Эпилог
Июнь 1856
Был солнечный июньский день, и Дэниел с сотней других зевак наблюдал за сменой караула в Гайд-Парке. Англичане праздновали подписание в Париже мирного договора. Ни одной из сторон это не принесло никаких выгод, но люди перестали умирать. В Гайд-Парке готовилось праздничное шествие солдат британской армии, и народу собралось очень много.
Когда начался парад, Дэниел, глядя на подтянутых парней в красивой униформе, не мог поверить, что это они почти год назад умирали с голоду, гибли от ран, от холеры, все были в одинаковых условиях – и солдаты, и офицеры.
По окончании парада был произведен торжественный салют, от грохота зазвенели стекла окон соседних домов, сразу же после этого показался эскорт королевы, и она сама впереди верхом на коне.
Дэниел отбросил мрачные мысли и постарался запомнить ее костюм. Это будет интересно читательницам, которые интересовались такими деталями: алый военный мундир, отделанный золотой тесьмой, золотой с алым пояс, цвета морской волны с белой полосой блузка, круглая фетровая шляпка, украшенная белым и алым перьями. Короткая эмоциональная речь королевы заключалась в том, что она очень гордится видеть галантных героев, которые так самоотверженно воевали за нее и теперь вернулись с победой.
Наконец, парад закончился, и Дэниел обратил свое внимание на наиболее известных личностей, которые начинали расходиться, выискивая свои экипажи. Вдруг прямо перед собой он увидел группу людей: Эверард Уориндер, немного постаревший, но все еще красивый, как всегда элегантно одетая леди Кларисса, светловолосая молодая женщина в голубом, отороченном черной тесьмой платье, должно быть, Маргарет. Она держала за руку маленького улыбающегося мальчика – несомненно, сынишку Фредди, а рядом с ней стройная фигурка в черном шелковом платье и большой, с белыми цветами шляпе.
Дэниел подумал, наступит ли когда-нибудь такое время, когда он сможет смотреть на Кристину без замирания сердца, без ощущения потери. Этого не смогла изменить шикарная жизнь, которую он вел последний год в Париже за счет газеты.
Дэниел остановился в нерешительности, не зная, что лучше – подойти и заговорить с ними или незаметно исчезнуть. Уже почти целый год он намеренно избегал каких бы то ни было контактов с Кристиной, со всеми Уориндерами, твердо уверенный в том, что это было необходимо ему, если он намерен жить и работать. Увидеть ее снова, заговорить с ней будет означать оживить то, что он давно похоронил глубоко в себе, но что еще все равно живо, несмотря на то, что он упрямо отказывался признавать это.
И тут возможность выбора неожиданно исчезла. Кто-то, подойдя сзади, схватил его за руку. Гарри, до кончика ногтей преуспевающий адвокат, весело воскликнул:
– Иисус! Да это никак Дэниел! Чудесно, старик, где тебя черт носил все это время? Идем, расскажешь, чем занимаешься, как живешь. Папа стал постоянным читателем «Клэрион», да и мы все тоже.
Дэниелу ничего не оставалось делать, как пойти за Гарри. Эверард поздоровался с ним за руку, леди Кларисса мило улыбнулась. Дэниел, склонившись, поцеловал руку Маргарет, а потом присел перед большеглазым мальчонкой.
– Я знал твоего папу. Он был самым храбрым человеком.
Потом он повернулся к Кристине… Ее рука задержалась в его ладони, и их взгляды встретились. Она заметила Дэниела раньше, чем Гарри, хотя он был почти неузнаваем в модных широких брюках, темно-зеленом пальто и в шляпе с загнутыми полями, что придавало ему щегольской и даже отчаянный вид.
– Мой сын Дэвид, – пробормотала Кристина, и на Дэниела глазами Гарета посмотрел маленький мальчик и тут же, застеснявшись, спрятал свое лицо в складках юбки матери.
– И моя дочь Изабель.
Дэниел внутреннее вздрогнул. Девочке, которую держала на руках нянька, должно было быть не более восьми-девяти месяцев. На него из-под кружевных оборок муслинового чепчика серьезно смотрели светло-карие глаза. Протянув руку, Дэниел коснулся пальцем щечки малышки, и она с радостным смехом схватила его за палец.
– Ты удостоен чести, – сказала Кристина. – Она ни с кем этого себе не позволяет.
Потом несколько минут Дэниел разговаривал со всей семьей. Он сказал, что жил в Париже некоторое время, где занимался написанием статей о заключении мирного договора.
– Ты и в будущем собираешься работать в «Клэрион»? – спросил Эверард.
– Да, но уже как лондонский корреспондент.
– Значит, будешь жить в Лондоне?
– Какую-то часть времени. Я надеюсь на частые зарубежные командировки. Я слышал, что сейчас в Индии не все в порядке.
– Сейчас везде не все в порядке, – сухо заметил Эверард. – Ты должен прийти и поужинать с нами. Мы все будем рады узнать твои новости.
Кристина неожиданно сказала:
– Папа, отвезешь Дэвида и Изабель в своем экипаже? Я хочу поговорить с Дэниелом.
– Я хочу остаться с тобой, мама, – сказал мальчик, упрямо цепляясь за руку Кристины.
– Нет, дорогой, ты должен поехать с дедушкой. Обещаю, что не задержусь. Я приеду к чаю.
Эверард, который понимал ситуацию лучше других, весело сказал:
– Идем, Дэвид. Если будешь послушным мальчиком, няня позволит тебе за чаем съесть кусочек торта. Ты ведь хочешь торта, верно? Дэниел, не забудь оставить Кристине свой адрес, чтобы мы могли связаться с тобой.
Они попрощались, договорившись еще встретиться. Кристина и Дэниел остались одни.
– Нужно ли это? – спросил Дэниел. – О чем ты хочешь говорить?
– О многом. Пройдемся?
Она взяла его под руку, как делала это много раз раньше, когда он провожал ее из клиники домой, казалось, это было давным-давно и в какой-то другой жизни.
– Почему ты перестал писать мне? Я ждала и ждала, но ты не отвечал мне с тех пор, как я дала тебе знать, что мы добрались, и я отправила твои статьи. Я не считаю короткую записку благодарности.
– Для меня это казалось самым разумным. Мы могли никогда не встретиться. Я был несправедлив к Гарету, ошибался в его отношении к тебе. Потом я понял это и решил поставить точку. Это было непростое решение.
Кристина смотрела прямо перед собой.
– Значит, ты не знаешь… Дэниел нахмурился.
– Не знаю чего?
– Гарет умер.
– Что?! Боже мой, я не верю. Я удивился, не увидев его сегодня, но не мог даже представить… Когда это случилось?
– Несколько месяцев назад. Почти сразу после рождения Изабель.
– Я нигде не встречал упоминания об этом.
– О, они не писали. Еще одна случайная жертва войны, даже не геройская смерть. Пытался спасти двух лошадей, одна из которых умерла, а другая… Я знаю, конечно, что Маргарет была очень рада, когда я привезла Броуни в Ингем Парк… Эта лошадь так много для нее значила…
– Извини, Кристина, это должно было быть для тебя ужасно.
– Ему было хуже.
Дойдя до маленького скверика, они присели на скамейку у фонтана, здесь было тихо и спокойно. Людей почти не было, если не считать прогуливающихся пар. Дэниел осторожно спросил:
– Ты не могла бы рассказать мне об этом?
– Попробую. Видишь ли, никакое лечение не помогало. Мы перепробовали все, всех докторов, всевозможные методы. Когда вернулись Джон Декстер и доктор Эндрюс, они стали применять новейшие методики, новейшие препараты, но все было бесполезно. Повреждение позвоночника оказалось слишком серьезным, его не оставляла боль, ничем нельзя было ему помочь, кроме как постоянно пичкать наркотиками, что, в конце концов, тоже перестало приносить облегчение. Вначале он очень старался бороться. Он говорил, что если не сможет заниматься практикой, то, по крайней мере, займется научной работой и исследованиями. И какое-то время он делал это, невзирая на постоянную боль.
Дэниел не знал, что сказать, как выразить свое сожаление и понимание. Он просто сжал пальцы Кристины.
– Хуже того, – продолжала она, – мне кажется, что он сам захотел умереть.
– Ты хочешь сказать…
– Да, я думаю, что он покончил жизнь самоубийством, и доктор Эндрюс считает так же. В заключении о смерти он написал, что смерть наступила в результате остановки сердца, но он, как и я, понимает, в чем дело.
– Но как? – спросил Дэниел. – Как он мог такое сделать? Ведь он не мог двигаться?
– Гарет был врачом. Он разбирался в таких вещах, и потом он все так же имел доступ к своим лекарствам.
– Ты хочешь сказать, что он принял большую дозу наркотика?
– Очевидно. По-моему, он догадался о нас с тобой.
– О нас? Ты имеешь в виду ту ночь в Балаклаве?
– Не только. У меня нет доказательств, но я сердцем чувствую, что права. В последний вечер я, как обычно, читала ему на ночь. Потом няня принесла Дэвида и Изабель, чтобы они сказали папе «спокойной ночи». Гарет никогда до этого не интересовался Изабель, а в этот вечер он взял ее на руки, смотрел на нее, разговаривал с ней.
Когда няня унесла детей, он спросил меня, слышала ли я что-то о тебе, и я ответила, что если бы слышала, то сказала бы ему. Он казался вполне счастливым, спокойным, любящим. Я поцеловала его, пожелала ему спокойной ночи и ушла к себе. А наутро он был мертв, очевидно, умер во сне.
– А не может быть такого, что смерть наступила естественным путем, и ты зря себя казнишь?
– Нет, я чувствую. Такое чувствуется интуитивно и никогда не забывается. – Кристина посмотрела на Дэниела, и он увидел в ее глазах слезы. – Я никому этого не говорила, только тебе. Ты ведь понимаешь, да? Ты понимаешь, что это значит, – Изабель твоя дочь, а не его, думаю, он это понял. Понял в ту ночь.
Дэниел не верил собственным ушам.
– Ты уверена? Ты хочешь сказать, что она…
– Она твоя дочь. Я в этом абсолютно уверена. Для всех – это ребенок Гарета, зачатый в те страшные крымские ночи. Тебе не надо беспокоиться или чувствовать какую-то ответственность. Она будет расти в таких же условиях, что и Дэвид. О том, что она наша дочь, будем знать только я и ты.
Сколько ей пришлось вынести за это время, а он старался держаться от нее подальше, не нарушать ее спокойствия…
– Тебе следовало сообщить мне. Ты могла бы написать.
– Куда? Я даже не знала, где ты. А мне так нужно было с кем-то поделиться, и вот теперь я сказала тебе. Теперь мне надо научиться как-то жить с этим.
Подул легкий ветерок. Кристина поежилась и встала.
– Холодает. Пройдемся?
– Да, конечно.
Дэниел все еще не мог прийти в себя от только что услышанного. Кристина посмотрела на Дэниела.
– Я хотела бы услышать о тебе. Расскажи, что ты делал все это время, – попросила она.
– Да нечего рассказывать, Кристина. Все очень обычно: жил, работал, как мог.
– Ты выглядишь человеком преуспевающим.
– Ты имеешь в виду мой костюм? Жизнь меня научила, что если хочешь, чтобы перед тобой раскрывались люди определенной категории, нужно быть похожим на них. Но я не продаюсь, в душе я все тот же крайний радикал.
– Тебя беспокоит нога?
– Да, когда очень устаю.
– Где ты теперь будешь жить в Лондоне?
– Кейт предлагает остановиться у нее, но у нее своя жизнь, для меня все-таки чужая. Я буду снимать свою старую комнату на Райской Аллее. Миссис Тэйлор очень горда этим и твердит сейчас на каждом углу, что у нее будет жить герой войны. Мистер Браун предлагает мне работу у него в магазине…
– А Илспет?
– Насколько я понял, у нее другой молодой человек, который подходит ей намного больше, чем я.
– Я рада это слышать, потому что у меня есть к тебе предложение.
– Звучит таинственно, – улыбнулся Дэниел.
– Вообще-то, это только что пришло мне в голову. У меня есть дом, большой дом. Дети живут на втором этаже. У дяди Давида есть своя маленькая комната. Он сейчас очень постарел, но он все такой же замечательный, к тому же его слуга – просто сокровище. Помимо этого, в доме куча свободных комнат. Почему бы тебе не занять одну из них? Если поедешь за границу, тебе всегда будет куда вернуться.
– Кристина, ты сошла с ума! Как я смогу переехать к тебе? Твоя мама, отец, Маргарет – все придут в ужас.
– Ну и что? Я не сошла с ума, я просто очень практичная, а если это оскорбляет твою гордость, ты можешь мне платить за комнату. Понимаешь, мне надо думать о будущем. Детям нужен отец.
Дэниел остановился.
– Кристина, ты предлагаешь мне жениться на тебе?
– Когда-то ты этого очень хотел. Но, конечно, если ты передумал…
– Ты решила все это в последние несколько минут? Но Кристина будто не слыша, продолжала.
– Конечно, нужно выдержать определенный период, чтобы не шокировать общество, а о папе тебе вообще не надо беспокоиться. Я рассказала ему о том, что ты узнал, и он испытал такое же облегчение, как и мы с тобой. – Потом она остановилась. Дэниел все еще смотрел на нее, и мужество вдруг покинуло Кристину.
– О Боже, я такая глупая, да? Я слишком быстро все распланировала. С той ночи в Балаклаве прошло восемнадцать месяцев. За это время могло многое произойти. Понимаешь, тогда я решила посвятить свою жизнь Гарету, делать все возможное, чтобы облегчить его страдания, и внезапно необходимость в этом отпала. Я растерялась, я осталась с мечтой, с несбыточной мечтой – теперь я это понимаю. Я слишком многого ждала, я не должна обременять тебя этим… – и она молча пошла вперед.
Дэниел медлил всего секунду, но потом бросился за ней и, догнав, почти грубо схватил за руку и повернул к себе.
– Глупенькая моя, Кристина! Милая, милая моя! Неужели ты не понимаешь, что ты со мной делаешь? Я пришел сюда сегодня, ничего этого не зная, даже не ожидая встретить здесь кого-нибудь из вас, и вдруг, за один миг ты перевернула всю мою жизнь. Ты свободна, у меня есть дочь, разве удивительно, что я растерялся? Ты должна дать мне время осознать это, осознать, как изменилась моя жизнь! До этого мне все было ясно, все запланировано, а теперь у меня новые обязанности, новые планы…
– Извини.
– Просто дай мне время перевести дыхание, вот и все, что я прошу.
– Хорошо, но пока ты будешь переводить дыхание, думаю, будет справедливо сказать тебе, что Джон Декстер уже просил меня стать его женой.
– О Боже, в самом деле? У меня нет слов.
Пожилая пара, проходя мимо, неодобрительно посмотрела на молодую женщину, по виду вдову, которую обнимал мужчина. Они покачали головами, осуждая распущенность молодого поколения, и, переговариваясь между собой, торжественно прошествовали мимо.
Когда Дэниел, наконец, разжал объятия, Кристина, слегка задыхаясь, сказала:
– О Боже, я забыла о детях. Я обещала прийти к чаю.
– Я провожу тебя до экипажа.
Это был долгий, трудный путь, но, похоже, наконец, они приняли решение. Медленно, держась за руки, Кристина и Дэниел направились к площади, где стоял экипаж.
Уже сидя в экипаже, Кристина сказала:
– Я приду к тебе на Райскую Аллею. Все будет, как в старые времена.
Дэниел счастливо улыбнулся.
– Если хочешь…
– Конечно, хочу. Завтра?
– До завтра, Кристина.
Дэниел постоял несколько минут, глядя вслед удаляющемуся экипажу, а потом подбросил вверх свою стильную шляпу, поймал ее, нахлобучил на голову и пружинистой походкой направился к воротам парка.
Назад: Глава 4
На главную: Предисловие
