43
В половине девятого Гриссел заехал домой, чтобы уложить вещи. Движение по N1 в сторону центра было затруднено, поток полз с черепашьей скоростью.
По пути он думал о Джоне Африке. В кабинете Мани ему стало жаль генерала. По отношению к нему Африка всегда поступал по справедливости. Бенни считал Африку человеком прямым и честным. Африка верил в него, когда остальные уже списали его со счетов как пьяницу. Африка и Матт Яуберт. Но Матт уже не служит в полиции.
Главное, он в самом деле не знал, виноват ли Африка. Что делать, если тебе звонит член правительственной комиссии и говорит: «Помоги мне в одном дельце»? Положение у Африки сложное. Он — цветной. Так сказать, недостаточно черный для того, чтобы продвигаться по службе в соответствии с «политикой позитивных действий»; у него жена, дети, ипотечный кредит. И возраст поджимает. Африка разменял шестой десяток. Служить осталось лет пять, ну, может, шесть. Может быть, надеялся, что его еще повысят — в последний раз, обеспечат хорошую пенсию…
Кроме того, по его словам, Африка пытался вернуть деньги. А пьяная драка русских — в самом деле пустяк.
Что бы сделал он, Бенни Гриссел, если бы на его счет перевели двадцать пять тысяч и ему не удалось выяснить, куда вернуть деньги? Ему приходится оплачивать обучение Карлы в университете, обучение Фрица в школе, платить алименты Анне и покупать приличную одежду! Долго ли он сопротивлялся бы и очень ли старался вернуть перевод?
Сказал ли Африка всю правду? И что имели в виду Мани и Ньяти? Гриссел снова вспомнил, как поздно вечером в субботу Жираф зашел к нему в кабинет и сказал: «Если поймешь, что здесь что-то нечисто, сразу обращайся к нам…» Вот и Мбали на что-то намекает… В воскресенье, на Гринмаркет-сквер, она прямо спросила его, почему дело стрелка поручили именно ей. У всех, оказывается, есть свои подозрения — кроме него.
«Ястребы» — другой мир. И он пока не закрепился в нем, так сказать, стоит лишь одной ногой.
Что еще всплывет в ходе расследования? Кто тот член правительства, которого покрывает Африка?
Бенни еще не приходилось сталкиваться с миром большой политики. Он понял, что в любом случае попадает под перекрестный огонь.
В этой стране непросто.
Чтобы не сбиться с курса, лучше думать о деле. Он вспомнил, что говорил Генри ван Эден: «Я заметил, какое у нее сделалось расстроенное лицо, и спросил, что случилось. Она ответила: да ничего, просто ей докучает один русский».
И еще подруга Слут, Сэм Гроблер, сказала: «На Ханнеке западали все мужчины». Гриссел нисколько в этом не сомневался. Достаточно взглянуть на снимки. Ханнеке Слут — воплощенная чувственность!
Макар Котко где-то познакомился со Слут. «Запал на нее», как выразилась Гроблер, и стал названивать по телефону. Но он оказался не в ее вкусе, и она ему отказала. А может?.. Если вспомнить о вибраторе, о порнофильмах, о ее томной чувственности, о которой рассказывал Рох… К тому же она наверняка знала о связях Котко с организованной преступностью. Может быть, решила рискнуть?
Нет. Гриссел мысленно сравнил пожилого русского с мелкими зубками и зализанными назад волосами и Эгана Роха. Нет, не может быть!
Возможно, после того, как Слут отказала Котко, он решил ее убить…
Открыла бы она ему дверь своей квартиры?
Вот в чем вопрос.
Может быть, и открыла бы. Если Котко представлял для нее… или для «Силберстейн Ламарк»… какую-то ценность.
На Руланд-стрит его вывел из раздумий звонок Ньяти.
— Бенни, с тобой в Йобург летит Скелет.
Гриссел сразу все понял. Что ж, так даже лучше. Учитывая обстоятельства, гораздо политкорректнее будет послать чернокожего детектива.
Собрался он быстро, потому что чистых вещей осталось совсем немного. С прошлой недели он не был в прачечной, потому что сутками пропадал на работе или у Алексы. Вся жизнь наперекосяк… Как же ему теперь быть?
Бенни вынул из шкафа помятый чемодан, который он терпеть не мог. Сразу вспоминалось что-то плохое. Именно с этим чемоданом Анна выставила его из дома. Подумать только, в единственном чемодане умещались все его вещи! Тогда для него настали самые темные времена: он пил десять лет подряд. В одночасье стал бездомным. Без руля, без ветрил, без надежды. Он остался один.
И все же выкарабкался.
Посмотрите на него сейчас! Он по-прежнему крепко стоит на ногах.
Гриссел уложил в чемодан оставшееся чистое белье. Надел новую куртку. Нельзя же опозорить сослуживцев в провинции Гаутенг!
Потом он позвонил Алексе. Надо ее известить.
* * *
— Что с вами не так? — спросил Купидон у Ханнеса Прёйса.
Они сидели в крохотном кабинетике — самом маленьком, какой сумел найти Купидон, на старых стульях. Прёйс сидел спиной к двери, Купидон всего в полуметре от него, придвинувшись как можно ближе к адвокату.
— Со мной не так?! — возмутился Прёйс, впрочем довольно вяло. От вчерашней надменности не осталось и следа.
— Да, с вами. Капитан Гриссел задал вам конкретный вопрос насчет коммунистов. Вчера я спрашивал вас о том же самом и вы вместе с вашими подчиненными в один голос твердили, что знать не знаете никаких коммунистов. Что, мать вашу, считаете себя самыми умными? Думали, тупые копы не найдут Котко?
— А вот ругаться совершенно не обязательно!
— Подумать только, он еще указывает, как мне можно говорить, а как нет! А кто лгал мне в глаза? Лгал, хотя прекрасно помнил, что его сотрудница убита, заколота огромным клинком! И он еще изображает высоконравственную личность! У вас совесть есть? Или вы меняете ее на лицензию юриста?
— Котко не коммунист.
— Давайте, защищайтесь. Получше ничего придумать не можете?
Прёйс беспомощно всплеснул руками:
— Да не коммунист он! Он бизнесмен! Капиталист…
— Вы мне противны! Быстро говорите, где познакомились Котко и Слут!
— В Йоханнесбурге.
— Когда?
— 17 декабря. В пятницу.
— Продолжайте.
— Мы с Ханнеке присутствовали на совещании в «Ингцебо» в Йоханнесбурге. После совещания устроили прием — в Сандтоне, в «Рэдиссон Блу».
— Это отель?
— Да.
— Кого еще пригласили на прием?
— Представителей всех заинтересованных сторон — «Ингцебо», «Гарьеп», Южно-Африканского торгового банка, консультантов из других юридических фирм…
— Ясно. Что дальше?
— Там же был и Котко. В компании с несколькими политиками.
— Какими политиками?
— В основном из Молодежной лиги АНК. Я запомнил Эдвина Балойи. И еще нескольких человек…
— Понятно. Дальше!
— Котко увидел Ханнеке. Подошел и заговорил с ней. И…
— Почему?
Прёйс пожал плечами:
— А вы как думаете? Ханнеке была красивой женщиной.
— Значит, ему просто захотелось познакомиться с красивой женщиной?
— Так все это выглядело со стороны.
— А вы где были?
— Стоял рядом с Ханнеке.
— И что дальше?
— Когда Котко услышал, чем она занимается, то сразу изъявил желание приобрести пакет акций «Гарьеп» для своего клиента. Он спросил, не поможем ли мы ему провести сделку.
— И вы, очевидно, ответили: да, конечно.
— Капитан, подобные услуги — наш хлеб. Мы помогаем заключать контракты.
— Кто был его клиентом?
— «Магаданзолото». Русская добывающая компания.
— Когда вы выяснили, что Котко — русский?
— В тот же вечер.
— В Йоханнесбурге?
— В Сандтоне.
— Какая разница?
Прёйс не ответил.
— А когда вы узнали, что он связан с криминалом?
— Мы провели проверку; компания ЗИК оказалась чистой.
— А «Магадан»?
— Против мистера Арсения Егорова выдвинуты обвинения, но они пока не доказаны.
— Ясно. Значит, он для вас — «мистер» Егоров. Кстати, когда вы узнали, что против него выдвинуты обвинения?
— В понедельник.
— А точнее?
— 20 декабря.
— Ханнеке Слут говорила вам, что Котко звонил ей в субботу?
— Да.
— И в понедельник?
— Да.
— Что он ей сказал?
— Он собирался в Кейптаун и хотел пригласить ее поужинать.
— Что она ответила?
— Сказала, что занята. Готовится к переезду на новую квартиру. А на Рождество уезжает к родителям.
— Все это она передала вам?
— Да. Она подозревала, что Котко… влекут к ней не только коммерческие интересы.
— Коммерческие интересы, на хер… И что дальше?
— Дальше мы пригласили его к нам. Переговоры прошли в среду, 22 декабря.
— В котором часу?
— Утром. С десяти до двенадцати.
— Несмотря на то что вы уже знали о его связях с криминалитетом?
Прёйс едва заметно кивнул.
— И Котко к вам приехал?
— Да.
— Что дальше?
— Он предложил, чтобы мы представляли интересы ЗИК в приобретении пакета акций «Гарьеп минералз». Мы приняли предложение и обсудили структуру расходов.
— И сколько по результатам сделки перепадало вам?
Прёйс отвел глаза в сторону.
— Сколько? Ну?
— Пятнадцать, — нехотя ответил юрист.
— Миллионов?
— Да.
— Боже правый! Вы знали, что в тот день Котко звонил ей три раза, днем и вечером?
— Да.
— То есть фактически преследовал ее.
— Да.
— И даже не заикнулись об этом, когда мы вас спрашивали! Потому что по-прежнему помогаете Котко купить акции и боитесь, что не получите свои пятнадцать миллионов! Нет, вы скорее позволите убийце разгуливать на свободе, чем расстанетесь хоть с одним центом! Вы не представляете, до чего вы мне противны! Котко был в Кейптауне 18 января — в тот день, когда погибла Слут?
Прёйс поджал губы и отвел глаза в сторону.
Купидон понял, каким будет ответ.
