Книга: Золотое руно
Назад: ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ «Арго» снова настигнут
Дальше: ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ К Сицилии и дальше на юг

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
Колхов снова провели

В ту ночь в постели с Алкиноем Арета старалась быть как можно очаровательней, ласково скребя ему голову своими аккуратно подстриженными ногтями и часто его целуя. Она спросила его:
— Мой благородный господин, скажи мне, какое решение ты намереваешься вынести завтра по делу нашей милой гостьи, колхской царевны. Ибо у меня просто сердце разобьется, если ты отошлешь ее назад, чтобы ее выдали за старого и гадкого албанца, о котором мне рассказывала Аталанта. Вообрази: он ни разу не мылся с тех пор, как родился — албанский закон строго запрещает мытье, и кишит паразитами, как старый сыр. Да еще и такая красивая девушка, как она, и такая несчастная, дочь-сирота твоего старого друга…
Алкиной притворялся, будто спит, но тут не мог удержаться и не ответить.
— Прежде всего, моя дорогая, я не могу тебе сказать, какое решение вынесу; оно, несомненно, откроется мне во сне. А во-вторых, я нахожу, что несколько нелепо с твоей стороны пытаться возбудить у меня сочувствие к этой сироте, безумство и неповиновение которой явилось непосредственной причиной гибели ее отца, а возможно — и ее брата, хотя это еще и не доказано. Мое имя — Сильный Разумом, и Сильный Разумом — моя природа.
— Дорогой мой, — сказала Арета, — я знаю, как ты от природы добросердечен, хотя и делаешь вид, будто суров. Я уверена — что бы там ни случилось, ты никогда бы не смог обращаться ни с одной из наших дочерей так, как Ээт со своей. Ты должен признать, что большинство отцов по отношению к детям слишком строги и ревнивы. Ты помнишь случай с Никтеем, братом Ориона, прославленного фиванского охотника? Он попытался препятствовать браку своей дочери Антиопы с Эпопеем Сикионским и, когда она бежала к Эпопею, затеял войну с Сикионом, что погубило сотни невинных семейств, включая и его собственное, и в конце концов совершил самоубийство. Был также царь Акрисий Аргивский, который запер свою дочь Данаю в бронзовом склепе, а когда она, несмотря на все его предосторожности забеременела, пустил ее в ящике в море; но она родила сына, прославленного Персея, который убил деда и стал основателем Микен. Если тебе нужен более современный пример, посмотри на нашего соседа, Эхета из Эпира, который ослепил свою дочь Амфиссу, виновную в том, что она сделала его дедом, и теперь принуждает ее молоть в темнице железный ячмень — ты полагаешь, что он хоть сколько-нибудь процветает? Если бы ты меня спросил, я сказала бы, что Ээт, хотя он благоразумен в делах государственных (в противоположность домашним), сполна заслужил свою участь.
— То, что Ээт мог вести себя глупо или даже жестоко, не оправдывает неповиновения его дочери, — сказал Алкиной. — Самое большее — это только причина его смерти. Злом зла не поправишь.
— Но подумай, — запротестовала Арета, — о том, что случится, если ты вынесешь решение против аргонавтов. Они связаны так или иначе с половиной царских семейств Греции и состоят под покровительством, по меньшей мере, пяти Олимпийцев. Что касается этих колхов, то они живут на другом краю света, и более чем сомнительно, что у Медеи остался хотя бы один родич-мужчина, гнева которого тебе надо страшиться в случае великодушного решения в ее пользу. Напротив, ее племянники, сыновья Фрикса, питают к ней глубочайшее сочувствие и содействовали ее бегству.
— Олимпийцы, — сурово сказал Алкиной, — выплевывают человека, словно горячую кашу изо рта, чуть только он начинает вести себя предательски или несправедливо; и я не намерен прощать преступление только потому, что обвиняемые оказались богаты или высоки по рождению, или имеют нескольких соучастников, или потому что истцам случилось жить где-то очень далеко. Пока не доказана смерть Апсирта (а я еще должен получить доказательства этому), я обязан считать его живым и рассматривать как заинтересованную сторону. Если быть с тобой откровенным, я ничуть не доверяю молодому Ясону — он сказал мне слишком много такого, что является полуправдой, а то и прямой ложью; а вестник Эхион что-то уж больно красноречив; и то, что царевна Медея влюбилась в Ясона, может быть объяснением ее поведения, но, конечно же, не причина, по которой мне следует простить такое вызывающее поведение.
Арета сказала:
— Мой дорогой господин, возможно, что ты и прав, как часто бывает, но клянусь, что я не усну ни на миг, пока не узнаю, какое решение ты собираешься объявить завтра.
— Повторяю, дорогая, — сказал он, как можно более кротко, — что я об этом и понятия не имею. Я намерен найти решение во сне.
— Думаю, — сказала Арета с теплотой, — что искать во сне ответа на вопрос, который лень разрешить наяву, — глупейший обычай. Единственное, что может случиться, — это то, что, проснувшись, судья забудет все, что относится к делу и вынесет приговор наобум. — Она выбралась из постели и зашагала взад-вперед по комнате.
— Вернись, дорогая, вернись! — взмолился Алкиной. — Мне было так уютно, когда я лежал в твоих объятиях.
— Я вернусь, — твердо ответила Арета, — когда ты скажешь мне напрямик, какое решение ты собираешься вынести завтра. Только напрямик, запомни! Я твоя жена, и я не могу вынести, чтобы в такого рода случае я не знала, что у тебя на уме.
Поскольку Алкиной и Арета никогда не ссорились, Алкиной немедленно сдался.
— Хорошо, — сказал он, — говоря напрямик, приговор мой, полагаю, будет таков. Поскольку имеется противоречие в показаниях касательно предполагаемой смерти царя Апсирта, я должен рассматривать его как еще живого и как законного защитника своей сестры, если только не окажется, что она перешла уже под защиту Ясона или какого-либо другого грека посредством вступления в брак — что, насколько я знаю, уже могло иметь место с выполнением всех формальностей и с согласия ее отца или брата. Если она уже новобрачная, для меня было бы очевидной нелепостью позволять Арасу тащить ее назад через полмира с целью заключения брака между ней и каким угодно царем. Но если она все еще девица, как я предполагаю, судя по ее одежде, что же, она должна вернуться домой, какие бы несчастья ни принесло ей это решение. Ибо должна свершиться справедливость. Что касается Руна, кто его законный хранитель? Медея, жрица святилища Прометея. И я считаю, что куда бы ни отправился хранитель, туда отправляется и Руно. Что касается любого рода мести, замышляемой в отношении Аталанты Калидонской — это никак не может быть моей заботой; однако я запрещаю любое кровопролитие в моих владениях под угрозой войны.
Арета опять забралась в постель.
— Думаю, что твое решение — самое разумное и справедливое, какое я когда-либо слышала, да еще и в таком трудном деле, — сказала она. — А теперь усни, мой дорогой господин, и отдохни к утру. Больше я тебя не потревожу. «Добродетель» — мое имя, и Добродетель — в моей природе.
Как только Алкиной захрапел, Арета украдкой выбралась из комнаты и велела одной из своих женщин побыстрее вызвать ее личного вестника. Когда он полусонный явился, она сказала:
— Позови твоего собрата по ремеслу, Эхиона. У меня есть для него добрые новости, откладывать невозможно. Он спит на веранде.
Вестник, глядя на нее, моргал, как сова, но она брызнула ему водой в лицо, чтобы привести его в чувство. Он отправился на веранду искать Эхиона, но там оказалось пусто. Он заторопился в порт и застиг аргонавтов в тот миг, когда они садились на корабль, ибо Ясон решил бросить Медею и бежать с Руном, считая его своим священным долгом.
— Куда вы направляетесь, господа? — спросил вестник.
— О, никуда, вовсе никуда, брат, — ответил Эхион. — Мы всего-навсего меняем место швартовки. Наш товарищ Корон из Гиртона, который предсказывает погоду, как и все мужчины-Вороны, решил, что ветер вот-вот переменится на северо-восточный; и мы всего лишь хотим пересечь гавань, чтобы ему угодить.
— У моей госпожи Ареты для тебя добрые новости, и откладывать невозможно, — сказал вестник. — Если я правильно догадываюсь, для вас было бы благоразумно немедленно вернуться на полную гулким эхом дворцовую веранду, доверив вашим тросам и якорям удерживать ваш прекрасный, много проходивший корабль, чтобы его не разбило о скалы.
И вот они вернулись, точно отара овец, а вестник бежал сзади, словно пастушеская собака, которой нет надобности лаять или показывать зубы, так как одно ее присутствие — достаточное предостережение овцам, что им следует держаться верной тропы.
Эхиона привели к царице. Она милостиво улыбнулась, сказав ему:
— Вот мое слово мудрому божественному вестнику. Если только твой господин, царевич Ясон, не женится на царевне Медее до утра, похоже, что решение царя будет против них. Пусть они поспешат.
Эхион спросил:
— Но, милостивая госпожа, можно ли такой важный брак, как этот, достойно заключить за такое короткое время?
Царица Арета ответила:
— Если его не заключат немедленно, его никогда не заключат. Теперь послушай меня. Царь Алкиной спит, я не желаю, чтобы его потревожила мелодия свадебной песни, ибо он невыразимо устал, и как подобает жене, я должна обеспечить ему спокойный сон. Остров Макриды у входа в нашу гавань — самое подходящее место для совершения обряда. Ты когда-нибудь бывал в тамошней священной пещере, пещере пеласгийки Макриды? Она была последней жрицей Диониса в Дельфах, прежде чем Аполлон не захватил дельфийское святилище, и свои дни она закончила в этой самой пещере. Сообщи Ясону, что все мои запасы — в его распоряжении и в распоряжении его царственной невесты. Ему охотно послужат мои придворные музыканты, а мои придворные дамы окажут услуги невесте и принесут с собой столько полотна и подушек из лебяжьего пуха, сколько потребуется для прекраснейшего брачного ложа. Несомненно, у Ясона найдутся одеяла; но я обеспечу его вином, чашами, чтобы разбавлять вино, факелами, жертвенными животными, лепешками, сластями и айвой — короче, всем, чего бы он ни потребовал. К счастью, мои дамы ходили нынче вечером в долину и принесли домой полные корзины цветов, так что я и вообразить не могу, будто чего-то будет не хватать. Если Апсирт мертв, как ты говоришь, — а у меня нет причин сомневаться в твоих словах, — то сыновья Фрикса — ближайшие, остающиеся в живых сородичи-мужчины царевны Медеи и, следовательно, имеют право по нынешнему греческому закону отдать ее в жены царевичу Ясону. Я и жреца предоставлю — он у меня во дворце служит — который хорошо знает, какие жертвы надо приносить местным божествам брака, а Аталанта может умилостивить Артемиду.
Эхион спросил:
— А Медея? Согласится ли она на такие действия?
Царица Арета ответила:
— Естественно, Медея, несомненно, предпочла бы достойно справить свадьбу в Иолке, в доме Ясона, где следует сжечь ось повозки, на которой она приехала. Но лучше свадьба второпях и даже тайком, как сама она говорит, чем вообще никакой.
Ясон был воистину благодарен царице Арете и, созвав своих товарищей, шепотом упросил их не открывать ни ей, ни кому-то еще, что излишняя предосторожность чуть не стоила ему потери его драгоценного сокровища. Затем они вместе собрали все, что требуется для свадьбы и что предложила им Арета, и отнесли это на «Арго». Придворные дамы пообещали прибыть следом с невестой, придворные же музыканты сразу взошли на борт со своими инструментами; и после нескольких минут плавания на веслах, «Арго» подошел к островку Макриды. Здесь в пещере товарищи Ясона набросали дерну, чтобы сложить брачное ложе, а вход увешали плющом и лавром и расставили на козлах столы для свадебного пира. Пока Аталанта умилостивливала Артемиду, принося в жертву телку, прекрасно зная, что богиня терпеть не может браков и мстит тем, кто о ней забывает, дворцовый жрец царицы Ареты преподнес угощение местным божествам Аристею и Автоное — виноград, медовые соты, оливковое масло и овечий сыр. Бут с восторгом помог ему в этом, ибо Аристей был не только первым в Греции сыроваром, но также впервые вырастил маслины и завел пчел. Жрец и его помощники спели гимн в честь Аристея. Начали помощники, спросив:
Откуда принес ты ветвь оливы,
Твою плодоносную ветвь оливы,
Чтобы к диким деревьям ее привить?

Жрец ответил:
Из огорода моих соседей
Я принес плодоносную ветвь оливы,
Чтобы к диким деревьям ее привить.

Они снова спросили:
А откуда соседи ее принесли,
Эту плодоносную ветвь оливы,
Чтобы к диким деревьям ее привить?

Жрец снова ответил:
В огороде моих соседей
Взяли они плодоносную ветвь,
Чтобы к диким деревьям ее привить.

Помощники спрашивали все более настойчиво, из чьего же огорода была принесена эта плодоносная ветвь; но девять раз отсылал их жрец от соседа к соседу, пока наконец не смог торжествующе ответить:
С дерева славного Аристея
Он принес плодоносную ветвь,
Чтобы к диким деревьям ее привить.

Помощники спросили, как досталось дерево Аристею, и жрец ответил, что Аристею его милостиво даровала Великая Богиня. И что он делал дальше? Он прививал одну дикую оливу к другой в лучах восходящей луны, а на следующий год подобным же образом привил побег с привитого дерева на другое привитое, а на третий — побег со вновь привитого — на то же привитое в лучах восходящей луны, трижды окликнув Богиню по имени. Великая Богиня прошелестела листвой, и последний побег, который привил Аристей, дал совершенные по форме листья сладостной оливы и благословил его, когда пришла зима, сочными пурпурными плодами.
Бут ответил на эту песню другой, похожей, своего собственного сочинения, начав:
Откуда принес ты этих пчел,
Этих неутомимых пчел,
Что пьют нектар из моих цветов?

Он научил помощников, как задавать ему нужные вопросы. Первый ответ его был, что рой принесен из соседского улья. Затем Бут отсылал их от соседа к соседу, пока не оказалось, что первые пчелы взяты из улья Аристея. А где раздобыл их сам Аристей? Бут с торжеством ответил, что Аристей принес их из тела мертвого леопарда, которого убил на Пелионе, когда хищник пытался убить одну из священных кобыл Богини. Аристей трижды попрал мертвого зверя ногой, окликая Богиню по имени, и на третий раз она ответила ему ударом грома, который заставил попадать шишки со всех сосен на горе; пчелы вылетели, жужжа, из раны в боку леопарда и поселились в земляничном дереве.
Так закончилась песня Бута. Но он пожалел, что не может искренне превознести коркирский мед.
Медея пересекла гавань на борту феакской галеры. На ней было белое полотняное одеяние и расшитое белое покрывало, одолженные Аретой, которая и сама сопровождала невесту. Двенадцать придворных дам, назначенных подружками невесты, уже трижды погрузили ее в священный источник Коркиры. Медея сожгла на алтаре Артемиды, который соорудила Аталанта, прядь своих светлых волос. Богине Бримо, с которой она заключила мир перед тем, как покинуть дом Кирки на острове Ээя (пожертвовав ей черную свинью с девятью поросятами), она совершила возлияние чистым медом из полной чаши.
Ясона его товарищи подобным же образом выкупали в водоеме, питаемом водами источника Макриды; затем его облачили в его лучшие одежды и украсили голову цветочным венком. Царица Арета в честь Руна дала аргонавтам редкие пурпурные и золотые цветы, именуемые трехцветными фиалками, которые выращивала в высоких глиняных горшках, стоящих в ряд в ее личном саду, именно из этих цветов сплели венок Ясону.
Затем сыновья Фрикса подвели Медею к Ясону, который взял ее за руку и повел к пещере, где двенадцать подруг невесты спели свадебный гимн у входа, усыпали их цветами и медовыми лепешками, выпеченными в виде самых разных фаллических зверей и птиц, миндальными конфетами и пригоршнями душистого аниса. Сама царица Арета светила им, держа факел.
Тридцать три аргонавта и такое же число феаков приняли участие в пиршестве, но не было ни одного колха, за исключением сыновей Фрикса. Пирующие бурно веселились и отпускали нескромные шутки, а победителем в состязании вышел Идас; а вскоре подружки Медеи станцевали на широком и ровном полу пещеры у входа свадебный танец в честь богини Геры, обходя, держась за руки, грубую каменную герму, которую по такому случаю вытесал Аргус; и прекрасная свадебная песнь зазвучала и умолкла, пока Ясон ел дары моря, чтобы умножить свою мужскую силу.
Наконец Медея и Ясон, рука в руке, прошли к своему ложу в конце пещеры, перед которым висел занавес. Царица Арета дала каждому из них съесть по ломтику засахаренной айвы и предложила понюхать спелую свежую айву. Она сказала им:
— Пусть этот аромат останется в ваших устах и ноздрях, восхитительная пара.
Медея развязала свой девичий пояс и вручила подругам, чтобы возложили его на алтарь Артемиды, а затем оглянулась на брачное ложе. Она содрогнулась и стала белее лилии, ибо на тонких полотняных простынях и много странствовавших одеялах, которые накидали аргонавты на дерн, лежало тщательно расправленное Золотое Руно, о ловком похищении которого из святилища Прометея она бы с радостью забыла.
Ясон сказал:
— Госпожа моя, не содрогайся при виде этого благословенного покрывала. Оно для того положено здесь, чтобы о нашем браке сложили песню на изумление и зависть потомкам.
Она слабо улыбнулась ему и ответила дрожащими губами:
— Пусть оно не принесет нам несчастья, прекрасный мой!
И против своей воли повторила слова той проклятой песни своего родича Сизифа, жалобы Пасифае, которой в бреду научил ее Орфей:
Руно позолотило наше горе,
Что нынче ночь безлунная настанет.

И в самом деле, в ту ночь не было луны; и хотя Сизиф думал совсем о другом, когда слагал эти строки, они ныне столь же подходили к случаю, сколь и предвещали зло.
Ясон дал ей выпить неразбавленного вина, чтобы поднять дух, и, накрывшись Руном, они вступили в любовную близость, а сквозь занавес доносились шутки, песни и смех гостей, как скоро для двоих забрезжила ясная заря!
Назад: ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ «Арго» снова настигнут
Дальше: ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ К Сицилии и дальше на юг