55
Все взялись за работу с новыми силами. Ньяти удалось задеть их самолюбие. Многие стыдились того, что нос им утерла женщина.
В шесть из участка в Мелкбосстранде сообщили, что нашли сгоревшую «чану».
В половине седьмого они узнали регистрационный номер машины. Ньяти, Мбали и Гриссел перешли в ЦУИ и стали ждать, пока по базе данных найдут владельца.
Им оказался некий Невилл Алистер Уэбб пятидесяти пяти лет, проживающий по адресу: Лэнгли-стрит, Вейнберг.
Туда послали группу захвата; все понимали, что им срочно нужен хоть какой-то успех.
В двенадцать минут девятого в кабинет Мбали втолкнули возмущенного коротышку.
— Я ничего не делал, я ничего не делал! — повторял багровый от волнения Уэбб.
Допрос вела Мбали. Гриссел сидел рядом и слушал.
— Мистер Уэбб, вам принадлежит фургон «чана» 2007 года выпуска?
— Черт! Так я и знал!
— Прошу вас, не чертыхайтесь, мистер Уэбб. Что именно вы так и знали?
— Что он жулик.
— Кто?
— Парень, который ее купил.
— Вы утверждаете, что продали «чану»?
— Конечно продал! А как мне иначе было расплатиться с кредиторами? Я все продал — и фургон, и магазин, и товары. Я продал свою машину…
— Когда?
— Мать вашу, говорю же — давно!
— Когда?
— В конце января.
— Кому?
— Не знаю.
— Как это — не знаете?
— Да, не знаю! И вот что я вам скажу: мне плевать. На самом деле плевать. Потому что он заплатил наличными и я рассчитался с долгами, а уж как он поступил с этим проклятым фургоном — не моя проблема!
— Мистер Уэбб, напрасно вы так. Знайте, что из вашего фургона стреляли по сотрудникам полиции и одного из них убили.
— Ах ты…!
— Мистер Уэбб, настоятельно прошу вас воздержаться от сквернословия.
— Даже не просите. Врываетесь ко мне домой, как варвары, хватаете меня в собственном доме, как будто я преступник какой, при жене, притаскиваете сюда — и меня же обвиняете в том, что я честно продал свою законную собственность? И еще требуете, чтобы я не выражался? Хрен вам! Если бы мне по карману было нанять адвоката, я бы его нанял и подал на вас, гадов таких, иск! Имейте в виду. Так и быть, я все расскажу, а потом уйду отсюда. А если вам не нравится, можете меня пристрелить. Потому что мне в самом деле плевать на остальное. Слышите? Плевать!
— Итак, мистер Уэбб, расскажите, что с вами произошло.
— Все из-за проклятого Интернета, в душу мать! Появились «Амазоны», всякие «Киндлы» и айпады. Знаете, сколько лет у меня был книжный магазин? Двадцать лет! Двоих детей в университете выучил. А теперь что? У всех электронные книги. Раз — и спад в книжной торговле. Два — и плакали мои сбережения! Три — и больше нет «Книжного магазина Уэбба». Остался я в финансовой жопе, вот что!
— Ну а с «чаной» что?
— Я поместил объявление о продаже в «Аргусе», в разделе «Авто». Рынок завален машинами, у всех трудности. Никто не хотел ее покупать. Никто! Прошло почти полгода, я уже считал себя банкротом, и вдруг в конце января мне позвонил какой-то хмырь и обещал заплатить наличными. Сказал, мол, он живет в Йобурге, очень занят, поэтому он пришлет своего человека в Кейптаун, и тот заберет машину. Он попросил меня отогнать машину в аэропорт, а ключи и документы оставить под ковриком, под водительским сиденьем. Его предложение показалось мне странноватым, но на следующий день он перезвонил и велел мне проверить мой счет. Деньги уже пришли. Так что я сделал, как он просил. А потом он позвонил еще раз, и я сказал ему, где оставил машину. Вот и все, больше я с ним не общался.
— Но зарегистрирован фургон по-прежнему на вас.
— В этом тоже я виноват?
— Как вы докажете, что продали фургон?
— Как мне, мать вашу, это доказать?
— Ну, придумайте что-нибудь.
— Да вы хоть на мой счет посмотрите! Увидите, что в конце января мне перевели двадцать две тысячи наличными.
— Где вы были вчера в одиннадцать вечера?
— Дома. С женой.
— Вы были вдвоем?
— Нет, устроили прием. Пригласили Элвиса Пресли и Фрэнка Синатру.
— Только вы и ваша жена.
— Я ухожу.
— Мистер Уэбб, сядьте, пожалуйста!
— Мне больше нечего сказать.
— Мистер Уэбб…
— Да хоть пристрелите, все равно уйду!
Уэбб не давал им скучать все утро.
«Ксандра пржв. Плх с/ч. Бдь стржн».
Когда зазвонил телефон, Гриссел пытался расшифровать эсэмэску Эллы. Он покачал головой. Элла пишет еще хуже Фрица!
На дисплее высветилось: «Алекса».
— Бенни, где ты? — холодно спросила она.
— На работе. Как ты…
— Ты, значит, уже в Кейптауне?
— Да…
— А я думала, ты в Йоханнесбурге…
— Я был там вчера, я…
— Не мог позвонить и сказать, что вернулся?
Он ведь ей звонил… Когда? Кажется, вчера ночью. Оставил ли он сообщение? Тогда сразу столько всего навалилось, а он не выспался.
— По-моему, я оставил тебе сообщение.
— Ты не сказал, что вернулся. Когда ты вернулся?
— Вчера под вечер. Алекса, я…
— Бенни, ты предпочитаешь быть один?
— Нет. Мы работали допоздна. Извини, но я плохо соображаю.
— Сегодня ты тоже плохо соображаешь? Или мы можем увидеться?
Господи, что ему сказать? Его ведь охраняют, он вынужден сидеть взаперти.
— Алекса, я очень хочу тебя увидеть, проблема в том, что…
— Я все понимаю. — Она нажала отбой. Он еще долго стоял как дурак, прижав трубку к уху; слова рвались с языка, но его парализовало бессилие. Он набрал номер Эллы. Ему хотелось хотя бы выяснить, что такое «плх с/ч».
Вместо ответа, Элла прислала еще одну эсэмэску:
«Ксандра уш. Пзвн пж».
Ему показалось, что он попал в ловушку. Выйти из здания УРОВП он не мог. Надо было дождаться, пока пришлют детализацию звонков Котко и де Воса, пока вернутся группы, посланные в отель «Куллинан», в городской центр видеонаблюдения, в фирму «Силберстейн».
Гриссел размышлял о том, что он не умеет поддерживать отношения с людьми. С детьми, с бывшей женой, с Алексой. Во всем виновата его работа или проблема в нем самом?
Наверное, все-таки второе. Среди его коллег было много хороших семьянинов.
Вот и с делом Слут он бьется, а раскрыть не может. Мбали Калени намного моложе его, и у нее гораздо меньше опыта. И все-таки ей удалось разобраться во всех махинациях Котко, в делах его фонда. Она напала на след… Гриссел с горечью вздохнул, вспомнив, как вчера Скелет Бошиго назвал его «старым лисом». Истине соответствует только одно слово: старый. Он не сумел разглядеть связей, не проследил цепочку до конца, как Мбали. Зато он разыгрывал из себя крутого, допрашивая Котко. Он ведь был совершенно убежден в том, что русский лично убил Слут.
Он утратил хватку — наверное, растерял ее в те месяцы, когда служил под началом самого Африки и работал наставником, готовил молодую смену. А сам он безнадежно устарел, заржавел за тринадцать лет беспробудного пьянства. Может быть, именно поэтому Африка сплавил его «Ястребам»? Наверное, ему не терпелось избавиться от Гриссела — беззубого шакала.
Ему казалось, что он переживает самую тяжелую неделю в своей жизни.
Потом он приказал себе встряхнуться. Хватит валять дурака! Пора браться за дело, забыв про недосып и усталость.
Их не оставляли в покое. Прошел слух, что кейптаунских «Ястребов» живо обсуждали в парламенте. Позже слухи подтвердились. Оппозиция заговорила о «змеином гнезде», которое нуждается в чистке. Один слушатель, позвонивший на радиостанцию во время прямого эфира, сказал:
— Отвяжитесь вы от стрелка! Даже хорошо, что он отстреливает продажных тварей. Чем скорее их не станет, тем скорее мы начнем все с начала!
Так называемые политологи, специалисты по правоохранительным органам в интервью охотно рассуждали о «точке невозврата», «пределе падения» и «кризисе». «Ястребов» донимали звонками представители СМИ, в том числе и иностранных. Вдобавок толпа репортеров и фотографов обосновалась лагерем у выхода из здания УРОВП. Пришлось вызвать подкрепление из участка «Бельвиль», чтобы они сдерживали толпу и регулировали уличное движение.
К Грисселу и Мбали присоединилась доктор Тиффани Октябрь — хрупкая, в очках. Она терпеливо переводила для них на нормальный язык протокол вскрытия Фрикки де Воса. По ее словам, пятно крови на подголовнике сиденья его «тойоты», точное местоположение входного и выходного отверстий, остатки пороха на руках де Воса и на задней стороне шеи, а также полное отсутствие других травм, ссадин и ран позволяли предположить только одно: он в самом деле покончил с собой.
Шло время; все их версии рассыпались, как карточные домики.
Отвечать на звонки приходилось Грисселу, он же служил связным между разными группами. Сотрудники, посланные в фирму «Силберстейн», в отель «Куллинан» и в городской центр видеонаблюдения, вернулись с пустыми руками. Бенни слушал их и все глубже погружался в отчаяние и все отчетливее ощущал усталость.
Сотрудники ЦУИ составили схему переговоров де Воса и увеличили ее, но их снова ждало разочарование. Мбали, не спавшая третьи сутки, снова позвонила вдове, и та сообщила:
— Эти жулики, клиенты Фрикки, общались с ним только по электронной почте, говорить по мобильному они боялись.
Вдова не знала электронного адреса мужа — должно быть, он остался в недрах украденного компьютера.
Мбали села за стол в углу, повернулась ко всем спиной и закрыла голову руками. Гриссел понял, что она плачет. Плачет тихо, чтобы никто не слышал.
И потом — смертельный удар.
Его нанесли во время сонного затишья, где-то в половине четвертого. В длинных коридорах было тихо, телефоны перестали звонить, и только Фани Фик по-прежнему сидел за компьютером, время от времени кликая мышью. Только его щелчки еще нарушали царившую в зале тишину.
В коридоре послышались гулкие шаги, размеренные и усталые. Ньяти, всегда такой сдержанный и строгий, как будто сразу постарел на много лет. Чтобы не упасть, ему пришлось прислониться к дверному косяку. Он едва слышно произнес:
— Бригадир только что звонил из Претории. На завтра, на девять утра, назначена дисциплинарная комиссия. Он их козел отпущения. Его собираются отстранить от работы.
Все ошеломленно молчали; вдруг тишину нарушил совершенно не вяжущийся с общей обстановкой радостный голос Фани Фика:
— А вот это по-настоящему странно…
