23

На письменном столе Бекстрёма лежали ключ от банковской ячейки, копия решения прокурора, а также рукописная записка от Нади. Имя и телефонный номер сотрудницы банка, которая должна была оказать им помощь.

Все в полном порядке, но, будучи любопытным человеком, Бекстрём заглянул к Наде по пути к выходу.

– Расскажи, как ты действовала, – попросил он.

Ничего сверхъестественного, по словам Нади. Сначала она составила список клиентов, имевших банковские ячейки в отделении Коммерческого банка на перекрестке Валхаллавеген – Эрик-Дальбергсгатан в Стокгольме. Там оказались главным образом частные лица, с которыми она решила подождать, но также примерно сотня юридических лиц. Различные фирмы, предприятия торговли, акционерные общества, несколько объединений разного толка и так далее. Она начала с самой большой группы, акционерных обществ.

Затем нашла данные на тех, кто сидел в их правлении, руководстве или каким-то образом был с ними связан. Нигде ни малейшего следа Карла Даниэльссона.

– Зато я нашла фирму, где Марио Гримальди и Роланд Столхаммер числятся в правлении, а Сеппо Лорен, ты знаешь, молодой сосед Даниэльссона по Хасселстиген, является исполнительным директором. Слишком много, на мой вкус, – сказала Надя Хегберг и покачала головой.

– Да, вот черт, а разве он не слабоумный? Лорен то есть?

– Возможно, – сказала Надя. – Альм так говорил, сама я не встречалась с ним, но он в любом случае не объявлен недееспособным и не признан банкротом, поэтому формально ничто не мешает ему занимать такой пост. Наверняка на это и рассчитывал Даниэльссон.

– Это же просто феноменально, – выразил восхищение Бекстрём.

«Русская должна, черт побери, быть шефом СЭПО, – подумал он. – Заставить их быстрее шевелить мозгами».

– Это малое предприятие. Основано уже больше десяти лет назад и фактически не ведет никакой деятельности. Похоже, не имеет никаких ресурсов. Во всяком случае, таких, о которых стоит говорить. Кстати, оно называется «Дом машинописи» и согласно уставу предлагает помощь в написании всего на свете (начиная с рекламных проспектов и кончая юбилейными речами) частным лицам и фирмам. Основавшие предприятие две женщины, очевидно, работали секретаршами в какой-то рекламной фирме и задумали его как некую форму дополнительного заработка. С заказчиками у них, однако, похоже, возникли проблемы, и уже через пару лет они продали свое детище тогдашнему инспектору полиции Роланду Столхаммеру.

– Вот как, – сказал Бекстрём с хитрой миной под стать тону.

– Если ты спросишь меня, то, по-моему, Столхаммер и Гримальди были подставными лицами для Карла Даниэльссона. И если то, что я слышала о Столхаммере, хоть частично соответствует истине, он наверняка не имеет ни малейшего понятия об этом деле.

– И для чего она понадобилась Даниэльссону? Я имею в виду, фирма.

– Мне тоже интересно, – сказала Надя. – Ведь никакой деятельности там, похоже, не велось. Зато все еще имеется банковская ячейка. Я позвонила в банк, – продолжила она, – и, поворчав, они порылись в папках своих клиентов и нашли старую доверенность на имя Карла Даниэльссона, дававшую ему доступ к ней. Последний раз он посещал ее в тот день, когда его убили, после обеда в среду 14 мая. Предыдущий визит состоялся в середине декабря прошлого года.

– Ничего себе, – сказал Бекстрём. – И что там у него?

– Речь идет о ячейке минимальной модели. Тридцать шесть сантиметров длиной, двадцать семь шириной и восемь высотой. Поэтому особенно много в нее не положишь. А как ты сам думаешь?

– При мысли о личности Даниэльссона я предположил бы, что там купоны с заездов и старые квитанции, – предположил Бекстрём. – А ты, Надя?

– Пожалуй, горшок, набитый золотом, – сказала Надя и широко улыбнулась.

– И откуда оно сейчас взялось бы у него, – возразил Бекстрём и покачал головой.

– Когда я была ребенком в России, ах, ошибочка вышла… Когда я была ребенком в Советском Союзе и мы, главным образом, жили скучной, серой, бедной и зачастую просто ужасной жизнью, мой старый отец постоянно старался ободрить меня. Не забывай, Надя, обычно говорил он, на конце радуги всегда находится горшок, набитый золотом.

– Старая русская поговорка? – спросил Бекстрём.

– На самом деле нет, – ухмыльнулась Надя. – Но если хочешь, я готова спорить на бутылку водки, – сказала она и улыбнулась снова.

– Тогда я ставлю мою бутылку на квитанции и купоны со скачек, – сказал Бекстрём. – А ты, Надя?

– На горшочек с золотом, – ответила Надя с удивительно грустной миной. – Пусть для него и не найдется места в столь маленькой ячейке, но ведь надежда умирает последней.

«Хитра, дьявольски хитра, – подумал Бекстрём. – Хотя такая же чокнутая, как все русские».

Потом он попросил Аннику Карлссон отвезти их.

«У кого хватит терпения слушать нытье жертвы инцеста из Даларны о жирной старой блондинке», – подумал Бекстрём.

Коллега Карлссон в любом случае имела хорошую привычку крутить баранку молча и уже через четверть часа после того, как они оставили здание полиции в Сольне, припарковала служебный автомобиль перед банком.

Главный бухгалтер была сама любезность, она мельком взглянула на их служебные удостоверения, проводила в хранилище, открыла ячейку своим ключом и ключом Бекстрёма, достала маленький железный ящичек и поставила его на стол.

– Один вопрос, прежде чем ты уйдешь, – сказал Бекстрём и одарил ее улыбкой. – Даниэльссон посещал свою ячейку менее недели назад. Очевидно, ты помогала ему. Не помнишь ничего из того визита?

Нерешительное покачивание головой, прежде чем она ответила.

– У нас есть своя банковская тайна, – заметила она и улыбнулась, как бы извиняясь.

– Тогда тебе наверняка также известно, что мы здесь из-за убийства. А значит, никакой банковской тайны больше не существует, – сказал Бекстрём.

– Да, я знаю, – ответила она. – Ну, я помню его визит.

– И почему же?

– Он относился к клиентам, кто запоминается, пусть и не появлялся здесь слишком часто. Всегда излишне размахивал руками, постоянно запах алкоголя. Я помню, мы как-то шутили по этому поводу при очередном его появлении здесь. Сколько еще продлится, прежде чем борцы с экономической преступностью нагрянут к нам в офис.

– Ты не помнишь, у него был с собой портфель? Атташе-кейс из светло-коричневой кожи с латунной фурнитурой? – спросила Анника Карлссон.

– Да, помню, он всегда приходил с ним. Также и на прошлой неделе, когда посетил нас с целью забрать какие-то вещи из своей ячейки.

– Почему ты так считаешь? – спросила Анника Карлссон. – Ну, что он приходил именно взять?

– Пока я доставала ящик, он открыл свой портфель. И там ничего не было. Да, за исключением записной книжки и нескольких ручек.

– Спасибо, – сказал Бекстрём.

– Как думаешь, надо? – спросила Анника Карлссон и подняла пару резиновых перчаток, как только бухгалтер покинула их.

– Чтобы трогать маленький ящик, на котором масса отпечатков бухгалтерши, – сказал Бекстрём и покачал головой. – Черт с ними. Подобным пусть занимаются Ниеми и его парни.

«Купоны со скачек и старые счета», – подумал он.

– Ладно, Анника, – сказал Бекстрём, ухмыльнулся и взвесил ящик на руке. – Как насчет пари?

– На сотню, не больше, – предложила Анника Карлссон. – Я обычно никогда не спорю. Ставлю на купоны со скачек и квитанции. А ты, Бекстрём?

– Горшочек, набитый золотом. Ты же знаешь, Анника, на конце радуги всегда находится горшочек с золотом, – улыбнулся Бекстрём и открыл крышку.

«Дьявольщина, – подумал он, в то время как его глаза стали такими же круглыми, как и его голова. – Почему, черт возьми, я не приехал сюда один? Мне не пришлось бы даже самому вытирать задницу до конца жизни», – подумал он.

– Ты ясновидящий, Бекстрём, – сказала Анника Карлссон и посмотрела на него широко открытыми глазами, которые были столь же круглыми, как и у него.