Книга: Семь дней
Назад: 28
Дальше: 30

29

— Конкуренция в этой области просто зашкаливает, — продолжал Генри ван Эден. — Руководители всех крупных юридических фирм в стране охотно отдали бы руку и ногу на отсечение, лишь бы принять участие в программе РЭВЧ. А уж если вас допустили в «ближний круг», вы делаете все возможное, чтобы там и остаться. Стоило Ханнеке сказать хоть слово против, ее бы тут же выкинули из «Силберстейн Ламарк»… Не сомневаюсь, такого результата Ханнеке хотела бы меньше всего. Возникает второй вопрос: проверка была завершена больше года назад. Почему она решила дать ход делу только в январе?
— Не знаю, — ответил Бошиго.
— Мистер ван Эден… — начал Гриссел.
— Прошу, называйте меня просто Генри.
— Вот вы сказали: вы не сомневаетесь, что такого результата Ханнеке хотела бы меньше всего.
— Да.
— Почему?
Ван Эден повернул кисти рук ладонями вверх, как будто собирался открыть им тайну. Потом выпрямился и задумался, словно не знал, с чего начать.
— Я связан с программой РЭВЧ почти пятнадцать лет. Успел познакомиться со многими влиятельными людьми: бизнесменами, политиками — как действующими, так и бывшими — банкирами, аудиторами, юристами. Всяких повидал. Честных, жадных, любителей рискнуть, профессионалов и глупцов, лентяев и усердных работников. Ханнеке относилась к первому типу. Она была единственной в своем роде… Трудилась упорно, во всем стремилась докопаться до сути. Ей не просто хотелось как можно лучше защищать интересы Торгового банка. Она хотела понять всю кухню, выяснить все до мелочей. В январе прошлого года она попросила меня поделиться с ней кое-какими знаниями… Когда мы с ней встретились, она целых четыре часа забрасывала меня вопросами. По существу, она еще два раза обращалась ко мне с подобными просьбами, в апреле и сентябре… Хотя по времени наши последующие встречи были короче, ее интерес не иссякал… Я даже в шутку спросил ее, не хочет ли она занять мое место. — При воспоминании об этом в его улыбке мелькнула тень нежности. — А потом она спросила, какова, по моему мнению, самая большая брешь в ее арсенале. Что может помешать ей занять мое место. Вот так, ни больше ни меньше! И я ответил: умение налаживать и поддерживать связи с нужными людьми.
— А она?
— Она записала мои слова. И, наверное, приняла их к сведению. К чему я вам это рассказываю? А. Т. Масондо, несмотря на свое прошлое, — человек безусловно влиятельный. Он принадлежит к числу тех самых «нужных людей». Ханнеке это знала. Она бы не стала рубить сук, на котором сидела.

 

Ближе к концу встречи Гриссел тоже кое о чем спросил ван Эдена, хотя и сомневался в том, что из этого выйдет какой-нибудь толк. Не испугался ли ван Эден, что Ханнеке действительно займет его место, составит ему конкуренцию?
Ван Эден лукаво улыбнулся и ответил:
— Капитан, возможно, эта сделка по программе РЭВЧ — последняя для меня. Сейчас меня очень занимает Китай; многие китайцы стремятся инвестировать в нашу экономику. У нас настоящая целина, готовая к вспашке. Вот на чем я намерен сосредоточить свои интересы в будущем.
— Ханнеке Слут хорошо знала Масондо?
— Вряд ли. Может быть, они познакомились на каком-нибудь совещании или на коктейле.
— Может быть, они вели переписку по электронной почте? Или разговаривали по телефону?
— Очень сомневаюсь, — ответил ван Эден. — Ей просто не было нужды общаться с ним.
— Участвуют ли в сделке другие коммунисты? — поинтересовался Гриссел.
— Из всех членом компартии был только Масондо. Остальные вроде не разделяли его политических взглядов.
Они поблагодарили ван Эдена и ушли.
На работу возвращались молча. Включив телефон, Гриссел увидел на автоответчике два сообщения. Первое было от Купидона. На винной ферме «Добрая надежда» зарегистрированы два охотничьих ружья. Они время от времени охотятся, особенно в Лимпопо. Кроме этого — ничего. Скорее всего, Эган-Веган все же не их снайпер.
Вторым звонил Клуте, завотделом общественных связей ЮАПС.
«Бенни, пожалуйста, перезвони мне!»
Гриссел перезвонил.
— Бенни, журналисты уже прозвали стрелка Соломоном, — виновато сообщил Клуте, как заботливый папаша, который пытается оправдать поведение своего избалованного отпрыска.
— Из-за того, что он все время цитирует Библию?
— Да. Из-за Библии. Бенни, он им импонирует. Им нравятся его цитаты из Священного Писания и еще его познания в латыни. Представители СМИ требуют разъяснений у нашего начальства и кабинета министров. Мол, не служит ли происходящее лишним свидетельством того, что ЮАПС не справляется со своими обязанностями… Естественно, они уцепились за его слова, что мы якобы знаем, кто убийца.
— Но ведь мы не знаем, — устало заметил Гриссел.
— Бенни, а мы на сто процентов уверены в этом? Бог знает, в каких еще грехах нас обвинят…
— Джон, мы в самом деле не знаем.
— Ясно. Есть у тебя новости — такие, которые я мог бы обсудить с Верблюдом?
— Нет, ничего.
Гриссел услышал, как Клуте медленно выдохнул дым.
— Ладно, — сказал всегда сдержанный завотделом общественных связей. — Я еще перезвоню.
Гриссел убрал телефон, откинулся на спинку сиденья и произнес:
— Господи!
— Извини, Бенни, — сказал Бошиго. — Я старался.
— Да что ты, Скелет. Спасибо, не знаю, что бы я без тебя делал. Просто… Сейчас пять часов. И этот ублюдок в любой момент может подстрелить кого-нибудь из наших, а у нас по-прежнему ничего нет. Ни единой зацепки! Скелет, мне все больше кажется, что он с нами играет. Никакого коммуниста нет. Или он нарочно сбивает нас со следа, хочет, чтобы мы напрасно потратили время на Масондо. Но зачем ему это — ума не приложу. Напрашивается единственный возможный ответ: ему просто нравится стрелять в полицейских. Но тогда получается, что мы имеем дело с психом, хитрым, коварным психом, а ты ведь знаешь, как трудно ловить таких!
— Они всегда делают ошибки.
— Да… рано или поздно. Но у нас нет времени. У нас даже подозреваемого нет! Ничего нет. Я ломаю голову, но ничего не понимаю. Ее новая квартира… Когда она въехала, ремонт в подъезде еще не закончился. В дом ходили сантехники, электрики, рабочие… Грузчики вносили ее вещи. Один из них мог украсть у нее запасные ключи… Или как-то запудрить ей мозги. В таком случае поймать убийцу практически невозможно… И эксперты ничего не нашли, кроме мужского волоска в душевой кабине да старых отпечатков на коробках. Нам от них сейчас никакого толку.
— Вот ведь свинство, понимаешь…
Гриссел тяжело задумался. Потом сказал:
— Придется все пересмотреть с самого начала. И надеяться, что нам повезет.

 

На шоссе Отто Дюплесси снайпер застрял в пробке. Двигаясь с черепашьей скоростью, он следил, как мимо по скоростному ряду проезжает автобус. Он почувствовал зависть.
Услышав сигналы точного времени, он сделал погромче звук магнитолы в своей «Ауди-А4». Начался выпуск новостей.
«В своем очередном послании Кейптаунский стрелок, уже ранивший двоих полицейских, заявил, что и дальше будет продолжать в том же духе. Он подкрепил свое заявление изречением о крайнем зле, которое требует радикальных способов лечения. Считается, что этот афоризм принадлежит английскому католику и политическому экстремисту Гаю Фоксу, который в 1605 году пытался взорвать британский парламент.
Стрелок, которого некоторые СМИ уже успели прозвать Соломоном из-за того, что он часто цитирует Библию, особенно Книгу притчей Соломоновых, намекает: представителям Южно-Африканской полицейской службы известно, кто убил юриста Ханнеке Слут.
Представитель Управления по расследованию особо важных преступлений сообщил, что комментарии по поводу сложившегося положения будут даны сегодня».
Соломон…
А что, совсем неплохо. Соломон Мудрый. Совсем не то, что утренние обвинения в бессвязности и религиозном экстремизме, гомофобии и расизме.
Соломону хватило ума понять, что ЮАПС значительно укрепит охрану полицейских участков. Ничего, через два часа их ждет сюрприз…

 

Перед тем как доложить Мани и Ньяти, что ни у каких коммунистов не было причин лишать жизни Ханнеке Слут, Гриссел зашел к себе в кабинет и позвонил Ханнесу Прёйсу, директору «Силберстейн Ламарк».
Вначале Гриссел позвонил по мобильному телефону Прёйса, но он оказался выключен. Тогда Гриссел позвонил по городскому номеру. Трубку сняла помощница:
— Извините, сэр, мистер Прёйс на совещании.
— Так идите и приведите его! — приказал Гриссел.
— Извините, капитан, не могу.
— Выбирайте. Либо вы идете и приводите его с совещания, либо я еду в город и выволакиваю его оттуда сам.
— Подождите.
В ожидании он включил ноутбук, чтобы проверить, не пришел ли ответ от Фрица.
Его письмо оказалось в начале списка — единственное, пришедшее не по работе. Фриц озаглавил свое послание «Твой будущий зять».
Присланный снимок Фриц снабдил подписью «Ханжа и татуированный». Гриссел покачал головой. Фриц верен себе: хоть одну ошибку, да допустит. Карла на фото смеялась, казалась довольной. Она смотрела прямо в объектив. А рядом с ней, покровительственно положив руку ей на плечи, стоял мускулистый качок и смотрел на нее с видом полного обожания. Из-под короткого рукава его футболки, который буквально лопался под бугристыми мускулами, виднелся черный язык татуировки.
— …твою мать! — не сдержался Гриссел.
— Что-что? — удивленно переспросил по телефону Ханнес Прёйс.
— Мистер Прёйс…
— Капитан, надеюсь, у вас важные новости. Я на совещании.
— Вы все знали о Масондо, — сказал Гриссел.
— Что, простите?
— Вы знали, что Масондо распорядился деньгами профсоюзного пенсионного фонда не по назначению. Вы знали, что он был коммунистом. И промолчали!
— Он не имеет абсолютно никакого отношения к смерти Ханнеке, — сухо и неприязненно ответил Прёйс.
Недосып, досада оттого, что следствие зашло в тупик, надменность собеседника и мускулистый качок на фотографии — все сошлось одно к одному. Гриссел взорвался:
— Но ведь я не случайно задавал вам вопросы о коммунистах! А вы ответили очень уклончиво: возможно. И перечислили семь фамилий. Хотя прекрасно знали, что коммунистом среди них был только один и он уже доставил всем массу хлопот… По-моему, ваше поведение можно трактовать как чинение препятствий работе правоохранительных органов!
— Вы что же, угрожаете мне?
— Почему вы ничего не сказали?
— Слушайте меня внимательно. Я не потерплю, чтобы мне угрожал какой-то капитан. Если хотите в чем-то меня обвинить, подавайте в суд! До встречи…
— Я хочу не только обвинить вас. И я не просто угрожаю. Я добуду ордер на обыск и потребую, чтобы ваши подчиненные привезли сюда все документы, имеющие отношение к сделке. Мы изучим их один за другим и будем копать до тех пор, пока я не получу доказательства того, что вы мне лгали. А еще я расскажу журналистам о вашем нежелании помогать в раскрытии убийства одной из ваших сотрудниц. Учтите еще вот что. Если мы найдем хоть малейший намек на то, что Масондо имеет какое-то отношение к смерти Слут, арестую я вас. До свидания, мистер Прёйс…
— Капитан, подождите…
— Я вас слушаю, — отозвался Гриссел.
— Пожалуйста, поймите меня правильно… — Прёйс по-прежнему говорил высокомерно, но чуть сдержаннее. Видимо, старался сделать хорошую мину при плохой игре. — Мы… Фирма «Силберстейн» подписала договор о неразглашении. Если мы его нарушим… Я не могу делиться сведениями об участниках сделки. Ну а что касается Масондо… Это было очень давно. С ним уже разобрались, его сместили. Ханнеке не имела с ним отношений. Никаких!
— А Ханнеке знала обо всем?
— Мы все всё знали. Ведь это мы год тому назад проводили дью дилидженс для Южно-Африканского торгового банка. Мы пришли к выводу, что сделка не представляет риска для нашего клиента. Не понимаю, почему вы решили, будто между сделкой и ее смертью есть какая-то связь.
— Слут когда-нибудь упоминала о Масондо?
— Мы все вместе однажды обсуждали его, в начале прошлого года. Когда оценивали риски. С тех пор — ни разу. В конечном счете он — фигура незначительная. Получает жалованье директора, но никакого влияния не имеет. Вот почему я ничего не сказал вам о нем. Уверяю вас, он ни при чем. Совершенно ни при чем!
— Вы совершенно уверены, что завтра или послезавтра я не найду ничего, что доказывало бы…
— Капитан, позвольте сказать: если бы я считал, что есть хоть малейший риск, я ни за что не поставил бы под угрозу свою фирму и собственную профессиональную репутацию. Если бы я считал, что Масондо имеет отношение к убийству Ханнеке, я схватил бы его собственными руками и привел к вам.
Назад: 28
Дальше: 30