Глава тридцать первая
— У тебя такой вид, словно ты сейчас растаешь.
— Неужели? — Грейс томно сняла руку с Харрисона. — Хочешь лизнуть меня? Харрисон внес предложение.
— Что, если я принесу чего-нибудь выпить?
— Согласна, — Грейс вытерла пот. — Сегодня жарко.
— Похоже, что сегодня за сто по Фаренгейту. Долго была на жаре?
— Довольно долго.
Грейс, опершись на локти, спросила:
— Миссия закончена?
Харрисон смешивал бутылку клюквенного сока со спиртным.
— Все срабатывает, «бриз» пойдет? Грейс подняла кверху очки от солнца.
— Прекрасно. Почему бы тебе не вылезти из этой одежды и не присоединиться ко мне? Мы могли бы пошалить в горячей ванне.
Харрисон, наблюдая за Грейс, улучил момент, когда она отвернулась, чтобы включить горячую ванну, и быстро высыпал содержимое белого пакетика в ее стакан. Порошок плавал сверху, к досаде Харрисона, до тех пор, пока он не размешал его пальцем. Выбирая этот коктейль, он учел, что сочетание клюквенного сока и водки уничтожает горький привкус порошка.
— А вот и мы, — объявил он, подходя к Грейс с напитком для нее. — Давай скажем тост.
Грейс посмотрела на горячую ванну, затем перевела взгляд на Харрисона.
— За успех в делах.
Харрисон чокнулся своим стаканом со стаканом Грейс.
— За успех в делах.
Он жадно пил свой коктейль, опустошив почти половину стакана за один прием, воодушевляя Грейс сделать то же самое. Но она даже не притронулась к. своему напитку.
— Ты не поддерживаешь тост? — сказал он, указывая на ее полный стакан. Плохая примета, если не отопьешь.
— Неужели? — Грейс смотрела на Харрисона спокойно, пальцем водя по кромке стакана. — Нам не нужны плохие приметы, не правда ли? Ни сегодня, ни когда-либо.
— Нет, конечно, — согласился Харрисон, хотя Грейс все еще не попробовала напиток.
— Знаешь, я бы выпил еще, — сказал он, поворачиваясь к ней спиной и возвращаясь к бару. — Ты собираешься меня поддержать, Грейс?
Когда он отвернулся, направляясь к бару, Грейс выплеснула содержимое своего стакана. Медленно подойдя к бару, она поставила перед ним пустой стакан.
— Ты меня недооцениваешь, Харрисон, в смысле моих способностей. Я вполне могу совершать те же поступки, что и ты.
— Неужели?
— Представь. — Она наклонилась и нежно поцеловала Харрисона, глядя ему прямо в глаза. — Ты будешь удивлен тому, на что я способна. Очень будешь удивлен.
Харрисон провел пальцем по нижней губе Грейс.
— То же самое можно сказать и обо мне. — Теперь, когда она выпила напиток, можно приступать к дальнейшему осуществлению плана. Сейчас она должна заснуть.
Он обнял Грейс за плечи.
— Знаешь, похоже, тебе надо намазаться немного маслом. Позволь это сделать мне?
— Ты прав, но я не думаю, что долго здесь пробуду. — Она томно посмотрела на него. — Кроме того, я бы с удовольствием занялась совсем другим. Давай прыгнем в горячую ванну.
— Потерпи. Не отказывайся так легко от моего предложения. — Харрисон принес флакон масла для загара. — Купил его на днях. Оно высшего качества.
Грейс внимательно осмотрела себя.
— Ну, ладно, полагаю, что немного можно, — она вернулась к своему шезлонгу и легла на живот. — Но только на часок. После этого окунусь.
— Только на часок, — поддержал ее Харрисон. Он открыл бутылку и вылил масло на спину Грейс, начав его тщательно втирать.
— М-м-м, ощущения божественные, — бормотала она. — Но пахнет странно.
Ах, эта Грейс, до чего же востра! Харрисон засмеялся своим мыслям, развлекаясь происходящим.
— Что здесь такого смешного? — пробормотала она, закрывая глаза.
— Ничего.
И все же правда заключалась в том, что он втирал ей в кожу кулинарное масло. Это было его собственное изобретение — три четверти масла кокосового ореха и одна четверть овощного масла. О, волноваться не придется. Вся вина упадет на Грейс. Какое тщеславие! Пойти на такие меры, чтобы сразу загореть!
— Эй! — закричала она через несколько секунд. — Что ты делаешь? Похоже, ты вымазал на меня всю бутылку.
— Похоже, что так и есть, — извинился Харрисон. — Не беспокойся, это тебе не навредит.
Харрисон тщательно втирал маслянистую жидкость в кожу Грейс — ее руки, ноги, спину до тех пор, пока она не заблестела и не засверкала на солнце.
Грейс зевнула:
— Не знаю, почему, но мне очень хочется спать.
— Может быть, ты вздремнешь, сладкая?
— Это хорошая мысль, но не оставляй меня здесь надолго. Ты знаешь, как я не люблю, когда сгораю.
— Мы этого не допустим. Не волнуйся, Грейс. Я хорошо присмотрю за тобой.
— Обещаешь? — спросила она, открывая один глаз. Харрисон широко ей улыбнулся.
— Обещаю.
Через десять минут он осторожно тряхнул Грейс. Она не пошевелилась. Он тряхнул ее еще разок.
— Грейс, — позвал он — ответа не было. — Грейс, — позвал он на этот раз громким голосом. Но она не отвечала. Да! Напиток сделал свое дело. Она определенно похолодела.
Харрисон взял пустой флакон из-под масла для загара, стаканы и унес их в дом. Он хорошо ополоснул их, затем приготовил свежий коктейль «бриз» и вложил стакан в слабую руку Грейс. Налив полбутылки настоящего масла для загара, он положил в ее сумочку упаковку со снотворными таблетками, которые украл из ее аптечки. Затем он обратил внимание на то, чтобы нигде на территории бассейна не осталось отпечатков его пальцев. Хоть это и его дом, но лучше, чтобы его отпечатков пальцев не было сразу же после совершения преступления.
После всех этих манипуляций Харрисон пошел на кухню и вернулся с небольшим рулончиком алюминиевой фольги.
Он поднял вялое тело Грейс и переложил ее на соседний диван. Отрезав кусок алюминиевой фольги, Харрисон покрыл ею стул Грейс и перенес ее снова на стул, положив так, чтобы солнцезащитный щиток лежал между ее руками и подбородком. Отлично, подумал он, таким образом на Грейс будут падать дополнительные лучи солнца.
После пяти часов на солнце, густо натертая маслом, Грейс, наверняка, сгорит до хруста. Как он сказал, сегодня температура была где-то за сто по Фаренгейту. А алюминиевая фольга определенно ускорит этот неизбежный процесс, сделав солнечные лучи в два раза смертельной.
«Можно не сомневаться, — размышлял Харрисон, — все будет выглядеть как несчастный случай». Бедная Грейс захотела заняться своим загаром и уснула на солнце. Когда все начнут выяснять, придут к выводу, что она злоупотребила спиртным и вдобавок принимала снотворное.
Харрисон решил, что ему пора исчезнуть, чтобы иметь своего рода алиби, и направился к своей машине. Проходя мимо горячей ванны, он выключил ее.
Сейчас для этого нет времени. Может быть, попозже.
* * *
Габриэль стремительно ворвалась в офис Марка, даже не удосужившись постучать. Влетев, она в гневе стукнула кулаком о его стол.
Он посмотрел на нее с раздражением, отложив в сторону сценарий, который читал.
— Какого черта?! С каких это пор ты без разрешения врываешься ко мне в офис?
— Когда ты собираешься подписать с Хизер Маккол этот контракт?
Как только она увидела Хизер в больнице, у нее вспыхнуло желание поскорее отомстить ей. С Дэниэлом все было по-прежнему, и Габриэль ушла, пообещав Питеру, что вернется, забежав по делу в несколько мест. Офис Марка оказался первым на ее пути.
Марк чуть не выкрикнул, что никогда, никогда не подпишет его. Но вместо этого сказал:
— Я еще работаю над ним. Дай мне немного времени.
— У тебя, его уже было предостаточно. Обрати особое внимание на то, что я собираюсь тебе сказать. Я хочу, чтобы Хизер Маккол подписала контракт, который должен быть скреплен печатями и доставлен «Тринити Пикчез» в течение сорока восьми часов.
С Марка было достаточно вымогательств этой дряни. Кем себя считала эта эгоистичная сука?
— А если нет? — спросил он с вызовом.
Габриэль наклонилась к столу Марка. Ее высокая грудь то вздымалась, то опускалась, щеки горели лихорадочным румянцем, а глаза сверкали темным металлом. Она по хищному оскалила рот. Смочив кончиком языка пересохшие губы, она прорычала:
— Ты знаешь, что я могу сделать в этом случае! Увидев, в каком она состоянии, Марк с опаской на нее посмотрел, но решил не сдаваться.
— А ты знаешь, что могу сделать я? — осмелился он предупредить, схватив ее за руки и сильно их сжимая. — Не толкай меня на это, Габриэль. Ты одна знаешь, как далеко я могу зайти.
Габриэль откинула назад голову, рассмеявшись ему в лицо:
— Не запугивай меня!
— Нет? Ну, тогда прими дружеский совет. Не забывай, что играешь с огнем, Габриэль. В противном случае тебе будет очень больно.
— Ты соображаешь, что говоришь? — Габриэль старалась сдержать дрожь в голосе. Он не посмеет нанести ей вред еще раз! — Такое больше не повторится!
— Ты действительно так думаешь? Я попытался тебя однажды убить. Хочешь пари, что я сделаю это еще раз? А как поживает твой призрачный поклонник?
При упоминании о поклоннике Габриэль побледнела. Неделями она не думала о нем, но теперь все возвратилось. Он пытался убить ее отравленным шоколадом, и он все еще был где-то рядом. Возможно, выслеживал ее, приготовившись сделать следующий шаг.
— Ты не ведаешь, что говоришь! Ты не отдаешь себе отчета! — закричала она, выскакивая из офиса Марка. У двери она обернулась, подняв указательный палец. — Я хочу, чтобы этот контракт был подписан, Марк! Время уходит.
— Для кого оно уходит, Габриэль? — спокойно проговорил он, наблюдая, как она убегает. — Для кого?
* * *
Через пять часов Харрисон вернулся домой, поставив свою машину серебристого цвета в гараж. Он настроил себя на то, что найдет Грейс мертвой.
По дороге в бассейн Харрисон снова прошел мимо ванны. Его мускулы на руках и ногах ныли от напряжения, он чертовски устал после двухчасовой игры в теннис с какими-то типами из студии. Горячий душ не помешал бы ему, но он не оказывает такого действия, как горячая ванна. Полежать в горячей воде совсем другое дело.
Харрисон включил ванну, нажав кнопку, вмонтированную в стенку из красного дерева, наблюдая, как начала нагреваться и пузыриться вода. Он сбросил свои мокасины и стянул спортивную рубашку. Вода притягивала его. Харрисон знал, что как только он ляжет в воду, напряжение и усталость исчезнут и наступит блаженство. Он испытывал сильное искушение, но воздержался принимать ванну. Сначала он должен проверить, что с Грейс. А уж затем позволит себе роскошь полежать в ванне, перед тем как вызвать полицию. Может быть, они что-нибудь скажут о смерти Габриэль.
Харрисон увидел, что тело Грейс лежало там же, где он ее оставил. Ну, а почему ему там не быть? Он начал громко смеяться при этой мысли, но его смех замер, когда он увидел, что ноги Грейс начали шевелиться… ее тело выпрямилось… а голова повернулась в его сторону.
Внутри него все кричало: нет! Этого не могло быть. Просто не могло быть! Она не может быть живой. Не может! Она должна была умереть. Умереть! Но губы его только беззвучно шевелились.
— Харрисон, дорогой, — пропела весело Грейс, вскакивая на ноги. — Где ты пропадал весь полдень? — она неодобрительно помахала пальцем. — Можно было сойти с ума, как ты меня оставил. Ты должен был меня разбудить. Но, думаю, что у меня нет причин быть тобой недовольной — она повернулась перед ним. Ну, как, чудесный загар? Это твое масло творит чудеса! Ты должен мне сказать, как оно называется. Я хочу попользоваться им еще. — Она восхищалась своими золотисто-коричневыми руками и ногами. — Не могу дождаться, когда приму душ и надену что-нибудь белое с открытой спиной. Я буду выглядеть потрясающе!
— Грейс? — прохрипел Харрисон, протягивая руку и желая к ней прикоснуться… чтобы убедиться, что она жива на самом деле, что это не плод воображения виноватой совести.
— Да, Харрисон? В чем дело? Ты, что, проглотил язык? — она сияла очки от солнца, передвинув их на макушку и глядя Харрисону прямо в глаза. — Ты удивлен, что видишь меня, милый? Действительно, ты так смотришь, словно видишь перед собой призрак.
Харрисон напряг мозг, подыскивая ответ. Он не хотел, чтобы она что-нибудь заподозрила. Он не мог себе этого позволить. Но у нее в глаза к что-то промелькнуло… что-то насмешливое. Но почему? Почему?
— Харрисон? — спросила она. — Ты не ответил на мой вопрос.
— Я и не думал, что ты еще здесь, вот и все, — быстро придумал он.
— А почему бы мне здесь не быть? — Грейс взяла Харрисона под руку, глядя на него обожающим взором. — Ты знаешь, как мне нравится быть у тебя. Только подумай, дорогой, через несколько часов мы узнаем, что Габриэль мертва. Затем через какое-то время, чтобы соблюсти приличие, мы поженимся и не расстанемся до самой смерти.
— Не говори так, — возмутился Харрисон.
— Почему бы и нет? Не могу дождаться, когда произнесу брачный обет. Он кое-что значит для меня, Харрисон. — Грейс прижалась к нему. — Обещаю любить тебя до дня своей смерти. А ты обещаешь мне то же?
— Давай не будем говорить о смерти, Грейс. — Харрисон заметно вспотел и старался освободить свою руку из железной хватки Грейс. Ее близость ему не нравилась. У него было такое ощущение, словно он разговаривал с живым трупом.
— Почему бы и нет? Мы можем умереть в любое время. Судьба любит подкидывать маленькие сюрпризы. Никогда нельзя ни на что полагаться, Харрисон, даже на хорошо продуманные планы. Ты согласен со мной?
Харрисон смотрел на Грейс с недоверием. Она не могла знать…
Она этого не могла знать! Каким образом! Она выпила напиток, который он приготовил… Она потеряла сознание… он оставил ее, намазанную маслом. Черт, это было непостижимо!
Грейс надула губы:
— Ты не обещаешь.
Он посмотрел на нее, сбитый с толку.
— Как? Что обещать?
— Любить меня до самой смерти.
Услышав слова Грейс, Харрисон не мог пошевелиться. Не мог говорить. Почему она защитилась на теме смерти?
Грейс отошла в сторону на шаг от Харрисона.
— Ну, так как? — когда Харрисон так и не ответил ей, лицо Грейс стало удрученным и сморщилось от потока хлынувших слез. — Ты не любишь меня! причитала она.
— Конечно, люблю, — прошептал он.
— Тогда скажи мне это! — потребовала она. Слезы тут же высохли у нее. Скажи это!
— Грейс, я буду любить тебя до самой смерти, — сказал он, с трудом выговаривая эти слова.
Она обхватила руками Харрисона, неистово прижимая к себе.
— Ой! — закричал он.
— Дорогой, что случилось? — спросила Грейс, и на лице ее появилась озабоченность.
— Ничего. Я неважно себя чувствую. Играл в теннис.
Она запричитала:
— Бедняжка, знаешь, что тебе сейчас нужно?
— Что?
— Хорошенько прогреться в горячей ванне… А я постараюсь, чтобы твоя ванна стала еще лучше. Знаешь, что я сделаю — очень холодный коктейль. — Она направилась к бару. — Ныряй в воду, а я пока приготовлю два коктейля «бриз». Надеюсь, что у меня получится так же хорошо, как у тебя.
— Что ты хочешь этим сказать? Грейс замахала руками:
— Я не могу этого объяснить, но твой коктейль обладал какой-то удивительной крепостью. Ты знаешь особые компоненты?
«Да, веронал!» — чуть не выкрикнул вслух Харрисон. Это и придало особую крепость… это и был секретный компонент. Но что он сделал не так? Как: она могла остаться живой? Ее должно было убить солнце.
— Харрисон, — крикнула Грейс, гремя бутылками в баре, — не жди меня. Прыгай прямо в ванну, Я присоединюсь к тебе через минуту.
Возможно, ванна поможет ему. Нужно все тщательно обдумать. Чтобы разобраться в том, что произошло, требуется ясная голова. И только тогда он сообразит, как действовать дальше. Его ждала новая жизнь, и она будет у него. Хотя совершенно очевидно, что его план убийства Грейс полностью провалился. «Но это только временная задержка», — думал он. Ему потребуется совсем немного времени, чтобы возник новый план. А сейчас он погрузился в горячую ванну и будет думать о том, что могло произойти. Он не стал ждать, когда вода польется на него, разбежался и, увеличив скорость при приближении к ванне, влетел туда одним прыжком.
Мгновенно, как только он упал в воду, тело его пронзили десять тысяч вольт электрического тока, отбросив к одной стороне ванны. Полетели искры и вскоре в воздухе запахло обуглившимся мясом. Тело Харрисона согнулось и выпрямилось, а на лице застыло выражение полного шока и недоумения, смешанного с невыносимой болью. Его невидящие глаза смотрели в вечернее небо. Затем безжизненное тело опустилось на дно горячей ванны.
Грейс спокойно потягивала «бриз», наблюдая, как Харрисон умирал.
— Гори, бейби, гори, — шептала она.
Когда прекратились удары, крики, вспышки и искры, Грейс вышла из-за бара и пошла к горячей ванне. Она набралась мужества для встречи с неприятным зрелищем.
С каждым шагом все сильнее ощущался запах обуглившегося мяса. Когда она подошла совсем близко, сильный запах того, что еще недавно было Харрисоном, окутал ее густой пеленой со всех сторон, так, что стало трудно дышать. Зажав нос рукой, она, дыша через рот, продолжала идти вперед. Когда подошла к краю горячей панны, она остановилась и посмотрела вниз на воду, увидев теперь уже почерневшие останки Харрисона Мо-ора.
Грейс почувствовала позывы на рвоту, но сдержалась, заставив себя вспомнить, что Харрисон сделал с ней сегодня: он пытался убить ее.
Но у него ничего не вышло. Она его обошла. Она убила Харрисона прежде, чем он это сделал бы с ней. И это было так легко! Она дала ему возможность уйти. Когда он вернулся и увидел, что она жива, то выглядел так, словно у него сердечный приступ. А затем, когда она играла с ним в кошки-мышки, он даже не догадался, так и не понял, что она все знала. Он доверял ей. Это привело ее в еще большую ярость! Какой же он глупец! Почему она должна ему доверять после всего, что он сделал по отношению к ней?
Все это время она знала, чувствовала, что он попытается убить ее. Вот поэтому-то она и не выпила «бриз», который он приготовил. Когда Харрисон пошел к бару, она вылила его в кадку с пальмами, а затем притворилась, что потеряла сознание, так, чтобы он смог осуществить оставшуюся часть плана.
И все же она не могла не оценить его блестящий план. Он был совершенством! Абсолютным совершенством! Если бы он направил хоть немного своей фантазии и энергии на писательскую деятельность! Но он не сделал этого. Чертов лентяй, он даже не хотел прилагать усилий. Вместо этого собирался перехитрить ее. В этом и заключалась его ошибка.
После того как он ушел, она зашла в дом и приняла душ. Затем вернулась назад и позагорала. Когда Харрисон вернулся, то попал прямо в ее ловушку.
Грейс печально смотрела на Харрисона. Она не хотела, чтобы дело дошло до этого, не хотела его убивать. Она любила его. Она его так любила! Но он не дал ей другого выбора. В конце концов, она сделала только то, что он вынудил ее сделать.
Она смахнула слезу, катившуюся по щеке, и подумала, что он преподнес ей хороший урок, за который она должна быть благодарна: нужно думать только о себе.
Грейс послала Харрисону воздушный поцелуй. Ее бедный милый. Он обещал любить ее до последнего своего часа. И только по его вине этот час так быстро наступил.
* * *
Питер знал, что рано или поздно отец вызовет его. Пол позвонил ему сразу же после того, как в газетах начали писать о судебном процессе, начатом Джеймом.
Сейчас он находился и номере отца в отеле на Беверли Хиллз, куда пришел прямо из больницы. Дэниэл все еще лежал в реанимации. Хотя его состояние улучшилось, врачи говорили, что опасность еще не миновала. Питеру не хотелось оставлять Дэниэла, но Пол настойчиво хотел увидеть его.
— Лучше ты получишь нагоняй здесь, чем перед всеми. Будет неплохой материал для бульварных газет, не так ли?
Хизер пообещала, что побудет рядом с Дэниэлом, и Питер уехал. Зная, что Питер вошел, отец стоял спиной к нему, сцепив руки, глядя в окно и не говоря ни слова.
Питер нервно откашлялся.
— Теперь ты все знаешь.
— Не говоря уже о людях. Как ты мог так поступить со мной? Я даже не могу смотреть на тебя.
— Как я мог так поступить по отношению к тебе? — спросил Питер, стараясь сдержать гнев. — Выходит, что ты думаешь только о себе. А как тогда быть со мной и с моими чувствами? Ты думаешь, мне нравится, что все кругом узнали о моей личной жизни? Думаешь, что я однажды проснулся и решил, что хочу быть гомиком? Думаешь, что у меня был выбор?
— Ты без труда решил съехаться с Дэниэлом Эллисом, — холодно прокомментировал Пол.
— У тебя это звучит так, словно решения, которые я принимал, были легкими, — с яростью сказал Питер. — Это далеко не так. Если бы ты чувствовал то, что чувствую я всю свою жизнь, ты бы понял, о чем я говорю.
Каждый день я просыпаюсь с ощущением, что я такой, каким не должен быть. И тем не менее, я нашел выход, как с этим жить, сделать это частью своей жизни… потому что я такой. Я не знаю, почему это случилось со мной. Я только знаю, что когда сближаюсь с кем-нибудь, когда мне нужна интимная жизнь, то я хочу, чтобы это был мужчина.
— Ну, и Дэниэл Эллис такой человек? — в голосе Пола чувствовалось нескрываемое презрение. Он все еще не поворачивался лицом к сыну.
— Да, такой. Прости, если это тебе неприятно.
— Мне неприятно!? — загремел Пол, наконец-то поворачиваясь лицом к Питеру и обнажая свою ярость. — Это больше, чем неприятно. Это мерзко! Это приводит меня в замешательство. Я сделаю все, но ты больше не будешь ничего иметь с Эллисом. До тех пор, пока ты мой сын.
— Может быть, я не хочу больше быть твоим сыном. Ты когда-нибудь задумывался над этим? — ответил Питер. — Может быть, я не хочу, чтобы все знали, что я сын Пола Фонтано. Если не можешь меня принять таким, какой я есть, то почему ты думаешь, что я могу принять тебя таким, каким ты есть в действительности?
— А какой я, Питер? — требовательно спросил Пол. — Что я сделал такого, чтобы ты стеснялся меня? Всю свою жизнь я только и делал, что давал тебе самое лучшее.
— Лучшее, — повторил Питер с насмешкой. — Ничего, кроме самого лучшего детям. Тебе нужно было что-то делать со своей виноватой совестью, не так ли?
— О чем ты говоришь?
— Я знаю, папа, знаю! — закричал Питер, называя его так, как в детстве. — Я знаю, какой ты человек, и всегда это знал. Ты хладнокровный и жестокий. Ты не хочешь, чтобы кто-то стоял у тебя на пути. Даже семья. Ты сумел обманывать Габриэль все эти годы, но никогда не мог одурачить меня. Никогда! Я знаю, какой ты, потому что я видел все своими глазами, воочию!
— В чем суть?
— Ты убийца, папа! — закричал Питер, не в состоянии больше умалчивать о том секрете, который хранил в себе так долго. — Убийца! Я видел! Я видел, как ты убил маму!
Пол посмотрел недоверчиво на сына.
— Ты сам не знаешь, что говоришь. Твоя мать совершила самоубийство.
— Не лги мне, — сказал Питер. — Раз уж мы начали сегодня раскрывать секреты, то давай начнем с твоих. Я был там, прятался в чулане и все видел. Ты задушил ее голыми руками, а затем сделал все так, словно она сама повесилась.
Пол ничего не отрицал.
— Почему ты ничего не говорил, раз все знал?
— Почему я ничего не говорил? — повторил Питер. — Почему я ничего не сказал? Не знаю. Сначала я думал, что это дурной сон. Ужасный кошмар. Но когда проснулся на следующее утро и увидел, что мама ушла, я понял, что она не вернется. И тогда я понял — то, что я видел, действительно произошло.
— И продолжал молчать.
— Я не знал, что делать. Я был ребенком. Мне не исполнилось и четырех лет. Кому я мог сказать об этом? Кто поверил бы мне? Я видел, с каким гневом ты набросился на мать, и боялся сказать что-нибудь. Боялся, что если скажу, ты причинишь мне вред. И, может быть, даже Габриэль. Поэтому и вычеркнул этот вечер из своей памяти, вычеркнул и спрятал глубоко в себе. Я старался забыть о том страшном событии, убеждая себя, что это ужасный сон, принимая то, что мне сказали. Но я рос, взрослел, и мне становилось все труднее это забыть. Я понял, что с трудом переношу тебя. Я молчал, и убийство сошло тебе с рук. Тогда я стал держаться с тобой на расстоянии, потому что начал ненавидеть тебя.
— И ты решил отвернуться от меня и начать спать с мужчинами, так? сделал вывод Пол.
— Ты не веришь? Может быть, выслушаешь меня прежде? Это не имеет никакого отношения к гомосексуализму.
— Не имеет? Ты хотел наказать меня за то, что я убил мать. Питер, я любил Марину. То, что случилось, — трагический несчастный случай.
— Тем не менее, ты постарался замести следы, — с горечью подчеркнул Питер.
— Нет дня, чтобы я не думал о ней. Я никогда не забуду то, что сделал.
— Ты, скорее всего, забыл ее в ту же ночь, когда привел ту белокурую куклу к себе в постель! — закричал Питер.
Он не мог запомнить женщину, которая была в постели отца, но никогда не забудет ее. Он помнил, как она стонала от удовольствия, помнил ее взвизгивания. Он также помнил ее слова… вопрос, который она задала. Он навсегда врезался ему в память… «Ты сделал то, что обещал?»
Его отец может это все отрицать, если захочет. Может говорить, что это был несчастный случай, но Питер знал и другое. Он знал то, что услышал. Пол обещал своей любовнице убить его мать. За это он всегда будет ненавидеть своего отца… его любовницу, кто бы она ни была.
— Чего ты хочешь от меня, Питер, — взмолился Пол. — Чего ты хочешь? Твоя мать мертва. Я не могу ее вернуть назад.
— Ты не сделал бы этого, даже если бы и мог, — горестно заметил Питер, потому что мама тебе не подходила. Точно так же, как и я.
— Питер, мы не можем изменить прошлое, но в состоянии изменить будущее. Я хочу, чтобы ты оставил Эллиса. Уезжай куда-нибудь на некоторое время, а когда все утихнет, ты сможешь вернуться и начать новую жизнь.
— Начать новую жизнь? — Питер зашипел с недоверием. — Ты думаешь, что говоришь? Неужели считаешь, что гомосексуализм исчезнет за ночь, потому что ты этого хочешь? Это далеко не так. И я не оставлю Дэниэла. Я нужен ему и хочу быть с ним рядом.
Голос Пола стал жестким.
— Питер, я твой отец. Ты сделаешь так, как я сказал.
— Я не ребенок. И ты не можешь мной командовать. Это моя жизнь, и я собираюсь прожить ее так, как хочу. Если ты не можешь ее принять, это очень плохо. А что касается моего отца, то он умер в ту самую ночь, когда не стало матери.
— Не подстрекай меня, Питер, предупреждаю тебя. Не заставляй меня сделать то, о чем я потом пожалею. Питер грустно засмеялся.
— Угрожаешь мне? Ну, думаю, что мне пора идти. Мне нужно быть в больнице.
— Ты никуда не пойдешь. До тех пор пока я не скажу, что мы закончили разговор.
Питер с прискорбием посмотрел на отца.
— Мы закончили. Мы сказали друг другу все, что должны были сказать.
* * *
Габриэль спешила по темному коридору студии к своей костюмерной. Съемки закончились день тому назад, и студия была безлюдна.
Шаги ее гулко отдавались в пустом коридоре, и Габриэль стало не по себе, ею внезапно овладел страх. Он еще больше усилился, когда она вспомнила слова Марка, что кто-то хочет убить ее.
Подавляя это гнетущее чувство, она оглянулась через плечо. Конечно, в коридоре никого не было. Она отругала себя за то, что позволила Марку запугать себя таким образом. Однако, зайдя в свою костюмерную, она быстро захлопнула и закрыла дверь.
Первое, что она увидела, — завернутый пакет перед зеркалом. Удары сердца Габриэль стали отдавать где-то в горле. Она сразу вспомнила о последнем «подарке» своего поклонника, после которого ей промывали желудок в больнице.
Глаза ее бегали из одного угла в другой. А вдруг он там и уже приготовился напасть на нее? Никого не обнаружив, она стала дышать немного спокойнее, и приблизилась к пакету.
Взяв его, Габриэль аккуратно вынула коробку и легонько тряхнула ею над ухом. Внутри что-то загремело, и она облегченно вздохнула, обрадовавшись, что не обнаружила тикающего звука. К коробке была приложена открытка. Она выхватила ее и с трепетом открыла. Ее опасения исчезли. Это был прощальный подарок от съемочной группы и актерского состава.
Габриэль сорвала упаковку, обнаружив флакон духов «Джорджио». Она открыла его, собираясь побрызгать себя духами, но, подумав, отложила. В настоящее время она пользовалась духами «Обсешн» и решила не смешивать духи, вспомнив, что смешанные запахи всегда вызывали у нее ужасные головные боли.
Она упаковала флакон и положила его в одну из коробок, которую принесла раньше, чтобы забрать свои вещи. А с духами можно подождать до завтра.
* * *
— Как с отцом? — спросила Хизер.
— Не спрашивай, — Питер направился в реанимационное отделение. Когда он подошел туда и заглянул в окошко, его охватила паника, — кровать Дэниэла была пустой. — Где Дэниэл? — в страшной тревоге спросил он, поворачиваясь к Хизер.
— Успокойся, Питер, — сдержанно сказала она, — его перевели в отдельную палату.
Питер постарался справиться со своим волнением.
— Это значит, что он поправится? Хизер постаралась улыбнуться.
— Врачи настроены оптимистически — она взяла его под руку, ведя по направлению к лифту. — Пойдем в кафетерий и выпьем по чашечке кофе? Тебе не помешает.
— Я не могу оставить Дэниэла.
— С ним будет все в порядке, — заверила его Хизер. — Мы скажем на медицинском посту, чтобы они знали, где нас искать.
— Не больше пяти минут, — пошел Питер на компромисс. — Даже за пять минут может многое случиться.
* * *
— Я все еще не понимаю, зачем пошла с тобой, — жаловалась Диана.
Пол отвел ее в угол лифта, в котором они поднимались.
— Если хочешь, чтобы Дэниэл Эллис умер, ты должна мне помочь в этом.
Диана преувеличенно вздохнула.
— Неужели ты не мог поручить это своим ребятам? В конце концов, за что ты им платишь?
— Предпочитаю делать такие вещи сам, — он холодно улыбнулся Диане. — Это гарантия того, что все будет сделано так, как надо.
Диана вытащила и нацепила на себя темные очки. Очки, черный тюрбан, широкая черная пелерина, скрывающая ее фигуру, — все это делало ее неузнаваемой.
— Сколько тебе времени понадобится? — спросила она.
— Пять минут.
Диана скептически посмотрела на Пола.
— И все?
— У меня свои методы.
Двери лифта открылись, и Пол сунул ей цветы, которые держал в руках.
— Не забудь свои цветы.
— Лилии. — Диана пальцами трогала гладкие лепестки. — Как кстати.
* * *
В те минуты, когда Диана шла на медицинский пост, Пол направлялся в палату Дэниэла. Он уже знал номер палаты и то, что Дэниэл в палате лежал один.
Войдя туда, Пол увидел, как грудь Дэниэла слегка поднималась и опускалась. Он все еще был подключен к приборам, поддерживающим работу сердца.
Пол полез в карман своего плаща, где у него был шприц. Подойдя к кровати, он ввел иглу Дэниэлу в вену и нажал на поршень.
— Вы уверены, что пациентки Кейт Стал нет на этом этаже? — спросила Диана в третий раз с тяжелым британским акцентом, прикрываясь букетом лилий.
Дежурная медицинская сестра — крупная женщина с седыми волосами, уложенными в пучок, вздохнула.
— Нет.
— Не могли бы вы еще раз проверить? Может, она записана под своей девичьей фамилией — Эштон?
Когда медсестра повернулась к своим записям, Диана посмотрела на часы. Прошло три минуты. Она взглянула в сторону холла и увидела Пола, идущего ей навстречу и головой кивающего на лифт.
— На этом этаже нет Кейт Эштон, — сказала сестра. Попытайтесь спросить в регистратуре.
— Да, я так и сделаю.
Повернувшись к ней спиной, Диана поспешила к лифту, где ее ждал Пол. Внутри она опустила лилии на пол.
— Ты сделал это? — ее голос дрожал от волнения.
— Пол Фонтано всегда все выполняет. Ее секрет был спасен! Спасен! Диана бросилась обнимать Пола.
— Как чудесно! В Голливуде будут похороны. Пол поднял ее голову, срывая с нее очки от солнца…
— И свадьба, — распорядился он.
* * *
— Что происходит? — закричал Питер в панике, увидев группу медиков, вышедших из палаты Дэниэла с отключенными приборами. — Что происходит?
Хизер вбежала за Питером в палату Дэниэла… голова Дэниэла была накрыта простыней.
— Н-е-е-т! — крик Питера был мучительным воплем, который хватал Хизер за душу. Он упал на колени. — Нет! — рыдал он.
— Что случилось, — спросила Хизер у вошедшего доктора. — Я думала, что он выживет.
— Мы тоже так считали, но, похоже, случился еще один приступ. В таких случаях никогда не знаешь наверняка… — Он сочувственно посмотрел на них. Очень сожалею.
Когда Хизер и Питер остались в палате одни, Хизер стала на колени перед ним, пытаясь его обнять, успокоить. Но он вырвался и вскочил на ноги.
— Оставь меня одного! — он бросился к кровати Дэниэла, с нежностью стягивая простыню. При виде закрытых глаз Дэниэла у Питера снова навернулись слезы. — Мне не нужно было его оставлять, он бы не умер.
— Это неправда, — сказала Хизер.
— Правда! — яростно утверждал Питер. — Только я виноват в том, что он умер. Только я.
— Питер, послушай меня! — сказала Хизер. — Ты не виноват. Если бы Джейм не начал этот судебный процесс…
— Джейм, — прошептал Питер, и его голубые глаза потемнели от ненависти. Джейм должен узнать. Он должен знать, что он сделал.
С этими словами Питер выскочил из больничной палаты.
* * *
Дом, милый дом. Дрю открыл дверь своего дома на побережье и, прихрамывая, вошел на костылях в прихожую, таща за собой чемодан.
Вздохнув, он наклонился, чтобы взять почту, накопившуюся за время его отсутствия. Наверное, ничего, кроме счетов, подумал он.
Дрю чувствовал страшную усталость. Ему так захотелось прилечь, что даже не нужна была и спальня. Он направился к ближайшему удобному месту — к кушетке. Отбросив в сторону костыли, он упал на нее.
Ослабив галстук и расстегнув пиджак, он немного полежал, расслабившись. Затем стал разбирать почту, бросая конверты на столик со стеклянной поверхностью. Внезапно его руки застыли. Он держал конверт, на котором было только его имя. Конверт подписала Лаура, это ее почерк. Он не мог ошибиться.
Несмотря ни на что, несмотря на боль, на гнев, который он хотел оживить в себе, ему захотелось узнать, что она пишет. Его охватило волнение. Что было в этом конверте? Что еще Лаура мог а ему сказать? Неужели еще не все было сказано в тот последний раз, когда они были вместе?
Он снова и снова крутил конверт в руках, проводя пальцем по своему имени, пытаясь устоять, но, больше не в силах терпеть, вскрыл его.
Дрю жадно читал ее письмо, и надежда, спрятанная глубоко в его душе, вспыхнула снова. Она хотела, чтобы он вернулся в ее жизнь!
Он перечитал письмо, убеждаясь, что не ошибся. Она все еще любила его, хотела, чтобы он вернулся, и намеревалась объяснить, почему причинила ему боль.
Первым порывом Дрю было — помчаться за Лаурой. Но число в письме значило, что оно написано три недели назад. Что она могла подумать? Может, решила, что он не хочет, чтобы она возвращалась?
В его памяти внезапно возник тот последний разговор перед ее уходом. Он сказал ей, как сильно ее любит и умолял не уходить. Но она не слушала, не хотела услышать его.
А теперь Лаура просила, чтобы он вернулся. Но хотел ли он, чтобы она вернулась в его жизнь после той боли, которую ему причинила? Нет, он этого не знал, но подумал, что, по крайней мере, должен выслушать ее и только потом принять решение.
Но только не сегодня. Он очень устал. Вымотался. Он собирался заснуть прямо здесь. Прижимая к груди письмо Лауры, он закрыл уставшие глаза. С этим можно подождать еще один день.
* * *
— Еще один день, Лаура. Еще один день, и ты будешь снова моей женой, нашептывал вполголоса Нико через закрытую дверь спальни. — Ты даже не представляешь, как сильно я хочу видеть тебя, но я знаю, что ты должна как следует выспаться, чтобы быть красивой завтра, в день нашего торжества.
Лаура закрыла уши руками, изо всех сил стараясь не слышать этот безумный шепот Нико. Уснуть? Неужели он думает, что она может уснуть? Она ни разу не высыпалась по-настоящему с тех пор, как стала затворницей Нико.
В зеркале, которое висело в спальне, она видела как плохо ока выглядит — с темными кругами под глазами, серым от страха и напряжения лицом. Как всегда, Лаура инстинктивно держала руки на животе, защищая его, а ее ум непрерывно искал возможность, способ спасения себя и ребенка от этого сумасшедшего человека.
Ее надежда на Дрю исчезла. Он не придет. Ей не на кого положиться. Она может надеяться только на себя.
В гостиной Нико продолжал заниматься свадебными приготовлениями. Сначала он украсил комнату белой бумагой. Затем рассыпал белое конфетти на пол и повесил бумажные свадебные колокольчики на окна. По углам гостиной развесил белые шары. Поставил бокалы для шампанского рядом с серебряным ведерком. В холодильнике, рядом с трехъярусным свадебным тортом, который он купил сегодня днем, уже охлаждалась бутылка вина «Дом Перигнона». Торт украшали фигуры молодоженов.
Нико улыбнулся, глядя на эту пару, затем срубил голову новобрачной. Лаура получит то же.
Он разразился отвратительным смехом. Ему нравилась эта плохая игра, которую он затеял с ней. Он должен свести ее с ума, его не мучили угрызения совести по поводу того, как он с ней обращался. Она выставила его дураком, когда сбежала и развелась, оставив гнить за решеткой и заставив тем самым его родственников потерять к нему всяческое уважение. Он видел вопросы в их глазах. Как ему можно доверять? Как он может справляться с работой, если не может справиться с женой? С завтрашнего утра они все узнают, что никто из навредивших Нико Росси не уйдет от него безнаказанно. Они все это узнают. Особенно Лаура.
Нико прошел по кухне к столу, где сложил другие покупки, сделанные в этот день. Среди них находился нож с острым лезвием в двенадцать дюймов. Оно было такое гладкое, такое блестящее. Он провел по острию пальцем, и на коже мгновенно выступила капля крови, скатившаяся на копчик ножа. Нико улыбался, опустив лезвие и слизывая кровь с пальца. Режет как по маслу. Он был уверен, что таким же образом лезвие пройдется то телу Лауры.
Нико сжал рукоятку ножа. Его пальцы побелели.
Нельзя забывать грехи.
* * *
Джейм рылся в газетах, которые собирал с того самого утра, когда устроил Дэниэлу скандал, получая огромное удовольствие от чтения заголовков, относящихся к своему судебному процессу. Наконец-то он стал знаменитостью и в течение нескольких месяцев будет в центре событий. Если играть по-умному, он может далеко зайти. Больше всего его тешила мысль, что все это будет за счет Дэниэла.
Джейм зло рассмеялся. Ему хотелось увидеть лицо Дэниэла, когда тот узнает, что Джейм сделал. Он бы все отдал, чтобы увидеть выражение его лица.
Газеты кипой лежали у него на кровати. Зная, что уже принесли дневную прессу, он натянул халат и пошел ее забирать, размышляя, сколько новых заголовков у него прибавится.
Внизу зазвонил телефон. Он уже проходил через гостиную и решил не обращать на него внимания. Ему хотелось поскорее взять свежие газеты.
Открыв дверь квартиры, Джейм невольно отступил назад и забыл о газетах, увидев у дверей разъяренного Питера.
Выражение его глаз заставило Джейма похолодеть. Равнодушные, пустые и невидящие, горевшие не выплеснувшейся яростью, глаза Питера были направлены прямо на него.
— Тебя здесь не ждали, — постарался Джейм осадить его. — Если хочешь что-нибудь сказать, то скажи моему адвокату. — Джейм наклонился, чтобы достать газеты. — Если позволишь.
Страшный удар ковбойского ботинка пришелся Джейму прямо в лицо. Кровь хлынула, словно гейзер, сильной красной струей из его носа.
— Ты его сломал, — рыдал он истерически, с ужасом глядя на свои пальцы, красные от крови. — Ты сломал его!
— Трахал я твоего юриста и тебя? — завыл от ярости Питер, набрасываясь на Джейма с кулаками и без устали молотя его по лицу и телу. — Он умер! Дэниэл умер, и ты виноват в этом! Ты убил его!
Умер? Дэниэл умер? У Джейма исчезла надежда на долгий судебный процесс, на тонны публикаций и освещение в средствах массовой информации. Как Дэниэл мог умереть? Джейм не рассчитывал на это. Именно сейчас жизнь Дэниэла представляла для него огромную важность.
— Ты не можешь в этом винить меня! — прохрипел Джейм, захлебываясь кровью, тщетно пытаясь отбиваться, чувствуя, что Питера охватило дикое бешенство. Если он не отобьется, Питер убьет его. Джейм не сомневался в этом.
— Кто сказал, что я не могу винить тебя в этом? — кулак Питера врезался в челюсть Джейма. Раздался хруст. — Ты предал его! Если бы ты не начал этот процесс, если бы не шантажировал его, он не подвергся бы такому сильному стрессу. И у него не случился бы сердечный приступ.
Питер был неуправляем, и Джейм не мог остановить его. Сила каждого удара, удесятеренная яростью и горем, достигала цели с поразительной точностью.
— Хватит, — рыдал Джейм жалостно, боясь, что потеряет сознание. — Хватит! Ты меня убьешь.
— Нет, я не собираюсь убивать тебя. Пока нет, — заявил Питер, тяжело дыша, — если ты не будешь настаивать на своем гнусном судебном процессе. Если хочешь спасти свою бесценную шкуру, ты сделаешь то, что я тебе скажу.
— Что? — взвыл Джейм.
Питер схватил его за халат и поднял.
— Ты должен прекратить процесс, собрать вещи и исчезнуть из города с концами. Кроме того, должен держать рот на замке о своих отношениях с Дэниэлом. В противном случае, если я когда-нибудь увижу или услышу что-нибудь о тебе, клянусь, что убью тебя!
Питер отбросил в сторону Джейма и вышел из квартиры.
— Я убью тебя, — напомнил он у двери. После ухода Питера из холла донесся звук быстрых шагов и два телохранителя ворвались в дверь квартиры.
— Мистер Бартов, с вами все в порядке? Вам нужна помощь? Какой-то джентельмен прорвался через главный вход. Я пытался дозвониться, но никто не подошел к телефону.
— Идиоты! Почему не задержали? — в ярости кричал Джейм. — Вы мне не нужны! Разве я выгляжу так, словно нуждаюсь в вашей помощи? — он вытер рукавом свой разбитый нос. — Убирайтесь отсюда к чертовой матери!
— Вы уверены, что мы ничем не можем помочь?
Посмотрев на свои окровавленные руки, Джейм вспомнил хладнокровную жестокость, которую увидел в глазах Питера.
— Да, кое-что вы можете сделать для меня, — сказал он. — Принесите мне несколько ящиков. Я съезжаю.
* * *
— Грэхэму снился сон. Во сне он держал Келли на руках, и она разрешала заниматься с ней любовью. Говорила ему, что сожалеет обо всем и просила дать ей возможность все исправить.
— Да, — стонал он, прикасаясь к ее волосам, когда она придвинула к нему лицо поближе. — Да, я прощаю тебя.
— Тогда открой глаза, открой глаза и посмотри на меня, — шептала она.
Грэхэм открыл глаза и увидел рядом с собой Келли. Но что она делала в его номере? Неужели он еще спит? И видит то, что так хотел увидеть? Он протянул руку, желая прикоснуться к ее щеке. Она, перехватила ее и прижала к своему сердцу. Грэхэм полностью очнулся.
— Я попросила ключ в конторке, сказала им, что я твоя жена.
Все еще держа руку у ее сердца, Грэхэм сел.
— Еще жена? Или ты хочешь оформить развод? В глазах Келли блеснули слезы, когда она посмотрела на Грэхэма.
— Прости меня за то, что не дала тебе возможности все объяснить, за то, что так ужасно с тобой обошлась на стоянке машин. У меня было шоковое состояние, когда я увидела те фотографии. Я не находила себе места от горя и гнева. Мне было очень больно и хотелось выплеснуть это на кого-нибудь. Тогда я хотела, чтобы тебе стало так же плохо, как и мне…
Грэхэм в отчаянии покачал головой и вскочил с кровати.
— Келли, с Дианой все кончено. Кончено! Что я должен сделать, чтобы убедить тебя в этом? Я не хочу твердить об этом всю жизнь. У меня когда-то был роман с твоей матерью. Мы были любовниками, но не более…
— А те фотографии? — прошептала она. — Если у нас и есть надежда на будущее, то только при условии, если ты мне скажешь всю правду, Грэхэм.
— Правду? Ты хочешь, знать правду? Келли, я всегда говорил тебе правду! Те фотографии сфабрикованы! — почти кричал он. — Все организовала Диана. Фотограф, которого она наняла, сделал их в Небраске. Она пришла в мой трейлер и набросилась на меня, срывая с меня одежду. Затем ворвался фотограф. Я помчался за ним и выхватил у него пленку, но, вероятно, он успел ее поменять. — Грэхэм смотрел Келли в лицо. — Ты мне не веришь, — сказал он, удрученно качая головой и садясь обратно на кровать.
Келли постаралась скрыть свое раздражение, пожав плечами.
— Если ты говоришь, что все так и было, то я верю тебе.
— Ха, спасибо за доверие, — сказал он с сарказмом. — Ты не веришь мне. Я вижу это по твоему лицу. Скажи мне, что ты чувствуешь, Келли, скажи. Иначе мы придем туда, откуда начинали.
— Хочешь знать правду? — резко спросила она. — Ну, что ж, ты ее узнаешь! Твой рассказ кажется мне надуманным.
— Так все и было! — стоял он на своем. — Неужели ты все еще не поняла, что твоя мать сделает все, чтобы разорвать наши отношения? Почему веришь ей, зная, что она хочет сделать твою жизнь несчастливой? Почему, Келли? Пожалуйста, ответь мне на этот вопрос.
— Я и сама не знаю, почему! Всегда все, что она говорила, звучало как правда.
— Она актриса, Келли. И она втянула тебя в плохую драму, которую сама и придумала. Неужели ты это не видишь?
Келли медленно кивнула.
— Да, я это вижу. Но хочу спросить тебя еще кое о чем, и ты должен мне честно ответить.
— Ты знаешь, что я скажу правду.
— Ты спал с моей матерью после того, как мы поженились?
Грэхэм сердито посмотрел на Келли.
— Нет! Этого не было! Но сколько бы я ни говорил тебе об этом, ты мне все равно не веришь. Что мне делать Келли? Пройти тест на ложь?
— Я хочу это знать! — она повысила голос, но ее это не волновало. — Ты хотел, чтобы я была с тобой честной. Хорошо! Ты мой муж, Грэхэм, и я люблю тебя. Но хочу ясности в наших отношениях и не собираюсь позволить матеря разрушить мое счастье и забрать тебя у меня!
Грэхэм встал с кровати и направился к Келли.
— Ты еще любишь меня?
Келли сделала шаг навстречу и положила голову ему на грудь.
— Да, люблю. Пожалуйста, Грэхэм, скажи мне правду. Я должна ее знать, даже если мне будет больно.
Грэхэм взял голову Келли в руки и, глядя ей прямо в глаза, сказал:
— Келли, я люблю тебя и только тебя. Я не спал с Дианой с тех пор, как мы с ней порвали. У меня никого не было с того самого времени, как мы вместе, и никогда не будет. Ты моя единственная женщина.
Келли не могла удержать слезы. Искренность и глубокие чувства в словах Грэхэма с самого начала, когда она вошла в его комнату, сказали ей все, что она хотела знать. Она пылко поцеловала своего мужа, обняв его за шею и не желая уходить из его объятий.
— Мне тебя так не хватало. Прости, что сомневалась в тебе.
Грэхэм обнял ее.
— Мне тебя тоже очень не хватало. Хочешь заняться любовью, как в старые добрые времена?
— Да! — радостно воскликнула она.
Взяв Келли на руки, Грэхэм упал с ней на кровать.
Смеясь и целуясь, они начали раздевать друг друга.
— Келли, хочешь узнать, зачем я пришел тогда на студию? — спросил Грэхэм, лаская ее ушко. — Я хотел сказать, что мы с тобой должны начать все сначала, и спросить, как бы ты отнеслась к тому, чтобы мы с тобой переехали в Нью-Йорк?
— А как же твоя карьера? — возразила Келли в промежутке между длинными поцелуями. — У тебя только все начинается.
— Предложения будут. Если я им нужен, они знают, где меня найти. Ты же знаешь — театр всегда был моей первой любовью.
— Неужели? — игриво целуя его в грудь, спросила Келли.
— Ой, Келли, но ты моя настоящая любовь. — Грэхэм отбросил назад ее волосы цвета карамели и нежно поцеловал в губы. — Ты — самое главное в моей жизни. Пока мы вместе, я буду счастлив.
Келли страстно ответила на его поцелуй.
— Если мы переедем в Нью-Йорк, наши дороги с матерью не будут пересекаться. — Она улыбнулась, когда подумала об этом, отдаваясь во власть Грэхэма. Он медленно и чувственно начал в нее входить.
— Давай так и сделаем!
