19

«Жизнь кипит. С утра мне надо поболтать с одной угрюмой бабой, а потом придется жрать с двумя идиотами, поскольку Рогерссон, очевидно, все еще занимается разговорами с другой бабой, — подумал Бекстрём. — И в довершение всего, словно этого недостаточно, здесь еще на обед подают вареные макароны с каким-то чертовым рыбным соусом. Что плохого в обычной тушеной говядине со свеклой, — подумал он. — Сконе ведь находится совсем неподалеку от этой глухомани».

Кнутссон и Торен пребывали в значительно лучшем настроении. Особенно Кнутссон, который обратил свой взор на числящихся в регистре квартирных воров еще до того, как соседка убитой снова появилась на горизонте со своим признанием в крупной утренней газете.

— Предусмотрительно с твоей стороны, Эрик, — похвалил друга Торен. — Когда я читал, что она сказала, у меня не возникло сомнений в ее правдивости. Я думаю, ты на правильном пути.

— Рассказывай, — приказал Бекстрём.

«Вот идиоты», — подумал он.

По словам Торена, все было очень просто.

— Типичное поведение домушников. Сначала они крадутся на самый вверх, туда, куда вряд ли поднимется кто-то из живущих ниже.

В три часа утра в разгар отпускного сезона вероятность напороться на них просто колоссальная, подумал Бекстрём и кивнул ободряюще.

— Да, потом, значит, он звонит на пробу в дверь, проверяя, есть ли кто дома, и тогда собаки начинают лаять, — продолжил Торен.

— Или когда он заглядывал в щель для почты, — пришел на помощь товарищу Кнутссон.

— И тогда он предпочел смыться. Воры ненавидят собак, — объяснил Торен.

«И ты явно никогда не работал в отделе по борьбе с наркотиками», — подумал Бекстрём и кивнул.

— И что не так с этажом ниже? Там же нет ни души, — сказал Бекстрём.

— Слишком близко, боялся разбудить соседа этажом выше, — сказал Кнутссон уверенно.

— Тогда следующий этаж? — спросил Бекстрём.

— Поляк был дома, — возразил Торен. — Хотя он, возможно, уже проверил его дверь тоже.

— Ну все же склоняюсь к тому, что он спустился в самый низ, — сказал Кнутссон. — На всякий случай.

— И потом он, значит, звонит в дверь Линды? — спросил Бекстрём.

Становится все теплее и теплее, подумал он.

— Да, — подтвердил Кнутссон. — Заглядывает в щель ее почтового ящика и действует по полной программе. Как они всегда делают. Использует, следовательно, их обычный модус операнди.

— И тогда Линда подходит и открывает ему, — констатировал Бекстрём.

— Да, — снова подтвердил Кнутссон. — Даже если это звучит немного странно. Само собой, она могла также забыть запереть дверь, это предположение, по мнению экспертов, выглядит наиболее вероятным.

— Скорее всего, она так и сделала, поскольку нет никаких следов взлома двери, — сказал Торен. — Открыла или забыла запереть.

— Подождите, — перебил их Бекстрём. — Я хочу убедиться, правильно ли я вас понял. Значит, в три часа утра типичный домушник, самый обычный торчок со свежим следом от укола и слюной в уголках рта, приходит и звонит в дверь Линды с целью проверить, а вдруг повезло и госпожа Эриксон, чье имя стоит на дверной табличке, куда-нибудь уехала. И это в то время, как псины у ее соседки на четвертом этаже лают как сумасшедшие. Итак, наш воришка звонит в дверь. Потом заглядывает на всякий случай в почтовый ящик. А Линда, которая покинула кабак и ушла домой спать и, насколько я слышал, собиралась стать полицейским, выходит в коридор, смотрит в глазок. И что она там видит? Типичного домушника. Здорово! Я должна его впустить. Немедленно. Здесь для него найдется много чем поживиться. Только он должен пообещать снять ботинки и поставить их на полочку для обуви при входе, чтобы напрасно не пачкать пол. Примерно так или я ошибаюсь?

Ни Торен, ни Кнутссон ничего не ответили. Бекстрём поднялся, поставил поднос на тележку для грязной посуды, пошел и взял чашку кофе с приличной порцией молока и сахара, а затем отправился в свой рабочий кабинет и ругался про себя всю дорогу туда.

Когда Рогерссон и Саломонсон позвонили в дверь квартиры соседки убитой, Маргареты Эрикссон, та уже была занята. Она пригласила к себе репортера и фотографа из второй по величине вечерней газеты, которая проворонила саму сенсацию, но не оставляла надежды представить ее под новым углом. Сейчас они сидели на кухне и пили кофе.

— Поэтому для меня лучше, если бы вы смогли прийти немного позднее в течение дня, — объяснила она.

— Госпожа Эрикссон, наверное, предпочитает, чтобы мы забрали ее к себе в здание полиции? — буркнул Рогерссон с отсутствующим видом. — Мы можем прислать за вами патрульную машину. Укажите только время.

В итоге все встало на свои места, и уже через несколько минут госпожа Эрикссон сидела с Рогерссоном и Саломонсоном за тем же самым кухонным столом, который только что покинули журналисты.

— Господа, пожалуй, захотят выпить по чашке кофе? — спросила она, явно решив поправить ситуацию и продолжить в том же духе.

— Да, неплохо бы, — сказал Саломонсон угодливо и раньше, чем Рогерссон успел отклонить ее предложение.

— Ну, я понимаю, вас интересует статья в газете, — сказала госпожа Эрикссон, которая, судя по выражению ее лица, чувствовала себя не совсем комфортно. — Почему я ничего не рассказала, разговаривая с вашими коллегами, я имею в виду?

Рогерссон довольствовался кивком в ее сторону, в то время как Саломонсон был занят тем, что придвинул к себе чашку с кофе.

— Сейчас нельзя верить всему, что пишут в газетах, — сказала госпожа Эрикссон и нервно улыбнулась. — Во всяком случае, я уж точно не говорила ничего из того, что они понаписали. Единственно сказала, что проснулась среди ночи, когда залаяли мои собаки. Но остальное, о попытке проникнуть ко мне и что я якобы слышала, как кто-то убегал вниз по лестнице… этого я не говорила. Случись нечто подобное, я, конечно, позвонила бы в полицию.

— И часто ваши собаки начинают лаять, если кто-то проходит по лестнице? — поинтересовался Саломонсон.

Конечно подобное случалось, если верить их хозяйке. Порой они гавкали, когда кто-то из ее соседей приходил домой, особенно если они делали это поздно, и даже если кто-то шумел на улице. «Ужасный поляк», с кем ей, к сожалению, приходилось соседствовать, даже жаловался на сей счет в правление товарищества. Безуспешно, естественно, поскольку владелица собак председательствовала там. Но, конечно, прежде всего Пеппе проявлял особую бдительность.

— У него ужасно громкий голос, — сообщила госпожа Эрикссон гордо и погладила большого лабрадора, который положил голову ей на колени. — А малыш Пигге имеет привычку присоединяться к нему и помогает своему старшему брату.

— И что вы сделали, госпожа Эрикссон, когда собаки залаяли? — спросил Рогерссон.

Поскольку она спала и проснулась от их лая, сначала продолжала лежать в кровати и слушать. Потом скомандовала им замолчать и, так как они подчинились, поняла, что никакой опасности нет.

— Если бы кто-то находился на лестничной площадке, они не успокоились бы, стой он даже тихо как мышь, — объяснила госпожа Эрикссон.

— Собаки прекратили лаять, — констатировал Рогерссон. — Как вы поступили потом, госпожа Эрикссон?

Сначала она вышла на цыпочках в прихожую и посмотрела в глазок, но ничего не увидела и не услышала. Тогда пошла, снова легла и постепенно заснула. Вот и вся история, и она очень сожалела, что не подумала об этом раньше, когда разговаривала с полицией. Почему журналисты написали именно так, она, честно говоря, не понимала.

«Потому что ты разговаривала с ними и постаралась привлечь к себе больше внимания», — подумал Рогерссон, но промолчал. Они закончили допрос, поблагодарили за кофе и удалились. Рогерссон даже не стал напоминать о взятой с нее подписке. Каждый настоящий полицейский знал, что это всего лишь плохая шутка.

Спускаясь по лестнице, они встретили двух экспертов, которые поднимались им навстречу с целью проверить входную дверь госпожи Эрикссон, а также, возможно, и другие перспективные поверхности на наличие отпечатков пальцев.

— Если вы поторопитесь и позвоните ей, то получите кофе, сказал Саломонсон, тогда как Рогерссон лишь кивнул им и хмыкнул.

Поскольку они все равно проходили мимо, позвонили Гроссу и попытались узнать, не было ли кого-нибудь у его входной двери в ночь на пятницу. Библиотекарь отказался открывать. И через щель для почты потребовал, что они перестали его преследовать.

— Ко мне пришли журналисты. У меня свидетели в квартире. Я предупреждаю вас, господа, — сказал Гросс. — Убирайтесь немедленно.

— Вот по большому счету и все, — сообщил Рогерссон. Он поднял глаза на Бекстрёма и вздохнул.

— Что ты сам думаешь? — спросил Бекстрём.

— Баба проснулась среди ночи от лая своих собак, — сказал Рогерссон. — Когда точно, она не знает, поскольку они тявкают постоянно. Они просто сходили с ума, когда я и коллега позвонили в дверь.

— Тогда почему она вышла в прихожую и посмотрела в глазок? — спросил Бекстрём с хитрецой. — Она поступает так каждый раз, когда они лают?

— Нет, судя по ее словам, — сказал Рогерссон. — Тебя интересует мое мнение?

Он вздохнул устало, а Бекстрём кивнул.

— Лето, середина ночи, она читала во всех газетах, что квартирные воры активизировались, все ее соседи разъехались в отпуска. Достаточно для объяснения, почему она посмотрела в глазок в этот раз.

— Но почему тогда гавкали псы? — не унимался Бекстрём.

— Об этом лучше спросить их, а не меня. Проконсультируйся у какого-нибудь коллеги-кинолога. Он наверняка обрадуется. Они ведь ни о чем не думают, кроме своих псин.

— Почему залаяли собаки? — повторил Бекстрём.

— Например, просто услышали, как Линда пришла домой. У них ведь вроде бы дьявольски хороший слух, если верить их хозяйке. Увидимся в отеле, — сказал Рогерссон.

— Не забудь зайти в магазин, — напомнил Бекстрём. — Тебе не надо покупать специально для меня. Достаточно, если я получу назад пиво, которое ты уже вылакал.

Прежде чем покинуть здание полиции, Бекстрём позвонил Энокссону в технический отдел и поинтересовался, как обстоят дела с обследованием двери госпожи Эрикссон.

— Мы все проверили светом и порошком, — сообщил эксперт. — Дверь, дверную ручку, почтовый ящик, косяк, перспективные поверхности на стене по соседству, лестничные перила у площадки. С лифтом мы разобрались раньше, как ты, наверное, помнишь.

— И что? — спросил Бекстрём.

— Ничего, — сказал Энокссон. — Только ее собственные отпечатки. Она же одинокая женщина, ей хочется с кем-то поговорить. Поэтому, наверное, пытается привлечь внимание к своей персоне.

Вернувшись в отель, Бекстрём получил свое белье. Аккуратно сложенное стопками, оно заняло практически все свободное место в его комнате. Вдобавок стоимость стирки внесли как «уход за имуществом» в общий счет, согласно его указаниям. Потом появился коллега Рогерссон и притащил крепкое пиво в полном объеме своего долга. Чистый сочельник, подумал Бекстрём и сразу забыл о своих планах позвонить милашке Карин и поболтать с ней.

— В мини-баре есть холодные напитки, — сказал он. — Я предлагаю прикончить их, прежде чем мы пойдем жрать.