Часть четвертая
Глава 1
День 20: понедельник
КАРЛА
Восемь часов вечера понедельника. Терраса на крыше моей квартиры на сорок первом этаже. Туман, обернувший дом ватой, наконец пополз вверх. Воздух холодный и влажный. Над темной бездной доков высится, сверкая огнями, башня Кэнэри-Уорф: финансисты, брокеры, юристы, контролирующие заводы в странах третьего мира, не ближе одного дня лета от Лондона. Например, в Гонконге, Нью-Йорке или где-то еще.
За вечнозелеными деревьями и деревянными скамейками скрыты динамики. Концерт старинной музыки начинается с Баха. Я накидываю шаль поверх пальто и наливаю бокал вина. Мне удается сделать лишь глоток, почему-то сегодня вино по вкусу похоже на яд.
Утренние новости сообщили, что в деревне Бакингемшир обнаружен труп мужчины, полиция ищет свидетелей.
Вскоре в дверях моей квартиры появляется Крейги. Он выглядит усталым, что вполне естественно, ведь он всю ночь составлял алиби для Шона.
– Шон не был никак защищен, – произносит он почти с укором.
– Знаю.
Мне нечего ответить на его обвинения, нечем разрушить его уверенность, что, займись этим делом он, все было бы по-другому.
– Все произошло так внезапно, – продолжает Крейги, – мы не смогли проконтролировать.
– Мы никогда этого не делали.
– А если они вычислят Элизабет Кроу?
– Не вычислят. Можно представить все так, будто она уехала. Например, в Восточную Европу. А ее фоторобот на меня не выведет.
– А Эллис?
– Он нам поможет.
– Уверена? А вдруг нет?
– Тогда он поплатится карьерой, – отвечаю я с каменным выражением лица.
– Итак, что будем делать? – спрашивает Крейги после паузы.
– Сразу после разговора со мной Грейвс звонил кому-то на мобильный. Полагаю, он сообщил, что им интересуется полиция. Возможно, просто поделился с другом. Но меньше чем через три часа он был мертв. Так что, думаю, не с другом.
– Полагаешь, таким образом его решили заставить замолчать?
– Он больше никуда не звонил. Когда я была в доме, эти люди перезванивали.
Крейги качает головой.
– Если они его убили, то понимали, что никто не ответит.
– Вполне возможно, они послали не своего человека убить Грейвса и звонили узнать, выполнил ли тот работу. Или все сделали сами, но спрятались, например, в саду и, услышав голос в доме, решили проверить, кто там. Они могли звонить не Грейвсу, а мне.
– Ты ответила?
– Я не произнесла ни слова. Крейги, кто бы они ни были, после разговора с ними Грейвс умер, и они не могут не знать почему. Мобильный, должно быть, прослушивают. Финн сейчас им занимается.
– А если номер невозможно будет определить?
– Добудем список, кому еще они звонили и откуда. Постараемся сузить круг. А я тем временем организую встречу с Филдингом. Посмотрим, известно ли ему что-то об убийстве Грейвса. Может, он поставлял исполнителей. Мы должны это узнать любым способом.
– Ты уверена, что будешь встречаться с Филдингом?
– Ладно, поговори с ним сам.
Молчание. Крейги смотрит мне в глаза и не произносит ни слова. Мне кажется – впрочем, может, просто кажется, – что он слегка кивает.
Камеры видеонаблюдения показывают, как Йоханссон один входит в мастерскую и вскоре выходит. Решил последний раз все проверить перед операцией? Стараюсь проследить его обратный путь в лагерь, но там тоже туман, и на экране лишь белая пелена с редкими вкраплениями очертаний предметов и людей. Мне ничего не удается разглядеть. Но я жду от него звонка или зашифрованного послания, дающего сигнал ослабить болты на люке.
В дневных новостях сообщают, что Грейвс стал жертвой убийцы. Его называли выдающимся психиатром. Коллеги выражали удивление и сожаление, что ушел из жизни специалист, успешно работающий с «проблемными пациентами». Соседи вспоминали его как заботливого сына, регулярно навещавшего пожилую мать, к слову недавно скончавшуюся.
В течение часа после появления информации в прессе плотник Шон Уилсон, приехавший к Грейвсу, чтобы оговорить цену на работу, явился в полицию для дачи показаний.
В трехчасовых новостях полицейские комментируют ситуацию, но не упоминают Эллиса и ни слова не говорят о расследовании, которое он вел. Впрочем, это ничего не значит. Эту пороховую бочку они все же стараются сохранить сухой. Детектив обратился с просьбой помочь в поисках женщины, которую видели в момент убийства недалеко от дома Грейвса. Он подчеркнул, что она не является подозреваемой, им просто необходимы ее показания. Ищет ли полиция бывших пациентов Грейвса? Детектив уклончиво заявил, что есть подозрения в имевшем место ограблении.
– Мы разрабатываем все версии, – закончил он.
Вскоре звонит телефон. Эллис.
* * *
– Давайте с самого начала. – Это откуда? – У нее не было никакой депрессии, и она не обращалась к Грейвсу. Вы заключили это из того, что, по утверждению коллег, ничего похожего за ней не замечали? Они могут ошибаться. Но что-то все же с ней происходило. Знаете, что навело меня на эту мысль? Ее ложь о болезни матери. Кэтрин знала, что ее будут искать дома, так? И считала, что всех перехитрила. Восьмого декабря она ушла из своей квартиры. Она убегала, но недостаточно быстро. Все верно?
– Не знаю.
– А что вы знаете, Карла?
– У меня есть доказательства, что существует человек, желающий смерти Кэтрин Галлахер.
– Какие доказательства?
Я молчу.
– Послушайте, вы сказала, что у вас есть бумаги. Послали меня допрашивать ее коллег, просили взять вас на встречу с Грейвсом. Вы меня используете вслепую, а когда я прошу объяснений, пытаетесь сделать все самостоятельно. Вы знаете, что вас ищет полиция?
– Я могу быть чокнутой пациенткой или замужней любовницей. Или все вместе. Поэтому не желаю, чтобы мое имя попало в прессу. Никто не ждет, что я сама приду в отделение.
– А если они узнают, что это была Элизабет Кроу?
– Женщина, что была у дома Грейвса, ничуть не похожа на Элизабет Кроу. Посмотрите в Интернете, если хотите. Кроме того, Элизабет Кроу за границей. Кажется, в Восточной Европе.
– Думаете, вы такая умная? Вас видели. Никого больше. Только вас.
– Люди, что там побывали, знали, что я приеду. И знали, что Грейвс сломается.
Судя по тону, Эллис смягчается.
– Не нашли его мобильный. Видимо, убийца забрал.
– Списки звонков?
– Ничего полезного.
Он лжет? Или полицейские из Темс-Вэйлли решили кое-что сохранить в тайне?
– А как насчет экспертизы?
– Результатов пока нет. О, я не жду, что они найдут ваши следы, вы слишком осторожны, но искать точно будут. И уже ищут, так что вам лучше не высовываться. Я вам нужен. Рано или поздно вы поймете, что сможете распутать это дело только с моей помощью. Будет лучше мне все рассказать.
– А если я откажусь?
– Тогда я не буду делиться с вами тем, что удастся добыть мне. А вы увидите потом в новостях, что произойдет.
– Вы ничего не добьетесь, Эллис. Люди, убравшие Грейвса, сделали это ради того, чтобы он замолчал навсегда, но факт убийства работает не в их пользу. Это привлекает внимание, а именно оно им не нужно. Они залягут на дно. Если экспертиза не даст результатов, можете считать, вы их упустили.
– Их упустили и мы. Вы и я.
– Только мне не нужно думать о показателях и раскрываемости.
– О да, это точно. При этом у вас есть зацепки, а у меня ни одной. Вы хотите знать, кто за всем этим стоит, верно, Карла? Это вас мучает, так? И в результате – ничего. Грейвсом я даже не занимался. Кэтрин Галлахер сочли самоубийцей. Но и вы в тупике. Что же будете делать?
Едва за окном потухает последний отблеск дневного света, приходит сообщение от Финна с информацией о номере, с которого звонили Грейвсу: «Все данные уничтожены. Номера никогда не существовало».
Кто-то удалил все данные о телефоне и номере, на который был сделан звонок, технические данные, что помогли бы нам узнать, откуда звонили, перерезал все, даже самые тонкие ниточки, потянув за которые можно было получить информацию.
Значит, они понимали, что мы будем искать, и перекрыли доступ. Именно поэтому полиция Темс-Вэйлли не ищет телефон Грейвса. Все уверены, что его не существовало.
Но информация не исчезает сама собой, кто-то должен был нажать кнопку.
«Узнай, кто это сделал», – отправляю я сообщение Финну.
В душе впервые за долгое время зарождается тягостное отчаяние.
Наконец, звонит Стефан. Я сижу у телефона и слушаю его, в то время как его слова записываются на автоответчик. Он надеется, что у меня все хорошо, интересуется, что нового. Брат не упоминает о полиции. Кажется обеспокоенным, но не нервничает слишком сильно. Значит, он не сложил два и два, не связал показанные мной записи с именем погибшего психоаналитика. Впрочем, может, он еще не смотрел новости. Ему и на работе хватает ужасов, не стоит искать их, они сами его найдут.
Дорожки под моим окном почти опустели, потоки пешеходов редеют, бары затихают. Я потягиваю вино – смолянистое и терпкое на вкус, – вдыхаю холодный ночной воздух и пытаюсь сосредоточиться на открывающемся виде, но сегодня он кажется мне плоским, лишенным глубины, словно наклеенным на стекло.
Прошлой ночью я могла думать только о Грейвсе, но сегодня справилась с чувствами и перевернула эту страницу. Однако его место заняла Кэтрин Галлахер. Но не та, какой она была на камере видеонаблюдения своего дома, и не та, какой я видела ее в мастерской гаража, – почти бесплотная, худая женщина, зябко кутавшаяся в куртку. Нет, перед глазами женщина с фотографии, с ее осторожной улыбкой и завидным умением владеть собой.
Какая мысль пришла в голову первой? Что я видела эту женщину, и у нее никогда не было психологии жертвы. Тем не менее я, как и все остальные, поверила в то, что Кэтрин Галлахер не могла владеть собой.
Я говорила себе: она убила человека, и несмотря на то, что не подавала виду, это невероятно ее тяготило, поэтому она пошла к Грейвсу. Таковы были мои размышления, но все это ошибка.
Итак, кто нанял Грейвса? Очевидно, что люди, поместившие Кэтрин в Программу, сочтя это лучшим объяснением ее исчезновения.
Или она все устроила сама?
Ты решила сфальсифицировать собственное самоубийство. Но никто не поверит в это без фактов. Нужны доказательства, например свидетель или заключение эксперта. Это ты им и предоставила.
Ты его шантажировала или просто заплатила? Никаких доказательств перевода средств нет, но ты достаточно умна, чтобы все сделать тайно. Ты ведь понимала, что рано или поздно это будут проверять, и уничтожила все следы.
Ты купила помощь Грейвса, и для тебя он подделал записи. Необходимые факты своей личной жизни ты ему предоставила. Он написал, что ты потенциальная самоубийца.
На работе ты позволила себе допустить ошибку весьма незначительную, возможно увлекшись игрой. Перед коллегами ты опасалась разыгрывать депрессию, поскольку они могли сразу же распознать фальшь. Сдержанность была частью тебя, и ты спряталась за нее.
В 8:15 восьмого декабря ты ушла из дома и больше не возвращалась.
Ты была уверена, что выиграла.
А затем… что?
Кэтрин Галлахер смотрит на меня, чуть растянув губы в улыбке. И молчит.
Оторвавшись от созерцания окрестностей, я возвращаюсь в квартиру и включаю телевизор. Убийство Грейвса стало одним из основных событий дня. Сейчас как раз передают новости, мелькают кадры ближайших домов, показывают огороженное полицейской лентой крыльцо Грейвса и людей в защитных костюмах – экспертов. В самом конце на экране появляется фотография самого доктора. Переключаю канал и вновь слушаю похожий репортаж, то же сообщение о женщине, приходившей к Грейвсу незадолго до гибели. Фоторобота нет. Репортер стоит на фоне домов и произносит в камеру: «Жители деревни не могут оправиться от шока».
Звонит телефон: консьерж сообщает, что пришел мой финансовый консультант. Второй раз за сегодняшний день. Когда Крейги появляется на пороге, я понимаю, что дело плохо.
– Мы получили предложение сотрудничать, – напряженно произносит он. – От Лукаса Пауэлла. Сначала мы отнеслись к этому, как к игре, – глухим голосом продолжает Крейги.
Я принесла ему чай, но чашка так и стоит перед ним на столике. Тревога заострила черты его без того узкого лица, даже акцент жителя Восточного Килбрайда стал заметнее.
– Лейдлоу любил игры. Поэтому они и решили, что это человек Москвы.
Мы все подчистили. Или этого недостаточно? Мы где-то ошиблись? Значит, ошиблись.
– Что случилось?
– Ты использовала Исидора, – говорит Крейги, и я не могу понять, вопрос ли это.
Исидор – мелкий уголовник из Северной Африки франко-испанского происхождения, торгует на рынке в Северном Лондона и подрабатывает махинациями со страховыми номерами – хитрый, как хорек, временами я использую его в качестве курьера. Не могла же я подключать к делу чистых и честных людей. Он знает город, знает, как работает система, кроме того, он надежнее, чем кажется, потому что понимает, стоит ему только открыть посылку или не доставить по адресу, как ему самому не захочется жить. Меня Исидор не знает и никогда не видел. В этом не было необходимости. О работе он докладывал букмекеру по имени Полли, которая в свою очередь докладывала об этом администратору солярия в Килберне. Не больше трех раз из всех двадцати двух, что я передавала информацию Лейдлоу, Исидор доставлял или забирал пакет. Однако Лейдлоу ни разу его не видел. Исидор крайне осторожен. Я сама всегда осторожна.
– В воскресенье Исидора забрали.
– В воскресенье?
– Я сам только что узнал. Полиция. Сунули в машину и потащили на допрос. Они ничего не объяснили, но вели себя вежливо, что говорит о том, что им нужна информация. Потом в кабинет вошел мужчина. Не коп. Высокий. Темнокожий. В хорошем костюме.
Бог мой, Пауэлл.
– Он разговаривал с Исидором наедине. Если это можно назвать разговором. Никаких свидетелей и записей.
– Точно?
– Абсолютно. Они просто сидели за столом, пили чай. Никаких угроз и наездов. Все мирно. В самом конце он заговорил о деле. Сказал, что знает, что Исидор работает на Нокса. Сказал, что хочет передать ему сообщение.
– А Исидор?
– Он все отрицал. Говорил, что ничего не знает. – Разумеется, не знает. Исидор понятия не имеет о Ноксе. – Пауэлл не давил. Дал визитку и позволил уйти. Исидор затаился, понимает, что за ним будут следить. Даже никому ничего не рассказал. Но этим утром он случайно встретил Полли, та рассказала Деборе, а она связалась со мной. – Крейги смотрит пристально, пытаясь прочитать мои мысли. – Поверь, все действовали очень и очень осторожно.
Я киваю. В этом Крейги можно полностью доверять.
– Я полагаю, – продолжает Крейги, – что Лейдлоу все подробно записывал и пытался проследить каждое сообщение, которое ты отправляла. Но он не хотел тебя пугать. Информация от Нокса была весьма ценной. Лейдлоу понимал, что, лишившись твоего доверия, потеряет Нокса. Но он продолжал следить. Полагаю, Исидор все же допустил маленькую ошибку.
Это все, что требовалось Лейдлоу. Он человек старой школы, закаленный холодной войной, поэтому выследил его.
– Итак, Лейдлоу засек Исидора, – произношу я.
– Он сам не воспользовался этой информацией, но и не передал ее. Просто положил на полочку, где она и хранилась.
– В квартире в Илинге. – В голове мелькают кадры выходящего из подъезда Пауэлла.
– Может, и в Илинге, – морщится Крейги. – Может, в другом месте. Если узнаем, легче не будет.
– Уничтожаем Сеть. Не трогай Исидора. Полли выводим. Если Пауэлл надавит на Исидора и тот сломается, он сможет сдать только Полли. Отправь ее куда-нибудь на время. И Дебору тоже. Сегодня же вечером.
Мы начали действовать вовремя, и мы справимся.
– А Пауэлл?
– Не вздумайте приближаться. У него есть только Исидор, а ему ничего не известно. Мы в безопасности.
Крейги опускает глаза и смотрит на чашку так, словно впервые видит ее на столике. На лице отражено все внутреннее напряжение.
– Пауэлл продолжит искать. Ему необходим Нокс.
Крейги выглядит усталым. Всю ночь занимался алиби для Шона, а теперь еще и это. Возможно, скоро он будет выглядеть еще хуже…
– Я встречался с Филдингом, – произносит он после паузы. – Он все отрицал, когда я спросил о Яне Грейвсе. Клялся, что непричастен к этому делу. Но есть кое-что еще. Вчера я следил за тем, кто интересуется ссылками «Элизабет Кроу». Не было времени дойти до конца, был занят Шоном…
– Это не полиция. Эллис мне бы сообщил.
Кто-то был в доме Грейвса, когда я звонила в дверь. Я четко ощущала присутствие человека, чувствовала, что на меня кто-то смотрит из-за деревьев…
– Это был тот, кто убил Грейвса. Но кто он?
Клиент Филдинга? Или те, что помогли Кэтрин Галлахер попасть в Программу? Очевидно лишь, что это не одни и те же люди.
– Не знаю.
– От Финна ничего?
– Все звонки удалены с телефона.
– Карла, – Крейги смотрит мне в глаза, – мы ведь ничего не знаем, правда? – Поджав губы, он отворачивается.
– Мы все вычислим.
– Не кажется ли тебе, что мы зашли слишком далеко? С каких пор ты работаешь с криминальным миром? С каких пор ты стала доверять парню двадцати одного года, который сейчас находится в полиции?
– С Шоном все будет хорошо.
– Я не о Шоне. Ты привлекла меня к делу год назад, чтобы я занимался твоей безопасностью. Но ты рискуешь все больше…
– Крейги…
– Считаешь, что неуязвима, что никто на тебя не выйдет? Тебя ищет Лукас Пауэлл. Тебе надо сидеть тихо. Не стоит заниматься Саймоном Йоханссоном, нельзя даже близко подходить к нему, это слишком…
– Что?
Крейги молчит, но в его взгляде я читаю то, что никогда не хотела бы видеть, – сострадание.
– Он так для тебя важен?
– Хочешь сказать, что я умом тронулась?
– А ты будешь отрицать? – Он смотрит на меня серьезно, но тон его стал мягче. – Передай его мне. У тебя предвзятое отношение. Я в свою очередь обещаю сделать все, чтобы он был в безопасности.
Нет, ты не сделаешь. Не сделаешь.
Разговор зашел в тупик, и Крейги это знает. Он встает и надевает пальто.
– Прости меня, Карла, но я считаю, нам надо изолировать тебя на время.
– Меня? Как? Я никуда не поеду, пока Йоханссон оттуда не выйдет.
Крейги молчит и моргает.
– Тогда необходимо рационализировать наши встречи.
Рационализировать? Я не сразу понимаю, что он хочет увеличить расстояние между нами.
Крейги уходит, и я перемещаюсь в кухню, чтобы вылить вино в раковину. Тело ломит от усталости, но заснуть я не смогу, как не смогу не думать, а сидеть у телефона и ждать я больше не могу.
Лифт привозит меня на темный нижний уровень парковки. Засунув руки в карманы, я прохожу мимо роскошных машин соседей. Камера издает назойливый звук и поворачивается в мою сторону – консьерж должен все видеть.
«Мерседес» поблескивает черными боками. Касаюсь зеркала – его уже заменили на новое, – открываю машину и сажусь на водительское сиденье. Дверца захлопывается за мной с приятным глухим звуком, руки ложатся на руль. Салон все еще хранит запах новой машины, немного химический. Поворачиваю зажигание, и двигатель начинает тихо урчать. У выезда прикладываю карточку к датчику, шлагбаум поднимается, открывая мне путь.
Я бесцельно качу по вечерним улицам, прижимаясь то вправо, то влево, обгоняя автобусы. Сначала выбираю стеклянные скалы Кэнэри-Уорф. Маршрут ведет меня по Коммершиал-Роуд: магазины с опущенными ставнями, припозднившиеся прохожие спешат сделать покупки в еще открытых продуктовых лавках. Я сворачиваю на северо-запад, туда, где так и не возведен парк, который стал бы водным символом нуворишей. Затем в фешенебельный Ист-Энд: рестораны и бары, дизайнерские фирмы, галерея с фигурами из тухнущего мяса, неоновые огни бутик-отелей. Строительные площадки, краны, дремлющие за щитами. Потом решаю посетить Сити: закрытые конторы, пустые бары и кафе, по улицам летает подгоняемый машинами мусор. Надо мной мелькают камеры наблюдения. Если пожелают, они смогут запечатлеть каждое мое движение. Я всегда непроизвольно обращаю на них внимание. Интересно, снимают ли они меня сейчас?
Грейвс знал, как все было, но он мертв. Знает и человек, звонивший ему в тот вечер. Сведения обо всех звонках удалены. Каждый раз они стараются возвести на моем пути стену, и им это удается. Эти люди достаточно ловки, чтобы удалить любую информацию, и этим похожи на меня, но они сильнее и влиятельнее.
Теперь им известно, что их ищет Элизабет Кроу. Мое досье невелико; его несложно будет взломать. Очень скоро они узнают, что это лишь вымышленная женщина.
Одно утешение: они не свяжут это имя со мной.
А если они видели тебя в саду Грейвса?
Было темно, маскировка скрывала мои черты.
А Саймон Йоханссон? Что им о нем известно?
Я даже не знаю, кто эти люди.
В этой работе есть тайные ходы, схемы несуществующих дверей и секретных страниц, тупики и высоко расположенные окна, до которых мне не добраться. За одним из окон стоит Кэтрин Галлахер, аккуратная, отстраненная, но она не одна. По дому ходят и другие люди. Они оставляют следы – отбрасывают тени, позволяют слышать их шаги, за ними закрываются двери, – но, сколько бы я ни старалась, не могу даже мельком их увидеть.
Впервые в голову приходит мысль, что, возможно, я никогда их не увижу.
Йоханссон до сих пор не позвонил. Он должен отправиться в гараж вместе с Кэтрин Галлахер, несмотря на риск и отсутствие страховки. Он верен себе. Взяв обязательство, он все выполнит. Он так решил еще в тот момент, когда Филдинг рассказал ему о деле.
«Это опасно», – язвительно шепчет мой внутренний голос. Очень опасно. Но по иронии это и привлекает Йоханссона, и не в моих силах его остановить. Безопасность его не волнует.
Отступись. Передай дела Крейги и уйди. Предоставь ему возможность действовать. Стань опять Шарлоттой Элтон. Ведь ее жизнь проста и легка.
В этот момент, остановившись на светофоре на набережной, я поворачиваю голову и вижу на тротуаре Марка Девлина.
Он живет в элегантном доме в Ноттинг-Хилле, квартиру в котором можно купить не менее чем за семизначную сумму. На двери три кнопки домофона, его имя посредине. Гостиная представляет собой огромное помещение, стильно отделанное, но со штрихами холостяцкого жилья: внушительных размеров экран домашнего кинотеатра, прислоненные к стене лыжи и электронная книга на красивом итальянском диване. Пройдя через арку в кухню, он берет бутылку красного вина и штопор и наполняет мой бокал до половины. Я за рулем.
– У тебя красивый дом.
В его улыбке оттенок грусти.
– Наследство. У меня, конечно, хорошо идут дела, но не настолько хорошо. – И после паузы: – Можешь посмотреть квартиру, я знаю, тебе хочется.
Оглядев шкаф у окна, я не присматриваюсь к детективам и путеводителям, а подхожу ближе к фотографиям на стене.
Марк Девлин – юноша в мантии, окруженный студентами, на фоне старинного серого здания смеется, глядя в объектив, сбоку примостился скелет. На следующей он старше, в окружении мужчин в смокингах – свадьба. А вот он обнимает темноволосую девушку, похожую на фею, около шале на горнолыжном курорте.
Я поворачиваюсь. Марк стоит, прислонившись к дверному косяку, уже без пиджака, галстук ослаблен, рукава закатаны. Он держит в руке бокал вина и улыбается. Весь вид его говорит о благополучии и здоровье.
Я улыбаюсь в ответ и возвращаюсь к фотографиям. Девлину лет двадцать, он обнимает за талию девушку. Это не Кэтрин Галлахер. Да и почему это должна быть она?
Перед глазами вновь всплывает образ зябко кутающейся в куртку Кэтрин. Когда они познакомились, она, несомненно, была другой, успешной и ухоженной, как на фотографии Филдинга, с улыбкой, мимо которой невозможно пройти.
Не думай о ней. Не надо.
Я пристально смотрю на фотографию. Марк стоит с девушкой у дерева, и эта девушка…
– Мы встретили ее у ресторана. – Я пытаюсь вспомнить имя. Анна. Да, Анна. Ей удалось сохранить утонченное очарование. – Ты выглядишь очень молодо.
Улыбка получается сдержанной.
– Мы с Анной движемся назад во времени.
Он повторяется. У меня возникает ощущение неловкости.
Может, стоит сменить тему? Идеалистические картины из детства, дом в Уэльсе…
– Родовое гнездо? – усмехаюсь я.
– Самый обычный дом.
– Он по-прежнему принадлежит твоей семье?
– Надо его продать. Я нечасто туда езжу. Времени не хватает.
Я внимательно вглядываюсь в лица. Они были вместе и счастливы. А что потом? Как все закончилось? Но он сохранил ее фотографию…
– Она хочет опять быть с тобой.
Слова некстати слетают с губ. Я уже готова извиниться, но Марк улыбается – уже по-другому.
– Напротив. – В улыбке мелькает грусть. Он переводит взгляд на фотографию. – Она бросила меня через четыре месяца после того, как был сделан этот снимок. – Затем он придает улыбке печальный оттенок. – Она разбила мне сердце.
– Но вы все еще поддерживаете отношения. – Ее взгляд, быстрый, неуловимый, мне кажется, что девушка видит во мне соперницу. – Ты уверен, что Анна не хочет?… Она тогда посмотрела на меня так, будто…
Марк качает головой:
– Ты ошибаешься. Мы просто друзья. Довольно близкие – я ей нужен, у Анны проблемы, ей одной не справиться. Не проси объяснить, ладно? А ты? – спрашивает он, немного помолчав. – Как дела? Ты выглядишь усталой, я не ошибаюсь?
– Нет.
Марк смотрит на бокал, затем поднимает глаза на меня.
– В опере ты была в зеленом. Ты прекрасная собеседница и терпимо относишься к занудам. Ты богата, но не чванлива: были времена, когда у тебя не было денег. Ты очень умна. Не любишь людей, задающих вопросы о личном. Поэтому я не буду пытаться. Ты выглядишь так, будто не спала несколько ночей. Ладно, – внезапно прерывает он сам себя. – Я знаю, что прав. Ты осторожно относишься к новым людям в твоей жизни, не хочу казаться бестактным, но… ты уверена, что он тебе нужен?
Все дело в вине? Усталости? Я не знаю. Я не спрашиваю, о ком он, просто отвечаю:
– Дело совсем не в этом.
– Ты уверена?
Сейчас я уже ни в чем не уверена.
– Все не так, как ты думаешь. – Я вспоминаю встречу с Крейги в моей квартире, его предложение отойти в сторону. – Я не могу его бросить. Он во мне нуждается.
– Боишься, что, если бросишь его, все рухнет?
Я киваю. Неожиданно становится трудно говорить.
– Мы похожи больше, чем ты думаешь.
Я сжимаю губы и отворачиваюсь к окну, опустив глаза.
– Что будем делать? – спрашиваю я.
– То, что должны.
По дороге домой я думаю только об этой фразе.
Оставив машину, я поднимаюсь в квартиру, закрываю за собой дверь и прижимаюсь к ней спиной. Я стою и слушаю звуки пустого дома, погруженного в темноту, нарушаемую лишь отблесками неоновой рекламы. Я тянусь к выключателю и замираю, оглохнув от резкого звонка мобильного.
В сообщении от Финна всего два слова: «ЕСТЬ РЕЗУЛЬТАТ».
Прошло два дня с того вечера, когда Грейвс набрал неизвестный мне номер и вскоре был убит. Два дня с того момента, как я узнала об удалении всей информации об этом номере.
Возможно, эти люди предполагали, что выдуманная Грейвсом история вызовет у кого-то интерес, а затем и подозрения, и они дали ему номер телефона для экстренной связи. По которому он и позвонил.
В разговоре я дала ему понять, что игра окончена, я знаю, что записи поддельные. После этого они звонят в 19:34. Зачем? Проверить его или меня?
Два звонка.
Они могли подкинуть мне наживку и привести в заброшенное здание или в глухой тупик на дороге. Если так, то зачем им было удалять номер и всю информацию о нем, ведь я все равно ничего там не найду?
Надо действовать.
И не спрашивайте меня ни о чем.