Глава 9. Кто я такой

Мы плыли на север, лавируя против ветра. Справа по борту сейчас всегда можно было увидеть побережье Греции. Я заметил, как сильно эта земля отличается от Графства. Да, здесь сосны и дубы то тут, то там сменялись устремленными в небо кипарисами – но разве можно было сравнить этот пейзаж с нашим! Сочные луга покрывали Графство, вечные дожди омывали его, и повсюду носился влажный западный ветер. Здесь же было нестерпимо жарко и сухо – нас окружала выжженная пустыня, головы и плечи опаляло солнце, а бурые холмы казались выжженными.

До порта Игуменица оставалось меньше часа пути, но море и его обитатели, похоже, не желали с нами расставаться. Издалека послышался высокий пронзительный звук, его не могли заглушить даже бьющиеся о каменный берег волны. Ведьмак и Аркрайт с удивлением посмотрели друг на друга. «Селеста» вдруг качнулась, разбросав нас по палубе, и резко взяла курс вправо. Мы поднялись на ноги, а корабль, к моему изумлению, развернувшись, направился прямиком на скалы.

– Сирены! – закричал Аркрайт.

Я читал о сиренах в «Бестиарии» Ведьмака. Эти морские существа, сладкоголосые девы, чарующими песнями заманивали моряков на скалы и тем губили их корабли. Тонущих мореходов сирены увлекали на дно и пожирали. Седьмой сын седьмого сына обладал неплохой защитой от коварного пения сирен, но обычный путник легко поддавался искушению.

Я последовал за ведьмаками к капитанскому мостику. Голоса сирен звучали все пронзительнее и громче, мне даже стало не по себе. Я вдруг ощутил острое желание ответить на их призыв и с трудом подавил его. Почти вся команда собралась на носу корабля, напряженно вглядываясь туда, откуда звучало завораживающее пение. Капитан стоял за штурвалом, его глаза были выпучены, а мышцы на руках вздулись от напряжения. Казалось, он собирается бросить «Селесту» прямиком на черные скалы, поджидавшие нас словно клыки дикого зверя. Вцепившись в штурвал, капитан не отрывал безумного взгляда от берега.

На скалах я увидел непринужденно разлегшихся сирен. Прекрасные женщины с ясными глазами, золотистыми волосами и нежной кожей, они были необыкновенно привлекательны. Но стоило мне попытаться сосредоточиться и выровнять дыхание, как их внешность изменилась, и я увидел, какие они на самом деле. Их тела по-прежнему были женскими, но длинные волосы теперь стали зелеными и напоминали спутанные водоросли, лица оказались безобразны – огромные клыки выпирали из-под непомерно раздувшихся губ. Но я понимал, что капитан и его матросы, уже много недель находившиеся вдали от жен и не обладавшие стойкостью ведьмаков, пребывали в плену иллюзий.

Аркрайт схватил капитана за плечи и попытался оттащить его от штурвала. В бытность своего обучения на мельнице я сходился с Аркрайтом в бою и дрался с ним на посохах, так что на себе испытал его необычайную силу – но даже ему не удалось сдвинуть капитана с места. Тогда на помощь пришел Ведьмак. Несколько матросов покинули нос корабля и, размахивая дубинками, направились к нам. Их намерения были ясны. Они страстно желали ответить на призыв сирен и понимали, что мы собираемся им помешать.

– Назад! – закричал Ведьмак, выставляя вперед посох. Но матросы не слушали его, их взгляды были безумны. Плененные песней сирен, они были готовы на все. Ведьмак ударил по запястью ближайшего матроса и выбил дубинку из его руки. Нападавший вскрикнул от боли и отступил.

Я с посохом наперевес встал рядом с Джоном Грегори и приготовился защищаться. Ни Ведьмак, ни я не стали выпускать потайные клинки. В конце концов, это были матросы «Селесты» и мы не желали нанести им увечья. По этой же причине Аркрайт все еще пытался оттащить капитана от штурвала, а не раскроил ему череп.

Внезапно рядом с Аркрайтом оказалась мама, она что-то скрутила в своей ладони, а потом вставила это мистеру Бейнсу в левое ухо. Аркрайт повернул голову капитана так, чтобы мама могла то же самое проделать с другим его ухом.

– Сейчас отпустите его! – перекрикивая шум разбивающихся о скалы волн, прокричала мама. Меж тем каменистый берег становился все ближе.

В тот же миг поведение капитана изменилось. Он испустил вопль ужаса, а в его глазах появилось отвращение – он увидел истинный облик сирен. Капитан резко крутанул штурвал. В ответ корабль медленно развернулся и сменил курс, начав постепенно удаляться от берега. И тут на нас бросились матросы. Мы с Ведьмаком пустили в ход свои посохи, сбив с ног двух нападавших. В следующее мгновение к нам присоединился Аркрайт, он выставил посох, ясно давая понять, что готов использовать его в случае необходимости. Но голоса сирен уже начали стихать – «Селеста», подгоняемая попутным ветром, уплывала все дальше.

Я смотрел на лица матросов – теперь, когда чары сирен ослабли, они могли увидеть, как на самом деле выглядят эти отвратительные создания. Сейчас сирены со злобным шипением ощеривали свои клыки и спрыгивали с острых скал в море.

– Я залепила уши капитана воском, – объяснила мама. – Если нельзя услышать пение сирен, то и подпасть под их чары тоже не получится. Это простой, но действенный способ, он не единожды испытан греками. Сирены всегда представляли угрозу на наших берегах, но мне казалось, что эта часть побережья безопасна. Очевидно, сила тьмы возрастает.

Через пять минут крики сирен окончательно стихли. Капитан вытащил восковые затычки из ушей, и мама объяснила смущенной команде «Селесты», что же произошло на самом деле. Корабль развернулся, и мы продолжили наше путешествие на север, держась на этот раз дальше от опасного берега. Мы еще не ступили на землю Греции, а пираты и сирены уже угрожали нашей жизни.

Мы причалили в порту Игуменица поздним утром.

Пока выгружали наши пожитки, мы все оставались на борту, словно не желая покидать убежище корабля. Нас ждала чужая земля, горячий воздух, пропитанный запахами специй, рождал предчувствие неизвестной опасности.

После полудня я заметил на дороге, ведущей в порт, облако пыли. Следом на пристань ворвалась дюжина всадников самого свирепого вида – все в коричневых одеяниях и с мечами на боку. Их бородатые лица были покрыты шрамами. За ними следовала накрытая черной тканью повозка.

Всадники выстроились перед кораблем и замерли в ожидании. Мама вышла из своей каюты, накинув вуаль и капюшон, спустилась на палубу и посмотрела на них. Затем она повернулась ко мне:

– Это мои друзья, сынок. Это опасная страна, и недруги могут в любое время попытаться схватить нас. Нам нужны эти люди на случай нападения менад. Пойдем поприветствуем их…

Сказав это, она спустилась со мной под руку по трапу. Всадники, увидев нас, спешились и, подбежав, с радостными улыбками встали вокруг мамы.

Она повернулась спиной к солнцу, откинула вуаль и быстро заговорила – ее голос звучал тепло и сердечно. Я попытался понять ее речь. Похоже было на греческий, но я смог разобрать только некоторые слова. Она положила руку мне на плечо и сказала «о yios», что значило «сын». Через мгновение прозвучало «exi», затем она снова повторила это слово. Скорее всего, просто сообщила им, что я седьмой сын седьмого сына – и ее сын тоже.

Как только она это сказала, все глаза устремились на меня и снова лица незнакомцев озарили улыбки.

– Это Силен, – представила мама высокого черноволосого мужчину в центре. – Хороший друг и очень храбрый человек. Его мужество сравнимо лишь с его пристрастием к еде и вину! Он у нас что-то вроде ведьмака. Силен много знает о ламиях и огненных элементалях. И это нам безусловно пригодится, если удастся проникнуть в Орд.

Она быстро заговорила с ним – я снова не мог уследить за словами, – и Силен кивнул мне.

– Я сказала, что твоя жизнь так же важна, как моя, и попросила его обеспечить твою безопасность, – объяснила мама.

– Что это за язык, мам? – спросил я. – Вроде греческий, но я почти ничего не понимаю. Они так тараторят.

– Ты без проблем поймешь почти всех, с кем нам придется иметь дело, но эти люди живут на границе и говорят на наречии, которое южане называют «варварским северным».

– Все в порядке, – Силен выступил вперед, широко улыбаясь. – Я немного говорю по-вашему. Твоя милая мама рассказала, что ты учишься на борца с темными силами. Я также могу обучить тебя кое-чему. Я прекрасно знаю эту страну и ее опасности.

– Спасибо, – с улыбкой ответил я. – Буду благодарен за любую помощь.

– Так или иначе, сынок, – сказала мама, – мы отправимся на восток не раньше завтрашнего дня. Еще одну ночь мы проведем на «Селесте». Так будет безопаснее. Нам надо хорошенько отдохнуть перед дорогой. А сейчас я хочу тебе кое-что показать и объяснить. Мы совершим небольшую поездку, но к вечеру непременно вернемся.

Она направилась к повозке, накрытой черной тканью. Улыбающийся возница соскочил на землю и открыл перед ней дверь. Внутри было на удивление прохладно. Вообще-то мне нравилось глазеть из окна, но ради защиты мамы от обжигающего солнца этим можно было пожертвовать.

В сопровождении вооруженных маминых друзей мы около часа мчались на юг. Затем сбавили скорость – казалось, что повозка взбирается в гору. За всю дорогу мы не перекинулись ни словом. Я был не прочь о многом распросить маму, но что-то в ее поведении меня останавливало. Я чувствовал – она хочет, чтобы я дождался приезда в условленное место.

Когда повозка остановилась, я, щурясь от солнца, вышел вслед за мамой.

Мы стояли на каменистом склоне холма, вдали сверкало синее море. Перед нами возвышался большой белый дом с садом, окруженный стеной. Белая краска на стенах облупилась, и ставни на окнах также нуждались в покраске. Всадники не спешивались, а терпеливо ждали, когда мы с мамой подойдем к двери.

Она вставила ключ в замок, повернула его и открыла дверь. Та поддалась со стоном и скрипом. Похоже, долгие годы сюда никто не заходил. Я ступил за мамой во мрак. Она подняла свою вуаль и провела меня через дом. В какой-то момент слева от себя я почувствовал движение. Я решил, что это крыса, но по стене пробежала маленькая зеленая ящерица. Мама ключом открыла заднюю дверь, опустила вуаль, и мы вышли в сад.

Здесь был удивительный оазис. Несмотря на запущенность и заброшенность, это зрелище радовало глаз. Из изящного каменного фонтана струилась вода, насыщая траву, кустарники и деревья.

– Видишь это, Том? – мама указала на маленькое искривленное деревце неподалеку от фонтана. – Это оливковое дерево. Они живут долго, а из оливок, которые на них растут, получают оливковое масло. Этому деревцу больше двухсот лет.

Я с улыбкой кивнул, и в этот момент на меня накатила тоска по родине. Деревце, на которое указывала мама, было неказистым и никак не могло сравниться с величественными дубами, ясенями и платанами Графства.

– Давай сядем в тени, – предложила мама, и я последовал за ней к скамейке, стоявшей напротив стены. Она села и вновь подняла вуаль. – Твой отец рассказывал тебе об этом доме и саде, верно? – спросила она.

Мгновение я пребывал в недоумении. Затем вспомнил и улыбнулся:

– Это твой дом, мам? Вы были здесь, когда папа спас тебя?

Незадолго до своей смерти отец рассказал мне, как встретил маму. Он тогда был моряком и во время стоянки в Греции увидел ее, обнаженную и привязанную серебряной цепью к скале. Он защитил ее от солнца, иначе она бы погибла, затем освободил от серебряных пут, и они остались в этом доме, пока не вернулись в Графство, где и поженились. Теперь я и сам использовал серебряную цепь в борьбе со злобными ведьмами.

Она кивнула:

– Да, это мой дом. Я хотела, чтобы ты увидел его. Правда, на самом деле я привела тебя сюда, чтобы никто не помешал нам поговорить. Есть еще кое-что, о чем ты должен знать, сынок, – продолжила она. – Вероятно, нам больше не представится возможности побыть наедине… Мне очень трудно… но я должна рассказать тебе, кто я.

– А кто ты, мама? – спросил я с бьющимся сердцем. Я давно хотел выяснить это, но сейчас, на пороге признания, испугался.

Мама глубоко вздохнула, надолго замолчала, а затем сказала:

– Я не человек, Том. И никогда им не была…

– Не важно, мам. Я уже знаю, кто ты. Узнал года два назад. Ты ведьма-ламия, как и твои сестры. Одна из венгирий – тех, что летают. Долгое время ты была домашней. И ты добрая…

– Я предполагала, что ты в состоянии сложить два плюс два и получить ответ, но, к несчастью, ты ошибаешься. Я бы очень хотела, чтобы ты оказался прав…

– Значит, ты гибрид, – снова прервал я ее.

– Нет, Том, я не гибрид. Я гораздо худшее создание, чем ты можешь вообразить.

Мама повернулась ко мне, ее глаза блестели от слез. Мое сердце бешено стучало. Я не имел никакого представления о том, что она сейчас скажет. Судя по всему, это будет нечто неприятное.

– Послушай, сынок, – продолжила она. – Я Ламия. Самая первая.

Мне стало нечем дышать, голова закружилась. Я слышал ее слова, но их смысл от меня ускользал.

– Что ты имеешь в виду, мама? Я знаю, что ты ламия. Ты домашняя и добрая…

– Пожалуйста, выслушай меня. Я Ламия. Я мать всех других…

Когда я начал понимать, о чем говорит мама, мое сердце уже готово было разорваться.

– Нет, мама! Это не может быть правдой! – воскликнул я, вспомнив все, что было написано в «Бестиарии» Ведьмака. Первенцев Ламии уничтожила богиня Гера, и месть Ламии была ужасной. Она стала убивать детей. Потом молодых мужчин. Она забрала бессчетное количество жизней.

– По твоему лицу я вижу, что ты знаешь обо мне. Тебе известны мои преступления, верно? Все, что я могу сказать в свое оправдание, это то, что, потеряв детей, я обезумела. Я убивала невинных и никогда не прощу себе этого. Но в конце концов я обратилась к свету и провела свою долгую жизнь в попытках хоть как-то исправить то, что натворила.

– Но ты не можешь быть Ламией, мама! В «Бестиарии» Ведьмака написано, что ее убили собственные дети, первые ведьмы-ламии. Они разорвали ее на куски и скормили диким кабанам. Значит, ты не она. Она мертва.

– Не верь всему, о чем читаешь в книгах, сынок, – ответила мама. – Многие истории передаются из уст в уста и записываются лишь много лет спустя. Правда к этому времени уже искажена и приукрашена. Я действительно потом родила дочерей-тройняшек, первых ведьм-ламий. И – да, мы ссорились. Но никогда не дрались. Их слова задевали меня за живое, но они не поднимали на меня руки. К сожалению, мы не смогли жить вместе. Они давно умерли, а их дикие дети живут здесь, поэтому места, опаснее горных ущелий Греции, пожалуй, на земле не сыскать. Вот правда.

Меня осенила мысль:

– Но у тебя есть сестры, дикие ламии, мама. А у Ламии не было сестер. Она была первой. Самой первой ламией. Как ты сказала – матерью всех других…

– Я называю их сестрами, Том. Мы вместе много лет боролись с Ордин и Врагом, задолго до того, как я с твоим папой приехала в Графство. Но в действительности они мои потомки, дети детей моих детей – не знаю в каком поколении. Они мои сестры по духу. Так я их воспринимаю.

Я ничего не соображал и не знал, что сказать. Внезапно у меня из глаз потекли слезы. Смутившись, я пытался их смахнуть. Мама наклонилась и положила руки мне на плечи:

– Это произошло много-много лет назад, сынок. Всякий, кто живет так долго, меняется. Ты развиваешься, а не стоишь на месте. Преображаешься. Становишься кем-то еще. Это правда, и так случилось со мной. У меня мало общего с той Ламией, которая жестоко убила стольких людей. Я уже много лет служу светлым силам. Я вышла замуж за твоего отца и родила семерых сыновей. Я выносила тебя – мой дар Графству. Даже больше – мой дар миру. Ты рожден для того, чтобы уничтожить Врага и начать новую эру света. Когда ты это совершишь, наступит мое искупление. Я возмещу все зло, причиненное моими преступлениями. Понимаю, как тебе тяжело это принять, но будь сильным и помни – ты нечто большее, чем просто оружие против тьмы. Ты мой сын, и я люблю тебя, Том. Верь мне, что бы ни случилось!

Я не знал, что ответить, и мы молча вернулись в дом. Мама заперла дверь, и мы пошли к повозке. Внезапно она остановилась и бросила на дом последний взгляд.

– Больше я сюда не вернусь, – сказала она с грустью. – Воспоминания о твоем отце причиняют боль. Кажется, здесь я снова переживаю его смерть.

Всю обратную дорогу я размышлял над маминым рассказом. Я узнал страшную правду. И вынести ее было почти невозможно.