Все сидели за большим столом в кабинете Мусада Мани — сам бригадир, Зола Ньяти, Вернер Дюпре из ППГ, Филип ван Вейк из ЦУИ, Клуте из общественных связей, Мбали и Гриссел.

Включили громкую связь, и в кабинете раздался звонкий голос капитана Илзе Броди, аналитика из Управления криминалистической психологии в Претории.

— Все вы знаете, что профиль преступника постоянно меняется, — говорила Илзе Броди. — Итак, вот к каким предварительным выводам я пришла. Тот, кого мы ищем, — мужчина, белый, африканер. Об этом свидетельствуют его терминология и политические взгляды. Кроме того, можно более-менее точно определить его возраст. Он любит слово «коммунист». Кроме того, он употребляет выражение «любимцы коммунисты». По-моему, подобная терминология указывает на человека, выросшего при прежнем режиме. Следовательно, возрастные границы — от сорока до семидесяти. Но на то, чем он занимается, требуется немало физических сил, так что, скорее всего, ему от сорока до пятидесяти пяти лет. Если же учесть остальные факторы, о которых я сейчас расскажу, то, вероятнее всего, его возраст — от сорока пяти до сорока девяти.

В его распоряжении охотничье ружье с оптическим прицелом и необходимые боеприпасы; следовательно, скорее всего, у него имеется лицензия на ношение оружия. Кроме того, у него есть место для того, чтобы приспособить оружие для своей конкретной цели. Он активный пользователь Интернета, умеет отправлять письма с анонимных серверов, вставляет в свои послания цитаты на латыни. Кроме того, он относительно неплохо владеет языком. Все это плюс время нападения на полицейских указывает на то, что наш стрелок — не безработный. Скорее всего, он принадлежит к категории белых воротничков.

Чуть позже я попробую истолковать временн ы е интервалы, замеченные вами, а пока остановлюсь на его религиозных и политических взглядах. В них прослеживается стремление к самооправданию. И все же опыт подсказывает мне, что мы имеем дело с человеком, который придерживается правых или крайне правых взглядов. Возможно, не крайних, он не настолько фанатичен, чтобы входить, например, в праворадикальную группировку «Буремаг», но он наверняка им сочувствует. Кстати, сделаю одно замечание. Длинные волосы, которые заметила свидетельница, откровенно не вписываются в эту картину. Антикоммунист, религиозный правый, скорее всего, носит короткую стрижку. Возможно, у него есть усы, борода или и то и другое. Так что, вероятно, на нем был парик.

Он религиозен, но я не думаю, что он принадлежит к какой-нибудь экстремистской или харизматической секте. Более того, я не считаю его человеком общительным, склонным входить в какие-либо группы или объединения. Сам он считает себя белым рыцарем, одиноким волком, единственным защитником нравственных устоев и справедливости. Он не психопат в общепринятом смысле слова, но, возможно, у него наблюдается расстройство личности. Можно заподозрить склонность к мессианству.

На том конце линии зашуршала бумага. Потом Илзе Броди продолжила:

— Отсюда вытекает несколько версий. Что касается социальной и профессиональной сфер, он находится на грани общепринятого. Иными словами, его нельзя назвать душой любой компании. Он не дружит с соседями и не приглашает их к себе на барбекю. Интроверт, замкнут, скрытен, очень серьезно относится к себе и к жизни. Возможно, он женат, но не испытывает к супруге особой нежности и не участвует в ее жизни, держится холодно и отстраненно. Считает себя главой семьи и принимает решения самостоятельно.

Для меня самое любопытное — стиль его писем. Первые послания составлены сжато, осторожно, но уверенно. В них нет ни орфографических, ни грамматических ошибок. Видимо, он писал их не спеша, обдумывая каждую фразу. Он понимал, что имеет перед нами преимущество, и обращался к нам с позиции силы. Он старался представить себя в самом выгодном свете и оправдать свои поступки; он как будто понимал, что им заинтересуются средства массовой информации. Это подтверждает мою догадку о склонности к мании величия и мессианству. Не поймите меня неправильно, именно таким он себя и представляет. Ему кажется, что он занимает высокую нравственную позицию, в отличие от нас, ЮАПС. Но в послании редактору «Бургера» от 27 февраля все меняется. Во-первых, появляются… нет, еще не ошибки, но опечатки. Он вдруг заторопился, занервничал. Видимо, все оказалось труднее, чем он себе представлял…

По-моему, письмо от 27 февраля очень важно. Оно свидетельствует о том, что наш стрелок занервничал, испугался. Думаю, он в самом деле собирался устроить нечто вроде заочной пресс-конференции, только все вышло не совсем так, как он ожидал. Он промахнулся. Возможно, дело в том, что он чуть не попался. Ему удалось спастись буквально чудом. Подумайте об этом. Может быть, в тот день его остановили за превышение скорости? Может, он проехал перекресток на красный свет? А может, просто первоначальная мотивация ослабла, и ему пришлось задуматься о конечном нравственном оправдании своих поступков. Он определенно понимает разницу между добром и злом, чему свидетельство цитаты из Библии, но застрелить человека на самом деле — очень тяжелое испытание. Разумеется, его нельзя назвать на сто процентов стабильным. Зато мотивация у него превосходная. Согласитесь, человеку, который подготовил необходимое транспортное средство, оружие, выжидал в засаде и ранил полицейского, требуется огромная вера в свою правоту. Именно такое сочетание делает его опасным. Проблема в том, что, убив полицейского, он наверняка успел понять, что теперь ему нечего терять. Мбали, вы просили объяснить, почему он стреляет из оружия такого калибра и почему промахивается…

— Да, — подтвердила Мбали.

— Если учесть еще, что он находится в состоянии стресса, это доказывают его последние письма, можно сделать вывод о том, что он не получил специализированной военной подготовки. Я знаю, в эпоху апартеида все мужчины обязаны были служить в армии, но тот, кого мы ищем, скорее всего, служил во вспомогательных частях, и у него не было боевого опыта.

— Спасибо, — сказала Мбали, записывая слова психолога.

— Конечно, это только предположения, — повторила Илзе Броди. — Я обещала кое-что объяснить насчет временных интервалов. Сравнительно нетрудно было прийти к заключению, что он — белый воротничок, который работает с девяти до пяти. Но это также означает, что он работает среди людей, что он не один в офисе и не может запереться, отгородиться от остальных. Учитывая особенности его личности — помните, чуть раньше я говорила, что он балансирует на грани общепринятого? Так вот, думаю, не ошибусь, если скажу, что он не пользуется особой любовью коллег. Скорее всего, должность занимает промежуточную или даже низовую. Человека в его возрасте и с его умственными способностями такое положение должно раздражать. Скорее всего, неудачи в карьере он воспринимает как личное оскорбление. Отчасти этим вызвано его желание как-то обрести влияние и самоуважение.

Впрочем, возможно, все совсем не так. Нам известно, что свидетели, которые видели преступников после семнадцати часов, обычно не так точны в своих наблюдениях. В конце рабочего дня люди устают, спешат домой, никому не хочется отвлекаться. Возникает интересный вопрос: знает ли об этом Соломон?

— Что вы имеете в виду?

— Мбали, как вы понимаете, все мои построения — лишь гипотезы, но, возможно, Соломон знает, как ведут следствие. Возможно, он как-то связан с ЮАПС или даже служит в наших рядах. Кроме того, нельзя забывать, что он стреляет именно в полицейских. Возможно, он испытывает к нам личную неприязнь. Скорее всего, он все же не полицейский, если учесть калибр оружия и плохую стрельбу, но никогда нельзя знать наверняка. Я бы поискала его среди административного персонала или резервистов, недавно уволенных с позором, а также среди тех, кого арестовывали или обвиняли в должностных преступлениях.

— За последний год или около того?

— За последние десять лет.

Полковник Вернер Дюпре шумно вздохнул.

— Извините, но так обстоят дела, — заключила Илзе Броди. — Возможно, обида на ЮАПС зрела в нем не один год.

— Илзе, это Мусад Мани. Стрелок напрямую позвонил капитану Бенни Грисселу и обманом узнал адрес его электронной почты…

— В какое время он звонил, бригадир? — спросила капитан Броди.

Мани посмотрел на Гриссела.

— Около половины четвертого, — сказал Гриссел. — Откуда-то из города.

— Интересно… Он еще ничего не прислал?

— Пока нет.

— У меня вопрос, — сказал Мани. — Может быть, нам попробовать вступить с ним в переговоры через Бенни?

Илзе Броди долго молчала, прежде чем ответить:

— Бригадир, вы задали очень сложный вопрос. Тут надо помнить о многих факторах. Вам нужно, чтобы он поддерживал с вами общение, поэтому вы должны вести себя очень осторожно. Почти как во время переговоров об освобождении заложников. Чтобы вызвать его на откровенность, придется постоянно перефразировать все, что он говорит. Но в данном случае все осложняется тем, что у него есть время на обдумывание ответа.

— Значит, вы не рекомендуете?

— Вести переговоры по электронной почте — ходить по тонкому льду. Может быть, слишком тонкому.

— Илзе, это Вернер Дюпре из ППГ. Похоже, наши поиски фургона «киа» ни к чему не привели. Приходится предположить, что он ездит в одной из трех машин, угнанных за последние несколько месяцев и не возвращенных владельцам…

— Полковник, не обижайтесь, но я очень удивлюсь, если вы найдете фургон. Белые офисные служащие среднего возраста почти никогда не угоняют машины. Они просто не обладают нужными навыками…

— Но ведь винтовку он, скорее всего, украл, — заметила Мбали. — Мы уже проверили почти всех законных владельцев.

— Сейчас, дайте подумать… — произнесла Илзе Броди. Пока они ждали ответа, в зале воцарилась тишина. Потом Илзе сказала: — Как всем нам известно, нет ничего невозможного. Но это совершенно не вписывается в общую картину. Мне все-таки кажется, что он имеет какое-то отношение к правоохранительным органам. Может быть, он завладел винтовкой, которая была передана сотрудникам полиции? Ездит на конфискованной машине? Не знаю…

— Как, по-вашему, он поступит, если мы передадим в СМИ описание фургона? — спросил Дюпре.

— Полковник, а ему известно, что мы знаем о «киа»?

— Он может это подозревать.

— Я бы не рекомендовала вам предавать приметы фургона огласке. Он просто сменит машину. И естественно, все «киа» на дороге начнут волновать простых граждан…

— Так я и подумал. Значит, возникает возможность подражателей…

— Вряд ли у него объявятся подражатели. Как вам известно, полковник, в нашей стране такое случается в основном с экономическими преступлениями.

— Илзе, что вы нам посоветуете? — спросил Мани.

— Бригадир, ключ в письме от 27 февраля. Со вчерашнего вечера он стал убийцей. Он очень напряжен и взволнован; ему сейчас очень нелегко. В следующем послании он попробует оправдаться и снова прикроется цитатами из Библии. Наверняка снова будет цитировать Екклесиаста — про «время убивать» и «время войне». Он попробует свалить вину на других, объявит, что «полиция вынудила его так поступить». В отношении с представителями СМИ мы должны держаться прежнего курса: Соломон психически неустойчив, он экстремист и убийца. Следует по-прежнему выражать сомнение в его якобы высоких нравственных устоях и его мессианстве. Таким образом, мы подвергнем его еще большему стрессу, и тогда он начнет совершать ошибки. Только так мы сможем его поймать.

После того как совещание было окончено, Гриссел вернулся к себе в кабинет и позвонил Купидону:

— Вон, как у тебя дела?

— Почти закончил, Бенни. Эти юристы — совсем как три мудрые обезьяны из притчи. «Не вижу, не слышу, не скажу ни о ком дурного». Они как сговорились. Слут все просто обожали, все они прекрасно сработались, на работе просто рай. Прямо братья и сестры.

Так оно обычно и получалось. Бенни рассказал Купидону о своем коротком разговоре со снайпером и о том, что считает капитан Илзе Броди: Соломон балансирует на грани общепринятого.

— Вон, он знал ее — и знает Прёйса. Мне все больше и больше кажется, что он как-то связан с фирмой «Силберстейн». Расспроси, нет ли среди них или среди их знакомых такого человека. Возраст — около пятидесяти лет. Одиночка. Пассивный наблюдатель, вздорный характер, тихоня, надменный, с комплексом собственного превосходства. Считает себя лучше, выше других.

— Бенни, они юристы, они все считают себя лучше других. Но в общем я тебя понял. Спрошу.

— Мне придется в шесть провести заседание объединенной группы. Успеешь приехать?

— Перенеси на четверть седьмого, тогда успею.

Он позвонил Алексе. Она ответила сразу же. Голос у нее звучал немного встревоженно:

— Только не говори, что уже едешь!

— Я еще не еду, — ответил Бенни. — А что?

— Секрет! — Он понял, что она улыбается. — Ты позвонишь перед тем, как приехать?

— Позвоню, но сегодня могу задержаться допоздна.

— Не важно. Главное — позвони.

— Позвоню. Элла у тебя?

— Да, и обещала остаться до твоего приезда.

Он услышал, как Элла что-то сказала на заднем плане, потом обе женщины заговорщически рассмеялись. Но прежде чем он успел спросить, в чем дело, в дверях показался Фик. Его печальное, как у гончей, лицо впервые за много месяцев дышало волнением.

— Бенни, иди скорее! Снайпер прислал тебе сообщение…