Глава 7
Пращник

Сразу после завтрака в заднюю дверь обоими кулаками заколотил крупный, крепкий фермерский парень — так отчаянно, будто речь шла о его жизни.

— Что ты вытворяешь, увалень? — Ведьмак широко распахнул дверь. — Хочешь сломать ее?

Парень залился краской.

— Меня послали позвать вас вон туда, — он кивнул в направлении Адлингтона. — Плотник указал мне дорогу и сказал стучать в заднюю дверь, да посильнее.

— Верно, стучать, а не разбивать ее в щепки. Ну да ладно. Что у тебя за дело?

— Меня послал отец. Сказал, чтобы вы сразу же пришли. Скверное дело. Покойник.

— Кто твой отец? — спросил Ведьмак.

— Генри Ладдок с Каменного хутора, что возле долины Оушоу.

— Мне уже доводилось помогать твоему отцу. Ты, случайно, не Уильям?

— Ага.

— Ну, Уильям, когда я в прошлый раз приходил к вам, ты был еще младенцем. Вижу, ты места себе не находишь. Давай заходи, отдышись немного, успокойся и начни с самого начала. Мне нужны все детали, поэтому не упускай ничего.

Когда мы проходили через кухню в зал, я не заметил никаких признаков Мэг. Обычно если она не была занята, то сидела в своем кресле-качалке, грея руки у кухонного очага. Наверно, сейчас нарочно ушла куда-нибудь — как ей было велено поступать, когда Шанкс привез продукты.

В зале Уильям рассказал нам о том, что за напасть у них случилась. Начиналось все плохо и чем дальше, тем только хуже делалось. Похоже, что домовой — скорее всего, один из тех, чье прохождение по лее мы с хозяином слышали несколько ночей назад, — обосновался на Каменном хуторе и начал бесчинствовать, шумя по ночам. Гремел кастрюлями и сковородами на кухне, хлопал дверью и колотил по стенам. Этого описания хватило, чтобы предположить, кто он такой.

Домовой-стукач, вот кто это был; поэтому я сразу догадался, что услышу дальше. На следующее утро он начал швыряться камнями — сначала просто мелкой галькой, которую кидал в окна, или катал по шиферу, или бросал в дымоход. Потом камни стали больше. Намного больше.

Ведьмак учил меня, что домовые-стукачи иногда превращаются в так называемых домовых-пращников; как правило, у них скверный нрав, и с ними очень опасно иметь дело. Погибший был пастухом, работавшим на Генри Ладдока. Его тело нашли на склоне верескового холма.

— Ему размозжило голову, — рассказывал Уильям. — Камнем, который был больше его головы.

— Вы уверены, что это не несчастный случай? — спросил Ведьмак. — Может, он просто споткнулся, упал и сильно ударился.

— Еще как уверены: он лежал на спине, а камень на нем. И потом, когда мы сносили тело вниз, вокруг начали падать другие камни. Ужасно! Я думал, что умру. Так что, поможете? Пожалуйста!.. Папа сходит с ума от беспокойства. Без страха из дому носа не высунешь, а кто будет работу-то делать?

— Ладно, возвращайся и скажи отцу, что я уже иду. Что до работы, подоите коров и вообще делайте только самое необходимое. Овцы сами в состоянии о себе позаботиться, по крайней мере, пока снег не выпал, так что по склонам холма не разгуливайте.

Уильям ушел. Ведьмак повернулся ко мне и с мрачным видом покачал головой.

— Плохо дело, парень. Пращники любят озорничать, но редко убивают. Мерзавец сделал это раз, значит, может сделать и снова. Мне уже приходилось разбираться с парочкой таких, и всегда это оказывалось очень и очень непросто. Не то, конечно, что иметь дело с потрошителем, но иногда может оказаться так же опасно. Случалось, что пращники даже убивали ведьмаков.

Этой осенью мне пришлось иметь дело с домовым-потрошителем. Ведьмак заболел, и я вынужден был работать без него, с помощью такелажника и его напарника. Мне тогда было по-настоящему страшно, потому что потрошители убивают людей. Сейчас тоже предстояло жуткое дело, но по-другому. В конце концов, не так-то просто защититься от падающих с неба камней!

— Но кто-то ведь должен делать это! — Я улыбнулся, напустив на себя храбрый вид.

Ведьмак серьезно кивнул.

— Это точно, парень. Ну, за работу.

Прежде чем отправляться, нужно было кое-что сделать. Ведьмак отвел меня в зал и велел взять с полки коричневую бутылку с этикеткой «ТРАВЯНОЙ ЧАЙ».

— Приготовь Мэг новое питье, парень, только на этот раз посильнее. Налей настоя на добрую пару дюймов. Этого должно хватить, потому что я рассчитываю вернуться не позже чем через неделю.

Я сделал, как он сказал, и почти до краев чашки залил микстуру кипятком.

— Выпей, Мэг, — сказал он, когда я протянул ей чашку, над которой поднимался пар. — Тебе это пойдет на пользу, ведь становится все холоднее, а в такую погоду часто ноют кости.

Мэг улыбнулась, минут за десять осушила чашку и тут же начала клевать носом. Ведьмак отдал мне ключ от ворот на подвальной лестнице и велел спуститься к ним, а сам подхватил Мэг на руки, точно ребенка, и пошел следом.

Я отпер ворота, спустился по ступеням к площадке с тремя дверями и подождал, пока хозяин догонит меня. Он внес Мэг в темную комнату, оставив дверь открытой, и я слышал каждое сказанное им слово.

— Доброй ночи, любовь моя. Пусть тебе приснится наш сад.

Наверно, эти слова не предназначались для моих ушей, но я услышал их и почувствовал некоторое смущение; от кого-кого, а от учителя я таких слов не ожидал.

И о каком саде шла речь? Может, о садах в Чипендене? Если да, то, скорее всего, он имел в виду западный сад, откуда открывается вид на холмы. Два других, где были ямы с домовыми и могилы ведьм, вряд ли стали бы хорошими сновидениями.

Мэг ничего не ответила, но слова Ведьмака, видимо, разбудили ее, потому что, когда он вышел и запер за собой дверь, она вдруг заплакала, словно ребенок, которому страшно в темноте. Ведьмак замер. Мы ждали, стоя у двери, пока плач не затих, сменившись звуком дыхания, сопровождающимся легким посвистыванием.

— Теперь можно идти, — негромко сказал я. — Она спит. Я слышу храп.

— Нет, парень! — Ведьмак бросил на меня испепеляющий взгляд. — Никакой это не храп, скорей уж песня…

Ну, по мне, так это был самый настоящий храп. Видно, Ведьмак считал, что про Мэг нельзя и мало-мальски дурного слова сказать. Как бы то ни было, мы поднялись по лестнице, заперли за собой ворота и собрали вещи для путешествия.

Мы углубились в расселину и шли по ней до тех пор, пока она не сузилась настолько, что нам пришлось брести чуть ли не по ручью, а над головой осталась лишь крошечная полоска серого неба. Потом, к моему удивлению, мы добрались до вырубленной в скале лестницы.

Ступени были высокие, узкие и скользкие от намерзшего на них льда. Я нес тяжелый мешок Ведьмака, и, если бы поскользнулся, цепляться пришлось бы одной рукой.

И все же вслед за учителем я сумел благополучно забраться наверх и понял, что оно того стоило — наконец-то снова вокруг был свежий воздух и простор, куда ни глянь. Порывистый ветер дул со стороны верещатника, и темные, грозные облака бежали так низко над нашими головами, что казалось, можно дотронуться до них рукой.

Как я уже говорил, Англзарк — это вересковая пустошь на обширной каменистой возвышенности, но гораздо более плоская, чем окрестности Чипендена. Здесь, однако, тоже были кое-какие холмы и долины, некоторые очень странной формы. Один небольшой холм в особенности выделялся: слишком округлый и гладкий, чтобы иметь естественное происхождение. Когда мы подошли ближе, я внезапно узнал в нем курган, на котором видел сына Хёрстов.

— Вот тут я видел Моргана, — сказал я Ведьмаку. — Он стоял прямо на вершине.

— Уж конечно это был он, парень. Моргана всегда так сюда и тянуло — этот могильный холм просто приворожил его. Из-за формы его прозвали Караваем. — Ведьмак остановился, опершись на посох. — Давным-давно его соорудили первые люди, пришедшие в Графство с Запада. Они высадились в Хейшеме, как тебе известно.

— Для чего он? — спросил я.

— Об этом известно мало, но глупцов, готовых гадать почем зря, хватает. Большинство думают, что это курган, где покоится какой-то древний король со всем своим золотом и оружием. Особо жадные не раз рыли тут глубокие ямы, но за свой тяжкий труд не получили ничего. Знаешь, парень, что означает слово «Англзарк»?

Я покачал головой, вздрагивая от холода.

— Оно означает «языческий храм». Вся пустошь была когда-то огромной, открытой небесам церковью, где древние люди поклонялись своим древним богам. И, как правильно сказала твоя мама, самого могущественного из этих богов звали Голгоф, что означает Властелин Зимы. А этот курган, как говорят некоторые, представлял собой его алтарь. На первых порах Голгоф был могущественной стихийной силой, духом природы, который просто любил холод. Но из-за того, что ему поклонялись так долго и так пылко, он осознал себя, стал своевольным и иногда задерживался дольше отведенного ему времени года, угрожая целый год не выпускать землю из хватки льда и снега. Некоторые даже полагают, что именно Голгоф стал причиной последнего ледникового периода. Кто знает? Как бы там ни было, в разгар зимы, в день зимнего солнцестояния, страшась, что холод никогда не закончится и весна не вернется, люди приносили Голгофу жертвы, надеясь умилостивить его. Кровавые жертвы, потому что люди ничему не учатся.

— Животных?

— Нет, парень, людей. Это делалось в расчете на то, что, упившись кровью жертв, удовлетворенный Голгоф погрузится в глубокий сон и весна сможет вернуться. Кости этих жертв и поныне тут. Копни, где хочешь, на милю вокруг, и очень быстро наткнешься на кости.

Этот курган, — продолжал Ведьмак, — добавляет мне тревог, когда я думаю о Моргане. Моргану-то здесь как медом намазано, он всегда очень интересовался Голгофом — слишком сильно, на мой взгляд, — и, скорее всего, интересуется до сих пор. Видишь ли, некоторые полагают, что Голгоф может стать ключом к достижению магического могущества, и если маг типа Моргана получит доступ к мощи Голгофа, тогда власть тьмы накроет все Графство.

— Вы думаете, Голгоф еще здесь, где-то в холмах…

— Ага. Говорят, он спит глубоко под землей. Вот почему увлечение Моргана Голгофом так опасно. Уж поверь, парень: древние боги становятся сильнее, если им поклоняются глупцы. Когда поклонение пошло на убыль, мощь Голгофа уменьшилась и он впал в глубокий сон. И нам вовсе ни к чему, чтобы он пробудился.

— А почему люди перестали поклоняться ему? Ведь вроде же они боялись, что зима будет длиться без конца.

— Верно, парень, боялись, однако обстоятельства берут свое. Может, на холмы перебралось более сильное племя с другим богом. Или, может, случился неурожай, и люди оказались вынуждены отправиться на поиски более плодородных земель. Истинная причина затерялась в глубине времен, мы знаем только, что сейчас Голгоф спит. И я хочу, чтобы так и оставалось. Поэтому мой тебе совет, парень, — держись подальше от этого места. И надо как-то сделать так, чтобы Морган тут больше не околачивался. А теперь пошли, день нынче короток, и лучше нам поторопиться.

С этими словами Ведьмак продолжил путь. Спустя час мы покинули скалистые вересковые холмы, двинулись дальше на север и незадолго до сумерек пришли на Каменный хутор. Уильям ждал нас на краю тропы и повел вверх по склону холма. Ведьмак, однако, настоял на том, чтобы сначала осмотреть место, где нашли тело, а уж потом идти в дом.

От ворот фермы тропа тянулась прямо к холму, мрачному и угрожающему на фоне серого неба. Ветер стих, облака ползли еле-еле и, казалось, были набухшими от снега.

Шагов через двести мы вышли к расселине, гораздо меньшей по сравнению с той, где находился дом Ведьмака, но такой же мрачной и непривлекательной — просто узкое ущелье, полное грязи, камней и расколотое надвое мелким, быстрым ручьем.

Вроде бы ничего тут страшного не было, но и я, и Уильям почувствовали тревогу. Парень то и дело оглядывался, словно боялся, что кто-то прыгнет на него сзади. Это выглядело забавно, но я даже не улыбнулся, поскольку и сам был напуган.

— Это то самое место? — спросил Ведьмак, когда Уильям остановился.

Парень кивнул и указал на участок земли с примятыми пучками травы.

— А вот этот валун мы сняли с его головы. — Он махнул рукой в сторону большого сероватого обломка скалы. — Только вдвоем сумели!

Я со страхом уставился на камень. Ничего себе! И такое может свалиться с неба? Видимо, пращники действительно очень опасны.

И тут вдруг сверху посыпались камни. Сначала совсем маленький камушек ударился о траву с тихим, едва слышным сквозь журчание ручья стуком. Я поднял взгляд — и едва успел заметить гораздо больший камень! Еще немного — и он угодил бы мне в голову. Вскоре вокруг уже падали камни самых разных размеров; некоторые достаточно большие, чтобы причинить серьезный вред.

К моему удивлению, Ведьмак ткнул посохом в сторону хутора и зашагал обратно по расселине. Мы шли быстро, я изо всех сил старался не отставать — мешок с каждым шагом становился все тяжелее, ноги скользили по грязи. Тяжело дыша, мы остановились лишь во дворе фермы.

Камни падать перестали, но один из них сделал свое черное дело — лоб Ведьмака пересекал порез, из которого текла струйка крови. Царапина была несерьезная, и все же вид раненого Ведьмака вызвал у меня тревожное чувство.

Этот пращник убил человека, а мой учитель намерен с ним разобраться, хотя сам далеко не в лучшей форме. Значит, завтра поутру ему понадобится помощь ученика. Ох, это будет ужасный день!

Генри Ладдок очень обрадовался, когда мы наконец появились на хуторе. Вскоре мы уже сидели на кухне около ярко горящего огня. Ладдок был крупным, краснолицым, общительным мужчиной, и чувствовалось, что бесчинства домового и страх не сломили его. Он, конечно, расстраивался из-за пастуха, но с нами был добр, внимателен и, как радушный хозяин, предложил отужинать.

— Спасибо, Генри, — вежливо ответил Ведьмак. — Очень великодушно с твоей стороны, но мы никогда не работаем на сытый желудок. Это означало бы напрашиваться на неприятности. Вы не смотрите на нас и ешьте сколько пожелаете.

К моему огорчению, семья Ладдока так и поступила. Они уселись у стола и с аппетитом набросились на пирог с телятиной, а нам Ведьмак позволил лишь по жалкому кусочку желтого сыра и стакану воды.

Я сидел, грыз свой сыр и думал об Алисе, о том, где ей приходится жить. Если бы не этот домовой, Ведьмак занялся бы Морганом, и, возможно, в том доме стало бы легче дышать. Однако сейчас нам предстоит иметь дело с этим пращником, и кто знает, когда Ведьмак освободится…

У Ладдоков не было лишних спален, и мы провели ночь не слишком комфортно — на кухонном полу, завернувшись в одеяло, поближе к тлеющим в очаге углям. Холодно и жестко. Встали мы задолго до рассвета и отправились в ближайшую деревню под названием Бельмонт. Идти было легко, все время под горку, но я ни на миг не забывал, что вскоре придется подниматься обратно и тогда будет гораздо труднее.

Бельмонт оказался крошечной деревушкой — всего лишь дюжина домов на перекрестке дорог и кузница, куда мы и направились. Кузнец особой радости при виде нас не выразил — скорее всего, из-за того, что своим стуком в дверь мы подняли его с постели. Как и большинство кузнецов, он оказался крупным, мускулистым человеком — из тех, с кем шутки плохи, — однако поглядывал на Ведьмака настороженно и, казалось, чувствовал себя неловко.

— Мне нужен новый топор, — сказал Ведьмак.

Кузнец кивнул на стену позади кузнечного горна, у которой стояли несколько лопастей, пока лишь грубо сформированных, но готовых к завершающей обработке.

Без долгих раздумий Ведьмак выбрал самую большую из них, причем обоюдоострую. Кузнец оглядел моего учителя сверху донизу, как бы оценивая, хватит ли у того сил воспользоваться таким топором.

Однако без дальнейших разговоров приступил к делу. Я стоял около кузнечного горна, глядя, как кузнец раскалил лезвие, а потом колотил по нему на наковальне, придавая нужную форму и часто охлаждая в кадке с водой, откуда с шипением поднималось облако пара.

Насадив готовый топор на длинную деревянную рукоятку, он заострил его на точильном камне, так что во все стороны полетели искры. На все про все ушло около часа; наконец кузнец остался доволен своей работой и вручил топор моему хозяину.

— И еще мне нужен большой щит, — заявил Ведьмак. — Достаточно большой, чтобы прикрыть нас обоих, но в то же время легкий, чтобы вот этот парень мог поднять его над головой на высоту вытянутой руки.

Кузнец, похоже, удивился, но принес из своих запасов большой круглый щит, деревянный, с металлическим ободом. Еще в центре него была железная выпуклость с острием, и кузнец начал с того, что удалил ее и заменил куском дерева, чтобы сделать щит легче. Потом он покрыл его снаружи белым оловом.

Но такой щит я смог удержать над головой, только вцепившись в края обеими руками. Ведьмак сказал, что так не годится, потому что могут пострадать пальцы и я уроню щит. Тогда обычный кожаный ремень заменили на две деревянные рукоятки с внутренней стороны щита, у самого обода.

— Ну, давай посмотрим теперь, на что ты способен, — сказал Ведьмак.

Он долго заставлял меня удерживать щит в самых разных положениях под самыми разными углами. Наконец учитель остался доволен тем, как у меня получается, расплатился с кузнецом, и мы отправились в обратный путь.

Ведьмаку пришлось оставить посох, потому что руки у него были заняты топором и собственным мешком, а я тащил тяжелый щит, радуясь, что не приходится нести еще и хозяйский мешок. Когда мы добрались до места, где погиб человек, Ведьмак остановился и твердо посмотрел мне в глаза.

— Собери всю свою храбрость, парень. И нам придется действовать очень быстро. Домовой поселился под корнями старого боярышника, вон там. Мы должны будем срубить и сжечь дерево, чтобы выгнать его вон.

— Откуда вы это знаете? — спросил я. — Что, пращники живут под корнями деревьев?

— Они живут везде, где им вздумается. Однако обычно домовые любят селиться в расселинах, и в особенности под корнями боярышника. Пастуха убили на краю вот этой самой расселины, а мне известно, что чуть выше растет боярышник, потому что именно там я разбирался с последним домовым почти девятнадцать лет назад, когда Уильям был младенцем, а Морган моим учеником. Однако в тот раз домовой прислушался к моему почти дружескому увещеванию и вылез, когда я его попросил, а сейчас мы имеем дело с закоснелым пращником, то есть с таким, который уже убил человека, так что слова на него не подействуют.

Ну, мы и пошли по расселине, Ведьмак впереди, очень быстро, я за ним; вскоре мы оба тяжело дышали. Грязь постепенно сменилась камнями, и идти стало еще труднее.

Сначала мы шли близко к верхнему краю расселины, но потом спустились к самому ручью. Узкий и мелкий, он бежал очень быстро и вскипал на камнях. Мы пошли против течения, берега все круче уходили вверх и в конце концов почти сомкнулись у нас над головами, оставив лишь узкую полоску неба. А потом, несмотря на шум ручья, я услышал, как в воду перед нами упал первый камень.

Это не стало для меня неожиданностью; вскоре посыпались новые камни, заставив меня снять щит со спины и выставить его над головой. Ведьмак был выше меня, щит пришлось держать высоко, и очень скоро у меня заболели руки и плечи. И все равно Ведьмаку приходилось пригибаться, и идти нам было очень нелегко.

Вскоре мы увидели боярышник — очень большое, старое дерево, темное, искривленное, с изогнутыми, похожими на когти корнями. Стойкое, непокорное дерево, на протяжении сотни или даже больше лет противостоявшее любой непогоде. Подходящее место для жилища домового, в особенности пращника, — этот вид домовых предпочитает одиночество, избегая общества людей.

Чем дальше, тем более крупные камни падали сверху. Мы уже почти добрались до дерева, когда один, размером больше моего кулака, с лязгом ударил в щит, едва не оглушив меня.

— Держи щит крепко, парень! — закричал Ведьмак.

И вдруг камни перестали падать.

— Вон там…

Проследив за взглядом учителя, я увидел, как во тьме под ветвями дерева начинает формироваться домовой. Ведьмак рассказывал мне, что домовые этого типа представляют собой бесплотный дух и не имеют собственных костей, крови и плоти; но иногда, стремясь напугать людей, они покрывают себя чем придется и становятся видимы для человеческих глаз. На этот раз домовой использовал камни и грязь у подножия дерева. Они большим, быстро вращающимся облаком взлетели вверх и облепили его, придавая видимую форму.

Мерзкое зрелище. У него было шесть огромных рук, которыми, надо полагать, очень удобно бросать камни; неудивительно, что это так хорошо у него получалось. Голова тоже была несоразмерно большая, а лицо покрывали грязь, липкий ил и камни, которые двигались, пока он сердито таращился на нас. Еще на лице выделялись черная щель рта и два темных провала на месте глаз.

Не тратя времени даром и не обращая внимания на домового, под возобновившимся градом камней Ведьмак направился прямо к дереву и обрушил на него топор. Шишковатое старое дерево было крепкое, и понадобилось несколько ударов, чтобы срубить крупные ветки. Я был так занят, прикрываясь щитом от падающих камней, что на какое-то время упустил из вида домового. Казалось, щит с каждой минутой становился все тяжелее, и мои руки дрожали от напряжения, удерживая его.

Ведьмак тем временем яростно рубил ствол. Теперь я понимал, почему он выбрал обоюдоострый топор: вскидывая его по большой дуге, он рубил то одним лезвием, то другим. Даже стало страшно, как бы он не задел меня. С виду Ведьмака силачом никто бы не назвал. Но теперь, увидев, как глубоко топор врезается в дерево, я понял, что, несмотря на свой далеко не юный возраст и недавнюю болезнь, мистер Грегори, по крайней мере, не уступает в силе давешнему кузнецу, а моего папы так и вовсе вдвое сильнее.

Полностью срубать дерево Ведьмак не стал, лишь надрубил ствол, после чего положил топор и полез в свой черный кожаный мешок. Я не видел толком, что он делает, потому что камни полетели со страшной силой. Бросив взгляд в сторону домового, я заметил, что тот пошел рябью и начал разбухать. По всему его телу, словно фурункулы, вспучивались бугры мышц, он сделался почти вдвое больше и подхватывал все новые камни и грязь, чтобы оставаться видимым. Потом произошли две вещи, сразу одна за другой.

Во-первых, справа от нас с неба упал огромный валун и наполовину ушел в землю. Если бы он угодил в нас, никакой щит не спас бы — нас бы просто расплющило. И во-вторых, дерево внезапно вспыхнуло, пламя охватило его до самой верхушки. Я не видел, как Ведьмак сделал это, но зрелище получилось впечатляющее. Дерево издало мощный свистящий звук, и пламя взметнулось к небу, с треском рассыпая во все стороны искры.

Я взглянул туда, где был домовой, но он исчез. Я дрожащими руками опустил щит и упер его край в землю. Ведьмак тут же подхватил мешок, повесил на плечо топор и, не оглядываясь, бросился вниз по склону холма.

— Пошевеливайся, парень! — крикнул он мне. — Не стой, разинув рот!

Я схватил щит и кинулся следом, тоже не оглядываясь.

Вскоре Ведьмак замедлил шаг, и я догнал его.

— Все кончено? — спросил я.

— Не будь дураком! — Он покачал головой. — Все только начинается. Это лишь первый шаг. Ферма Генри Ладдока теперь в безопасности, но домовой очень скоро нанесет удар где-нибудь в другом месте. И похуже первого!

Я был разочарован, поскольку решил было, что мы свое дело сделали. Я так мечтал о горячей, вкусной еде, но Ведьмак в один миг разрушил мои надежды — выходит, нам опять предстояло поститься.

Вернувшись на ферму, он сообщил Генри Ладдоку, что избавил его от домового. Тот поблагодарил и пообещал расплатиться осенью, сразу после сбора урожая. Спустя пять минут мы уже были на пути к зимнему дому Ведьмака.

Мы шли через вересковые пустоши, ветер дул нам в спину.

— Вы уверены, что домовой вернется? — спросил я. — Я-то думал, что дело уже сделано.

— Ну, наполовину сделано, парень, однако худшее еще впереди. Как белка запасает желуди, чтобы съесть их позже, так домовой хранит запасы сил там, где живет. К счастью, здесь их больше нет, сгорели вместе с деревом. Мы выиграли первое большое сражение, но пройдет пара дней, он поднакопит сил и начнет изводить еще кого-нибудь.

— Вы хотите посадить его в яму и связать?

— Нет, парень. Пращника, убивающего вот так, мимоходом, надо просто прикончить!

— Откуда он возьмет новую силу?

— Страх, парень, вот как он это делает. Пращник питается страхом тех, кого терзает. Какую-нибудь невезучую семью неподалеку ожидает ночь ужаса. Я не знаю, куда он пойдет и кого выберет, поэтому не могу никого предостеречь. Придется просто смириться с этим — как и с тем, что пришлось загубить ни в чем не повинное старое дерево. Мне совсем не хотелось этого делать, но выбора не было. Домовой будет переходить с места на место, копить силы, но уже в ближайшие дни подыщет себе новый постоянный дом. И тогда кто-нибудь придет к нам и попросит о помощи.

— Почему этот домовой так распустился? В смысле, почему он убил?

— А почему убивают люди? — вопросом на вопрос ответил Ведьмак. — Одни делают это, другие нет. А бывают и такие, кто хорошо начинает, да плохо заканчивает. Думаю, вначале этот пращник просто слонялся около человеческого жилья, по ночам пугая людей стуком. А потом ему захотелось большего. Захотелось, чтобы весь склон холма был в его распоряжении, и он решил выгнать с фермы беднягу Генри Ладдока и его семью. Но теперь, когда мы уничтожили его логово, ему понадобится новое. Он двинется дальше по лее…

— Ну, может, вот это немного поднимет тебе настроение, — Ведьмак вытащил из кармана кусок желтого сыра, отломил от него немного и протянул мне. — Только жуй хорошенько, не глотай сразу.

Вернувшись домой, мы вынесли Мэг из подвала. Снова начались мои рутинные дела и уроки. Но было и одно серьезное отличие: поскольку мы ожидали новых вестей насчет домового, пост продолжался. Это была настоящая мука — смотреть, как Мэг стряпает себе еду, пока мы голодаем. Целых три дня мы ничего толком не ели, и желудок, наверно, решил, что мне перерезали горло, но наконец в середине четвертого дня послышался громкий стук в заднюю дверь.

— Пойди и взгляни, кто там, парень! — приказал Ведьмак. — Уверен, это то, чего мы ждем.

Однако, открыв дверь, я, к своему удивлению, обнаружил Алису.

— Меня прислал старый мистер Хёрст, — заявила она. — На ферме объявился домовой. Ну? Ты собираешься пригласить меня в дом?