— Я оставляю вам факел и связку свечей. Пользуйтесь ими очень экономно, собирайте капли воска и складывайте в очаге, потому что у вас не будет никакого другого света.

Паркс останавливается на пороге, вдыхает гнилой воздух кельи, потом поворачивается к монахине и спрашивает:

— А как же вы?

— Что — я?

— Как вы сами найдете дорогу обратно?

— Об этом не волнуйтесь. Сейчас ложитесь спать. Я вернусь после рассвета.

Старая монахиня закрывает дверь. Щелкает замок, который она запирает на два оборота. Когда шуршание ее сандалий затихает вдали, Паркс слышит далекий жалобный звук. Она вздрагивает и застывает на месте: это крик человека. Чьи-то вопли проникают сюда сквозь стены.

Мария закрывает глаза. Нельзя поддаваться панике, особенно сейчас, среди ночи! Тем более в монастыре у сумасшедших старух на высоте две тысячи пятьсот метров над уровнем неизвестно чего. Мария заставляет себя улыбнуться. Это просто вой ветра, который бушует снаружи. Идя за монахиней от кабинета матери Абигайль на первом этаже, она поднялась на семьдесят две ступеньки по винтовой лестнице. Значит, сейчас она находится где-то между третьим и пятым этажом в фасадной части здания — той, по которой ударяет буря. Порывы ветра не встречают никаких препятствий на пути и всей своей силой обрушиваются на монастырь, как на мостик корабля. Слушая, как бушуют стихии, молодая женщина чувствует себя почти так же одиноко, как когда-то в плену у комы. Тишина внутри и далекие стоны внешнего мира снаружи.

На поверхности факела вспыхивает комок воска. От него разлетаются огненные искры и, треща, падают на пол. Мария давит их подошвой. Потом она поднимает над головой руку с факелом и осматривает место, которое станет ее убежищем до конца бури.

Стены из гранитных блоков, покрытые белой штукатуркой. В них встроены расположенные в ряд железные вешалки. На полу нарисован костыльный крест шафранного и золотистого цветов — символ ордена затворниц. Паркс останавливается в центре этого знака. В дальнем конце кельи она видит соломенный тюфяк и над ним календарь на стене, а рядом ночной столик, на котором лежит стопка покрытых пылью книг. Слева каменный блок, вмурованный в стену, — замена письменного стола и деревянный табурет перед ним. В правом углу широкий таз, эмаль которого давно потрескалась, и маленький кувшин для воды, тоже очень старый. Это вместо ванной комнаты. Над ними зеркало, покрытое ржавыми пятнами. В нем отражается распятие, висящее на противоположной стене. Эту картину дополняет металлический шкаф — серый и холодный.

Паркс вставляет около десяти свечей в подсвечники, стоящие на каменном столе. Она чиркает спичкой по коробку и смотрит, как маленький шарик серы загорается между ее пальцами. Потом зажигает свечи, морщась от боли, когда спичка становится короче и огонек начинает обжигать ей пальцы. Тьма начинает дрожать, и по келье распространяется чудесный запах теплого воска. Мария заканчивает осмотр. Ни туалета, ни водопровода. И никаких фотографий, ни одного черно-белого портрета из прошлой жизни затворницы. Ни одного воспоминания о том, как она жила до того, как стала монахиней. Как будто ее память была стерта в то мгновение, когда за ней закрылись двери монастыря.

Молодая женщина смотрит на приколотый кнопками к стене календарь. Календарь отрывной и показывает 16 декабря — день смерти затворницы. Никому не хватило мужества отрывать листки после убийства — конечно, из-за какого-то суеверия. Мария листает календарь до сегодняшнего дня. Получается целая пачка листков, которые она аккуратно отрывает и лишь потом пересчитывает. Со дня смерти затворницы прошло шестьдесят три дня. Мария выдвигает ящик ночного столика и тыльной стороной ладони сбрасывает в него листки. Потом она садится на тюфяк и начинает просматривать книги. Ее интересуют те, в которые старая монахиня заглядывала за несколько часов до смерти, — сочинения, где были изложены мифы различных религий о начале мира. Она зажигает сигарету и наугад открывает одну книгу.