ПИЦЦА С ПЛОЩАДИ ИТАЛИИ

У меня больше нет ни одной веской причины, чтобы покидать площадь Италии.

Стоит пройти всего двадцать метров, и вот я уже в комиссариате на улице Куапель, где мои сослуживцы уже достаточно взвинчены нескончаемыми пробками и всем утренним набором мелких пакостей, которые вполне могут, случись что, навеки приковать вас к больничной койке.

Достаточно пересечь бульвар, и вот я уже в госпитале Сальпетриер, на консультации по тропическим болезням, где описываю свои гастритные проблемы специалисту, который взирает на меня как на «медицинский феномен». Связанный с мерзкой хворью, подхваченной в Мексике три года назад.

После того что там со мной приключилось, я дал себе клятву никогда больше не покидать метрополию. Купил себе в окрестностях Биаррица скромный домик и отдыхаю там, кормясь овощами с соседней фермы. Поезд на Биарриц — тоже рукой подать, на Аустерлицком вокзале. Именно это соображение и побудило меня не покупать дом в Бретани.

Если заглянуть еще дальше в прошлое, то могу сообщить, что свои два года на юридическом предпочел провести на улице Тольбиак, хотя все меня уверяли, что нет ничего лучше университета на Бютт-о-Кай.

До сих пор не понимаю, с чего вдруг предпринял ту мексиканскую эскападу. И ведь до сих пор расплачиваюсь за свою глупость. Болезнь с непроизносимым названием, которая угнездилась у меня в кишках, абсолютно неизлечима. Конечно, от нее не умирают, но приходится жить с коварным врагом внутри, что кусается при первой же капле жира. Словно в животе сидит какой-то дьявольский зародыш, который не покинет вас до самой смерти, по-хозяйски расположившись у вас в желудке.

— Хотите кофе, Ларгильер?

— Нет, спасибо, шеф.

Сейчас он будет смаковать свой крепкий двойной эспрессо у меня на глазах.

Мой шеф никак не поймет, что кофе для моего желудка — чистый яд, ведь в кофейных зернах полно жира. Да и никому это не понятно, никто не принимает меня всерьез. В нашем комиссариате все уверены, что я ем вареный рис по религиозным соображениям.

— В жизни не видел среди сыщиков такого домоседа, как вы, Ларгильер. Хочу предложить вам одно интереснейшее дельце. Надеюсь, вас не испугает такое задание — в течение ближайших недель объезжать по кругу площадь Италии?

— Нет.

Какая мне надобность ездить вокруг этой площади, если с высоты моего пятого этажа она у меня вся как на ладони. Когда я просыпаюсь, то первым делом иду к окну — убедиться, что она все еще на месте.

— Скажите, Ларгильер, вы когда-нибудь заказывали пиццу на дом?

Я — нет. Зато мои болваны сослуживцы уже с одиннадцати утра висят на телефоне, чем бы они ни занимались, — печатая рапорт, опрашивая задержанных или ожидая подмены; куда ни войди, всюду видишь полицейских с этим жирным вонючим треугольником в зубах. Им, видите ли, надоели сэндвичи и Kronenbourg. Они все как один объявили бойкот кафе на первом этаже, и с тех пор комиссариат насквозь провонял горячей моццареллой и жирнющим пепперони. На первых порах они еще прятались от меня; теперь я нахожу картонные коробки от пиццы даже в своей мусорной корзине, также пропахшей этими гнусными миазмами. На прошлой неделе меня едва не стошнило, когда я открыл ящик стола. Шеф знает все это, но никогда не упускает случая поддеть меня.

— В среду утром нашли труп доставщика пиццы в скверике на площади Италии, рядом с водоемом.

— Вы хотите сказать, прямо посреди площади?

— Да. Ведь эти парни носятся как сумасшедшие, чтобы доставить товар вовремя, иначе их штрафуют. Сначала мы решили, что мальчишка свернул на тротуар, чтобы проехать на красный свет, упал с мотороллера, стукнулся головой об асфальт и умер в сквере от закрытой черепно-мозговой травмы.

— И что же?

— А то, что с сегодняшнего утра гипотеза несчастного случая категорически отпадает. Мы нашли труп другого доставщика на улице Бобийо, он лежал недалеко от своего мотороллера, также без всяких внешних повреждений. В первой половине дня получим заключение судебного медэксперта. Копии протоколов на вашем столе, жду вас с рапортом сегодня к вечеру.

И он пулей вылетел из кабинета, не допив свой кофе, чей экзотический аромат приятно дразнил мое обоняние.

Ребята наверняка уже обсудили случившееся — во всяком случае, меня это не удивило бы, потому что едва я вышел от шефа, как мои дорогие коллеги впали в форменную истерику:

— Эй, Деде, ты какую пиццу сегодня закажешь?

— С двойным сыром, половину с луком, половину с испанской копченой колбасой.

— А мне с каперсами и анчоусами, и скажи им, чтоб не забыли полить пикантным оливковым маслом.

Дюрье, передававшему заказы по телефону, даже в голову не пришло понизить голос при моем появлении. Для него я был инвалидом, язвенником-доходягой, несчастным типом, которому недоступны радости гурманства. Я еле удержался от замечания, что они рискуют никогда не получить свои пиццы, учитывая проклятие, довлеющее над поставщиками.

Мне пришлось пережидать полуденный наплыв посетителей, прежде чем управляющий заведения «Торопицца» на улице Тольбиак соблаговолил уделить мне время для беседы. Чтобы не терять времени даром, я подскочил на набережную Ла-Рапе, в институт судебной медицины. Каждый раз как я туда отправляюсь, я снова поздравляю себя с тем, что работаю так близко от него, — всего-то перейти Аустерлицкий мост.

— Пока у меня для вас ничего нет, Ларгильер.

— Но вы же обещали до обеда…

— Что вы от меня хотите? Ну давайте я вам скажу, что это остановка сердца. Устроит? Нет? Тогда разрешите мне спокойно поработать, потому что мотоциклисты в расцвете лет, без единого синяка, без единой ранки, вообще без всяких повреждений — это не подарок. Зайдите к вечеру.

— Можно на них взглянуть?

Всякий раз как я прошу об этом, медэксперт удивляется, потому что у других сыщиков такое зрелище отбивает аппетит. Стоит им увидеть выпавшие кишки, у них возникает ассоциация с потрохами в соусе и хочется блевать. А вот мне всегда интересно посмотреть, что у людей в животе. Может, для того, чтобы лучше понять, какая порча сидит в моем собственном.

Поднимаясь вверх по бульвару, я на ходу перечитывал протоколы, время от времени прислоняясь к пилонам «легкого» метро, грохочущего у меня над головой. Первая жертва работала в «Торопицце», вторая в «Пицце-тридцатиминутке». Эти заведения, расположенные рядышком, обслуживали одну и ту же территорию — весь 13-й округ и небольшую часть 5-го. Естественно, первой гипотезой, пришедшей мне в голову, была война конкурентов. Бой за монополию на пиццу, который выродился в гангстерскую бойню. Я подумал: надо же, такого не бывало со времен сухого закона.

А вот и «Торопицца»; у дверей выстроились в ряд пятнадцать мотороллеров с небольшими антиударными багажниками-термосами. Парни в красных комбинезонах вытирали вспотевшие лбы, сдвигая шлемы на затылок. Хозяин заведения усадил меня в самый дальний угол, когда я предъявил ему свои полицейские «корочки».

— С сегодняшнего утра я еле сдерживаю своих ребят.

— У вас есть враги? Может, это «Тридцатиминутка»?

— Ну они, конечно, наши конкуренты, но места тут всем хватает. Правда, у нас доходы повыше, чем у «Fissa Couscous» или «Speed Burger», но это не причина для убийства. «China Express» тоже не бедствует, но что вы хотите, сейчас люди предпочитают пиццу…

— Значит, никто не заинтересован вас потопить?

— Да есть такие. Только не ищите среди поставщиков на дом, инспектор. Лучше покопайте там, где торгуют на месте, без выездов, вам ясно, о чем я?.. В обычных пиццериях. На одном только проспекте Гобеленов их добрый десяток, и все они плачутся, что мы их разоряем…

Нашу беседу прервал один из доставщиков: его только что обругал клиент, которому он привез не ту пиццу. Я вспомнил о двух его коллегах, лежащих в холодильнике морга. Заметив, что он едет за мной следом, я пошел в сторону Вокзального бульвара. Он осмелился заговорить со мной только у метро «Шевальре».

— Слушайте, инспектор, я хотел вам сказать, что мы все мобилизовались и решили найти этого ублюдка. Можете рассчитывать на нас. Мы ведь ездим быстро.

— Мне кажется, даже чересчур быстро. Вы даже представить себе не можете, сколько жалоб на вас поступает каждый день. От пешеходов, от водителей…

— Тридцать минут, инспектор! Неужели вы думаете, что у нас есть время на составление административных протоколов? Это не наша вина… Знаете, как быстро остывает пицца?

— Так быстро, что из-за этого стоит рисковать жизнью?

Парень хитро сощурился, и циничная усмешка состарила его сразу лет на десять.

— Еще как стоит… Знаете, у меня куча всяких дипломов, а я плюнул на них ради этой проклятой работенки… Она затягивает не хуже «дури». Мы — хозяева дорог. Не знаю лучшего ощущения, чем доставка пиццы за секунду до окончания срока. Каждая такая доставка — она как вызов времени, а каждая остывшая пицца — как поражение. И эти двое — наши первые погибшие герои…

Он взглянул на часы.

— Ладно, мне пора. У меня еще семь минут в запасе, чтобы успеть на улицу Пате, номер 3. А этого мерзавца мы все равно изловим, инспектор. С вашей помощью или сами.

Он выжал газ, и его болид, вздыбившись на заднем колесе, сделал лихой разворот. Через полминуты от него остался лишь красный задний огонь, метавшийся зигзагами среди сигналящих машин.

Мне сообщили адреса последних заказчиков обеих жертв. Первый парень погиб, не успев доставить пиццу в дом № 12 на улице Крульбарб, в 22.15 — за минуту до положенного срока. Второй должен был привезти ее в дом № 6 по бульвару Араго, но роковой удар настиг его раньше. Это случилось на следующий день, в тот же час. У обоих нашли в кармане нетронутые деньги. К вечеру я вернулся в комиссариат. Шеф уже ушел. Зато медэксперт передал, что непременно хочет меня видеть в любое время дня и ночи. Я помчался в институт, где он ждал меня, сидя перед салатом «Ницца», только что доставленным ему очередным парнем на мотороллере.

— Ну как они, эти салаты с доставкой на дом?

— Пока не знаю, это мой первый опыт. Я предпочел бы готовить его самолично, если бы мне не пришлось торчать тут, ожидая вас, Ларгильер. Я взял двойную порцию, может, соблазнитесь?

С величайшим удовольствием: единственное, что мне удалось проглотить за весь день, — это чашечка тертой моркови в китайской лавке. Он поставил передо мной маленький пластиковый контейнер и по-братски разделил сладкий перец. Тунца и огурцы я оставил ему.

— Скажите, инспектор, вам приходилось слышать о кураре?

— Это нервно-паралитический яд?

— Да. Им пользуются индейцы в бассейне Амазонки. В минимальных дозах его применяют для производства некоторых анестезирующих средств. Так вот, представьте себе яд в двадцать раз более сильный, чем кураре. Две секунды — и готово, паралич сердца.

— И такой существует?

— Да, он называется «тетратоксин». Его выделяют из японской рыбы «фугу», которую категорически запрещено ввозить во Францию. Зато япошки ее просто обожают.

И он говорит это бедолаге, который даже филе морского языка жует как отраву!

— Но яд, который я обнаружил в крови обоих парней — чистый продукт синтеза. Я и не знал, что его кто-то производит.

— А оружие убийства?

— Укол. Скорее всего, из духового ружья. Но самих иголок я не нашел.

— Вы шутите, что ли?

Он ухмыльнулся.

— Шикарное дельце, верно, инспектор? Убийца — охотник из племени хибаро и при этом безжалостный химик. Таких не часто встретишь в 13-м округе города Парижа, верно?

Я распрощался с ним и пошел домой, прекрасно зная, что заснуть мне удастся не скоро. В окно я увидел паренька в красном комбинезоне, мчавшегося на мотороллере по автобусной полосе. После того что сказал мне медэксперт, я невольно подумал: вот она, движущаяся мишень, яркая и такая соблазнительная. Я вспомнил слова об охотнике; площадь Италии вдруг обернулась непроходимыми джунглями, полными экзотических опасностей, и меня постигла уверенность, что этот охотник очень скоро проявится опять.

— Проснитесь, Ларгильер! Выйдите на балкон!

Выкрикнув это, шеф отключил свой телефон. Я ничего не понял, но сделал, как он велел. Внизу, в полумраке, я увидел полицейские мигалки, медицинские халаты и своего шефа, который задрал голову и по-хозяйски махнул мне, приказывая спуститься. Еще не стряхнув с себя сонную одурь, я кое-как натянул одежду, но забыл сменить тапочки на туфли; впрочем, шеф сделал вид, будто не заметил этого. За кустом виднелось тело молодого паренька с разбитым, еще кровоточившим лицом.

— Он сменил почерк, — сказал шеф. — Мы имеем дело с садистом. Вы только гляньте на эту работу…

— Нет, на нашего охотника это не похоже. Скорее всего, парень расквасил лицо при падении, получив укол.

— Что вы несете, Ларгильер?.. Может, вы еще не проснулись? Или скрываете от меня какую-то информацию?

— Кураре. Наш эксперт должен был представить вам заключение…

— Очнитесь, Ларгильер, уж не принимаете ли вы себя за Тентена? Какой-то псих, которого вам поручили найти, только что укокошил человека под вашими окнами, пока вы дрыхли, а вы мне здесь толкуете про кураре. Вам, никак, желудок в голову ударил?

И вот именно после этих слов меня вдруг осенило.

— Скажите, а пиццу при нем нашли?

— Что-о-о?

— Была ли при нем пицца?

— Нет. Мы проверили: он успел доставить заказ и ехал назад в контору, сдавать выручку. У вас есть какие-то соображения, Ларгильер?

«Скорая» увезла тело погибшего.

— Нет… пока нет… Но в наших интересах оставить до утра патрули в этом квартале…

Он открыл было рот, чтобы спросить зачем, как вдруг у него заверещала рация. В двух шагах от сквера Жанны д'Арк только что обнаружили труп парнишки из «Пиццы-тридцатиминутки».

— Шеф, он не киллер. Этот тип убивает, только чтобы кормиться.

Шеф дал мне сотрудника, из тех, что жрут чипсы в машине и считают меня полным лохом, когда я заказываю «Перье». Я и сам был бы рад хлебнуть чего покрепче в некоторые вечера.

— Не понимаю, что вы хотите этим сказать, Ларгильер.

Да и я не понимаю. Но никак не могу отделаться от этой мыслишки. Озарения сыщика похожи на шутки: нужно быть на все сто уверенным в концовке, иначе сядешь в лужу. Так вот, все это в данный момент было очень похоже на шутку. Увидев мои колебания, инспектор Дюрье решил взять дело в свои руки.

— Дайте мне неделю, и я его изловлю, вашего психа.

Представляю его методы: три десятка полицейских в засаде вокруг площади Италии после 22 часов, четыре снайперские винтовки на крышах и несколько ручных гранат — так, на всякий случай. Это будет апогей его карьеры — разнести в клочья башку настоящего серийного киллера, какие никогда не встречаются в жизни обыкновенного полицейского.

Хрустальная мечта сыщика!

— Я сказал, что мы имеем дело с охотником, это куда проще. Если он повторил свой трюк прошлой ночью, то лишь потому, что его первая жертва возвращалась пустой, без пиццы. А вы даже представить не можете, на что способен парень, который думает не мозгами, а желудком.

Шеф и Дюрье переглянулись. Я почувствовал в их реакции еле заметный сдвиг. Крошечную трещинку, которая только и ждала толчка, чтобы разверзнуться пропастью. Я стоял на своем.

— Подумайте хорошенько, прежде чем устраивать большое сафари. Что делает охотник, когда вторгаются на его территорию? Он расширяет свой ареал, уходит все дальше и дальше. А в наших интересах оставить его здесь, в пределах досягаемости.

Я не убедил их, особенно шефа, который смущенно сказал:

— Слушайте, Ларгильер… Инспектор Дюрье напал на серьезный след. Он предпочитает работать со своим обычным напарником, тот как раз вернулся из отпуска. Что если вам воспользоваться этим и тоже отдохнуть? Хотя бы несколько дней…

Я пожал плечами.

Нет, у меня не хватило духу уехать в Биарриц. Несмотря на дружные уговоры всей нашей шарашки. Вот уже неделя, как Дюрье со своим дружком занимаются этим делом. А я наблюдаю со стороны за их неудачами. Теперь трупы доставщиков пиццы находят по всему Парижу — в сквере Монтолон, в парке Монсури, в саду Пале-Рояль. Каждый вечер он меняет место охоты. И при погибших никогда не оказывается пиццы. Но на это всем наплевать. Дюрье еще «идет по следу», он не желает обсуждать со мной ситуацию, отсылая к своим рапортам и прочей писанине, которую кладут мне на стол, чтобы хоть чем-то занять. Дюрье перестал спать. Дюрье перестал есть пиццу. Шеф закрыл глаза на то, что доставщики пиццы создали собственные патрули и проводят облавы. Им ужасно нравится сдавать и принимать дежурства, они относятся к этому на полном серьезе. Что ж, пусть мальчики поиграют в войну, все равно им никогда не достичь цели.

Я собирался подкормить свои больные кишки огуречным Tupperware, когда Дюрье и его напарник вошли в комиссариат, толкая перед собой странного маленького человечка, с такой кошмарной хромотой, какую я в жизни не видел. Они швырнули его на стул передо мной, даже не сняв наручники, отчего бедолага скорчился в три погибели и стал совсем бесформенным.

— Ларгильер! Запишешь показания этого типа, пока мы его будем обрабатывать, — с ухмылкой приказал Дюрье. — А то у нас руки будут заняты.

Я подчинился. Ждать мне пришлось недолго, бедный парень тут же раскололся. Вывалил на нас все, что знал, с начала до конца.

Это был несчастный случай. Пару месяцев назад он переходил проспект Гобеленов, и доставщик в красном комбинезоне, мчавшийся на мотороллере поперек движения, сбил его и исчез, оставив стонущего раненого на шоссе. Затем больница, операция, после которой он долго учился ходить на скрюченных ногах. Ну и в результате жажда мести: он начал подстерегать доставщиков пиццы по вечерам, с бейсбольной битой в руках. И занимался этим до тех пор, пока патруль «Торопиццы» не схватил его сегодня днем — в тот момент, когда он избивал одного из них.

Я прилежно отстукивал эти так называемые показания на машинке, не спуская глаз с Дюрье, который не мог сдержать идиотской улыбки. Единственной, на какую он был способен.

— Бедняга Дюрье, ты только посмотри на своего психокиллера… До чего же он хорош… Ну-ка спроси у него, скольких он убил…

Калека резко поднял голову.

— Я… Убил?..

Подозреваемый просидел в камере всего два часа, когда охотник снова взялся за дело. Шеф вызвал меня к себе в кабинет. Один на один.

— Ларгильер, у меня проблемы. Начальство обеспокоено всерьез… Либо охотник, либо я.

— Иначе говоря?…

— Даю вам карт-бланш. Но действуйте быстро.

— Первое: вы убираете Дюрье и его ковбоев. Второе: с сегодняшнего вечера вы снимаете патрулирование с площади Италии. И третье: вы договариваетесь с хозяевами «Торопиццы» и их конкурентами, чтобы они на три дня прекратили все поставки в городе, кроме 13-го округа.

— Ладно, сейчас займусь.

Я вернулся домой и вышел на улицу только на следующий день к вечеру.

Для того чтобы засечь охотника, нужна приманка. У меня не хватало храбрости сесть на мопед в красном комбинезоне, рискуя заполучить в ухо отравленную иглу. Я провел вечер не отрываясь от окна, зная, что охотник не рискнет появиться в этом квартале раньше завтрашнего дня. Но потом ему все же придется идти сюда, в этот сквер, на эту гигантскую пиццу — площадь, носящую имя Италии.

22.30. Приказ строго выполняется, вокруг меня ни одного полицейского, даже клошары и те не мешают моим приготовлениям. Наконец-то я сижу один, разложив свое хозяйство на бортике водоема. Я подсоединил газовый баллон к маленькой плитке, найденной в погребе соседа по площадке.

Что такое пицца? Обыкновенный кусок теста, который раскатывают в более или менее правильный крут и засыпают смесью самых разных съестных изысков, начиная с соуса и кончая сыром, притом без всякой системы. В общем, нечто вроде запеченного бутерброда, покрытого всякой всячиной. И вот за это, оказывается, можно убить…

Можете мне поверить, на продукты я не поскупился. Нужно было использовать все имеющиеся шансы. Я приготовил эту мерзкую непристойно жирную мешанину из всего, что попалось под руку: кружочки копченой колбасы, нарезанные сосиски-мергез, стручки перца, рубленое мясо, ломтики ветчины. Затем щедро плеснул оливкового масла ну и, конечно, не пожалел сыра, облепившего всю эту смесь кремовой маслянистой паутиной. Ввиду скромных размеров сковороды мне не удалось сделать ее такой большой, как хотелось бы. Но и эта ни в чем не уступала пиццам, украшавшим собой террасы ресторанов на проспекте Гобеленов. Внезапно в воздухе запахло Италией, хотя я никогда там не был. Меня посетило предчувствие, что этот вечер продлится вечно, а лето будет жарким. Что-то произошло у меня в желудке, но я не успел проанализировать это новое ощущение, потому что почуял присутствие человека у себя за спиной. Я не испугался всерьез, только перестал созерцать свою пиццу и осторожненько скосил глаза. Мне хотелось сказать что-нибудь оригинальное, но я не придумал ничего лучшего, чем «Добрый вечер».

Не отвечая, он сделал несколько шагов и встал передо мной. В моем воображении давно сложился образ охотника, и я ожидал увидеть коренастого толстяка в бежевом холщевом костюме и широкополом «стетсоне», с целым арсеналом у пояса. А увидел лишь тщедушную фигурку в тесной голубой куртке и потертых джинсах. Я бы велел ему убираться отсюда, если бы не его взгляд: одновременно и растерянный, и горящий, он метался от пиццы ко мне и обратно. Я еще раз поздоровался, но он и тут смолчал. Пришлось говорить самому.

— Вы любите пиццу?.. Может, разделим по-братски? Хотя теперь они есть на каждом шагу… Ив ресторанах, и в супермаркетах…

С самого начала меня не покидала тайная уверенность, что, если я преподнесу ему пиццу, он меня не убьет.

Но эта уверенность существенно поколебалась, когда он вынул узкий цилиндрик, в который аккуратно вложил что-то маленькое, невидимое мне, но наверняка ядовитое. Потом он направил его на меня. Казалось, запах пиццы доставляет ему странное физическое наслаждение.

— Нет, неразделим, — сказал он. — Голод… Я-то знаю, что это такое — настоящий голод… Давайте… Ешьте…

Я даже не сразу понял. Потом, дрожа, извлек из сковороды пиццу, она еще пузырилась от жара, обжигающе-горячая, красно-бело-коричневая, истекающая жиром, нашпигованная пряностями, дышащая давно забытыми ароматами. Когда мои пальцы оторвали от нее кусок, несколько капель масла упали мне на рубашку. Я едва подавил возглас отвращения. Закрыв глаза, я вонзил зубы в мягкое горячее тесто, и моя гортань ощутила раздражающе-соленый вкус анчоуса. По мере того как я жевал, мне вновь открывался мир неожиданных богатых ощущений; вкусовые бугорки моего языка ликовали, возрождаясь к жизни. Голод… Внезапно меня настиг волчий, нет, какой-то порнографический голод, желание проглотить все дотла. И я со свирепой радостью глотал и глотал, терзаясь страхом не утолить это желание до конца.

Охотник опустил свое оружие и взглянул на меня с заговорщицким видом.

— Вкусно, верно?

— Верно, — подтвердил я.

И как раз в этот момент меня настиг первый приступ боли в недрах желудка. Все начало расплываться перед глазами. Я замигал, сощурился…

Но мне все же удалось разглядеть орду красных и зеленых парней, которые мгновенно окружили нас. Охотник не успел среагировать и с тоскливым предсмертным воплем исчез под грудой навалившихся на него тел.

В какой-то мгновенной вспышке я припомнил все, что давным-давно ушло из памяти. И с улыбкой обвел взглядом площадь Италии.

А потом дрожащей рукой потянулся к воде фонтана, чтобы попытаться загасить огонь, бушевавший у меня в кишках.