Глава 14
Серая лошадь легким галопом пересекала парк. Рансом держал поводья любимого коня, пытаясь обуздать собственную ярость на непозволительно долгую задержку Мерлин и Шелби. Он проскакал по ухоженной части поместья и въехал туда, где все оставалось в нетронутом виде. Позади него в высокой траве образовалась примятая дорожка.
За этим уголком давно никто не ухаживал, и он по-настоящему одичал. Его забросили еще полстолетия назад, когда, повинуясь веянью времени, усадьбу пришлось капитально реконструировать. Основное внимание уделялось формированию идеально ровных газонов и тщательной планировке посадок деревьев и цветов, благодаря чему из окон Фолкон-Хилла открывался незабываемый вид. Лесистую часть полностью забросили, и теперь сюда забредали лишь дети, искавшие для своих забав какое-нибудь таинственное местечко.
Рансом придержал коня и перешел на рысь, проезжая мимо стоящих вдоль Сандерлендской дороги вязов. Дальше были ворота – закрыто и заперто. Рансом спешился, разомкнул проржавевшую цепь и провел коня. Он не пользовался этими воротами уже несколько лет, а дорогой за ними на его памяти вообще никто ни разу не ездил. Конь сразу же потянулся к сочной, буйно разросшейся траве, и Рансом легонько дотронулся до морды хлыстом.
Здесь было пусто. Трава была примята, и четкие следы от колес фургона вели в сторону заросшей колеи, в которую переходила дорога. Однако жестянщик, о котором говорил Шелби, исчез.
Рансом вздохнул.
– И что ты об этом думаешь? – спросил он у лошади. – Я же просил не уходить дальше Сандерлендских ворот. Видишь теперь, как я «правлю железной рукой»?
Животное опять потянулось к траве.
– Прекрати сейчас же! Сделай одолжение, поешь потом…
Серый конь навострил уши и, подрагивая ноздрями, повернул голову в сторону леса, начинавшегося сразу за дорогой.
Рансом поколебался и прошел несколько шагов вперед. Конь вытянул шею и заржал, затем ступил следом, но вдруг остановился и, пританцовывая, попятился.
Рансом вгляделся в низкую поросль, туда же, куда смотрел конь.
– Эй, кто здесь?
Конь топтался рядом, громко дыша. Рансом сделал еще один шаг и вдруг увидел в тени за лавром светлое пятно.
– О Боже! – сразу же узнал Рансом. – О Боже, Шелби…
Он бросил поводья и пробрался сквозь кусты. Брат его лежал связанным, с кляпом во рту. Рансом приподнял его голову, вытащил кляп и приложил ухо к груди Шелби. Сердце его билось сильно и спокойно. Рансом, прикрыв глаза рукой, глубоко вздохнул, благодаря судьбу. Он осмотрел тело брата в поисках ран или следов крови, но ничего подобного не нашел. Теперь, когда кляпа не было, Шелби издавал негромкий храп.
Рансом развязал его – это оказалось не так просто, а затем вытащил Шелби из кустов на дорогу, не обращая внимания на то, что храп его время от времени прерывался стоном. Он с трудом усадил обмякшее тело, прислонив его к стволу растущего у дороги дерева, сорвал пучок травы и пощекотал нос Шелби. Брат фыркнул и застонал, запрокидывая голову. Глаза его, дрогнув, приоткрылись, но тут же закатились и сомкнулись вновь. Рансом похлопал Шелби по щеке:
– Где Мерлин? Проснись же ты, чертова никчемная туша, скажи, что случилось!
– При… – пробормотал Шелби и снова застонал. Рансом встряхнул его, и Шелби открыл затуманенные голубые глаза. – При… вет.
– Где Мерлин? – Рансом схватил брата за подбородок и приподнял его голову. – Где она?
– Что? – Голову Шелби повело в сторону. – Погоди… я… что?
Рансом ударил его по щеке, и светлая шевелюра склонилась в сторону.
– Что… – проворчал Шелби. – Что… тебе… надо?
– Проснись! – Рансом, еле сдерживаясь, свирепо смотрел на брата.
Шелби поднял трясущуюся руку, протер глаза и облизнул губы.
– Рансом, – хрипло произнес он.
– Где мисс Ламберн?
– Что… случилось?
Рансом с отвращением встряхнул его:
– Тебя так накачали, что ты и встать не можешь!
Шелби сглотнул. Он с трудом приподнялся и осмотрелся вокруг.
– Где Мерлин? – снова спросил Рансом.
– Мерлин, – нахмурился Шелби. Он приподнял бровь и осмотрел поляну. Рансом заметил, как выражение его лица изменилось.
– Мерлин, – снова произнес Шелби и закрыл глаза. – Жестянщик… О Боже… – Его хриплый голос перешел в шепот: – Рансом, прости.
Рансом резко отпустил его плечо, и Шелби тут же повалился на спину. Со стоном он перекатился на бок и прикрыл рукой рот. Тело его содрогнулось в приступе рвоты.
Рансом уже через секунду очутился в седле. Он был готов к действию, к погоне вслед за исчезнувшим фургоном. Однако Мерлин и Шелби покинули дом как минимум семь часов назад. Семь часов… За это время фургон жестянщика мог преодолеть добрых двадцать миль. Но Рансом даже не надеялся, что похитители настолько глупы, что будут передвигаться на нем и дальше. Нет, фургон наверняка уже брошен, и скорее всего в каких-нибудь двух милях отсюда.
В бессильной ярости он осмотрел на следы, оставленные колесами, и челюсти его плотно сжались. Душа пришла в смятение, захотелось тут же броситься в погоню. Но рассудок твердил другое. Рансом неприязненно посмотрел на Шелби:
– Думаю, ты сможешь сам дойти до дома, дорогой брат, когда почувствуешь себя лучше.
Он развернул коня и через открытые ворота галопом устремился обратно.
В течение двух суток в окрестностях Фолкон-Хилла велись поиски, которые организовал Рансом. Был обследован каждый ярд земли на сорок миль вокруг, и радиус поисков все расширялся.
Мерлин нигде не было.
Фургон был обнаружен – разумеется, пустой – на краю леса за Сандерлендскими воротами. Собаки повертелись вокруг него и устремились в пяти разных направлениях. Семичасовая задержка и использованные злоумышленниками отвлекающие запахи сводили все усилия на нет.
Выслушав отчеты, Рансом спокойно отдал очередные приказы, разослал сообщения, удвоил количество занятых поисками людей и вновь отправил всех на задание. Однако внутри у него бушевали страсти.
Он был в библиотеке и, склонившись над столом, наносил отметки на карту, когда лакей возвестил о приходе Куина О’Шонесси. Рансом поднял голову и кивнул. Слуга закрыл дверь. Куин секунду помедлил, затем подошел и остановился у стола перед Рансомом. Без следа ирландского акцента он сказал:
– Прошу вас, сэр. Если вы собираетесь отстранить меня от моих обязанностей, то, пожалуйста, сделайте это сейчас.
Рансом выпрямился и посмотрел на него:
– Почему я должен это сделать?
Куин напрягся:
– Я не сумел защитить мисс Ламберн. Пытаясь вернуть ее, вы не просили от меня ничего, кроме информации. Из этого я могу заключить, сэр, что я не оправдал вашего доверия и не гожусь для более активных действий.
– Ничто не доставит мне большего удовольствия, чем найти козла отпущения, майор О’Шонесси. – Рансом приподнял брови. – Вы претендуете на эту роль?
У Куина побагровела шея, но он не отвел взгляд:
– Я не справился. И мне нет оправдания.
– Я прекрасно осведомлен о том, при каких обстоятельствах мисс Ламберн покинула поместье. Это делалось с моего разрешения.
– Мне следовало пойти вместе с ней.
– С ней пошел мой брат, как вам известно. И это моя ошибка: я не предусмотрел, что Шелби не ожидает нападения и поэтому не сумеет справиться с ним.
Куин вздрогнул. На мгновение он отвел взгляд, но затем снова посмотрел на герцога:
– Если вы не осуждаете меня за халатность, то вы слишком великодушны.
– Я вовсе не великодушен. Пожалуйста, не думайте, будто я многого ожидаю от вас.
Куин слегка расставил ноги и стиснул пальцы за спиной:
– Почему, сэр?
– Вы говорите, я ничего не требовал, кроме доклада о ваших наблюдениях. Говоря по правде, майор О’Шонесси, у меня сложилось впечатление, что вы сообщили мне не все, что вам известно.
Куин глубоко вздохнул:
– Я ответил на ваши вопросы исчерпывающим образом.
– Майор О’Шонесси, – медленно произнес Рансом, – не хочу вдаваться в тонкости относительно таких понятий, как верность и честь, но мне действительно не нравится иметь дело с лицемерами.
Куин густо покраснел. Некоторое время он смотрел на стол, потом снова поднял взгляд:
– Я подчиняюсь определенным приказам, ваша светлость.
– Да? В самом деле? И вам приказывают вводить меня в заблуждение? Если так, то мне следует поговорить с вашим командованием.
Под веснушками Куина румянец сменился белизной. Ни один мускул не дрогнул на его лице, но тем не менее вид его стал очень жалким. Помедлив, он осторожно произнес:
– Вы собираетесь дать мне какие-то указания, ваша светлость?
– Да. – Рансом поднял карту и свернул ее, полностью осознавая, что поставил офицера между необходимостью выполнять не известные ему приказы Кастлери и его собственные требования. Прямые распоряжения военного министра, разумеется, имели приоритет. Однако у Рансома тоже была возможность влиять на ситуацию, и оба это знали. Он решил, что уже поставил Куина в достаточно неловкое положение, и немного ослабил давление. – В той мере, в какой это не противоречит полученным вами прямым приказам, я хочу знать все, что вы могли бы сказать по поводу исчезновения мисс Ламберн.
– Я уже пересказал вам все факты, которые знал.
Рансом сразу же перефразировал вопрос:
– Тогда поделитесь своими подозрениями, майор.
Куин отвернулся, и Рансом увидел, как он стиснул руки за спиной.
– Ваша светлость, это… очень трудно.
Рансом ждал. Неожиданно офицер повернулся к нему:
– Пожалуй, лучше я расскажу вам, какие мною получены приказы. Тогда, возможно, вы поймете больше.
– Начинайте же, майор. Не дожидайтесь, пока я лопну от нетерпения.
– Прошу прощения, сэр.
Куин опустил взгляд и быстро заговорил:
– Вы сказали мне, как относитесь к лицемерию. Я это ценю. За прошедшие недели я увидел, что вы за человек. Вы не насмехаетесь над такими, как я, чьи таланты своеобразны и заставляют заниматься делами, которые кое-кто мог бы назвать… грязными. – Он поднял голову, резко и гордо вздернув подбородок. – Обычно я не стыжусь своего занятия, но за это задание браться я не хотел, ваша светлость. Оно не понравилось мне сразу, и еще меньше нравится теперь, когда я успел узнать вас и вашу семью. И это святая правда. Здесь нет лицемерия.
Рансом отложил карту и спросил:
– Каковы же были ваши приказы, майор?
– Кроме обеспечения защиты мисс Ламберн… ваша светлость… сэр… – Он запнулся, и губы его сжались: – Я послан сюда, чтобы продолжить расследование в отношении лорда Шелби, сэр. По поводу его связей с французским агентом в Лондоне.
Рансом уставился на него:
– Боже мой, это правда?
– Да, сэр. Я сожалею.
Рансом вдруг осознал, что пальцы его стиснули карту и смяли ее. Медленно он расслабил руку:
– Какого рода эти связи?
– Он должен деньги человеку по имени Альфред Рул, сэр. Шестьдесят тысяч гиней.
Рансом закрыл глаза и оперся о стол. Эта новость привела его в ярость. Он не мог поверить, что Шелби способен на такое. Охвативший его гнев готов был вырваться наружу: появилось непреодолимое желание разбить лицо Куину, превратить его в кровавую бесформенную массу.
После долгого молчания Рансом выпрямился и произнес:
– Майор О’Шонесси, я не сомневаюсь в том, что мой брат достаточно глуп, чтобы попасться на крючок французскому шпиону, который надеялся добраться до меня. Но поймите следующее. – Он посмотрел прямо в несчастное лицо Куина. – Лояльность лорда Деймерелла по отношению к родине и к семье – вне всяких подозрений. Измена абсолютно исключена. Если у вас есть какие-то веские доказательства обратного, то предъявите их мне сейчас же. В противном случае оставим эту тему навсегда.
Куин выглядел теперь совсем убитым:
– У меня нет более веских доказательств, ваша светлость.
– Тогда вам придется сделать выбор. Либо вы остаетесь при своих подозрениях и возвращаетесь к вашему начальнику, а также передаете ему мое послание, где я выскажу все, что об этом думаю. Либо вы принимаете то, что я сказал о брате, остаетесь здесь и помогаете мне спасать мисс Ламберн.
Куин отвел взгляд. Он глубоко вздохнул, расправил плечи и сказал:
– Вы знаете, что если я останусь на ваших условиях, то это будет нарушение приказа.
– Я предлагаю вам сделать выбор, майор. – Рансом сел и снова взял в руки карту, намеренно оставив Куина стоять. – Я не диктую, что вам делать.
Куин задумался. Рансом заметил, как напряглись уголки его сжатых губ. Здесь не о чем было размышлять. Любой человек, обладающий хоть каплей здравого смысла, либо выполняет приказ, либо возвращается с объяснением, почему не смог этого сделать.
Наконец Куин тихо произнес:
– Я остаюсь, сэр.
Рансом приподнял брови:
– На моих условиях.
– На ваших условиях, сэр.
– Если я когда-нибудь обнаружу, что вы ищете улики против моего брата, то, прежде чем вы успеете помолиться, окажетесь в пехоте и где-нибудь в окопах, по пояс голым.
– Да, сэр.
Рансом прищурился:
– Я сумею это сделать, майор. Не думаю, что Кастлери сможет вас защитить.
– Ясно, сэр.
Рансом откинулся на стуле и, потирая подбородок, посмотрел на офицера:
– Не могу понять, с кем я имею дело: со смелым человеком или с глупцом.
Куин не отвел своих зеленых глаз.
– Думаю, с глупцом, сэр. – Он отвесил легкий поклон. – Я бы хотел присоединиться к поискам, с вашего разрешения. Вы позволите, ваша светлость?
Часом позже в библиотеку ворвался Шелби. Золотистые волосы его потемнели от пота, и запах лошади все еще тянулся за ним.
– В чем дело, Рансом? Есть новости?
– Нет.
Лицо его, выражавшее ожидание и надежду, потемнело. Он нахмурился и посмотрел на Рансома, стоявшего у окна.
– Тогда что тебе, черт возьми, надо? Я хотел возглавить поиски на Поттерском холме. – Он вытащил из кармана платок и вытер им руки. – Боже, я чуть не загнал коня насмерть, так торопился сюда.
– Присядь.
– А это единственная приличная лошадь, которую я сумел сохранить, – проворчал Шелби. – И к тому же это жеребец. От него я получу потомство для участия в скачках, запомни…
– Сядь.
Шелби пожал плечами и сел.
– На столе лежит банковский чек, – сказал Рансом. – Шестьдесят тысяч фунтов.
Шелби дернулся и повернулся на стуле.
– Что?
– Чек выписан на имя мистера Альфреда Рула.
Рансом заметил, как Шелби отреагировал на сказанное: сначала ничего не понял, потом вспомнил имя, через секунду понял все и пришел в ужас. Он вне себя вскочил со стула:
– Но он же не… о Боже, не принес же этот дурак векселя к тебе на оплату?
Рансом сурово смотрел на Шелби, на своего брата – необузданного, блестящего и отчаянно любимого. Он подошел к нему и остановился так близко, что смог ощутить запах пыли и пота.
– Расплатись с ним. Не тяни с этим ни дня, ни единого часа. Забери чек, выйди отсюда и не появляйся, пока не получишь свои векселя.
Шелби тяжело дышал. На какое-то мгновение Рансому показалось, что он не согласится. Никогда, ни единого раза не позволял Шелби старшему брату оплачивать свои долги. Ни разу в жизни он не просил и не принимал от брата спасения от тех бед, которые сам на себя навлекал. Для него это было принципом жизни, делом чести, причудой, которая вызывала у Рансома то гордость, то отчаяние.
Но на этот раз… на этот раз голубые глаза Шелби встретили взгляд Рансома и дрогнули. Он неловко улыбнулся и отвел взгляд.
– Хорошо, – сказал он, – я расплачусь с ним.
Шелби развернулся, взял со стола скрепленную печатью бумагу и, не оборачиваясь, пошел к двери. Открывая ее, он услышал голос Рансома:
– Шелби, не встречайся с этим Рулом сам. Даже не подходи к нему близко. Пошли за векселями какого-нибудь надежного человека, с чеком и пистолетом.
Шелби на несколько секунд замер у двери.
– Как скажешь, – сухо сказал он и вышел.
День подходил к концу, и старые деревья уже отбрасывали густые тени у маленькой заросшей виноградом церкви. Бесцельно прогуливаясь, Рансом остановился и стал рассматривать колонны. Камень заметно разрушился, его пятнами покрывал лишайник.
Он уселся на плиту из песчаника, которая огораживала лестницу. В лесу было тихо. Лишь слышался отдаленный лай собак. Рансом искал здесь покоя. Ему было нужно перестать волноваться, отбросить в сторону эмоции и найти всему логическое объяснение – он знал, что оно найдется. Он злился на Мерлин, на Шелби, на самого себя, и ему было тяжело от страха, который проникал в самое сердце.
Ощущая прохладный ветерок, Рансом наблюдал за пляской розово-золотых отблесков на камне. Еще ребенком он приходил сюда, чтобы спрятаться и помечтать. Здесь он был надежно защищен от репетиторов, учителей танцев и ораторского искусства. Никто не мог отыскать его здесь. Для тех же, у кого был ключ, маленькая невзрачная церковь на лесной поляне была настоящей неприступной крепостью. Он про себя улыбнулся, вспоминая начало старой, наполовину забытой клятвы: «С попутным ветром ласточка под кров к заходу солнца сделай пять шагов…»
Годы взрослых забот стерли из его памяти продолжение. Может быть, Шелби помнит, как там дальше. Рансом надеялся, что он помнит. Шелби должен был передать секрет сыну. Вудроу было уже двенадцать. Улыбка сошла с его лица. Как только Шелби вернется, он сразу же спросит у него, знает ли Вудроу о старой церкви и об их клятве. Может быть, это и глупость, но дикий лес и церквушка имели свою особую ценность. Старый детский секрет основывался на полном доверии, в нем подтверждалась их несгибаемая верность друг другу. Они втроем принесли эту клятву – Рансом, Шелби и Блайз, – и она связала их узами кровной преданности.
Солнце уже почти зашло, и оранжевые лучи высветили сияющую полоску между колоннами. «К заходу солнца сделай пять шагов, – повторял про себя Рансом, – И снег с весной, и вот замкнулся круг…» Он осмотрел гладкий пол и все небольшое круглое здание. Маленькие ночные существа, обитавшие в лесу, уже начали выходить из укрытий в поисках пищи. Вот стремительно пробежала по камню полевая мышь, а вот и ежик прошуршал прошлогодними листьями, которые ветер сдул к основанию колонны.
Рансом сложил руки и оперся на них подбородком. Хорошо, что говорящая коробка и все записи о ее конструкции были надежно заперты в Фолкон-Хилле. Это означало, что Мерлин все еще нужна похитителям. И пока они нуждаются в ней, жизнь ей гарантирована – до тех пор, пока они не получат все, что их интересует. Но кровь застывала в жилах, когда он представлял себе, с какого рода «уговорами» ей, возможно, придется столкнуться.
Время неумолимо уходило. Двое суток люди и собаки прочесывали местность во всех направлениях – и безрезультатно. Мерлин либо заговорит, и ее убьют, либо будет молчать и страдать от пыток. И он сомневался в том, что похитившие ее французские агенты будут в настроении долго выслушивать тот лепет, который Мерлин считала разумными разговорами.
Он сжал кулаки и укусил себя за костяшки пальцев. Он знал, как это будет происходить. Он как будто видел это воочию. Они подумают, что она пытается нарочно запутать их какой-то чепухой, и начнут… У него вырвался стон отчаяния. Хватит. Довольно. Перестань думать об этом. Он закрыл глаза, пытаясь отделаться от мыслей, которые приводили его в бессильную ярость. Огромным усилием воли он взял себя в руки, стремясь вернуть испытанное недавно чувство покоя.
Позади него зашуршали листья. Рансом обернулся и увидел, как по каменному полу семенит ежик, время от времени останавливаясь, чтобы осмотреть трещинки и другие места, где могло затаиться что-то съедобное. Рансом рассеянно наблюдал за ним. Становилось все темнее. Подобно раздражающей модной песенке, старая клятва из детства снова и снова крутилась в его мозгу: «И снег с весной, и вот замкнулся круг. Кто знал секрет, тому открылось вдруг».
Ежик обнюхал последнюю трещинку и подошел к ступеням лестницы, около которой на плите из песчаника сидел Рансом. Дойдя до него, ежик остановился, задрал свой черный нос-пуговку и поводил им в воздухе туда-сюда. Рансом нахмурился. Маленький колючий зверек опустил голову, развернулся и поковылял обратно в церковь. Рансом вскочил.
– Боже мой!.. – прошептал он.
«С попутным ветром ласточка под кров к заходу солнца сделай пять шагов…»
Он очутился в самой середине симметричного здания и стал считать шаги. Всего через три шага он оказался у западной колонны – в детстве его шаги были гораздо короче. «И снег» означало одну колонну к северу, «с весной» относилось к маленькой нише, из которой уже давно пропала куда-то статуя Персефоны. «И вот замкнулся круг…» Он потянулся и скользнул ладонями вниз по каменным изгибам ниши, отыскивая маленькие углубления для пальцев. Вскоре он нащупал их и изумился, насколько низко они были расположены и какими показались маленькими для широких ладоней взрослого мужчины. Он уперся ладонями в камень и расставил ноги в позе, которую помнил с детства: так, чтобы его руки и стена ниши образовали замкнутый круг.
Он вздохнул, бросив взгляд на стену перед собой.
С попутным ветром ласточка под кров
К заходу солнца сделай пять шагов.
И снег с весной, и вот замкнулся круг.
Кто знал секрет, тому открылось вдруг.
Я нашу тайну бережно храню,
Заветных слов чужим не пророню.
О тайнике никто не знает пусть,
Не разболтаю, кровью я клянусь.
Рансом надавил. Даже не скрипнув, стена подалась под давлением и тихо отъехала в сторону, открывая узкий проход внутрь. Он ощутил дуновение влажного застоявшегося воздуха.
Согнувшись, он погрузился в черный проем и успел уже наполовину спуститься по знакомой винтовой лестнице. И лишь тогда вдруг осознал, насколько неразумно идти туда в одиночку, неподготовленным и невооруженным, успев и так наделать слишком много шума. Он остановился, крикнул: «Бросайте оружие!» и подумал, что будет чувствовать себя крайне глупо, если окажется, что в потайной комнате никого нет.
Ответом ему была тишина. В сгущавшихся сумерках он еще мог различить ступени, но сама комната была пока скрыта.
– Рансом? – раздался из темноты очень тихий голос.
– Мерлин! Слава… – Он чуть не повторил свою ошибку, опрометчиво бросившись вниз по ступеням. Рансом замер на лестнице: если кто-то из похитителей ждет внизу, он вряд ли сумеет оказать достойное сопротивление. Он напрягся, пытаясь придумать какой-то план, и вновь воцарилась тишина. Снизу донесся слабый шорох. Он замер, готовясь к прыжку. Вдруг в темноте кто-то чихнул и раздался жалобный голос Мерлин:
– Рансом, разве ты не собираешься меня спасти?
Мышцы его расслабились.
– Ты одна?
– Да, – снизу донеслись звуки возни. – Мой ежик куда-то убежал.
Он преодолел последние четыре ступени, вглядываясь в сумрак. Из поросшей мхом трещины в потолке пробивался слабый зеленоватый свет. Мерлин сидела на каменном полу. Руки ее были связаны тонкой цепочкой, которая была пристегнута к длинной и массивной цепи. Та, в свою очередь, крепилась замком к деревянной ручке огромного старинного сундука. В остальном круглая комната была пуста, не считая нескольких пыльных стульев и брошенных игрушек.
– Проклятие, – прошипел он, подходя к ней. – Я убью их.
Одним яростным ударом ноги он вдребезги разнес ручку сундука. Цепь, освободившись, с лязгом упала. Рансом поднял ее. Она оказалась гораздо тяжелее, чем можно было предположить.
– Пойдем.
Поддерживая девушку под локоть, он помог Мерлин встать и подтолкнул в сторону лестницы, сматывая кольцами тяжелую цепь. Мерлин неуклюже поднималась первой, а Рансом сзади нес ее оковы. Выйдя на свет, он выпрямился, снова взял ее под локоть и быстро повел вперед, насколько позволяла тяжелая ноша. Ему было некогда думать о том, почему именно здесь он нашел Мерлин, как она могла оказаться в месте, о котором почти никому не было известно, – он знал только, что им нужно как можно скорее уйти отсюда и вернуться домой, где было более безопасно.
Они вышли из церкви, и Мерлин воскликнула:
– Стой! Подожди минутку. Мой ежик…
Из-за ее неожиданной остановки цепь натянулась. Рансом инстинктивно отвел руку назад, позволяя петле соскочить, чтобы Мерлин не потеряла равновесие. Но Мерлин в это время сама дернула за цепь. Не встретив сопротивления, девушка не удержалась и упала на нижнюю ступеньку лестницы. Раздался громкий треск, и в воздух поднялись пух лишайника и каменная пыль. Что-то ударило Рансома в предплечье – так сильно, что он закачался.
Секунду он глупо разглядывал цепь в своих руках. В голову ему пришла нелепая мысль, что лопнуло одно из ее звеньев. Однажды он видел, как такое случилось, – при буксировке баржи. В тот раз отлетевший конец цепи убил корову, которая паслась на берегу в нескольких футах от места происшествия. Однако сейчас цепь казалась целой. Пока он ее разглядывал, Мерлин поднялась и пошла в обратную сторону, подтягивая ее за собой.
– Мерлин, забудь о нем. – Он нахмурился, увидев на потертой каменной ступени свежий скол, казавшийся белым, поднял взгляд на девушку. – Пойдем скорее.
Она не ответила, продолжая искать в траве ежика. Цепь растянулась уже на полную длину. Сейчас она показалась Рансому еще тяжелее, чем раньше, – настолько тяжелой, что он вдруг не смог удержать ее, и конец выскользнул из пальцев. Рансом шагнул вперед, чтобы снова поймать его, но Мерлин уже подтягивала цепь к себе, на ходу собирая в кольца.
Он выпрямился, не выпуская из виду последнее звено, которое подпрыгивало среди травы. Это движение неожиданно вызвало приступ странной тошноты.
– Скорее, – сказал он.
– Сейчас… – В тени церквушки она нагнулась, и цепь звякнула. – Одну минуточку.
Он искоса посмотрел на маленькое строение. В вечернем сумраке тени скользили и извивались. Рансом все еще размышлял, каким образом цепь так сильно его ударила, и вдруг сообразил, что это не могла быть цепь. Вся последовательность событий еще раз медленно прокрутилась у него в голове.
– Мерлин, – он сглотнул, пытаясь избавиться от странного привкуса, появившегося во рту, – я потом пришлю кого-нибудь за ежиком.
В церквушке раздался звук падающей цепи.
– Вот ты где! – воскликнула Мерлин. – Попался.
Снова послышался металлический лязг. Рансом покосился в ее сторону и удивился странному действию, которое сумерки оказывали на его зрение.
Мерлин вышла из церкви, еле удерживая в обеих руках свернутую цепь.
– Он у меня в кармане, – сообщила она, как будто отвечая на самый главный вопрос, занимавший Рансома. Подойдя к нему, она остановилась. – Держи, – и передала ему цепь. Рансом вытянул руки, чтобы принять ее, но она оказалось настолько тяжелой, что он не смог удержать стальные звенья. Изумленно наблюдал он, как цепь постепенно утекает вниз, и успел схватить ее лишь за самый конец. Рансом чувствовал себя странно, ему нездоровилось. Он стоял и пытался сообразить, в чем дело, и вдруг ощутил что-то мокрое между пальцев. Он поднес руку к глазам. В последних лучах уходящего дня он увидел, как блестящая красная жидкость, просачиваясь сквозь рукав, обильно стекает по ладони.
– Дьявол, – пробормотал он.
Вдруг в вечерней тишине опять раздался оглушительный грохот, точно такой же, как в первый раз. Однако сейчас цепь уже лежала на земле и не могла быть его причиной. Рансом пытался собрать обрывки мыслей: он никак не мог понять, что происходит.
– Что это? – воскликнула Мерлин.
Но Рансом не слушал. Он все еще в оцепенении смотрел на свое запястье, разглядывал порванный с внутренней стороны рукав сюртука и яркую кровь, которая залила уже и рубашку, и бриджи, и теперь, стекая по запястью, лужей собиралась на поросшем лишайником камне у его ног.
– Он в нас стреляет! – Мерлин вдруг села на ступени. Онемевшая рука Рансома отчаянно заныла. – Пригнись! – Мерлин резко дернула за свой конец цепи.
Рывок отозвался нестерпимой болью в его руке, и, пошатнувшись, Рансом упал на колени. Не в силах разогнуться, он опустился лбом на ступень лестницы, да так и остался лежать, пытаясь восстановить дыхание. Раздался еще один громкий треск. Мерлин всхлипнула.
Деймерелл с трудом повернул голову. Весь мир, казалось, потерял равновесие и завертелся вокруг него.
– Мерлин, ты не ранена? – Он попытался нащупать ее здоровой рукой.
– Нет, все в порядке, – прошептала она.
Лежа щекой на каменной ступени, он видел, как Мерлин повернулась к нему:
– Быстрей сюда!
Снова громыхнула цепь – это Мерлин дернула его за руку, пытаясь подтащить поближе к себе и укрыть за плитой из песчаника, защищавшей ступени сбоку.
– Стреляют, – пробормотал Рансом, пытаясь преодолеть головокружение и восстановить ясность мысли. Он прерывисто втянул воздух и сглотнул. – Стреляют…
– О Боже мой!
Она изо всех сил потянула его к себе. Движение вызвало вспышку боли в руке и плече.
– Не надо… – Казалось, у него не хватает воздуха в легких, чтобы закончить фразу.
– Ты ранен! Куда тебя ранило? – наконец поняла Мерлин.
– Предплечье, – с трудом проговорил он. – Царапина…
Рансом почувствовал, как она склонилась над ним. Обхватив его грудь, Мерлин неуклюже попыталась приподнять его тело. Он вскрикнул и прикусил губу. Его очень сильно тошнило.
– Это артерия, – сказала Мерлин, и тут же раздался еще один выстрел, и осколки камня вместе с обрывками лишайника взметнулись в воздух над их головами.
– Мерлин, – прохрипел Рансом, пытаясь найти ее рукой.
– Да-да, все в порядке. – В голосе ее звучало нетерпение. – Не разговаривай сейчас.
Он снова услышал лязг цепи, которая упала ему на грудь. Рансом поморщился. Мерлин что-то делала над ним: звук рвущейся ткани перемежался со звоном ее оков. Не поднимая ресниц, Рансом глядел на ее лицо. Между бровями девушки пролегала знакомая складочка, в серых глазах отражалась глубокая сосредоточенность.
Она обнажила его руку. Каждое ее движение сопровождалось громыханием цепи. Он закрыл глаза, а когда открыл их, Мерлин цветастыми ленточками жестянщика перевязывала его руку выше раны.
Вдруг она отодвинулась и выпрямилась. Скованные руки ее что-то искали в кармане передника, откуда только что выкатился ежик. Раздался четвертый выстрел, она быстро пригнулась, но все еще продолжала что-то искать.
– Он подходит ближе.
– Конечно. – Рансом поднял голову, чтобы посмотреть, идет ли кровь, и к горлу его подкатил приступ тошноты. – Иди… обратно… в церковь. – Он облизнул губы. – Закрой… – У него страшно кружилась голова. – Ты можешь… запереть… дверь.
Она покачала головой, вытаскивая что-то из кармана.
– Ты потерял слишком много крови. Если попробуешь встать, то просто упадешь.
– Иди сама, – сказал он, тяжело дыша и стараясь сохранить ясность сознания.
– Тебя надо перевязать, – спокойно ответила она. Уголком глаза он увидел, как Мерлин открывает какую-то жестяную коробочку и развязывает маленький пухлый пакет.
– Мерлин, ради… У нас нет выхода… Он подойдет… прямо сюда…
– Нет, не подойдет. Он будет думать, что у нас тоже есть ружье. – Довольная собой, она, улыбаясь, похлопала по свертку. – Я сделала несколько ракет.
Он поднял на нее затуманенный взгляд. Его рука наполнилась сплошной пульсирующей болью.
– Я спущу их в водосточную трубу, – объяснила она. – Получится славный звук выстрела.
Она скользнула вверх по ступеням. Цепь потянулась вслед за ней. Сквозь неясные шорохи он услышал какие-то удары, в которых безошибочно опознал щелчки и трение кремния.
Вдруг она бросилась обратно и прикрыла его своим телом. Внезапный толчок вызвал тошноту и головокружение, которые он с трудом поборол. Над ними прогремел взрыв, и от грохота все тело его содрогнулось и напружинилось.
Мерлин теснее прижалась к нему, а потом снова пробралась наверх, и вновь донеслись до него удары кремния. Новый взрыв оглушил его. Затем последовал выстрел со стороны противника, и стало слышно, как кто-то продирается сквозь кусты.
Рансом напрягся, пытаясь встать. Но сознание покидало его, и он это чувствовал.
– Трус, – прошептала Мерлин.
Рансом не сразу понял, что она говорит не о нем, а о нападавшем и что треск и шум в кустах означали его бегство. Мерлин взорвала еще одну ракету. Когда эхо стихло, звуки отступления слышались совсем далеко. Рансом снова попробовал сесть.
– Лежи спокойно, – велела она. – Я тебя еще не перевязала.
Она подняла его руку и ослабила жгут. С каждым вдохом он ощущал запах собственной крови – густой, пьянящий, с привкусом ржавчины. Запах этот вызвал в нем ассоциацию с мясной лавкой. Мерлин отвернулась и опять стала рыться в кармане, а он попробовал приподнять плечи. Увидев это, Мерлин слегка надавила на грудь, заставив его опуститься обратно. Он подчинился, не в силах сопротивляться. Голова его гудела, как церковный колокол.
– Мерлин, – слабым голосом сказал он. – Почему ты носишь с собой ракеты?
Девушка склонилась над ним. Рансому показалось, что вид у нее был виноватый.
– Я же сказала, – ответила она, – что я их сделала.
Она затянула жгут, а затем попыталась обработать рану. От боли из его горла вырвался дрожащий всхлип.
– Сделала… – Он глотнул воздух, стараясь не думать об истязаниях, которым она его подвергла. – Для чего?
– Ракета всегда может пригодиться. Я же сказала, не разговаривай.
Рансом замолчал. Он то погружался в забытье, то возвращался к реальности. И тогда боль вновь обжигала его. Рансому показалось, будто Мерлин что-то сказала, но он не мог уловить смысл слов.
– Что? – в конце концов пробормотал он, когда к нему вернулось сознание. Он почувствовал, что она закончила пытку и смотрела на него. Он видел ее достаточно ясно: на лице ее плясали веселые тени и цветные всполохи.
– Что… ты… сделала?
– Перевязала тебя, – сказала она. – Сейчас сюда привезут доктора, который лечит Теодора.
– Пить, – он сделал вдох и облизнул губы. – Кто привезет?..
– Куин нашел нас. Рансом, почему ты не сказал, что мы здесь же, в Фолкон-Хилле?
Он попробовал улыбнуться, но ничего не получилось, и ему вдруг пришло в голову, что он может умереть от этой смешной, пустяковой раны: если человек лишается жизни, перерезав запястья, то раненое предплечье, должно быть, то же самое. А еще он подумал, как обидно и глупо лежать здесь, истекая кровью.
Мерлин по-прежнему смотрела на него. Он ощутил вдруг, что она держит его за руку и что под головой у него уже не каменные ступени, а что-то мягкое. Цепь, которой были скованы его руки, лежала у него на груди. Он хотел спросить, не умирает ли, но потом решил, что это будет звучать уж очень сентиментально. Наверное, по каким-нибудь признакам он должен бы ощущать это сам. Немного подумав, он пробормотал:
– Ты перевязала меня, Чара?
– Конечно.
Он посмотрел на нее. Она была так красива в мерцающем освещении, что Рансому захотелось поцеловать ее.
– Мерлин, – он сглотнул, – все… что ты сделала… – Он взял ее за руку. Прошло довольно много времени, прежде чем он вспомнил, что собирался сказать. – Ты молодчина, – пробормотал он, – молодчина.
Она кивнула и, звякнув цепью, нежно погладила его по лбу.
Это смутило его. Он не помнил, чтобы кто-нибудь так гладил его светлость герцога Деймерелла. Он всхлипнул. Что-то блеснуло у нее на лице, и Рансом забеспокоился. Слезы подступили к его глазам. Обычно Рансом не давал волю своим чувствам, но сейчас… на всякий случай… он кое-что хотел ей сказать…
– Мерлин, – прошептал он, сжимая ее руку. Он дождался, пока она посмотрит прямо ему в глаза. Один темный локон выбился из ее прически и красивым завитком свисал на плечо.
– Да? – отозвалась она.
Он попытался улыбнуться.
– Я люблю тебя… Чара, – шепотом сказал он и большим пальцем погладил ее пальцы. – Всем сердцем… – «На всякий случай… на всякий случай… на всякий случай…»
