Глава 28 Казнь
Дронов в срочном порядке решил повидаться с Сибирским и предложить ему разобраться с Равилем, заодно и убедиться, что из себя представляет его тезка. Равиль ловко придумал, как в ту ночь опорафинить семью Сибирского, вот и посмотрит вор, что из этого получится.
Встретившись на улице, они пошли делать «променаж» по дорожке между отрядами. Дронов обстоятельно выложил факты, которые говорили против Равелинского, и дал зеленый свет действиям блатных с десятого.
— Был бы он козел — повязочник, с него и спросили по другому, — начал Дрон, — а то ведь сука замусоренная, ни одного уже из братвы вдудонил куму. Решай тезка, я тебе на подстраховку могу свою братву дать, чтобы было все грамотно. Не хочу, чтобы за эту падлу пацанва под раскрутку (уголовное дело) шла.
— Что-нибудь придумаем Дрон.
— Думать осталось до завтрашнего дня, мне кажется ломонется он к ментам. Смотри, если не сможете, я на него торпеду спущу. Я тебе доверяю Сибирский, вам зону держать, мне терять не чего, все равно скоро закроют. Завтра братва поваров воспитывать будет, совсем суки прибурели, я тут в столовую зашел, посмотрел, чем там мужиков кормят. Говорили мне, когда я на киче сидел, но не думал, что эти боровы настолько оборзели, короче в котлы их надо побросать: для других наглядно будет.
— Вот это дело Дрон, спросим с них, — оживился Сибирский.
— Если бы мы сами не тянули со столовой, я что не знаю, сколько блатные заряжают этих поварешек, чтобы они их подкармливали. Ладно, наведем порядок среди своей братвы, а там и за зону возьмемся.
После ужина Воробей обратился к Матвею:
— Сегодня ваш вопрос решим, вечером я тебе результат скажу.
— Санек, хоть бы срослось, нам завтра деньги в полном объеме отдавать, а если блатные с нас снимут, даже треть… Мы пропали, — грустно произнес Матвей.
— Что у вас там, дело серьезное? Ладно, пытать не буду, потом сам расскажешь, если сочтешь нужным. Матвей, доверяя Сашке, вкратце рассказал суть создавшейся ситуации.
— Не волнуйся, я тебе сказал, все будет — ништяк!
Матвей с благодарностью кивнул и Сашка, накинув на себя куртку, пошел во второй отряд.
На прилегающей к бараку территории он увидел, как группа зэков над кем-то куражится и толкает по кругу. Вышел Симута и тоже взглянул на веселую компанию.
— Что за карусель? — спросил Сашка.
— Петухи в свою стаю еще одного принимают, видать не хочет, видишь, как брыкается, — засмеялся Васька, но заметив, что такая шутка не понравилась Воробью, объяснил по — другому:
— Воробей, ты сегодня будешь в умате от новостей, ты даже не прикидываешь, что тебя ждет, и вот тебе первая новость: посыльного кума Абросима петухи запомоили, они хоть и обиженные, но с кумовскими у них разговор короткий, с ложки накормили его дерьмом, потом оприходуют. Ладно, пошли в каптерку, там уже все собрались.
Сашка зашел в тесную комнатушку, от силы принявшую десять человек. Его уже ждали, и потому пригласили за импровизированный стол.
Дверь закрыли. На охрану поставили людей, с улицы и в отряде.
— Ну, братва, с первым вас почином, — Дрон поднял эмалированную кружку, наполненную заранее какой-то жидкостью. Сашка тоже потянулся за кружкой, в ней была налита водка.
Выпили. Для приличия покряхтели и закусили: ради прикола кто-то занюхивал рукавом, а кто кусочком нежного сальца.
— После первой и второй, перерывчик небольшой, — произнес шутя Макар и наполнил на одну треть все кружки. Снова выпили. Громко не разговаривали, на удивление было весело.
Дрон, слегка скривив губы, обратился к Сашке:
— Вот так Воробей, жили вы в своем отряде, не тужили и вдруг — на тебе! Среди братвы, сука кумовская затесалась.
Сашка поперхнулся кусочком хлеба.
— У нас в отряде? — прокашлявшись, удивился он.
Дронов кивнул.
— Это что за мразь?
— А кого ты недавно под молотки пускал! — продолжал интриговать вор. У Сашки округлились глаза, он даже от удивления приоткрыл рот.
— Боюсь даже назвать его, — проговорил он в нерешительности.
— А ты попробуй, угадай, — подтрунивал над ним Васька Симута.
— Нет, братва, у меня даже и наметок нет. Да кто это? Не тяните. Кого я мог молотить? Пархатого?!
— И до него дело дойдет, — продолжал Дрон, — Роман паскуда, сам раскладку полную дал.
— Кто?! — еще больше удивился Сашка.
— Агентурная кликуха Равиля, завербованного кумом-Ефремом.
Сашка ожидал всего, но чтобы Равиль был кумовским… Но, не поверить авторитетным людям он не мог. Помолчал немного, и слегка захмелевший, с усмешкой сказал:
— А впрочем, в этом что-то есть, сейчас я точно не удивляюсь. Поступило еще предложение слегка промочить горло. Все зашевелились, протягивая кружки для наполнения. Конечно, напиваться до поросячьего визга никто не собирался, все прекрасно понимали, если накроют менты, то всем гамузом поведут в изолятор. Потому закусили и курить пошли на улицу, наказав, чтобы в каптерке все прибрали.
Сашка, немного разговевшись, решил просить у Дрона за Матвея и мужиков.
— Леха, — обратился он к нему, уже по-свойски, — у меня дело к тебе небольшое. Ты можешь сейчас меня выслушать?
— Давай конечно, я весь во внимании.
— У нас в отряде мужики попали в неприятность. Хорошие, крепкие мужики, у них история запутанная вышла с буграми. Короче, полная непонятка, надо разбираться. Бугры наехали на них и заставили платить. Мужики правдами не правдами деньги собрали, но Пархатый с Равилем требуют дележки. Я понимаю, общак дело святое, мужики даже готовы заплатить, но просят отсрочки, завтра последний срок выплаты денег, а здесь получается, отдадут часть в общак отряда и рассчитаться не хватит.
— Какие у бугров могут быть наезды на мужиков, они что, в стиры (карты) им проиграли? — перебил Сашку Дрон, — или они уполномочены вести сборы, а может… — он на мгновение смолк. — У меня сразу складывается впечатление, что здесь бугры делами заправляют, а блатные, вместо того, чтобы разобраться, шкуры с мужиков дерут. Короче, Воробей, я завтра разберусь с этим делом, если бугры в нагляк деньги вымораживают, то спросим с них, а Пархатому скажешь, чтобы от мужиков отлип, передашь ему — я сказал!
Сашка улыбнулся. Ему понравились рассуждения вора, а главное, он может с радостью передать мужикам, что сам вор взялся за разборку их дела.
— Санек, ситуация у вас в отряде не фонтан. На днях будет сходняк. Пацаны просят, чтобы с Пархатым разобрались, он не по делу мужиков опускал. Так что ему придется ответ жесткий держать перед братвой. Может и такое случиться, что придется другого главным в отряде ставить. Пока это на воде вилами писано. Ты помалкивай конечно, это я тебе так, информацию к размышлению подкинул. Равиля- козла по ходу сегодня ночью опускать будут, так что ты спи спокойно, и на кипишь не реагируй. На сходку пойдешь с Пархатым, тебе передадут где, и во сколько предстоит появиться.
Поговорив еще немного, они присоединились к остальным. Дело шло к отбою, и пацаны стали расходиться по отрядам. Сашка шел в барак в приподнятом настроении, ему казалось, что он выполняет какую-то нужную, полезную миссию, и его душа переполнялась гордостью. В отряде он подошел к Пархатому и, не спрашивая разрешения, сел напротив его на койку.
— Тебе привет от Дрона, а к привету он просил передать: с Матвеевской семьи деньги не брать, завтра вор сам будет разбираться.
— А откуда Дрон об этом знает? — нахмурился Пархатый.
— Я просил его об этом, — спокойно сказал Сашка.
— Ты что ж, падла, через меня прыгаешь!
— Закрой рот, а за падлу ответишь.
— Да хоть сейчас, — и Пархатый соскочил с постели.
Быки плотно обступили Воробьева вокруг.
— Слушайте пацаны, я только передал просьбу Дрона, если вы сейчас затеете битву, то будете отвечать перед всей братвой зоны за оскорбление посла.
Сашка состроил ухмылочку и, спокойно развернувшись, направился в свой в проход. Пархатовские расступились и с ненавистью посмотрели ему вслед.
Зеля и Глазун ждали друга с нетерпением. Пельмень уже два раза ходил подогревать чай.
— Пацаны, все путем, Дрон запретил Пархатому и Равилю с мужиков деньги снимать, — у Сашки еще не выветрился хмель из головы и он, прибывая в эйфории, решил выложить им сногсшибательную новость. Но перед, тем как сказать, хитро прищурился и спросил:
— Вы как к Равилю относитесь?
У всех на лицах образовался знак вопроса.
— Ты что Санек, мы вот только что с ним бились. Это ты к чему сейчас спросил?
— Завтра с Равелинским все будет кончено. Но об этом молчок!
— Сань, ты часом не бухой? — спросил его Зеля.
— Немного есть, но это не меняет серьезного заявления — Равилю копец! Вы помалкивайте, если кто-то из вас преждевременно проговорится, будет конфуз.
— Да ты чё Санек, могила!
На лицах пацанов засияла улыбка. Все прекрасно понимали, что ужиться в одном отряде с Равилем невозможно — это такая мразь, от которой жди подлости в любой момент, и потому радостная новость вселила в них надежду на спокойное будущее.
Сашка махнул рукой, подзывая Матвея, он уже давно наблюдал за ним и ждал, когда же Воробей обратит на него внимание.
— Матвей, буграм завтра деньги не отдавайте, будет разборка, я сам их об этом предупрежу. Пархатый и Равиль от вас отстанут, так решил Дрон. Ну вот, а ты все переживал, да масло гонял в голове, как выкрутиться: видишь, все и решилось.
— Сань, даже и не знаю, как тебя отблагодарить, я уже какую ночь не сплю, как со свиданки вышел, так пребываю на измене, тут блоть давит, там бугры, хоть за арматуру хватайся.
— Да ладно Матвей, думаю, до этого не дойдет дело, но если понадобится твоя помощь в укрощении бугров, ты уж не откажи.
— Сань, да какой базар, мы с мужиками их готовы хоть сейчас под молотки пустить, да сам понимаешь, за них вся блоть отрядная встанет. Крысы, пристибаи вонючие, — выругался Матвей.
— А мы с пацанами — выходит тоже, вроде блатных? Как бы вопросом проверял Сашка Матвея.
— Воробей, надо людьми оставаться, мы все здесь по сути равны, почему ты в отличие от них не собираешь дать с мужиков, и при этом не прикрываешься общаком, а они: где кулаками, где подлянками собирают в общак, у нас терпение почти на исходе. Мне больше некому сказать такие вещи. Мы с мужиками присматриваемся с первого дня твоего появления в отряде. Хоть ты и молодой, но за себя постоял, за нас просишь перед вором, ведь не боишься же? А эти шакалы.
Сашка понял, кого он называл шакалами.
— Сань, не лез бы ты в этот гадюшник, оставайся мужиком, тебя и так будут уважать, а блатные сожрут тебя.
— Подавятся, — решительно заявил Сашка.
— Может кто-то и подавится, только не Пархатый с Равилем.
— А вот тут ты не угадал, — включился Сашка в полемику, — Матвей, всему свое время, я тебе одно хочу сказать, если Дрону удастся тормознуться ненадолго в зоне, он наведет здесь порядок: одного двух, таких как Пархатый он успеет обуздать, а дальше мы должны сами рулить. Перемены будут, вот увидишь, скоро будут!
Воробей поднялся с постели и пошел к бригадиру. Подойдя к нему, поздоровался и пригласил выйти на свежий воздух. Он закурил и предложил Воробью, но он отказался.
— О Дроне что-нибудь слышал? — спросил его Сашка.
— В общих чертах, говорят вор в законе. А почему ты спрашиваешь?
— Так вот, он просил, чтобы ты, и твои подручные не напрягали Матвея и мужиков за деньги, завтра разговор состоится по этому поводу.
— А ты вообще кто, и с какого боку прилип к этой истории? — грубовато остановил бугор Воробьева, — тебя пока отмазываем от работы, что ты не в свое дело лезешь, смотри, много на себя не бери, здесь тебе не воля.
— А теперь послушай сюда, и давай без эксцессов, — одернул бугра Сашка, — если тебе слово вора не указ, то давай оставим оскорбления на завтра, хотя, за твою грубость я готов спросить с тебя. Я с тобой начал спокойно, и ты будь любезен, отвечай тем же. В противном случае за оскорбление ответишь.
— Правильно о тебе говорят, в зоне без году неделя, а уже ход набрал, я не буду тебя оскорблять, но и базарить больше с тобой не стану, ты для меня не указ. Ты понял! Ты для меня никто и звать тебя никак.
Сашка понял, что бугор провоцирует его на драку, но собрав свою волю в кулак, как можно спокойнее ответил:
— Ты не кипятись, я себя в блатные не зачисляю, я просто передаю тебе просьбу авторитетного человека, который будет завтра с тобой говорить. Понимаешь! Го-во-рить! Будь к тебе другая предъява, с тобой бы сейчас никто разговаривать не стал. Так что давай без кипиша.
На том и разошлись. Сашка понял, что с бугром нужно аккуратно, у него видимо с ментами «подвязки» хорошие, и с блатными тоже, раз он так себя уверенно чувствует. «Ну, ладно, как говорят — еще не вечер, завтра поглядим».
Прозвучала команда «Отбой!» и все потянулись к своим спальным местам.
Равиль проспал до двух ночи. Проснулся, а на улице уже темно, в отряде все спят. Лег на спину. В голове снова всплыли события прошедшего дня.
Первой мыслью отдалось в голове: «Надо ломиться на вахту, иначе… Как говорил мой знакомый: — Промедлишь — башки лишишься!. Он поднялся, и открыв дверцу тумбочки, взял пакет, в котором лежали пачки сигарет. Натянул сапоги и потихоньку двинулся к выходу. Дневальный прикорнул, уронив голову на тумбочку.
Равиль вышел из отряда и почувствовал, как его естество требует опорожнения. Пошел за барак, где находился туалет. Свет, идущий от фонарей на центральном плацу, погнал его в уличный сартир, не давая пристроиться возле уборной. Он вошел, и тьма туалета поглотила его. Сделав дело, он попытался застегнуть ширинку, как вдруг: крепкая рука, одетая в кожаную перчатку с силой зажала ему рот и нос одновременно. Кто-то схватил его за ноги и сжал в объятиях, не давая брыкаться. Равиль застонал от боли и попытался укусить за ладонь нападавшего, но рука с еще большей силой сдавила ему рот. Кто-то третий ухватил его за руки, окончательно лишив свободы.
Через несколько минут все было кончено. Свет от уличного фонаря пробился сквозь тьму и тускло осветил деревянный пол туалета. Осмотрев все вокруг и убрав улики ночного происшествия, неизвестные поднесли труп к дырке, они сняли с него штаны и усадили голым местом на дырку туалета.
Кто-то тихо выругнулся:
— Успел-таки сволочь в штаны наделать, все мокро и воняет.
На прощанье еще раз взглянули, как бывший блатной прислонился спиной к стенке и, уронив голову на плечо, заснул вечным сном.
Исполнители воли Дронова вышли на улицу, и разошлись в разные стороны.
Обнаружили труп Равелинского только под утро. Один из осужденных пошел спозаранок справлять нужду и наткнулся на спящего, (ему так показалось в первый момент), но присмотревшись, вскрикнул от испуга и побежал в отряд. Поднял ночного дежурного, затем завхоза, и со всех ног бросился докладывать на вахту.
Когда надзиратели прибежали на место, возле туалета и внутри уже толпился зоновский люд: всем было любопытно, кто же оказался покойником? Рядом с трупом крутился Пархатый и несколько его приближенных.
ДПНК приказал всем покинуть место происшествия, где лежал остывший труп Равелинского и послал прапорщика, чтобы он вызвал по телефону начальника колонии и скорую помощь. Дополнительно прибыли солдаты с охранной роты и резервный наряд контролеров. Всех осужденных загнали по отрядам. Рядом с работниками администрации сновали активисты с повязками на рукавах. Лейтенант Брагин, дежуривший на сутках, поверхностно осмотрел труп заключенного и что-то увидел в нагрудном кармане куртки. Он потянул за уголок и заметил небольшую бирочку. Брагин почему-то быстро спрятал ее в свой карман, а когда пришел на вахту, то с интересом рассмотрел кусочек белой ткани: на нем был изображен черной краской — зигзаг черной молнии.
Утром понаехало разномастное начальство и врачи, запущенные в зону с разрешения начальника колонии, которых оберегал от заключенных усиленный наряд солдат.
Первый осмотр не выявил следов насильственной смерти: по всем признакам заключенному стало плохо, когда он поднатужился. Врач не исключал, что могли лопнуть кровяные сосуды в головном мозге или отказать сердце. В любом случае тело нужно перенести в санчасть, а затем, с разрешения управления, вывезти из колонии и произвести вскрытие.
Весть о том, что ночью нашли мертвым блатного из шестнадцатого отряда, быстро облетела всю зону. Новость моментально обрастала слухами, говорили разное: «Проигрался блатарь, вот и порешили свои же». Запустили еще слушок: будто мужики забили его до смерти за магерамство и беспредел. Но с другого конца зоны пошла свежая весть, что погибший Равелинский был кумовским сексотом и за это его приговорили блатные зоны. После такой новости количество сострадающих ему людей, резко поубавилось.
Засуетилась оперчасть, затаскала осужденных. Всех блатных шестнадцатого отряда допросили и кое-кого закрыли в ШИЗО на время предварительного разбирательства.
За Дроновым тоже явился усиленный наряд из прапорщиков и сержантов, его незамедлительно препроводили к начальнику по РиОР майору Кузнецову.
— Дронов, что за разборки вы там устроили? Я же просил тебя, без серьезных эксцессов.
Дрон достал смятую бумажку и, протянув ее Кузнецову, сказал:
— А когда Колдун прикрыл твою задницу, ты помнится, даже поблагодарил его. Я тебе на блюдечке Ефремовского стукача преподнес, выходит не рад ты этому.
— Дронов, ты с ума сошел, труп в колонии, а ты мне тут про стукача. Я спрашиваю тебя, твои архаровцы натворили?
— Да успокойся ты, майор, его видно напугать хотели, да опустить в сортире, кто ж знал, что у него такое сердце слабое.
— Ничего себе напугали, он на вид здоровый, как бык, о каком сердце ты говоришь?
— Я в своей жизни, и не такие смерти видел, когда страх к горлу подступает, то гарантий нет, что мотор выдержит — это у кого, какое здоровье, — пытался успокоить начальника вор.
— Может быть, он не был в курсе наших дел, — пытался выгородить Равелинского майор.
— Кстати, он уже близко подкрался, и сливал Ефремову всю живую информацию. Равиль был не глупый, у него даже в управе свой человек работает.
— Это как так?
— Он мне все выложил, потом пробьешь фамилию одного мента из управы, о нем Равелинский упоминал.
— Что это за писулька?
— Это Ефремов ему на прощание передал, перед тем, как ты его отправил в командировку.
— Ну, и что ты мне прикажешь делать с трупом? На кого его повесить.
— А вам, зачем эти заморочки? Убийства в колонии не хватает? Давите на то, что ему плохо стало, вот и завернул боты.
— Какой ты умный Дронов, а экспертиза что покажет?
— А что она покажет? Следов насилия нет, улик нет — значит, здоровье подкачало. Слушай начальник, да сколько нашего брата в тюрьмах, в зонах ваша система передавила, все списываете на болезни или на внутризоновские разборки, и этого закопаете.
— А ты не слишком много на себя берешь? Я смотрю, ты свое слово не умеешь держать, сам говорил, что все обойдется без эксцессов.
— А ты о себе подумай и о Говорове, каково вам будет на баланде срок мотать, а если государство нароет материальный иск, превышающий двести пятьдесят тысяч, то и баланда вам на хрен не нужна, обоим лоб зеленкой намажут.
— Шантажировать меня вздумал?! Закрою к чертовой матери в ШИЗО!
— Все майор! Рот закрой или ты сегодня до дома не доберешься. Я с тобой шутить не буду, через два дня вас с Говоровым найдут где-нибудь в лесу, под прошлогодними листьями. Давай звони, вызывай наряд! Но помни — за меня тебя рвать будут долго и упорно, сначала мои братья, а затем уже ОБХСС. Так что прижми зад и помозгуй, что делать с трупом Равелинского.
— Ладно — это уже мое дело, ты свое сработал, а сейчас не обессудь, тебя в ШИЗО направят, пока со всей этой кутерьмой не разберемся. Потом выпущу тебя, — уже примирительно, закончил майор.
«Да-а, приготовили сюрприз Ефремову, — подумал Кузнецов, когда Дронова увели, — вернется с командировки, будет над чем ему призадуматься».
Дрон и такую ситуацию предусмотрел, как говорится, решил убить сразу двух зайцев. Предвидя, что многих осужденных из лагерной верхушки на время разбирательства менты закроют в изолятор, он поручил всем главным в отрядах навести понт (вымысел, уловка). Поднять ропот с переходом на оскорбления хозяина и его своры: «Не по праву, мол братву гасите в трюм».
И пошли волнения: одного за другим осужденных стали приводить в ШИЗО, для этого пришлось освободить и навести порядок в рабочих камерах, потому — что не хватало мест в предвариловках (камера предварительного заключения — КПЗ).
Дрон потирал руки: лучшего приземления для сходки авторитетов и не придумаешь. У него сердце чуяло, что Пархатый на этом сходняке будет лишним, но закон есть закон, раз братва решила поставить главаря блатных с шестнадцатого перед сходкой — пусть держит ответ.
Чтобы Воробей и Пархатый одновременно попали в ШИЗО, Дрон придумал целую пьесу: после съема с работы первой смены Сашка подошел к бригадиру и предупредил, что Дронов сидит в изоляторе и разборку по поводу денег придется отложить до лучших времен. Бригадир, видя, что деньги с мужиков ему не удастся так скоро получить, естественно «полез в бутылку». Поднялся шум, разыгрался настоящий скандал, и Сашке пришлось два раза ударить бугра по груди, да так, что он отлетел к стенке. По ходу разыгранной пьесы, Пархатый встал на защиту бригадира, и кинувшись в драку на Воробья, тоже нарвался на кулак Сашки.
На шум в коридоре, вышел из своего кабинета начальник отряда и, увидев дерущихся, вызвал наряд контролеров, который и препроводил обоих дебоширов в ШИЗО. Бугор, слегка струхнувший, промолчал, и не стал говорить начальнику отряда, что Воробьев его побил. И правильно сделал, а — то потянулась бы ниточка и, узнай менты о деньгах, начали бы с самого бригадира душу вытряхивать.
Многие блатные были упрятаны в изолятор, как и говорил Кузнецов Дронову: «Мы работать умеем, кого положено, того и прикроем».
Вор подозвал к кормушке старшего смены по изолятору, как раз по счастливому случаю дежурили его два знакомых прапорщика: Кузя и Крокодил. Объяснив им, что сегодня ночью он проведет «политинформацию» с осужденными, на словах передал, кто именно примет участие в «собрании». Прапорщики знали, что вознаграждение будет очень щедрым, и потому противиться не стали, пообещав выполнить все, что велел им Дрон.
