Глава 8
Рауль расстался с Мерриком в прескверном настроении. Настанет день, нервно решил он, когда Меррик не будет больше всемогущим лордом. Да, поклялся Рауль, в один прекрасный день они с ним поменяются ролями.
Сделав лишь несколько шагов, он заметил легкое движение в полумраке и быстро оглянулся. В тени отрытой двери стояла сводная сестра Аланы. Она попыталась спрятаться, догадавшись, что замечена, но Рауль оказался проворнее. Он сердито дернул ее за руку, притянув к себе.
— Черт тебя побери, девка, я знаю, кто ты, но зачем следила за… за ними или за мной? — спросил он.
Глаза Сибил блеснули:
— То же самое я могу спросить у тебя! Рауль грозно выдвинул вперед подбородок, но возражать ей не стал. Сибил вскинула голову.
— Да, я видела тебя в зале, когда разговаривала с Аланой. Ты прятался под лестницей, подслушивая наш с ней разговор, — ехидно усмехнулась она, — Сдается мне, Рауль, что между нами много общего.
Она без стеснения разглядывала молодого рыцаря, упираясь руками в крутые бедра и не обращая внимания на свою слишком низко опустившуюся рубашку, в вырезе которой виднелись округлости грудей.
Может быть, даже больше, чем ты думаешь, — пробормотал Рауль.
Она не стала избегать его обжигающего взгляда, а смело встретилась с ним глазами. «Да, эта девица вполне сознает свою власть над мужчинами и, без сомнения, использует ее с большой для себя пользой, — подумал он. — Замечательное качество!» — мелькнула у него мысль, но Рауль не собирался допускать, что какая-то женщина сумеет завлечь его, чтобы затем использовать в своих интересах.
Животная страсть уже начала закипать у него в крови. Глаза Рауля сверкали. Эти сестры не слишком-то похожи между собой, но красотки что одна, что другая. Его желание подстегивала уязвленная гордость. Он все еще хотел ту, которая ему не досталась, однако ее сестра — замена вполне подходящая…
Он выхватил свечу из железного подсвечника, прикрепленного к стене, и быстро оглядел комнату за спиной Сибил. Ни оружия, ни доспехов на стенах не было видно. Значит, воины не вернутся сюда для ночлега.
Сибил вскрикнула, когда Рауль схватил ее за руку и втащил в комнату. Он быстро повернулся к ней.
Я видел, как ты сегодня посматривала на Меррика! Ты его хочешь, — ворчливо заметил он. — А я хочу твою сестру, но пока что удовлетворимся друг другом.
Рыцарь сжал Сибил в объятиях, впившись в ее губы яростным поцелуем.
— Постой-ка, — выдохнула она, когда, наконец, сумела высвободиться. — Я не стану сопротивляться, не насилуй!
Он поднял голову и бросил на молодую саксонку горящий взгляд.
— Ты не презираешь норманнов, как твоя сестра? Глаза Сибил блеснули.
— Нет, — ответила она. — Ну и что из того, если ты норманн? Ты красив и хорошо сложен, — ее взгляд скользнул по телу рыцаря, — и, чувствуется, неплохо оснащен природой для сладострастных утех.
Руки, сжимавшие Сибил, немного ослабили хватку.
— Кажется, ты не так холодна, как твоя сестра, — пробормотал Рауль.
Сибил рассмеялась низким грудным смехом.
— Клянусь самой торжественной клятвой, я доставлю тебе гораздо больше удовольствия, чем она, Рауль.
Он позволил Сибил выскользнуть из объятий. Без всякого смущения девица спустила рубашку с плеч и через мгновение уже стояла перед ним совсем обнаженная.
Рауль не сводил с нее жадного дерзкого взора. Груди у Сибил были полные, белые, увенчанные крупными сосками. Пышные завитки темных волос виднелись внизу живота. Горящими глазами он смотрел, как она, улыбаясь, запрокидывает голову. Глядя в глаза Рауля, Сибил облизнула подушечки пальцев и стала медленно поглаживать себе соски, которые сразу же стали твердыми и блестящими.
Поглядывая на девушку из-под полуопущенных век, Рауль лихорадочно освобождался от одежды. Он зажал в руке свой напряженный член. Кровь зашумела в ушах, дыхание стало хриплым и учащенным.
Сибил перестала гладить себя. Лоно уже обдавало жаром. Под ее взглядом член Рауля становился все больше. В одно мгновение она оказалась перед молодым рыцарем, опустилась на колени и облизнула губы.
— Позволь мне, — прошептала Сибил. — Позволь.
Рауль откинул голову и застонал. Умелыми, опытными руками и горячим влажным ртом она доставила ему райское блаженство.
— Хватит, — со стоном вымолвил Рауль.
Он подтянул ее, поставил на ноги и впился в губы пылким поцелуем. Сибил самозабвенно отвечала на поцелуй. Ее руки скользили по гладким и крепким бедрам рыцаря, в то время как пальцы Рауля блуждали во влажных завитках между ног Сибил.
— Скажи, девица, — хрипло проговорил он, — лоно у тебя такое же влажное, как и рот?
Их губы слились и приоткрылись, языки вступили в ожесточенное противоборство. Ноги Сибил призывно раздвинулись, и Рауль уверенно вонзился в горячую и обильно увлажненную нежную плоть. Он запрокинул голову, его глаза сверкали. Сибил широко улыбалась.
— Покажи мне, норманн, — просила она, — покажи, как ты умеешь доставлять женщинам удовольствие.
В ответ он обхватил ее за ягодицы и, расставив ноги пошире, высоко поднял и резко опустил ее на свой разбухший напряженный член, сильно и глубоко пронзив ей тело. Спазмы экстаза сотрясли Сибил. Она ухватилась за его плечи и глухо застонала от наслаждения, прижавшись к широкой груди мужчины.
Их соитие было безудержным и неистовым, им не понадобились ни кровать, ни хотя бы стол, они не произносили нежных слов. Раздавались лишь стоны и крики сладострастия.
Симон действительно был болен и болен смертельно. Это видно было сразу, стоило лишь взглянуть на него. Страшно бледный, он в судорогах корчился на полу.
Меррик опустился рядом с ним на колени.
— Симон, — голос рыцаря стал хрипловат от волнения. — Боже мой, мальчик, что с тобой?
Лицо Симона было искажено болью. — Живот, — задыхаясь, выговорил он. — Как будто… мечи вонзились мне в живот, — парнишка жалобно посмотрел на них снизу вверх. — Помоги мне, дядя… умоляю… помоги.
Никогда в жизни не чувствовал себя Меррик таким беспомощным. Как можно стоять сложа руки, позволяя, чтобы мальчик так безумно страдал? Жестокие опасения терзали сердце. Он опасался, что воин прав… Симон умирает.
Нет… нет! Нельзя этого допустить. Женевьева доверила ему сына… Он должен его спасти! Нельзя допустить, чтобы Симон умер.
Меррик лихорадочно соображал, что можно сделать. Они не привезли с собой из Нормандии ни одного лекаря, а здесь им не к кому было обратиться… Мысли беспорядочно метались в голове… Как это могло случиться? Как? Мелькнула смутная догадка…
— Отнесите парня в спальню напротив моих покоев, — приказал он.
Круто повернувшись, Меррик вышел.
Алана подскочила, услышав скрип открывавшейся двери. Она сжала руки перед грудью и быстро спросила;
— Как он? Как Симон?
— Может быть, вы мне это и скажете, леди, — процедил Меррик сквозь зубы.
Алана пристально посмотрела на него. Во рту у нее пересохло. Как трудно ей выносить сейчас присутствие Меррика! Сам воздух вокруг рыцаря казался раскаленным.
Девушка слегка покачала головой.
— Я… я не понимаю, что ты имеешь в виду, — тревожно сказала она.
Он разразился проклятиями,
— Решила разыграть из себя невинную овечку? Я все равно узнаю правду!
Алана вскрикнула: он схватил ее за руку и потащил за собой в комнату напротив. Голова у нее кружилась, когда Меррик ее подтаскивал к узкой кровати. Задыхаясь, смотрела девушка на Симона.
Меррик негодовал.
— Весь день он провел с тобой, саксонка! Слуги слышали, вы спорили. Так значит, это твоих рук дело? Не навела ли ты на него порчу, чтобы он заболел и умер?
Обиду Алана почувствовала позже. Первым пришло удивление: как может он считать ее такой бессердечной!
— Нет! — воскликнула она, — Кровью Христовой клянусь, нет! Ведь он всего лишь мальчик…
— Он норманн, леди! А ты не скрываешь своей неприязни к нам!
Алана глянула на Симона. Было видно, что парнишка испытывает жестокие страдания. Прижав колени к груди, он непрерывно стонал. Алана потрогала его лоб, горячий, как огонь, но в то же время липкий и влажный, покрытый капельками пота.
Она яростно замотала головой и прошептала:
— Никогда не стала бы я причинять ему вред, ведь он всего лишь мальчик… Я ни на кого ни когда не стала бы наводить сглаз и порчу… даже на норманна.
Меррик пренебрежительно фыркнул и повернулся, чтобы уйти. Алана догнала его.
— Подожди! — крикнула она, хватая Меррика за локоть. — Я… я могу помочь ему, если ты позволишь.
— Ты? — губы Меррика искривились, он не скрывал своего недоверия.
— Да! Моя мать была деревенской знахаркой. С самого раннего детства я помогала ей.
Меррик молча смотрел на нее, прищурив глаза.
— Спроси Сибил, если не веришь мне. Спроси кого угодно в деревне. Они не пожелали обращаться ко мне после того, как мама умерла, но Бог свидетель, она научила меня всему, что знала сама о травах и снадобьях, — пальцы Аланы дрожали на его руке, и мускулы рыцаря напряглись под ее пальцами.
Меррик продолжал молчать.
— Пожалуйста… — Алана умоляюще смотрела на рыцаря, не переставая упрашивать: — Я помогу Симону, если только ты мне позволишь.
Затаив дыхание, девушка ждала ответа. Когда она уже было решила, что Меррик откажет, тот заговорил:
— Никакого обмана, саксонка! — грозно предупредил он. — Ты вылечишь его! Иначе… поплатишься головой.
Алана кивнула. Меррик выглядел таким безжалостным и неумолимым, что дрожь прошла по ее телу. Она отвернулась к кровати Симона, лихорадочно размышляя. Мать многому ее научила, но в том, что требовалось от Аланы сейчас, умение решало не все. Она стала молиться, чтобы хорошенько припомнить, чему учила мать… и чтобы Симон остался в живых.
Ведь вслед за ним могла умереть и она.
Вероятно, какие-то высшие силы хранили ее в тот день. Алана порадовалась, что предусмотрительно прихватила с собой из хижины сумку с целебными травами. Симон горел в жару, сотрясаемый ознобом. Боль пронзала все его тело. Он беспокойно двигался, не затихая ни на минуту. Алана приготовила отвар, чтобы облегчить его страдания. Меррик не отходил от нее ни на шаг, оставаясь за спиной, то ли наблюдая, то ли охраняя племянника. Алана так нервничала из-за этого, что чуть не опрокинула кубок, в который налила горячий отвар.
Она глубоко вздохнула и повернулась лицом к Меррику:
— Обязательно ли тебе нужно вот так следить за мной?
Он скрестил на груди сильные руки.
— Я смотрю, чтобы ты ненароком не отравила Симона.
Алана постаралась сдержаться, отвечая, — Я не собираюсь давать ему отраву, наоборот, хочу заставить его выпить снадобье, которое снимет в животе боль.
— Ну-ка, дай я взгляну, — он подошел поближе и понюхал отвар, — пахнет неприятно, саксонка!
Глаза Аланы сверкнули.
— Если тебя это успокоит, норманн, сначала я сама отопью из кубка.
Меррик не сказал ни да, ни нет, и потому Алана сделала большой глоток отвара. Подождав минуту, он коротко кивнул:
— Продолжай.
Сжав зубы, Алана повернулась к нему спиной, полная решимости забыть о присутствии Меррика, и это не составило для нее труда, так как состояние Симона все ухудшалось. Юноша горел в жару. Сначала она подозревала, что, быть может, парнишка съел что-либо несвежее, но, кроме него, никто в замке не заболел. Не раз у Аланы возникала мысль, что, вполне вероятно, Меррик прав: кто-то отравил юношу.
Всю вторую половину ночи она провела, обтирая Симона холодной водой с головы до ног. Он метался в бреду, желудок не принимал ни воды, ни пищи, боль не утихала, дыхание было тяжелым и частым, губы запеклись, а кожа стала сухой, как пергамент.
Алана пришла в отчаяние. Мать часто предупреждала ее, что это крайне опасные признаки.
Она могла бы помочь больному, если бы заставила его каким-либо образом выпить побольше отвара. И вдруг, набравшись решимости, она взяла камышинку и опустила ее в кубок с отваром. Так, поддерживая ее пальцем, Алана смогла заставить жидкость затекать в камышинку, а потом капать в уголок рта больного. С неистощимым терпением сидела она рядом с ним час за часом, молясь, чтобы он смог проглотить достаточное количество отвара и боли прекратились бы.
Три долгих дня девушка провела у постели Симона, не смыкая глаз. Нередко Меррик нависал над нею зловещей тенью. Трудно было сосредоточиться, зная, что он наблюдает за каждым ее движением. Несколько раз он приказывал ей пойти отдохнуть, позволив кому-нибудь другому занять ее место. Алана решительно отказывалась. Она полагала уже, что не сможет спасти мальчика, но хотела, чтобы Меррик поверил: она не обманывала его, ее намерения спасти Симона были искренними.
Вечером третьего дня старания Аланы были вознаграждены: жар у Симона спал, дыхание нормализовалось. Он погрузился в глубокий и спокойный сон.
Алана поняла: кризис миновал. Невыразимое облегчение захлестнуло ее. Меррик пошел в большой зал на ужин. Цепенея от усталости, она решила вздремнуть, совсем немного. Поистине, Алана не могла припомнить, когда еще так уставала. Нужно отдохнуть, хотя бы минутку…
Меррик нашел девушку погрузившейся в глубокий сон. Она сидела у постели Симона на низком стуле, склонив голову на колени. Он сразу понял, что Алана уснула.
Меррик подошел к постели, стараясь не шуметь. Взгляд рыцаря упал на племянника, и в глазах у него вспыхнула надежда: лицо у мальчика уже не было воспалено от жара. Казалось, он мирно спит. Прикоснувшись ко лбу паренька, Меррик испустил вздох глубочайшего облегчения. Хвала Господу, жар спал!
Он задержал взгляд на Алане. Как ни старался Меррик ожесточить свое сердце, ее поза странным образом тронула его. Девушка подложила одну руку под щеку, а другая, сжатая в кулачок, осталась среди смятых простынь.
— Саксонка, — еле слышно позвал девушку Меррик.
Помедлив, с не свойственной ему нерешительностью он слегка потряс ее за плечо.
— Саксонка, — произнес он снова, уже чуть громче.
Но девушка так и не пошевелилась.
Она смертельно устала, мрачно догадался рыцарь, и это вовсе не удивительно! Ведь Алана отказывалась позволить кому-либо другому ухаживать за Симоном. Никогда прежде не встречалась ему такая упрямая девица! Меррик думал о ней со смешанным чувством раздражения и невольного уважения. Нет, он не мог не оценить ее заботу о Симоне. Если бы не она, парень, наверное, уже лежал бы в сырой земле!
Меррик сошел вниз, чтобы позвать служанку, которая должна была бы посидеть с Симоном, и вернулся в комнату. Поколебавшись, он наклонился и взял Алану на руки. Боже милостивый! Да она была не тяжелее ребенка!
В своей спальне он откинул меховое одеяло с постели и осторожно опустил девушку на ложе, быстро снял с ее ног жалкое подобие башмаков и бросил на пол, неодобрительно поджав губы. На этом он не остановился и снял с нее платье, а затем и рубашку. Одежда у нее оказалась такой поношенной, что кое-где просто расползалась на нитки, и это не ускользнуло от взгляда Меррика. Хотя его руки действовали осторожно и неторопливо, белью Аланы был нанесен непоправимый ущерб.
Сердце у него странно сжалось. Алана лежала перед ним — удивительное пиршество, приготовленное для него одного. Меррик не был бы мужчиной, если бы это чудесное зрелище не вызвало у него желания. Она немного пополнела за то недолгое время, что провела в замке.
Грудь девушки поднималась и опадала с каждым вздохом. Маленькие округлости совершенной формы были увенчаны бледно-розовыми сосками. Внизу ровного живота темно-золотистые завитки прикрывали сладостное сокровище, таившееся между смыкавшимися бедрами. Несмотря на хрупкость девушки, была в ее теле женственная мягкость, которая затронула изголодавшуюся мужскую сущность рыцаря. Безупречная кожа саксонки казалась бледной. Меррик знал, что прикоснись он, к ней, и сразу почувствует теплоту и шелковистость кожи. Кровь закипела в его жилах и прилила к чреслам, заставив затвердеть плоть.
Он ничего не мог с собой поделать. Нежные полные губы девушки, влажные, как утренняя заря, были слегка приоткрыты, словно она просила, чтобы ее поцеловали пылко и проникновенно. И как хотелось ему самозабвенно поцеловать саксонку, пока она в беспамятстве, ощутить вкус этих губ и неосознанный отклик девушки на его прикосновения… глубоко и сильно погрузиться в нее, изливая свою страсть…
Подушечкой пальца он дотронулся до маленького тугого бутона. Глаза Меррика удовлетворенно блеснули: даже во сне Алана отзывалась на его ласку. Она могла без конца бросать ему вызов и сколь угодно долго противиться, но тело ее не было так равнодушно к нему, как она притворялась.
Улыбка скользнула по губам рыцаря. Если бы саксонка видела, что он так смотрит на нее и так нежно прикасается к ней, то уже дала бы волю своему острому язычку! Мрачная решимость вдруг овладела Мерриком.
Он не прикоснется к девушке этой ночью — даже пальцем! — потому что хочет подвести ее постепенно к вершине наслаждения и услышать сладостные стоны и слова страсти, которые невольно сорвутся с ее уст. Он хочет почувствовать, как горячо смокнется ее плоть вокруг его плоти…
Подавив сожаление, Меррик разделся, но когда собрался потушить свечу, уловил сверкание золотистых глаз, поглядывавших на него из-за спинки кресла. Это был кот Аланы, тот самый, чьи когти оставили отметины на его плечах.
Рыцарь пересек комнату и распахнул дверь. Схватив свою рубаху, он замахнулся на кота.
— Пошел отсюда! — пробормотал он. — Ну ты, чертово отродье!
Шипя и размахивая хвостом, кот выскочил из своего укрытия и выбежал в распахнутую дверь.
Успокоившись наконец, Меррик забрался в постель и лег рядом с Аланой. Он отвел волосы с ее лица, крепко прижал к себе, закрыл глаза и вскоре заснул.
Однако сон Аланы не был безмятежным. Дремота отуманила сознание и сковала измученное усталостью тело, но забытье не оказалось целительным бальзамом. В глубинах мрачной бездны, где девушка искала убежище, беспокойный разум не давал отдыха. Темная сторона духа накрывала ее своей тенью, и пришел тот сон, которого она так боялась…
Рыцарь вновь настигал ее… тот самый… и все же чем-то отличавшийся от прежнего.
Она находилась на берегу моря. Острый солоноватый запах раздражал ноздри, порывистый ветер развевал волосы и юбки. Шум прибоя звучал в ушах. Повсюду, насколько хватало глаз, простирались просторы моря и небес.
Но вдруг запах моря обернулся смертным смрадом, удушающим и тошнотворным. Наплывающие друг на друга образы и формы передвигались, угрожающе громоздились и окружали со всех сторон. Тьма смыкалась вокруг Аланы и давила так, что едва можно было дышать. Отчаянно стараясь вырваться, она пустилась бежать, как будто ее преследовали демоны и исчадия ада. Да, может быть, так оно и было, потому что снова рыцарь оказался перед нею.
Он сидел на своем огромном вороном коне. Глаза сверкали из-под шлема. Кровь застыла у нее в жилах от ужаса. Меч рыцаря высоко поднялся над ее головой. Она стояла, застыв от страха, а тяжелый клинок, повиснув на мгновение в воздухе, стал стремительно опускаться… Она не могла пошевелиться. Могла только кричать, кричать и кричать…
— Саксонка! Проснись! Что с тобой? Слышишь меня, девочка? Ничто тебе не угрожает! Проснись!..
Ничто не угрожает? О, ей знаком этот голос! И эти сильные руки, сжимающие ее в объятиях! В отдаленных уголках сознания затаилась догадка, что она уже проснулась. Колыхался свет от свечи над постелью. И взбудораженный разум отказывался принимать утешение… от этого голоса и этих рук!
Нет, мелькнула смутная мысль, никогда, видимо, не отделаться ей от преследующего ее рыцаря. В этот страшный миг Алана понимала лишь то, что больше всего на свете боится она Меррика. Больше всего на свете!
— Не прикасайся ко мне! Говорю тебе, не трогай меня! — со сдавленными рыданиями разомкнула она кольцо его рук и прижалась к стене, комкая меховое одеяло у груди.
Губы Меррика сжались.
— Какое безумие на тебя нашло, что ты шарахаешься от меня? Что за кошмар тебе приснился? Во сне все неправда! Сны не могут причинять людям зло.
Алана яростно замотала головой.
— Ты ошибаешься. Это не просто сон. Он сбудется. Говорю тебе, сбудется. Это вещий сон.
Глаза Меррика сузились.
— Расскажи мне о своем сне, саксонка!
Она молчала, пристально глядя на него. Леденящий ужас застыл в крови. Меррик снова настойчиво попытался заставить ее заговорить.
— Расскажи мне, Алана. Расскажи, что тебя так испугало…
Алана покачала головой. Она тяжело и прерывисто дышала.
— Я видела смерть, — прошептала она. — Я видела тьму. Я видела… тебя!
