44
Пока его примитивные помощники бегали по Хассестиген и в Ринкебю, как только что обезглавленные курицы, Бекстрём занялся более интеллектуальной деятельностью вместе со своей единственной достойной сотрудницей, доктором физико-математических наук Надей Хегберг. С таким же, как он сам, высококвалифицированным специалистом и выдающимся знатоком русской водки. Ценным напарником в мире, где его окружали исключительно идиоты.
«Пусть она и баба», – подумал Бекстрём.
Когда он вернулся в здание полиции после хорошо сбалансированной и вкусной трапезы, Надя постучала к нему в дверь и спросила, можно ли ей присесть и обсудить содержание карманного ежедневника Даниэльссона. Она принесла с собой оригинал в пластиковом пакете для улик, но в целях экономии времени взамен дала ему пару листов с компьютерными распечатками пометок из него, расставленных в хронологическом порядке.
– Все записи короткие и загадочные по своей сути, – подвела итог Надя. – За период с 1 января этого года вплоть до 14 мая, всего за девятнадцать с половиной недель, он в сумме сделал их сто тридцать одну. В среднем менее одной за день.
– Я слушаю, – сказал Бекстрём. Он отложил в стороны бумаги, которые Надя положила ему на письменный стол, сложил руки на животе и откинулся на спинку стула.
«Ну и башка у этой женщины», – подумал он.
– Первая сделана в первый день нового года во вторник 1 января и гласит, цитирую: «Ужин в мужской компании, Марио». Ранний ужин, судя по всему, поскольку, согласно ежедневнику, он, по-видимому, начался уже в два часа дня.
– Они, наверное, не хотели рисковать, – ухмыльнулся Бекстрём.
– Наверняка. Зачем дожидаться, пока замучит жажда, – согласилась Надя. – Предпоследняя запись датирована тем днем, когда его убили, средой 14 мая. «14:30, банк». Это вообще единственная запись за весь период, касающаяся его визита в банк.
– При мысли о том, какую сумму он забрал, ему не требовалось бегать туда каждый день, – сказал Бекстрём.
– Самая обычная запись, – продолжила Надя, – встречается тридцать семь раз. По большому счету каждую среду и воскресенье в период с января по май он помечал для себя «Солвалла», или «Валла», или «Бега». По моим догадкам это означает одно и то же, а именно – что он посещал ипподром Солвалла ради игры практически каждый раз, когда там проходили заезды. Последняя запись в ежедневнике также датирована днем его смерти. «17:00, Валла». Там также нет ничего, намеченного на следующие дни, недели или месяцы. Похоже, он не привык планировать свою жизнь надолго вперед.
– Никаких других ипподромов, кроме Солваллы?
«Весьма хорошо сходится с тем, что нам уже известно», – констатировал Бекстрём.
– Нет, судя по его пометкам, – покачала головой Надя.
– Ну да, на кой черт тащиться в Егерстру ради старых выигрышных купонов, – сказал Бекстрём.
– Шестьдесят четыре записи самого разного характера. Одно посещение банка, которое я уже упоминала, два визита к врачу, остальное почти исключительно имена его старых друзей. Ролле, Гурра, Йонте, Марио, Половина и так далее. Одно, два или несколько из них за раз. В нескольких случаях в неделю.
– Компания жила насыщенной жизнью, – ухмыльнулся Бекстрём. – У нас есть что-то интересное?
– По-моему, да, – сказала Надя. – Всего речь идет о тридцати записях.
«Да, русская чертовски умна», – подумал он.
– Я по-прежнему само внимание.
– Пять из них появляются с завидным постоянством в конце каждого месяца, день немного варьирует, но всегда в последнюю неделю, и постоянно один и тот же текст. «Большая Р, десять тысяч».
– И как ты это понимаешь?
– По-моему, кто-то с первой буквой Р в имени или фамилии ежемесячно получал от Даниэльссона десять тысяч.
– Любовница, – предположил Бекстрём, поскольку внезапно подумал о найденных в квартире убитого презервативах и таблетках виагры.
«Хотя сам я трахаюсь всегда на халяву», – подумал Бекстрём гордо, пусть это далеко не соответствовало истине.
– Я тоже так считаю, – сказала Надя и улыбнулась. – А в таком случае Р – первая буква ее имени.
– Но у тебя нет догадок о том, кто она? – спросил Бекстрём.
– Я работаю над этим, – сказала Надя и вновь улыбнулась.
– Ладно, – довольно произнес Бекстрём.
«Тогда я должен знать имя этой мадам самое позднее сегодня», – подумал он.
– Потом есть также запись от пятницы 4 апреля. «СЛ, двадцать тысяч».
– СЛ, – повторил Бекстрём и покачал головой. – Если он купил месячные проездные билеты «Стокгольмских линий» на двадцать тысяч, их ведь должно было хватить на всех его друзей и соседей.
– Кто-то с инициалами СЛ получил двадцать тысяч в пятницу 8 февраля. Я работаю над этим тоже, – проинформировала Надя.
«Приятно слышать, что кто-то трудится не покладая рук», – подумал Бекстрём. Сам он уже почти две недели изнемогал от тяжести навалившегося на него невероятного объема работы.
– А далее все начинает становиться по-настоящему интересным, – сказала Надя. – По-настоящему интересным, если ты спросишь меня, Бекстрём.
– По-настоящему интересным?
Примерно однократно в неделю, от четырех до шести раз каждый месяц, и всего в двадцати четырех случаях за весь период в ежедневнике появляются три аббревиатуры – XT, АФС и ФИ, что характерно, написанные большими буквами. Они возникали одинаково часто, и всегда за ними следовало число. Одинаковое для каждой из них: «XT 5», «АФС 20», «ФИ 50». Постоянно именно так с единственным исключением. Один раз за ФИ стояло число 100, а также У и восклицательный знак: «ФИ 100 У!»
– И как ты понимаешь это? – спросил Бекстрём. Сейчас он на всякий случай выпрямился на стуле и заглянул в полученные им бумаги, почесав круглую голову свободной правой рукой.
– XT, АФС и ФИ, по-моему, являются сокращениями имен, – сказала Надя. – Числа пять, двадцать, пятьдесят и сто, мне кажется, подразумевают деньги, которые выплачивались. Что-то вроде простого шифра.
– Он, похоже, обходился малым, старина Даниэльссон, – ухмыльнулся Бекстрём.
«С одной пятеркой, или двадцаткой, или полтинником даже я могу жить, – подумал он. – Даже с сотней фактически, если это не войдет в привычку, конечно.
Но, судя по всему, ни о чем подобном не шла речь. Один раз только».
– Я так не считаю, – сказала Надя и покачала головой. – По-моему, это кратные числа, – добавила она.
– Кратные числа, – повторил Бекстрём.
«За здоровье? Ньет? Да? – подумал он, вспоминая знакомые ему русские слова. – О чем, черт возьми, она говорит?»
– То есть аббревиатура ФИ, которая получает пятьдесят, имеет в десять раз больше, чем аббревиатура XT, получающая пять. За исключением одного раза, когда сей субъект хапнул сотню, а значит, в двадцать раз больше.
– Точно, – сказал Бекстрём. – Естественно, – сказал он. – А этот тип АФС, кому причитается двадцать всегда, получает, таким образом, в четыре раза больше, чем XT, но только половину того, что ФИ…
– Сорок процентов, за исключением того раза, когда ФИ получил сотню, – поправила его Надя.
– Точно, точно, я как раз собирался сказать это. Ну а «Зпо»? После каждой такой выплаты всегда стоит «Зпо», – пояснил Бекстрём и на всякий случай ткнул в лист, который получил. – Например, «ФИ пятьдесят, Зпо» или «XT пять, Зпо». Как это ты понимаешь?
– По-моему, это от слова «заплатить». Из того, что Даниэльссон часто использует в качестве сокращений. Например, «зпо» означает «заплачено». Или «зап», пожалуй, что ты должен отдать определенную сумму.
– Ага, да. – Бекстрём погладил свой подбородок и постарался выглядеть умнее, чем чувствовал себя. – О каких деньгах мы говорим тогда? О каких суммах мы говорим? – повторил он на всякий случай, при мысли о серьезных математических вычислениях, которые сейчас проводились.
– Далее все будет чисто из области догадок, как ты наверняка понимаешь, – сказала Надя.
– Я слушаю. – Бекстрём отложил на всякий случай свои бумаги и отклонился назад.
«А сейчас берегись, Надя, – подумал он. – Ты говоришь с единственным во всей полиции, кто способен понять твои слова».
– Если мы допустим, что Даниэльссон взял два миллиона крон в тот день, когда его убили, и вспомним, что прошло почти полгода с тех пор, когда он залезал в свою банковскую ячейку предыдущий раз, и предположим, что тогда он взял столь же много, как и сейчас, то, по моему мнению, он каждый месяц выплачивал примерно семнадцать тысяч крон XT, почти семьдесят тысяч АФС и почти сто семьдесят тысяч ФИ. То есть всего примерно двести пятьдесят тысяч каждый месяц, – продолжила она. – За шесть месяцев получается полтора миллиона. Если принять во внимание другие расходы, которые у него наверняка имелись в связи с данной деятельностью, плюс сто семьдесят тысяч, полученные ФИ в тот раз, когда он имел целую сотню «у» и восклицательный знак, то у нас получается приблизительно два миллиона. Округленно то есть, – подвела итог Надя с непринужденностью, характерной для ее речи на новой родине.
– Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду, – сказал Бекстрём, который в любом случае понял самое существенное.
«Будь я таким, как чертовы аналитики из полицейской разведслужбы, наверняка повесился бы в гардеробе после встречи с Надей», – подумал он.
– И что мы будем делать в этом направлении? – спросил Бекстрём. «Все равно ведь я начальник».
– Я собиралась отправить эту информацию на почту нашей разведслужбы, – сказала Надя. – Посмотреть, не помогут ли чем наши разведчики.
– Дерзай. – Бекстрём кивнул одобрительно.
«Как эти придурки смогут посодействовать на таком уровне?» – подумал он.
– В крайнем случае это же не хуже, чем если мы разберемся со всем сами, – добавил он.
* * *
Тридцать минут спустя в кабинет Бекстрёма ворвался комиссар Тойвонен. С бордовым лицом и размахивая отправленным в разведслужбу запросом, который он только что распечатал со своей электронной почты.
– Чем, черт возьми, ты занимаешься, Бекстрём?! – прорычал Тойвонен.
– Замечательно. Спасибо за вопрос. Как ты себя чувствуешь, кстати?
«Чертов лисенок», – подумал он.
– XT, АФС и ФИ, – сказал Тойвонен, размахивая бумагами. – Чем ты, черт возьми, занимаешься, Бекстрём?
– Мне внезапно пришло в голову, что у тебя есть желание поговорить об этом, – сказал Бекстрём и ухмыльнулся добродушно. – Поправь меня, если я не прав.
– XT, похоже, Хассан Талиб, АФС – Афсан Ибрагим, ФИ – Фархад Ибрагим, – сообщил Тойвонен и впился глазами в Бекстрёма.
– Мне это ничего не говорит. – Бекстрём покачал головой. – Что за клоуны?
– Ты никогда не слышал их имена? – спросил Тойвонен. – Они же, скорее всего, были известны всем и каждому даже в отделе розыска вещей, когда ты работал там в последние годы. Парни из парковочного бюро наверняка знают, кто они такие. А ты нет?
– Зачем мне в противном случае было запрашивать о них в разведслужбе, – сказал Бекстрём. – Пораскинь мозгами.
«Так называемый риторический вопрос, и пускай сейчас чертов финик поломает голову», – подумал он и широко улыбнулся.
– Не нарывайся, Бекстрём, – пригрозил Тойвонен.
А потом он просто ушел.