98
Понедельник, 4 ноября
Оставив задние двери минивэна открытыми, Брайс потряс Рэд за плечи.
— Ты в порядке? Рэд? Любовь моя! Ты в порядке? Рэд? Рэд?
Она по-прежнему не шевелилась.
Он взглянул вниз, на петлю на ее шее. Не слишком ли туго затянул? Не умерла ли она от удушья? О черт, нет, прошу Тебя, Господи, нет. Прошу Тебя, нет.
— Рэд! — прокричал он, тряся ее сильнее.
Никакой реакции.
— Рэд!
Ничего.
Боже!
Он попытался взять себя в руки и мысленно вернуться назад. К тому моменту, когда он стукнул ее по голове на участке Тонгдин-Лодж. Не слишком ли сильно? Вдруг у нее случилось кровоизлияние? Нет. Нет. Удар был легкий, он лишь слегка приложился. Да, достаточно плотный, чтобы вырубить, но не более. Так ведь?
Так?
Он снова затряс ее за плечи.
— Рэд? Рэд, любовь моя, ангел мой! Ты в порядке? Пожалуйста, очнись, прошу тебя. Пожалуйста, очнись! Не поступай так со мной. Я столько всего для нас запланировал! Правда. Не будь же стервой, не лишай меня этого удовольствия, прошу! Тебя ждет такая боль! Слышишь меня, дрянь? ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?
Он поцеловал ее в щеку. Вдохнул запах ее волос. Они пахли точно так же, как и в те дни, когда они были любовниками. Чуть-чуть кокосом. Лимонной травой. Он уткнулся в ее волосы лицом.
— Очнись, дорогая, ангел мой, пожалуйста, очнись. Я так тебя люблю. Очнись! Я люблю тебя! Очнись же!
Она лежала, обмякшая, с закрытыми глазами.
Он схватил ее за запястье и попытался проверить пульс. Но его собственное сердце словно спятило. Кровь в ушах грохотала, как молот, и пульс отдавался во всем теле. Его собственный пульс.
— Рэд! — настойчиво повторил он. — Очнись, дорогая. Очнись! Нам столько еще нужно обсудить. Очнись, это я, Брайс. Я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю! Так, мать твою, сильно! Очнись!
Ему показалось или она действительно начала холодеть?
— Рэд! Пожалуйста, не умирай! Пожалуйста, не умирай, пока я не буду готов. Ты можешь так меня кинуть!
Он начал рвать ремни, один за другим.
— Рэд, о Рэд, дорогая, ангел мой, красавица моя. Вернись ко мне. Вернись к своему Брайсу. Вернись ко мне.
Освободив ноги и руки от пут, он начал осторожно массировать ей грудь.
И все равно ничего.
Дрожащими руками он бережно отодрал скотч с ее рта. Прикоснулся к ее губам своими и снова взялся за массаж.
И вдруг дикая боль — она прокусила ему нижнюю губу. Да еще впилась пальцами в глаза, с такой силой, что казалось, вот-вот выдавит их из глазниц.
Он взвыл, на миг ослепленный, и замолотил по ней кулаками.
Зубы впились еще глубже, и Брайс ощутил вкус крови. Он ничего не видел. Извивался, корчился, но ее пальцы, с острыми, как гвозди, ногтями, зарывались все глубже. Она как-то ловко вывернулась, и вдруг он понял, что не чувствует ее больше.
Тишина.
В глазах адская боль.
Он ощупал их пальцами и почувствовал что-то влажное. Потом вдруг вспышки. Зеленые, желтые, синие, оранжевые, ярко-красные.
— Нееееееет! — завопил он. — Неееееет, гребаная ты сука!
Он зажал ладонью левый глаз, в котором жгло так, словно в него брызнули кислотой. Ничего, только лишь полоски света. Он обернулся в темноте.
— ВЕРНИСЬ! ИДИ СЮДА, РЭД!
Голова ударилась обо что-то твердое. Крыша фургона, понял он и уставился непострадавшим глазом на потолочную лампу, которая пылала ярче лазера и бросала ярко-белые осколки лучей.
— Рэд! — заревел он. — Рэд!
Брайс схватил арбалет с переднего сиденья. Рядом с ним лежал прицел ночного видения. Он поднес его к правому, здоровому глазу. И увидел ее.
Она бежала через поле.
Брайс отщелкнул дневной прицел и поставил ночной. Теперь он видел ее отчетливо — зеленую на зеленом же фоне. Тщательно прицелился. Она была уже довольно-таки далеко. Ярдов восемьдесят, не меньше.
Именно с восьмидесяти ярдов он практиковался в стрельбе по тыквам, готовясь к шоу у роттингдинской церкви.
Неспешно и спокойно, хотя внутри все кипело, Брайс поймал в перекрестье ее спину. И спустил курок.
