Глава 11
Мамина комната

Морган снова улыбнулся. Сердце подскочило к горлу, я перестал соображать от ужаса. Мир завертелся вокруг. Не раздумывая, я повернулся, бросился к двери и побежал по тропе, хрустя гравием. Добравшись до ворот, я оглянулся. Морган стоял в дверном проеме. Я не мог разглядеть выражения его лица — оно было скрыто во тьме. Он вскинул руку и помахал мне, вроде бы по-дружески.

Я не ответил ему. Просто открыл ворота и понесся по склону холма, охваченный вихрем противоречивых чувств. Мысль о том, что, возможно, папа уже мертв, сводила меня с ума. Прав ли Морган? Он некромант; может, он вызвал какого-нибудь призрака и тот рассказал ему о смерти папы? Я отказывался верить, загоняя эту мысль подальше вглубь.

И почему я убежал? Нужно было остаться и сказать, что я о нем думаю. Однако в горле встал ком, а ноги сами понесли меня через дверь, не дав времени подумать. И дело не в том, что я испугался его, хотя это и впрямь было жутко — слушать то, о чем он говорил в часовне, со свечами, мерцающими у него за спиной. Дело в том, что меня сразила сама новость.

Остальная часть пути плохо сохранилась в моей памяти — помню только, что с каждым часом вроде бы становилось все холоднее. К вечеру второго дня ветер сменился на северо-восточный, над головой поплыли тяжелые, набухшие снегом облака.

Однако снегопад начался, лишь когда до дома оставалось около получаса ходьбы. Уже стемнело, но мне это не мешало — ноги помнили дорогу. К тому времени, когда я открыл ворота во двор, все вокруг укрыло белое одеяло и я продрог до костей. Во время снегопада всегда все затихает, но тем вечером наш дом казался каким-то особенно тихим. Я вошел во двор, и тишину разорвал лай собак.

Никого видно не было, хотя в одном из окон задней спальни мерцал свет. Неужели я пришел слишком поздно? Сердце упало, я опасался самого худшего.

Потом я увидел Джека, идущего ко мне через двор. Он сердито хмурился, кустистые брови сошлись над переносицей.

— Почему ты так задержался? — требовательно спросил он. — На дорогу сюда не требуется неделя! Братья были здесь и ушли, а ведь Джеймс живет аж посреди Графства. Ты единственный не появился…

— Твое письмо доставили кому-то другому, я получил его на неделю позже. Но как он? Я опоздал, да?

Я затаил дыхание, хотя уже прочел правду на лице Джека.

Он вздохнул и потупился, как бы не в силах встретиться со мной взглядом. Когда он снова поднял голову, в его глазах дрожали слезы.

— Его больше нет, Том. — Джек говорил мягко, весь его гнев исчез. — Вчера сравнялась неделя, как он мирно умер во сне.

Он обнял меня, и мы оба заплакали. Никогда больше я не увижу папу, никогда не услышу его голос, его рассказы о старине и мудрые поговорки; никогда не пожму ему руку, не спрошу у него совета… Думать об этом было невыносимо. Однако, стоя там, я вспомнил о том, кто наверняка ощущал потерю еще острее меня.

— Бедная мама, — сказал я, когда снова мог говорить. — Как она перенесла все это?

— Плохо, Том. Очень плохо. — Джек грустно покивал головой. — Прежде я никогда не видел маму плачущей. Ужасное зрелище! Она была просто не в себе, много дней не спала и не ела. На следующий день после похорон упаковала сумку и ушла, сказав, что какое-то время ее не будет.

— Куда?..

Джек с сожалением покачал головой.

— Хотелось бы мне знать.

Я не стал ничего рассказывать Джеку, но хорошо помнил слова папы: что у мамы своя жизнь и что после его смерти и похорон она, скорее всего, вернется к себе на родину. И он добавил, что, когда это время придет, я должен проявить мужество и с улыбкой отпустить ее. Оставалось надеяться, что это время еще не настало. Неужели она могла расстаться со мной навсегда, даже не попрощавшись? Очень хотелось верить, что нет. Я непременно должен увидеться с ней, пусть и в последний раз.

Это был мой самый тяжелый ужин в родном доме.

Было так грустно, что ни папы, ни мамы нет за столом. Не в силах справиться с собой, я все время поглядывал на пустое кресло папы. Малышка уже лежала наверху в своей колыбели, и за столом нас было всего трое: Джек, Элли и я.

Встретившись со мной взглядом, Элли печально улыбнулась. Возникло чувство, будто она хочет поговорить, но ждет более подходящего времени.

— Очень вкусное рагу, Элли, — сказал я. — Жалко только, что я совсем не голоден.

— Не расстраивайся, Том, — дружелюбно ответила она. — Я понимаю. Ни у кого из нас нет аппетита. Просто съешь, сколько сможешь. Силы-то надо поддерживать. В особенности в такие времена.

— Может, сейчас не самое подходящее время, но я хочу поздравить вас обоих. В прошлый раз, когда я был здесь, мама сказала, что вы снова ожидаете ребенка и что это будет мальчик.

Джек грустно улыбнулся.

— Спасибо, Том. Если бы только папа дожил до рождения внука… — Он откашлялся, как бы собираясь сказать что-то важное. — Послушай, почему бы тебе не остаться у нас на несколько дней? Может, погода улучшится. Ты ведь не должен отправляться в обратный путь уже завтра поутру? По правде говоря, мне требуется небольшая помощь на ферме. Джеймс задержался на пару дней, помог мне, но ему ведь тоже нужно работать.

Джеймс, кузнец, был нашим вторым по старшинству братом. Сомнительно, чтобы он задержался после похорон потому, что Джек так уж нуждался в помощи на ферме. Сейчас не время весенних посадок или сбора урожая — вот тогда и впрямь требуется вся помощь, какую можно получить. Нет, Джек хотел, чтобы я остался (хотя терпеть не мог работу ведьмака и обычно не особенно радовался моему присутствию), по той же самой причине, по которой ему был нужен Джеймс: чтобы заполнить пустоту, избавиться от чувства одиночества, возникшего, когда дом покинули папа и мама.

— Я с радостью останусь на несколько дней, — с улыбкой ответил я.

— Вот и хорошо. — Джек отодвинул тарелку, хотя не съел и половины. — Пойду-ка я в постель.

— Я поднимусь чуть позже, дорогой, — сказала ему Элли. — Не возражаешь, если я ненадолго задержусь тут, составлю Тому компанию?

— Конечно нет.

Он ушел. Элли тепло улыбнулась мне. Хорошенькая, как всегда, она тем не менее выглядела усталой и грустной — сказывалось напряжение последних дней.

— Спасибо, что согласился остаться, Том. Джеку это сейчас очень нужно — снова и снова говорить с кем-то из братьев о прежних временах. Так легче пережить горе. И еще, мне кажется, он хочет, чтобы ты задержался, потому что считает — если ты здесь, мама скорее вернется…

Эта мысль не приходила мне в голову. Мама и впрямь была способна почувствовать, что я решил несколько дней побыть на ферме. И могла вернуться, чтобы повидаться со мной.

— Очень надеюсь на это.

— И я тоже, Том. Пожалуйста, будь очень терпелив с Джеком. Видишь ли, есть одна вещь, о которой он тебе пока не рассказал. В завещании папы оказалось кое-что, чего Джек никак не ожидал.

Я нахмурился. То, чего Джек не ожидал? Что бы это могло быть? Все в семье знали, что после смерти папы ферму унаследует Джек — как старший сын. Мельчить ее, деля на семерых, не имело никакого смысла. В Графстве так принято — что ферма всегда переходит к старшему сыну, но при этом он должен ручаться, что вдова умершего фермера сможет там жить до конца своих дней.

— Приятная неожиданность? — неуверенно, не зная, чего ожидать, спросил я.

— Нет. По крайней мере, с точки зрения Джека. Только пойми правильно, Том. Он думает обо мне, о маленькой Мэри и, конечно, о своем будущем сыне, только и всего. — Элли погладила себя по животу. — Видишь ли, Джек унаследовал не весь дом. Одну комнату папа оставил тебе.

— Мамину комнату? — спросил я, хотя уже знал ответ.

В этой комнате мама хранила свои личные вещи, в том числе серебряную цепь, которую отдала мне осенью.

— Да, Том, — ответила Элли. — Та комната прямо под чердаком, которая всегда заперта. Комната и то, что в ней находится. Хотя теперь Джек владеет всем домом и землей, ты должен всегда иметь доступ в эту комнату и можешь оставаться там сколько захочешь. Когда завещание прочли, Джек аж весь побелел. Получается, ты даже можешь жить здесь, если пожелаешь.

Джеку не нравилось, когда я находился рядом, потому что я мог привести за собой кого-то, имеющего отношение к тьме. Такое уже случалось в прошлом, могло произойти и снова. Этой весной старая ведьма Мамаша Малкин сумела пробраться в наш подвал, Джек и Мэри тогда чудом остались целы.

— Мама что-нибудь говорила по этому поводу? — спросил я.

— Ни слова. Сам Джек был слишком расстроен для таких разговоров, а на следующий день она ушла.

Я не мог ничего поделать с собой — в голове все время вертелась мысль, что комната отдана мне сейчас неспроста; это означало, что в самое ближайшее время мама собирается уйти отсюда навсегда, вернуться к себе на родину. Если уже не ушла.

На следующее утро я встал очень рано, но Элли уже хлопотала на кухне. Меня согнал вниз запах жарящихся сосисок. Аппетит возвращался — несмотря на все происшедшее.

— Хорошо спал, Том? — спросила она, широко улыбнувшись мне.

Я кивнул, хотя это была ложь во спасение. Я долго не мог уснуть, а потом то и дело просыпался. И каждый раз боль утраты возвращалась, как будто я только тогда осознал, что папа умер.

— Где малышка?

— Наверху с Джеком. Он любит возиться с ней по утрам. Ну и какой-никакой предлог, чтобы начать работу чуть позже. Хотя сегодня много не наработаешь.

Она махнула рукой в сторону окна. Кружась в воздухе, медленно падали снежинки, и оттого, что свет отражался от укрывшего двор снега, в комнате было светлее, чем летним днем.

Передо мной возникла тарелка с сосисками и яйцами. Я принялся за еду, и вскоре ко мне присоединился Джек. Элли вышла, оставив нас наедине. Он ковырялся в еде, медленно жевал, и я устыдился того, что получаю от еды удовольствие.

— Элли говорит, она рассказала тебе о завещании, — в конце концов сказал Джек.

Я молча кивнул.

— Послушай, Том. Как старший сын, я являюсь исполнителем завещания. Мой долг проследить, чтобы воля папы была исполнена в точности. Но я вот что надумал… Может, мы могли бы с тобой договориться? Что, если я куплю у тебя комнату? Если достану денег, продашь мне ее? А что касается маминых вещей, уверен, мистер Грегори не будет возражать, чтобы они хранились в Чипендене…

— Я должен подумать, Джек. Пока что я сам не свой. Слишком многое случилось слишком быстро. Не волнуйся, в мои планы не входит то и дело возвращаться сюда. Я буду слишком занят.

Джек достал из кармана связку ключей и положил их на стол передо мной: один большой и три маленьких. Первый от двери в мамину комнату, три других от ящиков и сундуков внутри.

— Ну, вот ключи. Не сомневаюсь, ты захочешь подняться наверх и посмотреть свое наследство.

Я подвинул ключи обратно к нему.

— Нет, Джек. Пусть они побудут у тебя. Я не стану туда заходить, пока не поговорю с мамой.

Он удивленно посмотрел на меня.

— Точно?

Я кивнул. Без дальнейших обсуждений он снова положил ключи в карман.

Предложение Джека было вполне разумно, но я не хотел брать у него деньги. Чтобы расплатиться со мной, ему придется взять ссуду, и в денежном отношении ему станет гораздо труднее поддерживать ферму. Что до меня, пусть бы он забирал себе комнату. И конечно, Ведьмак позволит хранить в Чипендене мамины ящики и сундуки. Однако у меня возникло серьезное подозрение, что таково желание мамы — чтобы комната принадлежала мне; только эта мысль и удерживала меня от того, чтобы согласиться на предложение Джека немедленно. Пусть и записанное в завещании папы, это наверняка было не его решение.

Что бы мама ни делала, у нее всегда были для этого очень веские причины. Значит, я не могу принимать никаких решений, пока не встречусь с ней.

Позже днем я сходил на папину могилу. Джек хотел пойти со мной, но мне удалось отговорить его. Мне хотелось где-то с час побыть там одному — подумать и погоревать. Кроме того, я хотел кое-что выяснить, чего не смог бы сделать, если бы Джек пошел со мной. Он меня не понял бы и, в лучшем случае, очень расстроился.

Я рассчитал время таким образом, чтобы прийти туда на закате, когда света еще хватало, чтобы найти могилу. Это было унылое, покрытое снегом кладбище на расстоянии примерно половины мили от церкви. Церковный погост был уже целиком забит, и эту землю тоже освятили как его продолжение. Совсем маленькое поле с оградой из боярышника и парой платанов у западного края. Папина могила находилась в первом ряду захоронений, месяц от месяца появляющихся на поле. Надгробного камня пока не было, но стоял временный деревянный крест, на котором вырезали его имя.

Я постоял у креста, вспоминая те счастливые времена, когда мы жили одной семьей; когда я был маленький, папа и мама счастливы и деятельны, а все мои братья жили с нами. Вспоминал я и последний наш разговор с папой, и как он сказал, что гордится таким храбрым сыном, как я, и что, хотя у него нет любимчиков, считает меня лучшим из всех.

К глазам подступили слезы, и я громко разрыдался. Однако быстро темнело, и я взял себя в руки, сосредоточившись на том, что нужно сделать. Такова уж она — работа ведьмака.

— Папа! Папа! — воззвал я во тьму — Ты здесь? Слышишь меня?

Я повторил свой призыв трижды, но ответом мне были лишь свист ветра в боярышнике и далекий собачий лай. Я испустил вздох облегчения. Папы здесь не было. Его дух не задержался у могилы, где лежало тело. Я от всей души надеялся, что там, где он сейчас, ему хорошо.

Я пока не разобрался, как относиться к Богу. Может, Он существует, а может, нет. И если да, то станет ли Он давать себе труд прислушиваться ко мне? Вообще-то я никогда не молился, но ради папы сделал исключение.

— Пожалуйста, Господи, упокой его в мире. Он это заслужил. Он был хорошим, работящим человеком, и я любил его.

И потом я с тяжелым сердцем пошел домой.

Я пробыл на ферме почти неделю. Когда настало время уходить, пошел дождь и снег во дворе превратился в слякоть.

Мама не вернулась, и я начал задаваться вопросом, произойдет ли это когда-нибудь. Однако долг призывал меня в Англзарк, да и беспокойство за Ведьмака тоже. Я очень надеялся, что его здоровье продолжает поправляться. Я сказал Джеку и Элли, что теперь приду к ним весной, тогда и поговорим о комнате.

Всю долгую дорогу меня преследовали мысли о папе и о том, как сильно все изменилось. Казалось, совсем недавно я счастливо жил с родителями и шестью братьями, а папа был здоров и полон сил. Теперь все стало совсем другим, разваливалось на части.

В каком-то смысле я никогда больше не вернусь домой, поскольку самого дома больше не будет. Слишком другим все тут станет. Строения, конечно, останутся теми же самыми, как и вид на холм Палача из окна моей прежней спальни. Однако без папы и мамы это уже будет не дом.

Я понимал — что-то утрачено для меня навсегда.