Глава 5
Спустя несколько секунд, она уже выскочила во двор и бросилась к старику, прокладывая себе путь в начавшей собираться толпе. Несколько воинов окружали Обри.
Алана выбежала с непокрытой головой, босая. Волосы развевались у нее за спиной, как золотисто-солнечное знамя. Острые камни и сучки врезались в подошвы, но, она не обращала на боль внимания.
— Стой! — крикнул один из норманнов.
Алана слышала, как Обри отвечал дрожащим от ярости голосом:
— Меня не остановить ни тебе, ни всему вашему войску! Я хочу видеть девушку Алану, ее вчера привез в замок злодей Меррик.
Старик поднял свой посох и стукнул им по щиколотке ближайшего воина. Тот не удержался на ногах. Сердце у Аланы сжалось от ужаса, потому что воин моментально вновь оказался на ногах, и на этот раз с мечом в руке.
— Нет! — крикнула она изо всех сил. — Оставьте! Оставьте его в покое, говорю я вам!
Ее грудь высоко вздымалась, когда она, наконец: пробилась в первые ряды собравшихся людей. Алана бросила на Обри быстрый взгляд. Хвала Господу, старик здоров, только на виске виднелся запекшийся кровоподтек.
— Кто ты, девушка? — спросил воин.
— Я та, кого он ищет, — запыхавшись, ответила она. — Я Алана.
— Он клянется перебить всех норманнов, — продолжал воин. — Мы не потерпим угроз! Старика следует наказать, чтобы неповадно было распускать язык. Ярость зажглась в глазах девушки.
— Не смей! Бели кто-либо из вас прикоснется к нему, клянусь, гореть вам всем в геенне, огненной!
Шепот пронесся по толпе. Кое-кто из саксов перекрестился, что не осталось незамеченным норманнскими воинами.
Заметила это и Алана. На нее снизошло озарение. Ее проклятие может стать спасением для Обри! Она медленно подняла голову и взглядом окинула толпу
— Если не верите мне, спросите их! — она показала на изможденную трудом прачку. — Спросите ее! И его! — показала она на кузнеца. Прачка не замедлила подтвердить слова Аланы, утвердительно кивнув:
— Все верно, верно, — торопливо сказала женщина. Как скажет, так оно и будет! С младенческих лет это у нее. Не от Бога девчонка, хоть и дочь лорда.
Ну да, — подтвердил кузнец. — Ведьма она. Все это знают. Норманнские воины разволновались. Некоторые из них даже отступили на пару шагов. Взяв себя в руки, Алана помолилась, чтобы Бог простил ее за обман.
— Видите? — продолжала она смело, хотя на самом деле была страшно напугана. — Отпустите же старика! Иначе я всех вас превращу… в козлов!
В толпе шептались. Норманны тревожно посматривали друг на друга. Среди них не нашлось никого, кто посмел бы и дальше перечить ведьме.
— Да, — дерзко продолжала Алана. — Скорее всего, я так и сделаю, даже вашего лорда не пощажу!
— В самом деле? — раздался суровый голос у нее за спиной. — Как это интересно, саксонка!
К ней подошел Меррик. Сердце Аланы бешено забилось. Она понимала, что Меррика так легко не запугать, как его воинов.
Увы, она оказалась права. Он подал знак ближайшему воину.
— Отведи старика в зал и жди моего приказа.
Алане показалось, что кровь застыла у нее в жилах. В словах Меррика ей послышался зловещий намек, но и эта мысль улетучилась, когда рука грозного рыцаря властно сжала ее локоть, как железными клещами. Несмотря на сопротивление, пользуясь своим преимуществом в силе, он решительно втащил ее в зал и затем вверх по лестнице — прямиком в свои покои. Меррик швырнул девушку в комнату и захлопнул за собой дверь.
Алана, похолодев, встала посреди, комнаты, скрестив на груди руки. Поза у нее казалась вызывающей. Однако на самом деле девушка была так напугана, что боялась пошевелиться. Снова она разгневала его! Не приходилось в этом сомневаться, достаточно было взглянуть на мрачное, как грозовая туча, лицо.
— Неприятности тянутся за тобой, будто штормовой ветер с моря, саксонка! — голос был таким же жестким, как взгляд. — Я начинаю жалеть, что не оставил тебя в лесу.
Он повернулся, намереваясь выйти.
— Подожди! — крикнула Алана. — Как ты поступишь с Обри?
Меррик обернулся, лицо застыло, словно каменное.
Руки девушки нервно теребили юбку.
— Ты ведь не причинишь ему зла, правда? Он ничего плохого тебе не сделал.
Глаза рыцаря сузились.
— Я не обязан отчитываться перед тобой, саксонка, и не вижу необходимости отвечать.
Выражение лица Меррика было таким грозным, что Алану охватил ужас. Она не шевельнулась, но глаза смотрели на него с немой мольбой.
— Пожалуйста, я должна знать. В самом деле, он не сделал ничего дурного. Меррик молчал. Горячая боль обожгла ей горло.
— Сегодня утром ты спросил, что я отдам тебе в уплату. Тогда у меня не было ответа. Но если отпустишь Обри, я… я отдам себя в твои руки, уповая на милость.
Он продолжал молчать. Алана облизнула губы.
— Ты; слышишь меня, норманн? Я сдамся… на твою милость. Ты будешь волен… делать со мной все, что захочешь.
— На, мою милость! А разве мне знакомо милосердие?
— Тогда я обречена, — прошептала она. Сердце у нее сжималось от мучительной боли.
Может быть, она уже погибла. А он еще издевается над ней! Голубой огонь полыхал в его глазах.
— Как же ты забывчива, — насмехался рыцарь. — Ты не можешь торговаться, саксонка, потому что тебе нечего мне предложить! Я буду делать все, что захочу и когда захочу, невзирая на твое позволение-непозволение. Ты в моей власти, совершенно и целиком зависишь от моего милосердия! И так будет всегда. Не обманывай себя, полагая, что я прощу тебя. Не заблуждайся! Я разберусь с тобой… но позже.
Меррик ушел. На мгновение Алана застыла, потом бросилась к двери и постаралась ее открыть. Крик бессильной ярости вырвался у нее из груди. Она рухнула на пол, обливаясь слезами негодования. Норманн запер ее!
Прошло много времени, прежде чем Алана услышала звук отодвигаемого засова, и подняла глаза. Она сидела за столом, опершись лбом на руки. Дверь, скрипнув, медленно открылась. На пороге стоял Симон. В руках он держал поднос, но в комнату юноша не вошел.
Он протянул поднос Алане.
После того как поедите, миледи, вам следует спуститься в зал, чтобы помочь слугам подать ужин. Так распорядился милорд, сообщил ей парнишка холодным тоном.
«Миледи!» В любое другое время Алану рассмешило бы подобное обращение, но сейчас на сердце давили изнеможение и печаль. Она слабо улыбнулась и, встала.
— Спасибо, Симон, — Алана взяла у него из рук поднос, подумав, что паренек, когда вырастет, станет красивым и привлекательным молодым человеком.
Он будет похож на своего дядю… Она резко оборвала себя. Меррик… привлекательный? Боже милостивый, как это ей в голову взбрело?
Алана едва притронулась к еде, хотя и попробовала заставить себя что-либо съесть. Не тратя времени зря, она спустилась вниз в дымную кухню. Не успела она войти, как ее заметила Сибил. Сестра сразу же оказалась рядом. Подбоченясь, Сибил устремила на Алану сверкающий взгляд.
— Вот и ты! — выпалила она. — Известно ли тебе, что все уже в замке знают, как ты утром защищала старика? Можно не сомневаться, скоро меня начнут называть дочерью дьявола только из-за того, что ты моя сводная сестра! Всем хорошо известно, что это твоя мать передала тебе проклятие Господа, а наш отец тут ни при чем. «Дочь дьявола» — «Проклятие Господа»… Выдержка начала отказывать Алане.
— Можешь говорить обо мне все, что угодно, Сибил, — сказала она, сверкнув глазами. — Что же касается моей матери, то ты сама знаешь, не свете души добрее. Так что больше ничего не говори о ней.
Сибил возмущенно фыркнула.
— Иначе — что? Что ты сделаешь, Алана? Превратишь меня в козла?
«Сестрица, в этом тебе не моя помощь», — сердито решила про себя Алана и сразу же устыдилась недостойной мысли. Злорадство было ей совершенно не свойственно. Она уж хотела было как-нибудь сгладить неприятный для обеих разговор, но Сибил схватила поднос и умчалась.
Слова сестры глубоко ранили Алану. Она сказала себе, что не стоит расстраиваться из-за нарочитой жестокости Сибил. Сколько раз она видела, что леди Ровена столь же бессердечно обращалась с ее матерью! И потому Алана совсем не удивилась, что Сибил подчеркнуто не обращала на нее внимания на протяжении всего вечера.
Снова служанки без конца сновали между кухней и залом, таская большие подносы с едой и кувшины с элем. Сборище было чуть менее шумным, чем накануне. Неоднократно Алана замечала, что стала предметом тайного обсуждения и осторожных взглядов. По крайней мере, теперь никто не осмеливался щипать ее за грудь и шлепать, как прошлым вечером.
Но был еще и Меррик. Ему прислуживала Сибил, хвала Господу! Однако время от времени Алана чувствовала на себе его пронизывающий взгляд. Взгляд колол ей спину — сотни маленьких кинжалов вонзались в тело. Обещание звучало в ушах:
«Не заблуждайся, саксонка, я разберусь с тобой… но позже». При одной только мысли об этом все внутри у нее сжималось от страха. Она слышала немало рассказов о порочности норманнов. Да она и сама видела в деревне, что вытворяли завоеватели.
Самое меньшее зло, которое он мог бы причинить ей, это избить ее сам или приказать избить своему воину Он мог также отрезать с язык… Алана боялась думать, какому еще наказанию она может быть подвергнута.
В любом случае у нее не было сомнений, что Меррик сегодня не даст ей уйти от возмездия, как прошлой ночью.
Уже было поздно, когда жалкой цепочкой в зал вошли саксы. Сердцем Алана рванулась к ним, чувствуя их телесное изнеможение и душевную боль. На одного из них девушка обратила особое внимание. Его одежда была разорвана и перепачкана кровью, ноги и руки закованы в цепи. Пристально вглядевшись в пленного сакса, Алана узнала, кто это.
То был Радберн, самый стойкий и храбрый из ратников ее отца. Рыцарь происходил из благородного семейства, его отец был эрлом в южной части Англии.
Чувство облегчения охватило Алану, ведь она так печалилась, думая, что и Радберн тоже убит норманнами. Мучительная память вернула ее назад, в те годы, когда она, достигнув девичества, думала о муже и детях… И в мечтах видела своим мужем… да, именно этого мужчину. Мыслями о нем в те были наполнялись и ее ум, и сердце.
0н был таким высоким, таким сильным, смелым… В глубине души Алана понимала, сколь глупы были ее фантазии. И все-таки она обожала Радберна издали. Он всегда проявлял к ней почтение и учтивость и был обходителен, когда им доводилось встречаться. А однажды… однажды она поймала на себе его взгляд, в котором было что-то необычное… что-то чудесное! Но когда Алана увидела Радберна с богатой вдовой из Йорка, мечтам ее был нанесен: сокрушительный удар.
И, кроме того, Алана понимала: не имело значения, что ее отец — лорд Кервейн Бринвальдский. Для Радберна, как и для любого другого человека знатного происхождения, она, незаконнорожденная, была всего лишь простой крестьянкой.
Скоро норманны стали покидать зал. Алана быстро осмотрелась. Радберн сидел, прислонившись к стене. Торопливо бросив взгляд по сторонам, она стянула баранью ножку со стола и спрятала в складках юбки. Девушка торопливо пересекла комнату.
Радберн поднял голову, когда она приблизилась. Удивление отразилось на его лице.
— Алана!
Она опустилась на колени и, не говоря ни слова, протянула баранью ножку. Алана не обиделась, что молодой человек не поблагодарил ее. Жадность, с которой он вонзал зубы в сочное мясо, красноречиво свидетельствовала, насколько он голоден. Пока он ел, Алана хранила молчание. Кончив есть, Радберн швырнул кость собакам и вытер руки о рубаху.
Алана не могла отвести глаз от его лица: красное и распухшее, оно было все покрыто синяками и ссадинами. Девушка протянула руку.
— Как…
— Пустяки! — сказал он с сухой усмешкой, заставившей его поморщиться от боли. — Через пару дней все пройдет.
Ее губы возмущенно сжались. Она не находила слов, чтобы излить свою ярость.
Цепи звякнули, когда Радберн коснулся руки Аланы.
— Я видел, как пал твой отец, — мягко сказал он. — Алана, он отважно встретил свою смерть прости, не знаю, что еще можно было бы добавить в таком случае.
Слезы неожиданно навернулись ей на глаза. Радберн неловко похлопал ее по руке.
— Алана…
Она вытерла слезы.
— Все в порядке. Просто… мне ненавистны норманны, заявившиеся к нам. Ненавистно все, что они делают. Наша жизнь никогда не будет прежней.
— Да, это так, — он сжал ее пальцы. — Мы должны смириться, Алана, потому что нам их не одолеть. По крайней мере мы живы, нам повезло, — он поймал ее взгляд.
Алана чувствовала, что Радберн хотел что-то сказать еще, но вдруг поняла: они не одни. Незаметно к ним приблизился Меррик. Он стоял, заложив руки за спину, с напряженным и суровым лицом.
Взгляд Меррика скользнул по девушке.
— Тебе не следует здесь находиться, саксонка!
— Скажите на милость, почему это? Я не пренебрегаю своими обязанностями, — отрезала она.
— Верно, — коротко заметил он. — Однако твоя работа на сегодняшний день еще не закончена. Ты мне немедленно требуешься в моих покоях.
Горячий румянец залил ей щеки. Алана пришла в ярость от того, что Меррик так позорит ее перед Радберном!
Губы Меррика напряженно сжались — о, как напряженно! — но Алане было все равно, сколь велик его гнев.
— Я скоро приду…
— Нет, саксонка. Ты пойдешь со мной сейчас, — он заставил ее подняться.
Алана до боли стиснула зубы
— Прекрати! — прошипела она.
— Нет, леди, не прекращу и предупреждаю тебя: молчи, я не позволю устраивать очередной спектакль.
Меррик подтолкнул ее к лестнице. Ни в голосе, ни в прикосновении рук не было и намека на возможность уступки. Пальцы немилосердно сжимали нежный локоток. Она попыталась высвободиться, но безуспешно.
При свете факелов колеблющиеся тени скользили по стенам, когда они поднимались но лестнице. Оказавшись в комнате Меррика, Алана сразу поняла, что его плохое настроение не улучшилось от того, что ему удалось добиться своего.
. — Я хотел бы знать, саксонка, тот человек в зале… он твой возлюбленный?
Алана задохнулась. Ее возлюбленный!
— Нет! — выпалила она. — Но даже если бы и был им, это не твое дело!
— Я не согласен с тобой, саксонка. Это именно мое дело по той причине, о которой я уже говорил тебе. Я твой лорд и завоеватель, ты принадлежишь мне.
Все еще страдая от испытанного унижения, Алана спросила:
— Почему он в цепях?
— Он опасен.
— Опасен? — возмущенно воскликнула она. — Он избит до крови!
— Женщина! — отозвался Меррик. — Что ты можешь знать об огне, который охватывает мужчин во время битвы? Когда его захватили в плен, он сражался, как дикий медведь. Мои люди заковали Радберна в цепи для усмирения. Не отчаивайся, саксонка, ему повезло: в отличие от многих, он остался в живых. Когда Радберн перестанет представлять для нас опасность и согласится служить новому господину, с него снимут цепи.
— Обри не представлял никакой опасности для твоих людей, однако, без сомнения, они с превеликим удовольствием избили и его тоже, — к своему ужасу Алана не сумела подавить предательскую дрожь в голосе.
Она презирала себя за готовые вот-вот пролиться слезы, но ничего не могла поделать. С трудом ей все-таки удалось сдержать их.
— Обри отослан в свою хижину, саксонка, живым и невредимым, — Меррик пришел в ярость: с какой стати она считает его таким безжалостным?
И не только она! Любой сакс, с которым приходилось ему сталкиваться, был убежден, что новый лорд — настоящее чудовище!
— Саксонка, — продолжая Меррик, — ты, такой же воин, как любой из воинов твоего отца. Ты сражаешься со мной, хотя при тебе нет ни меча, ни щита, и ты, кажется, никогда не устаешь от битв. Только твое оружие — язык. Скажи-ка, поэтому ли тебя называют ведьмой?
— О, как бы ей хотелось выкрикнуть все, что она о нем думает! Но вместо этого Алана постаралась успокоиться, хотя в этот момент была ох как далека от спокойствия.
— Да, я ведьма, — с вызовом подтвердила она. — И тебе следовало бы поостеречься, норманн. Может, я наложу на тебя заклятие! Он улыбнулся, не спуская с Аланы глаз.
— Сдается мне, ты многое умеешь, саксонка и охотница ты превеликая. И ведьма страшная. А иногда напускаешь на себя такой вид, будто знатная леди, владелица замка. Ладно, моих людей ты можешь дурачить своими сказочками, но тебе не удастся поселить страх в моем сердце.
— А тебе не удастся запугать меня, норманн!
Улыбка не сходила с губ Меррика, что доводило Алану до белого каления.
— Ты полагаешь? Страх врага может быть сильным союзником, саксонка. Думаю, ты понимаешь это. Пригрозив моим людям, что превратишь их в козлов, ты обернула их страх против них же самих. Сдается мне, у нас гораздо больше общего, чем ты хотела бы признать.
Продолжая говорить, он подходил все ближе и ближе. Сердце Аланы начало неудержимо биться. Он не остановился, пока не оказался прямо перед девушкой. Она не могла избавиться от ощущения, что находится в западне… и совершенно беспомощна. Алана не могла отвести взгляд от лица Меррика. Оно было словно вырублено из камня. Искорки ярости поблескивали в ледяных глазах. Алану поразила мысль: Меррик так разгневан, что, пожелай он переломить ее, пополам, она хрустнула бы в его руках, как сухой прутик.
Девушка пожалела, что ведет себя так неосторожно
— Ты все еще сердишься, — сказала Алана дрожащим голосом. — Но что мне было делать? Обри — старик. Он пришел в замок не для того, чтобы чинить норманнам неприятности. Он пришел разузнать, жива ли я и все ли со мной в порядке. Я…я не могла позволить твоим воинам обидеть беззащитного, старика!
Меррик ответил не сразу, прежде подумав, что бы сказала, саксонка, если бы узнала, как он восхищается втайне ее смелостью. Он вспомнил, как она, босая, стояла во дворе, бросая гордый вызов его воинам. Тем не менее, он не мог одобрить ее поведений, так как подозревал, что тогда она и дальше будет испытывать терпение своего господина.
Руки Меррика опустились на ее плечи. Она вздрогнула от прикосновения, отшатнулась, но он держал крепко. Алана остро чувствовала силу его рук.
— Ты дрожишь, саксонка? Непокорная женщина не избавлена от страха? Скажи мне, как думаешь, какое наказание я для тебя изберу?
— Я знаю, что ты сделаешь, — отчаянно завила девушка. — Знаю, как: ты меня накажешь.
— О? — высоко поднялась изогнутая бровь. — И как же я накажу тебя, по-твоему?
Алана отвернулась;
— Сам знаешь как, — прошептала она.
— Не знаю. Что я сделаю, как ты считаешь?
— Ты, возьмешь меня, — выпалила она.
— Возьму тебя?
Алана закрыла глаза, внутренне содрогнувшись.
— Да, — еле слышно произнесла она. — Ты… ты возьмешь меня… в свою постель.
Меррик пристально смотрел на девушку. Если б он был оскорблен ее ответом, то немало посмеялся бы. До сих нор женщины, которых он брал, как выразилась саксонка, «в свою постель», получали удовольствие, а не муки и страдания. Но эта явно считала, что подвергнется мучениям.
Когда Алана открыла глаза, Меррик увидел и них лютую ненависть. Она, видимо, не собиралась сдаваться добровольно.
Внезапно, неудержимая ярость охватила его. Саксонка считает его зверем, так не пора ли ему и вести себя, соответственно!
Меррик небрежно дернул ее за рукав.
— Твоя одежда оскорбляет мой взор. Сними-ка свои лохмотья.
Рот у Аланы приоткрылся… и сразу же она резко закрыла его.
— Я… я не сниму!
— А я говорю, снимешь, — он был так же угрюм, как она упряма.
— А если не сниму? Ты изобьешь меня, как избили Радберна твои люди?
Меррик скрипнул зубами.
— Во имя Господа, девушка, ты слишком долго испытываешь мое терпение. Ты сделаешь все, что я велю! Но пока что я прошу тебя — Впрочем, нет, я приказываю снять одежду.
— Я не спи…
— Ну ладно! Ты не позволяешь мне насладиться твоим телом, — он безжалостно отметал отказ, готовый сорваться с ее губ. — Ты отказываешься разделить со мной ложе. «Пожалуйста! Пожалуйста, не надо!» Хорошо, ты можешь не допускать меня до своего тела, но почему бы тебе не позволить мне хотя бы посмотреть на него?
— Бог тебе судья, норманн!
— О, вот это великодушно с твоей стороны! Мои люди думают, что ты ведьма, а вы, саксы, относитесь ко мне, как к самому дьяволу. Так что мы квиты, не так ли? А сейчас, саксонка, раздевайся, и побыстрей. Не мешкайте, леди!
Тон его голоса исключал неповиновение. Медленно, скованно Алана наклонилась, стянула подвязки, потом чулки. Затем сбросила юбки, а следом — ветхую рубашку. Руки девушки дрожали, когда она освобождалась от последнего покрова наготы. Наконец она оказалась совершенно обнаженной — обнаженной… и смущенной.
Ничто не ускользнуло от взгляда холодных и колких глаз. В течение бесконечно долгих секунд он смотрел на нее, сколько хотел, не оставив без внимания ни одну подробность. Осмотр, учиненный им, обжигал Алану чувством стыда. За всю жизнь только мать видела ее безо всякой одежды. Никогда прежде не приходилось ей испытывать такой жгучий стыд. Алана закрыла глаза. Меррик улыбнулся.
— Что бы ты сказала, саксонка, если бы я попросил тебя сделать то же самое со мной? Ее глаза распахнулись.
— Что? — выдохнула она. — Раздеть тебя?
— Да.
Неопределенный звук вырвался из груди Аланы, она сама не знала, почему. Алана представила, как освобождает от одежды его мускулистое тело, как прикасается… Желудок у нее странно сжался. Она содрогнулась, не сознавая, что руки сами по себе поднялись, прикрывая нежные округлости грудей.
— Нет? Ну тогда, в другой раз!
Потрясенная, Алана почувствовала, как Меррик прикоснулся кончиками пальцев к ее пылающим щекам.
— Ты покоришься мне, саксонка, — мягко произнес он. — А сейчас я попрошу у тебя всего лишь один поцелуй.
— Поцелуй? Тебе меня не обмануть! — тихо вскрикнула девушка. — Ты сделаешь все, что захочешь!
— Нет! Если я возьму тебя сейчас, ты станешь изображать из себя жертву. Ты окажешься потерпевшей, а я величайшим злодеем, какого когда либо носила земля.
— А разве ты не злодей? — наступила очередь Аланы свести с Мерриком счеты. — «Мы завоеватели, вы побежденные» — эти слова произнес ты, норманн! И Я — я ненавижу тебя за них!
Меррик равнодушно пропустил последние высказывания девушки мимо ушей.
— А я рад, что ты запомнила эти слова, милая ведьмочка. Но сейчас я все же хотел бы получить поцелуй, и давай насладимся им вместе.
Алана не успела возразить, не успела даже придумать ответ… Сильные руки обхватили ее за спину. Его рот завладел ее губами. Она оказалась так плотно притиснутой к телу Меррика, что ее ноги очутились зажатыми между его мускулистыми, твердыми, как железо, ногами. Сопротивляться было бесполезно. Ее груди прижались к мягкой шерстяной рубашке норманна. Руки же, сжатые в кулаки, были прижаты к его груди. Алана не пыталась бороться с Мерриком, потому что знала: все равно окажется побежденной.
Страх приковал ее к месту, а потом, появилось что-то еще… ощущение, испытать которое она не ожидала. Она думала, что прикосновение его губ к ее губам вызовет отвращение, потому что сам он был ей отвратителен. Но его губы не были ни холодны, ни тверды. Поцелуй не казался грубым и жестким. Насколько этому человеку не были свойственны мягкость и нежность, настолько мягок и нежен был его поцелуй.
Пальцы Меррика погрузились в волны ее волос, удерживая лицо Аланы возле его лица. Губы жгли огнем ей рот. Он приказывал, даже когда просил. Он вел за собой, даже когда искал. Поцелуй властно подчинял и завораживал.
Алана не могла воспротивиться. В один миг она оказалась в плену неожиданных ощущений.
Теплое дыхание овевало ей кожу — его дыхание. Алана была потрясена первым в своей жизни поцелуем, и какая-то часть ее существа возжаждала, чтобы он длился бесконечно…
Время остановило свой бег. Алана забыла, где находится и кто ее целует. Снова и снова Меррик ласкал своими губами се губы, со сдерживаемой страстью, невозможно сладостной. Она чувствовала прикосновение его щеки к своей, нежной коже, и это вовсе не было неприятно! Исходивший от Меррика лесной запах витал вокруг нее, нам образом доставляя радость.
Когда его язык коснулся ее языка, будто вспыхнуло пламя, а когда язык нежно начал блуждать внутри, все мысли разом вылетели у нее из головы. В ушах странно зашумело. Это биение сердца, смутно догадалась она. Алана словно таяла, размягчалась, как воск. Голова закружилась. Она могла лишь слабо цепляться за Меррика, чтобы: не упасть.
Руки, обхватившие ее спину, разжались. Он поднял голову. Потребовалось несколько мгновений, чтобы Алана смогла, наконец, вернуться к действительности и обнаружить, что Меррик смотрит на нее сверху вниз.
Его взгляд упал на губы девушки, влажные от поцелуя. Большим пальцем он обвел ее пухлую нижнюю губу.
— Ты и теперь ненавидишь меня, милая ведьмочка?
Она отвернулась и быстро ответила:
— Да, — но слово прозвучало слабо и неубедительно, они оба поняли это.
Алана отвела глаза. Ей ненавистно было победное выражение его сумрачного лица. Ее отклик на поцелуй понравился ему, чрезвычайно понравился, и она презирала себя за слабость. Алана дрожала, скрестив руки на груди, только теперь вспомнив о своей наготе.
Меррик крепко обнял ее за плечи, но лишь на мгновение. Она не увидела морщины, появившейся у него на лбу.
— Ты замерзла, саксонка? Пора в постель.
Замерзла? Алана вдруг удивилась. Как могла она замерзнуть, когда жар стыда жег ее нестерпимо?
Она сделала шаг в сторону очага, перед которым провела предыдущую ночь, но ее остановил резкий голос:
— Нет, саксонка! Не туда! — Меррик легонько подтолкнул Алану к кровати.
О, как бы хотелось ей крикнуть, что она не будет делить с ним ложе! Но Алана не осмелилась, опасаясь вызвать его гнев. Гордость девушки и так была уже уязвлена, и она знала: это еще не конец. Быстрым движением Алана юркнула пол меховое одеяло, вся красная от смущения.
Меррик, стянул рубаху через голову. Отбросив одежду, он нетерпеливо выругался и лег рядом с ней, нагой, как и она.
— Что за чепуха, саксонка? Я избавил тебя от еще одной ночи на холодном каменном полу, а ты ведешь себя так, будто я оскорбил тебя до глубины души, хотя на самом деле я думаю лишь о твоем удовольствии.
Алана прижала меха к груди.
— Я не нахожу никакого удовольствия в том, чтобы делить с тобой ложе, — резко ответила она. Странная улыбка появилась на губах Меррика.
— Ты не нашла удовольствия и в моем поцелуе?
В этот миг Алана возненавидела его с ослепительной яростью, заставившей забыть об осторожности:
— Я ничего не почувствовала, пылко заявила она. — Слышишь, норманн? Ничего не почувствовала, потому что ты для меня ничто!
Самоуверенная улыбка, однако, не исчезла с а лица
На вашем месте, леди, я бы поостерегся искушать меня. А вы жестоко искушаете, подталкивая доказать, что вы лжете! Я опроверг бы эту ложь с большим удовольствием, доставив наслаждение и себе, и тебе. Но не думаю, что ты хочешь именно этого, саксонка, не правда ли?
Она бросила на него пылающий ненавистью взгляд.
— Черт бы тебя побрал! — в запальчивости крикнула Алана. — Если в этом и состоят твои намерения, я бы предпочла… чтобы ты взял меня насильно!
— Хочешь прямо сейчас? — он хрипло рассмеялся. — Все в свое время, милая ведьмочка! В свое время. Может, завтра, а? Впрочем, наверное, нет, все же лучше сегодня. О, не беспокойся, — добавил он, заметив, как расширились ее глаза, — я пощажу тебя сегодня ночью. Но ты должна прислушаться к моим словам, саксонка, и внимательно, потому как, сдается мне, ты страшно упрямая девица!
Алана отстранилась, когда он придвинулся к ней, но деться ей было некуда. Меррик быстро добрался до нее и подушечкой пальца провел по хрупкой ключице. Выражение его лица стало напряженным, настойчивым.
— Ты будешь моей, — сказал он, и, увы, теплые нотки совершенно исчезли из его голоса. — Ты не будешь знать, когда именно я тобой овладею, не будешь знать, где. Но однажды это случиться! Правда, на самом деле ты и так уже моя, и я бы на твоем месте не забывал об этом.
То было и предупреждение, и обещание.
Меррик повернулся к Алане спиной. Обомлев от страха, она смотрела на широкий разворот голых плеч, поблескивавших в свете огня, пылающего в очаге. Больше он с нею не разговаривал этой ночью.
«… ты будешь принадлежать мне, саксонка… на самом деле ты и так уже моя…»
Алана понимала, что у него на уме. Он пощадил ее не по доброте душевной. Только теперь она начала действительно понимать его.
Меррик сказал, что овладеет ею. Так оно и случится. Алана в этом не сомневалась. Но он заставит ее ждать, гадать каждый вечер, что сулит ей наступление ночи, не зная, в какую из ночей…
О, как жесток этот дьявол, и откуда только он взялся!
Алана скрестила пальцы под простыней. Невидящими глазами она смотрела на тени, мелькавшие на потолке. От горьких мыслей боль начала жечь ей сердце.
Да, рыцарь из ее сновидений преследовал ее и был близок к победе.
Но она пока еще не сдалась — и не сдастся!
