Все участники Программы имеют возможность круглосуточно пользоваться услугами врача, скорой помощи, при необходимости возможна срочная доставка в больницу.

Понедельник, полночь, его третья ночь в клинике. Это самая спокойная из всех, что ему довелось пережить.

Пожилой мужчина жалуется на боли в груди, говорит, что умирает, но, разумеется, до этого далеко. Два молодых парня, члены конкурирующих группировок, – один белый, другой черный – небольшие ранения, неопасные для жизни. Они лежат, привязанные к каталкам на безопасном расстоянии друг от друга, и продолжают ругаться. Задыхающийся астматик, в панике прибежавший в кабинет. Райли дал ему кислородную маску. Тощий парень, сам простреливший себе руку. Над ним склонилась Кейт, в ее пальцах сверкает игла; но парень не вздрагивает, взгляд его становится рассеянным от дозы успокоительного. Пожалуй, сегодня впервые со дня его появления Кейт спокойна и почти расслабленна.

Потом резко распахиваются двери, и в кабинет вносят человека с проломленным черепом, серовато-белые внутренние ткани видны в месиве крови и сломанных костей. Он похож на солдата, попавшего в жестокую перестрелку и вынесенного с поля боя. Человек не должен был выжить, но губы его неожиданно шевелятся, и он довольно отчетливо произносит: «Помогите» – таким голосом, словно просит о незначительном одолжении, например поддержать тяжелую коробку или открыть дверь.

Потом мышцы лица напрягаются, тело становится тяжелым, начинаются рвота и удушье.

– Вот черт, – говорят принесшие его мужчины.

Окинув их быстрым взглядом, Кейт поворачивается к Йоханссону.

– Очищай.

Тот разжимает челюсти умирающего, убирает в сторону язык и начинает вычерпывать рвотные массы.

– Начинайте вентиляцию, – приказывает Кейт, берет иглу капельницы и внимательно смотрит на локтевой сгиб мужчины. Она вся предельно собранна, будто собирается одним усилием воли сохранить этому человеку жизнь. Мужчина глотает ртом воздух, выгибается, тело конвульсивно дергается, еще раз и еще, последний глоток воздуха, и он затихает.

Кейт тянет к нему руки, будто может помочь, но ее останавливает Райли:

– Кейт…

Она поворачивается и тревожно смотрит ему в глаза. Он еще раз произносит ее имя, и Кейт устало опускает руки. Несколько секунд она молчит, глядя перед собой немигающим взглядом, и произносит:

– Уберите все, ладно?

И вновь ее лицо становится каменным, словно отстраненным от всего мира. Кейт стягивает перчатки, бросает их в корзину и уходит. Через секунду с лестницы доносятся ее неторопливые шаги.

Райли бормочет ругательства и идет в кладовую, где хранятся мешки для трупов. Притихшие парни смотрят на происходящее с каталок, на их лицах шок, а старик выглядит вполне довольным, словно только сейчас смог представить доказательства своему видению жизни.

К трупу подходит Дрил, склоняется над черепом и принимается с интересом разглядывать остывающий мозг. Окружающие реагируют на это по-разному – кто-то морщится, кто-то стонет, – но Дрил не обращает на них внимания. Лицо его становится моложе, в глазах вспыхивают любознательность и азарт.

Возвращается Райли:

– Он убил несколько детей. Известно о трех случаях. Каждый раз разными способами. Парень любит эксперименты. Ему плевать на теорию об индивидуальном почерке убийцы. Его вычислили полицейские, Дрил не из тех, кто сам сдается. – С кончика сигареты падает пепел. Райли делает затяжку и выпускает струю дыма. – Ему двадцать четыре.

– Выглядит на семнадцать.

– Да уж.

Они стоят под навесом на улице у входа в клинику. У соседнего дома несколько мужчин кутаются в плащи, стараясь укрыться от дождя.

– Они считают, что он начал убивать в двенадцать лет. Забавный пацан. Любопытный.

Чреда жизни и смерти. Чреда боли. Это его и привлекало. Он пытался заглянуть внутрь человеческой жизни.

Райли несколько секунд курит молча, но поднимается ветер, капли дождя бьют в лицо, и они уходят внутрь. Совсем рядом в домах для персонала горит свет, сквозь стекла видны фигуры. А где-то вдалеке, через несколько улиц, человек повторяет одно и то же имя.

– Он узнал о клинике, – продолжает Райли, – пришел сюда и стал просить, чтобы его взяли. Сказал, хочет посмотреть. Его прогоняли, а он возвращался. Однажды об этом узнала Кейт. Она вышла, поговорила с Дрилом, а потом с Кийаном, убедила его взять парня. Неделю он стоял здесь столбом, наблюдал. Пытаешься спасти какого-то придурка с кишками наружу, а этот стоит рядом и смотрит. – Райли ухмыляется воспоминаниям. – Потом ему стали давать поручения. Знаешь, у него получалось. Не волновался, не ныл. Только не оставляй его одного. С больными у него не очень, но, черт, – на лице Райли появляется ироничное выражение, – мы сделаем из него нормального члена общества. – Райли довольно усмехается. – Он тебя пугает, верно? Ты ничего подобного, поди, не видел. – Череда затяжек и струй дыма. – Там, в Штатах. Я о том, что ты сделал.

– Это просто надо было сделать, – отвечает Йоханссон. Больше он ничего не собирается объяснять.

Преступление Райана Джексона сделало его больным человеком, скользким, коварным, он не может никому доверять.

Несколько минут они стоят и смотрят на струи дождя, скользящие по стеклу.

– И где ты всему этому научился? – наконец спрашивает Райли.

Йоханссон пожимает плечами:

– Везде понемногу. Сам не знаю.

Взгляд Райли говорит: «Ну, конечно». Йоханссон смотрит твердо, и тот отводит взгляд.

– А ты?

– В армии, – усмехается Райли. – Военный медик. Басра, Гельмент – да, я настоящий герой. – Он делает затяжку. – Демобилизовался после Гильманда. Занимался всем понемногу. Появилась зависимость – ты понял. Нужны были деньги, попросил одного парня, он отказался, пришлось поговорить серьезно.

Поговорить серьезно. Брайс говорил тогда во дворе: «Может, ты не понимаешь, что мы люди серьезные?»

– После первого раза было уже трудно остановиться. – На пол падает кучка пепла. – Ты меня понимаешь. Тебя это захватывает. – Райли отворачивается и смотрит в темноту. – Захватывает. Жизнь ни черта не стоит, верно?

– Да, – кивает Йоханссон.

Несколько минут молчания.

– Я был здесь с самого начала, – продолжает Райли. – Думали все это разрушить, потом кому-то пришла идея поселить нас. Пришли люди, подключили аппаратуру, и вот мы здесь живем. Черт, непонятно, как, они думали, все это будет работать… Половина болтается без дела, как зомби, а вторая половина… – Он вздыхает и машет рукой.

– Кийан всем здесь руководит?

– Да, руководит. Ерунда все это. Он делает ровно столько, чтобы соблюдался порядок, но недостаточно, чтобы начальство могло быть спокойно. Это он умеет, Кийан. Держит линию. Умеет выкрутиться так, что все проблемы приносят ему пользу. Банды? Так он играет ими, настраивая друг на друга, чтобы люди не маялись без дела. – Райли опускает голову и достает сигарету. – То же самое с Брайсом. Он псих, и Кийан это знает и понимает, что такого придурка надо чем-то занять. Вот он и находит ему занятия, чтобы разрядился. – Опять затяжка и струя дыма в воздух.

– Хочешь сказать, кого-то типа меня?

Райли поворачивается к Йоханссону, и взгляд его становится острым, как скальпель, кажется, даже свет в помещении меркнет.

– А почему, ты думаешь, он позволил тебе остаться? Потому что ты нужен нам? Чтобы Брайс учился жить с чувством разочарования? – Райли фыркает. – Брайс не отстанет, и он тебя получит. И не жди чего-то простого, например ножа в живот из-за угла, только не после публичного избиения, которое ты ему устроил. Брайс жаждет зрелища. Пока он планирует представление, он вполне контролируем. – Райли оглядывается, проникая взглядом сквозь пелену дождя. – А я просто зритель. – Он делает последнюю затяжку, огонь тлеет у самого фильтра. – К черту все, я пошел спать. – Разворачивается и уходит, не сказав больше ни слова.

К концу ночи поток людей к клинике редеет. Сложных случаев нет. Старик с болями в груди дремлет на каталке, уверенный в предстоящей поездке в больницу за забором: чистое современное учреждение, чашка чая в ожидании приема, может, даже повезет остаться на день-два… Парни тоже замолкли, запас ругательств и оскорблений иссяк. Простреливший себе руку блаженствует в наркотическом дурмане. Кейт закрепила его руку так, чтобы он не смог случайно повредить повязку. С ней он похож на отдыхающего боксера. Сама она дописывает краткую историю болезни – причины, лечение, препараты – и прикрепляет лист булавкой к его одежде для врачей по ту сторону забора. Почерк у нее мелкий, резкий, словно она из последних сил пыталась сосредоточиться.

Закончив, Кейт берет тарелку с едой и поднимается к себе в комнату, а через некоторое время тишину вновь пронзает душераздирающий крик.

Йоханссон лежит на своей койке и слушает тихий скрип лестницы под ее ногами. Напряженно прислушивается к звуку открывшейся двери и не слышит, как она хлопнула, закрываясь. Кейт все еще в клинике. Через пять минут он поднимается, натягивает одежду и ботинки и выходит из комнаты.

Она стоит в кабинете и смотрит на лезвия скальпелей. Что она собирается делать? Обработать их?

В этот момент Кейт замечает его и произносит:

– Ты опять уходишь? – Должно быть, она видела вчера, как он уходил прогуляться по территории. Пришлось вернуться, чтобы запутать следивших за ним, но сегодня он опять попробует добраться до цели.

– Да, – говорит Йоханссон и направляется к раковине. Открыв кран с холодной водой, он жадно делает несколько глотков. Кейт не сводит с него глаз.

– Куда? – неожиданно спрашивает она.

– Пройтись.

– Зачем?

Он вытирает руки и смотрит прямо ей в лицо.

– Хочу проверить, попытается ли Брайс меня убить.

– Он не попытается, – равнодушно бросает Кейт; простая констатация факта. Лицо ее похоже на безмятежную гладь воды; лишь легкая рябь наводит на мысль о сильном глубинном течении.

– Кийан за мной следит. Я в безопасности.

Она молча переводит взгляд с предмета на предмет.

Решив, что разговор окончен, Йоханссон собирается уходить.

– Та черепно-мозговая травма. Ты как, нормально? – Глаза Кейт холодны, ничего общего с той женщиной, что работала ночью в клинике, которая мучилась, потеряв пациента, не могла, но очень хотела это скрыть.

– Нормально, – отвечает он.

– Приходилось видеть и раньше. – Это не вопрос.

– Случалось.

Кейт садится на стул, складывает руки на груди и смотрит в глаза Йоханссону.

– У тебя шрам два дюйма длиной на правом предплечье, – говорит она, – вероятнее всего, ножевое ранение. На правом плече ожог. Старый, я бы сказала, из детства. Каким-то плоским предметом. Утюг? На правом бедре зажившая рваная рана, довольно глубокая. Заточенной отверткой? Многочисленные порезы голени. Шрам за ухом, еще один выше линии роста волос. Шрам на левой челюсти. На костяшках пальцев. – Она делает паузу. – Борьба всегда была твоей жизнью, верно? И человек с вывороченными мозгами тоже всего лишь часть жизни, так? – Она пожимает плечами и кладет руку на скальпель.

– Бывает и хуже, – произносит Йоханссон.

В голове раздается крик человека на полузаброшенной ферме.

– Да, – кивает она. – Бывает. – Лицо ее напрягается.

Йоханссон выходит из клиники и идет через двор. Люди у ворот провожают его взглядом и ничего не говорят. Ворота распахиваются, он сворачивает направо и идет вдоль построек. Через тридцать метров за ним пристраивается хвост. Не поднимая голову, он продолжает идти.

Йоханссон петляет по территории, сворачивая то направо, то налево. Сначала на северо-восток, мимо часовни и мечети, административного здания с тянущейся к нему очередью, мимо других зданий. Затем он обходит район, где живет персонал с юга. Из окон слышна музыка, люди на балконах провожают его взглядами. В маленьком затхлом магазинчике, где товар хранится в нераспакованных коробках, Йоханссон просит шоколад и сигареты, расплачивается и выходит. Впереди Женская территория, он поворачивает за угол и идет на юго-запад, в самый центр Программы, туда, где расположен гараж на Хоутон-стрит.

Прошла неделя, прежде чем Йоханссон смог попасть туда. Целая неделя, большую часть которой он провел в лагере. Он уже научился ориентироваться в Программе, распознавать сигналы, понимать иерархию власти и приемы борьбы за нее. Посредники и вожаки, предприниматели со своими проектами, их умные маленькие уловки. «Шестерки», жертвы, сломавшиеся и выдержавшие, старающиеся сделать свою жизнь лучше. Патрули. И особняком среди них всех люди Кийана – бездельники, следящие за соблюдением правил и не забывающие о своей доле.

Что бы он ни сделал, за ним будут следить.

Именно так и говорила Карла: заброшенное здание из красного кирпича, стоящее в стороне от соседних построек на пустынном клочке земли. Такое впечатление, что его собирались снести, но в последнюю минуту передумали, решив использовать под очередной учебный центр или небольшое предприятие. Йоханссон кружит по улице, делая вид, что гараж его не интересует, и поворачивает обратно в клинику. Для первого раза достаточно.

Через четыре минуты он начинает замечать мелкие детали. Повернутая в его сторону голова мгновенно отворачивается в другую сторону. Едва уловимое движение в переулке, по которому он проходит, но, оглянувшись, никого не видит. Это не люди Кийана. Те обычно, не скрываясь, тащатся за ним следом. Йоханссон напряженно прислушивается, пытаясь определить, где они, но тщетно.

Наконец, когда он сворачивает налево и проходит мимо отеля «Гришем», это происходит. Слева из-за угла появляется Желтозубый, справа встает незнакомый человек, и третий – тощий, может, девушка – перегораживает ему путь, вытянув руку с ножом.

Он оглядывается и видит Брайса.

Желтозубый и другой, справа, хватают его за руки, Желтозубый пытается заломить Йоханссону руку за спину. В бок упирается лезвие ножа. Йоханссон выворачивается, но острие пронзает кожу, и он замирает.

Желтозубый лезет во внутренний карман его куртки, достает пропуск, похожий на кредитную карту, и передает Брайсу. Тот берет, улыбается и убирает карточку, делая несколько шагов вперед.

Почти касаясь губами уха Йоханссона, что-то шепчет.

Парень с ножом выдыхает, это похоже на сигнал. Йоханссона отпускают так поспешно, словно он заразный, нож исчезает. Все четверо удаляются.

Сзади подбегают люди Кийана. Один бросается осматривать окрестности, второй подходит к Йоханссону.

– Ты в порядке? – Похоже, он нервничает.

Йоханссон молчит.

В клинике он снимает куртку. Рубашка пропитана кровью. Стоя перед металлической дверцей шкафа в кабинете, Йоханссон пытается разглядеть, велика ли рана. Нет, не больше сантиметра. Он обрабатывает ее и заклеивает. Затем пытается оттереть пятно на подкладке куртки.

Пропажа удостоверения его не пугает, в Программе они постоянно теряются. Кому нужна эта карточка, когда здесь снимают отпечатки пальцев и сканируют сетчатку глаза.

В голове, едва возникнув, оформилась мысль: Брайс считает его чужим, он хочет знать, кто он. Удостоверение ему необходимо, потому что на нем есть фото.

Брайс решил докопаться до истины.

Но никому не известно, что Райан Джексон здесь, так ведь? А Чарли Росс мертв.

В комнате Йоханссон тихо проходит мимо спящих, раздевается и ложится.

Храп, негромкое бормотание. Из комнаты наверху слышится тихий стон. Над головой в лучах света кружатся пылинки. Он вдыхает их, пересчитывая.

Щекой он все еще чувствует дыхание Брайса, слышит его приглушенный шепот.

Проходит больше часа, прежде чем ему удается заснуть.