, все еще длилась беседа. Даже Викентию словно бы полегчало, когда он узнал, как всполошился князь и поскакал в погоню.
– Нагонит! – говорил он с уверенностью.
– Дай Бог! Только ведь, почитай, пять ден прошло. Где искать?
– Найдет! – уверенно повторил Викентий. – Она мне сон свой рассказывала. Вещий сон! Поначалу все так и сбылося, а теперя на нем черед…
– Пошли, Господи! – вздыхала Марковна. – Такая бедненькая! Всем-то обижена.
– Потом превознесется!
– Нет, не говори, Викеша, она не такая. Она николи не превознесется. Добрая!
– Ну, одначе, и на покой пора! – сказал Никодим, подымаясь с лавки. – Викеша, тебе что надоть?
– Марковна плечо перевяжет, – сказал Викентий, – да пить чтобы, ковшичек квасу оставь. Пить – от хочется, беда!
– Ну, ну! Марковна, ворочайся, а я пойду помолюся на сон! Бог с тобою, Викеша!
– Доброй ночи! – ответил несчастный Викентий.
Наступила тихая ночь. В домике отца Никодима все смолкло, только нет – нет раздавался с тишине протяжный вздох Марковны да наверху, в Наташиной светелке, слабо стонал Викентий.
Он метался без сна, и мрачные мысли в безмолвной тишине ночи претворялись у него в страшные образы. Бедный горбун! Подле Наташи, к которой он так привязался, он узнал первую радость дружбы с чистой, невинной душою девушки, и вот – ее, может, обесчестить теперь злой разбойник, а он, разбитый, раненый, прикован к кровати, и, как знать, может быть, смерть уже стоит в его изголовье.
«Кабы князь ее выручил!» – думал он, и радость при одной мысли о возможности спасения Наташи разливалась волною в его груди.
Тихо проносилась ночь над их домиком, наступало утро, утро светлое, радостное, и вдруг отец Никодим на самой заре вскочил с постели от стука в ворота.
– С нами крестная сила! – воскликнула Марковна. – Опять воры!
– Полно, полно, мать, – торопливо обуваясь, ответил Никодим, – воров теперя и следа нету!
– Спроси, отец! Не отворяй сразу-то.
Никодим выбежал на двор.
– Отворяй, што ли! Не бойсь! – услышал он добродушный голос, и вдруг, с нами силы Господни, серебристый голосок Наташи звонко крикнул: – Батюшка, отвори доченьке своей!
– Да неужто! – воскликнул отец Никодим, торопливо отмыкая тяжелый замок и снимая с ворот перечину.
– Вот тебе и неужто! – весело ответил князь, въезжая в ворота. – Принимай гостей!
– А где же?.. – начал Никодим.
– Здесь я, батюшка! – звонко откликнулась Наташа. – Силушки нет побежать к тебе!
– Доченька, любая! – кинулся к ней Никодим. Она приподнялась в своей люльке и обняла его голову.
– Выручили, выручили, – говорила она сквозь слезы, – не ты бы да не князь, пропасть мне с горя!
– Бог пособил! – ответил Никодим и бросился в горницы.
– Марковна! Наташа вернулась! – закричал он. Марковна так и хлопнулась на лавку.
– Ой, беда моя, обезумел старый! – но она тотчас же оправилась и легче серны выбежала на двор.
Казаки уже помогли князю вынуть Наташу, и он нес ее осторожно в дом.
– Ласточка моя! Голубушка! Выручили! – закричала Марковна, подбегая к Наташе. Та ласково кивнула ей головою.
– Куда нести-то?
– Сюда, сюда! – повела Марковна князя в свою горенку.
– А в мою светелку? – спросила Наташа.
– Там Викеша. Разбойник зарубил его.
– Насмерть?
– Нет, плечо пересек! Да ты не пужайся. Он выправится. А теперя с радости скоро!
Наташу положили на постель Марковны.
– Лежи, Наталья Ивановна, поправляйся! – сказал ей ласково князь. – Я после наведаюсь! Не оставьте ее, добрые люди! – поклонился он попу с попадьею.
– Что ты, что ты, князь! Да она нам заместо дочери! – в голос ответили те.
Князь уехал в воеводскую избу, а в доме отца Никодима все вдруг оживилось.
– Да расскажи ты мне, рыбочка, что с тобой разбойник-то делал? Где были?
И Наташа рассказывала про бешеные скачки от Саратова до Пензы и назад.
– А как князь тебя нашел?
Наташа рассказывала снова.
– Перст Божий! – вздохнув, сказал Никодим. – Теперь по заслугам казнь воспримет.
Наташа вздрогнула.
– Жаль мне его теперь, – прошептала она, – смотрел в последях он так-то на меня жалобно…
– А зарезать хотел, – сказала Марковна.
– В страхе. В страхе и я его ножом ударила.
– Викеша говорил: быть не может иначе. Слышь, ты сон видела?
Наташа вспыхнула и кивнула головою. Правда, вещий сон она видела…
– Викешу бы повидать!
– Пожди, лапушка, он с радости-то, гляди, совсем разнедужится. Ведь его вор-то как полоснул. Беда!
Но через день, когда Наташа, оправившись, совсем встала с постели, она прошла к Викентию. Некрасивое лицо его от радости стало красивым, бледные щеки покрылись румянцем. Он глубоко вздохнул, и слезы выступили на его глазах, когда Наташа наклонилась над ним и нежно ему сказала:
– Теперь я за тобой ходить буду, как ты за мною!
И она стала за ним ухаживать.
Князь каждый день навещал тихий домик отца Никодима и подолгу оставался в нем, отдыхая от ратного дела.
– Только не все мне быть с вами, – грустно говорил он, – не сегодня – завтра наказ получу дальше идтить! – и он пытливо глядел на Наташу, а она, краснея, опускала лицо и только вздыхала.
Грустным возвращался к себе князь. «Любит или нет? – думал он и вздыхал. – Эх, кабы матушка тут была!..»
– Стрелец к тебе от князя Долгорукого, – сказал ему однажды Дышло, – с грамоткой ждет!
Князь вошел в свои покой.
«Чего от меня князю Юрию?» – с удивлением подумал он, беря от стрельца грамоту.
Но, прочитавши ее, он вдруг побледнел и покачал головою.
Князь оповещал его, что волею государя назначен воеводою Казанским, на место князя Урусова, а потом, хваля его за его действия под Самарою и Саратовом, приказывал немедля идти к Нижнему Новгороду, куда пошел и Данило Барятинский: «Воров там изрядно скучилось, и надоть разбить их, чтоб и следа не было, а государево спасибо за тобою, князь, стоит».
Князь сложил грамотку и быстро пошел в дом отца Никодима.
Он вошел в горницу. Она была пуста. Сверху, из светелки, где лежал Викеша, раздавались голоса. Князь остановился. Эх, повидать бы одну Наташу!
И вдруг, словно по его воле, сверху по лесенке раздались ее легкие шаги. Князь остановился посредине горницы. Минута – и Наташа стояла перед ним. Лицо ее вспыхнуло от внезапного смущения.
– Князь, чего обернулся? – спросила она его. Он подвинулся к ней.
– Идтить должен. Проститься пришел, – тихо сказал он.
Внезапная бледность Наташи выдала князю ее чувства.
– Куда идтить? Когда? – спросила она растерянно.
– На Нижний, воров воевать, а идтить либо нынче, либо завтра. Не позже!
Наташа потупила голову. Князь приблизился к ней.
– Наталья Ивановна, – заговорил он прерывисто тихим голосом, – я за тобой сватом слал брата твоего, Сергея Ивановича. Да вишь, не дожил. А теперь и некого. Иду я. Может, воровская сабля и кончит жизнь мою. Так молви мне слово: люб тебе я али нет? Душа моя вымерла!
Наташа глянула на него исподлобья. Вот он стоит перед нею, ясный, светлый, как день, и на лице его мука горькая.
– Люб! – чуть слышно ответила она, но он уловил ее ответ и тотчас обнял ее, целуя ее очи.
– Милая, любая моя! Пойдем же наверх, в светелку. Я им скажу!
– Пусти! – вырвалась из его рук Наташа. – Я ведь за пивом шла! – и она убежала.
В три скачка поднялся князь в светелку. Викентий сидел на постели, у окна сидела Марковна, а в уголку, у печки, отец Никодим.
– Батюшка, князь! А мы-то и не слышим! – воскликнула Марковна. – Хоть воры приди.
– Не болтай пустого, – остановил ее Никодим, – какие такие воры! Что, князюшка, светел так?
– Радость, батюшка, радость великая. Наташа-то любит меня! Невеста моя названая! – взволнованно ответил князь.
Марковна всплеснула руками.
– Ах она коза быстроногая! Да неужто она тебе сказала про то? Срам-то какой!
– Никакого срама нет… И не говори она, всякий видел, – тихо и радостно ответил Никодим.
– Я знал про то! Хотел князю сказать, да она не позволила! – весело сказал Викентий, качая огромной головою.
В это время на пороге показалась Наташа.
– Ах ты бесстыдница… – начала Марковна.
– Смотри, – перебил ее Викентий, – с пивом пришла! Вот и поздравим их!
Никодим встал.
– Постойте, детушки, – сказал он, – я вас иконою благословлю! – и вышел из светелки.
Наступило торжественное молчание. Никодим вернулся с иконою в руках.
– На колени станьте! – сказал он.
Князь и Наташа опустились. Марковна заплакала.
– Во имя Отца и Сына и Святого Духа! На место покойного батюшки твоего – царство ему небесное. Пусть мое благословение нерушимо будет! Любите друг друга и живите в веселии!
– А теперь за пиво! – снова сказал Викентий, весело смеясь.
Они сели и заговорили дружно и весело.
– Вот что, – сказал князь, – я теперь на Нижний иду, оттуда еще куда пошлют, а там матушка ждет меня, тоскует. Так я такое удумал. Отправлю я Наташу свою к матушке в Казань. Для охраны стрельцов дам и Дышла своего. Хочешь?
Наташа кивнула головою. Старики потупились.
– Твоя воля, князь! – сказал, вздохнув, Никодим.
– Стой, – остановил его князь, – не перебивай! В те поры, когда я о Наташе молился, дал я обет Богу себя в честь Девы Пречистой церковь построить и той обет сдержать должен. Так прошу тебя, отче, поезжай с нею. Там тебя Дышло на вотчину свезет, недалече от города; место выберешь и, благословясь, стройку зачнем. А ты у меня попом будешь! Архиерею я скажу…
– А Викеша? – воскликнула Наташа.
– Викеша? – ответил князь. – Он ни шагу от тебя. Я и говорить с ним не стану. Хворый он да слабый. Велю казакам, те его на кошму к тебе снесут. Выздоровеет, у меня по дому знахарем будет!
– Как у нас Еремейка!
– Только бунтить не будет! Еремейка-то ваш на глаголе болтается. Слышь, он и усадьбу сжег!..
Но это сообщение только скользнуло мимо ушей Наташи. Она вся отдалась мыслям о переезде.
– Как хорошо-то будет! – радовалась она. – Все-то, все со мною будут!
– Все, голубонька, а я приду, и наш поп повенчает нас!
– Ой, повенчаю! – радостно ответил отец Никодим. – Марковна, хочешь ехать?
– Как ты, отец!
– А я, ежели архиерей не сгонит, и рад даже! Не любо мне теперь мое место. И грешил тут, окаянный…
– Ну, ну, под неволею нет греха, – успокоил его князь. – Так завтра я велю и кошму заготовить.
– Как же скоро-то так? А животы мои?
– Я тебе дам казны, не бойсь! А животы накажу воеводе без тебя продать. Он не обманет. А у тебя что есть, Викеша?
– У меня? Клад! – ответил Викентий.
– Кто ж его тебе достанет?
– А я отцу Никодиму скажу, а ты ему в помочь свово Дышла пришли.
– Ну, ин! Так я пойду, – поднялся князь, – распорядок сделаю!
Светел и радостен вернулся он домой и стал делать распоряжения относительно снаряжения кошмы и своего похода.
– Это ты хорошо, что водою спосылаешь, – сказал временный воевода, – сушею-то еще опасливо.
– Да и дольше, – ответил князь.
– Вот так здорово! – воскликнул Дышло, узнав княжое решение. – Шли воров воевать, а домой княгинюшке невестку повезем! То-то рада будет.
Князь счастливо улыбнулся.
На другое утро на богатую кошму сели отец Никодим с женою, Наташа с больным Викентием и Дышло. Тридцать стрельцов поехали с ними. Двадцать четыре сели на весла, а шесть остались на корме стражею.
Князь стоял на пристани. В последний раз поцеловался он с невестою и махнул рукою.
– Отчали – вай! – раздалась команда, и следом послышался монотонный напев, сопровождаемый всплеском весел.
– Ей – ей, ухнем! Ей – ей, ухнем!
Кошма стройно повернулась и плавно пошла вверх по течению. Наташа стояла на корме и махала платком, пока пристань не скрылась из ее глаз.
Князь вздохнул облегченно, радостно и пошел готовиться к походу…
