КАК ИГРАТЬ "БАЛКОН"

В Лондоне, в Театре Искусств - я сам видел - "Балкон" был сыгран плохо. Мне также говорили, что он был плохо сыгран и в Нью-Йорке, и в Берлине, и в Париже. У лондонского режиссера была единственная цель - грубо отозваться об английской монархии, особенно о королеве, а в сцене с Генералом и Лошадью создать сатиру на войну: между его декораций тянулась колючая проволока. Колючая проволока в роскошном борделе!

В Нью-Йорке режиссер уничтожил все, что касалось революции.

Берлин: главный режиссер, словно какой-то прусский капрал, преобразовал аппарат, позволяющий Мадам Ирме видеть и слышать все, что происходит в ее салонах, в пост с цветным телевизором, благодаря которому зрители видели все, что Мадам Ирма описывает. Другая его идея, тевтонская: все герои в костюмах 1900 года.

Париж. Генерал представлен как Адмирал или государственный муж. Мадам Ирма, я хочу сказать, актриса, исполняющая эту роль, отказалась появляться при поднятии занавеса и требовала, чтобы в первых сценах участвовала Кармен. Актрисы заменяли одни слова на другие. Режиссер перекроил текст.

По поводу Вены, Базеля я ничего не знаю и никогда не знал.

Вращающаяся сцена в Париже была глупостью: я хочу, чтобы картины следовали одна за другой, декорации перемещались слева направо, как если бы они вставлялись одна в другую на глазах у зрителей. Мое намерение достаточно ясное. В первых четырех сценах почти все играется преувеличенно. Однако есть моменты, когда тон должен быть естественным, поэтому последующее преувеличение в игре будет казаться еще более напыщенным. В общем, никакой двусмысленности, но два тона должны противостоять друг другу. Напротив, в сценах с Мадам Ирмой и Кармен, от начала до конца обнаруживается двусмысленность интонаций.

Чувства главных действующих лиц, вдохновленных происходящим за стенами борделя, наигранны или реальны? Гнев Шефа Полиции по отношению к Трем Фигурам, усиливающийся к концу пьесы, наигранный или реальный? Восставшие - в борделе или за его стенами? Надо выдержать двусмысленность до конца. Автору пьесы - особенно это касается последней сцены - не очень понравились бы купирования или сокращения под предлогом ускорить темп, быть более понятным или оправданные тем, что и так все сказано, что публика все поняла или что она скучает.

Актрисы не должны заменять такие слова как "бордель", "публичный дом", "притон" на более благопристойные. Они могут отказаться играть в моей пьесе - в этом случае их должны заменить мужчины. Я мог бы вынести, если бы они говорили слова наоборот. Например: льедроб, нотирп. Можно попробовать сделать заметным соперничество, которое, кажется, и существует между Ирмой и Кармен. Я хочу сказать: кто правит - в доме и в пьесе? Кармен или Ирма?

Главные Три Фигуры я поставил на высокие котурны. Как актеры смогут ходить на них не падая, не путаясь в полах своих мантий? Пусть учатся.

Само собой разумеется, что костюм Ирмы в начале пьесы должен быть очень мрачным. Может быть, даже траурным. В сцене с Кармен она одета в длинное платье, которое в сцене на Балконе, благодаря нескольким украшениям, превратится в платье Королевы.

В противоположность тому, что было сделано в Париже, Три Фигуры (Епископ, Судья, Генерал) должны быть одеты в униформу или в национальные костюмы той страны, где играется пьеса. Во Франции Судья должен напоминать члена наших Судов Присяжных, а не расхаживать в парике. Генерал - носить кепи со звездой или с кокардой в виде дубовых листьев, но не походить на Лорда Адмирала. Костюмы должны быть преувеличены, но узнаваемы.

Чтобы не говорить все время о плохом: в Лондоне режиссер довольно остроумно придумал, чтобы Девушка, изображающая лошадь в третьей картине, во время одной из своих тирад любовно пририсовывала Генералу усы кусочком угля.

Фотографы (последняя картина) должны быть одеты и вести себя, как развязные молодые люди той эпохи и той страны, где и когда будет играться эта пьеса. Во Франции в 1966 году они носят черные кожаные куртки и голубые джинсы.

Тип революционеров надо придумать, а затем смоделировать маски, так как даже среди лионских протестантов я не вижу никого, кто имел бы лицо достаточно вытянутое, достаточно грустное и дикое для этой роли. Неподвижность маски пришлась бы очень кстати. Но в этой сцене нельзя ничего вырезать.

Короткие мгновения, когда Ирма и Шеф полиции остаются одни, должны сопровождаться старомодной нежностью. Я не знаю почему. Все то, что я здесь только что написал, не относится, конечно, к умному режиссеру. Он знает, что ему делать. Но остальные? Еще одна вещь: не надо играть эту пьесу как сатиру на что бы то ни было. Она должна играться как прославление Образа и Отражения. Ее смысл - сатирический или нет - проявится только в этом случае.