Глава 20
Арендованная коляска, в которой Уэйд вез на ранчо двух беспробудно спящих пассажиров, отъехала от Ларами уже на пару миль, когда выступавший в роли возницы Уэйд заметил группу всадников, приближающихся к нему навстречу на пустынной дороге.
– Проклятье, – проворчал он, сразу же поняв, кто эти люди. Это были ковбои с ранчо Рёмеров. Они искали Шторм и Джеба. Уэйд надеялся доставить эту парочку в дом незаметно, но здравый смысл говорил ему, что подобное вряд ли удастся.
Кейн ведь наверняка сходит с ума от беспокойства и непременно прикажет своим людям выехать на поиски пропавшей сестры и старика.
Он натянул вожжи, останавливая лошадей, когда всадники поравнялись с коляской.
– Эй, парни, вы загоните лошадей, – ухмыльнулся он. – Не волнуйтесь и не торопитесь так. Девочки толстушки Лил никуда от вас не денутся. Они ждут вас на том же самом месте, где вы их оставили в прошлый раз.
– Нам сегодня вечером не до девочек толстушки Лил, – отозвался один из парней, и его взгляд упал на Шторм, припавшую головой к плечу Уэйда. А затем он увидел старого Джеба, громко всхрапывавшего на заднем сиденье. – Мы как раз ищем этих двоих. Босс чуть с ума не сошел от беспокойства за них.
– Мне грустно это слышать, парни, – сказал Уэйд с притворным сожалением в голосе. – Дело в том, что я устроил маленькую рождественскую вечеринку для небольшого круга друзей в помещении позади салуна папы. Я и не заметил, как пролетело время. Такие дела!
Уэйд бросил взгляд через плечо на Джеба.
– Как видите, старик малость перебрал, напраздновался всласть. Что мне оставалось делать. Я оставил их лошадей на городской конюшне и нанял там же эту коляску, чтобы отвезти своих гостей домой.
Ковбои переглянулись и, поняв друг друга без слов, усмехнулись с довольным видом.
– Ну раз уже мы всего в нескольких милях от города, – заявил один из них, выражая общее мнение, – то мы вполне можем заехать туда, чтобы хотя бы поздороваться с толстушкой Лил.
Уэйд кивнул с усмешкой и хлестнул своих лошадей, надеясь, что ковбои не заметили состояние Шторм, пьяной не меньше Джеба.
Когда он примерно через час въехал на задний двор ранчо, он увидел в окне кухни темный силуэт встревоженной Марии. Горестно обхватив ладонями лицо, она вглядывалась в темноту. Уэйд позвал повара, пытаясь прямо усадить на сиденьи Шторм. Но когда Хэнк Кливер вышел из кухонной пристройки, стоявшей рядом с бараком ковбоев, голова девушки снова безвольно упала на плечо Уэйда.
– Слушай, Хэнк, возьми-ка старика и неси его в барак, пусть проспится. Он перебрал сегодня по случаю праздника.
Джеба снова подхватили и перебросили через плечо, но на этот раз он отреагировал недовольным ворчанием. Вздохнув, Уэйд слегка подстегнул лошадей и подал коляску поближе к крыльцу дома.
Как только Уэйд взошел на крыльцо, Мария тут же распахнула дверь.
– О Боже, что с ней случилось? – воскликнула она, отступая в сторону, чтобы дать дорогу Уэйду с его ношей. Кейн тоже находился на кухне, его костыли громко застучали по полу, когда он поспешно двинулся навстречу Уэйду с тем же самым вопросом на устах.
На этот раз Уэйд не стал скрывать правду. От Шторм так несло спиртным, что было бы совершенно напрасным делом пытаться утаить что-то от ее близких. И во всяком случае, Кейн имел полное право знать, что его сестра провела несколько часов в салуне, пользующемся в Ларами самой дурной репутацией.
– Я не знаю, почему, – начал рассказывать он, – но они с Джебом пошли в заведение Бака и напились там до чертиков.
– В заведение Бака? – в ужасе воскликнула Мария, не веря собственным ушам.
– Ты имеешь в виду, что она пьяна? – спросил Кейн подозрительно и наклонился над Шторм, чтобы понюхать ее дыхание.
– И, очень сильно, – Уэйд подхватил Шторм, все еще лежащую у него на руках, поудобнее. – Может, я отнесу ее в комнату наверх?
– Да, отнеси ее туда поскорей, – сказала Мария и пошла впереди него вверх по лестнице.
Когда Уэйд наклонился, укладывая Шторм на, кровать, ее руки обвили его шею.
– Не уходи, Уэйд, – умоляюще попросила она, – мы будем с тобой…
Уэйд нежным предостерегающим жестом положил пальцы на ее лепечущие губы, не давая ей возможности произнести конец фразы. Когда ее руки безвольно упали на кровать, он выпрямился и сказал:
– Завтра с похмелья ей будет очень тяжело.
Внизу в кухне ждал разгневанный Кейн.
К полному изумлению Уэйда он в первую очередь набросился на своего друга.
– Что ты с ней сделал сегодня, отвечай! Что заставило ее напиться до бесчувствия?
– Черт возьми, парень. Я ничего не делал с ней, – нахмурившись, ответил Уэйд. – Я вообще не знал, что она в городе, пока Бак не послал в салун папы своего человека, чтобы тот разыскал меня.
Горестно ссутулив плечи, Кейн уселся за стол.
– Прости, Уэйд. Сердцу не прикажешь: человек любит того, кого любит, – он взглянул на друга. – Спасибо, что привез ее домой.
В душе Уэйда поднялась буря, он так много хотел сказать Кейну, объяснить ему, что он страстно любит Шторм, но что он не может жениться на ней.
– Прости меня, Кейн, – наконец выдавил он из себя и вышел, оставив того сидеть за столом с поникшей головой.
Когда Уэйд подъехал к сараю на своем дворе, стояла уже глубокая ночь. Где-то в отдалении выла волчица. Он спрыгнул на землю, расседлал коня и завел его в тесное стойло. Закрыв ворота своей маленькой конюшни и заложив тяжелый засов, Уэйд прихрамывая пошел к дому.
Такого отчаянья, как сегодня вечером, он еще не испытывал никогда в жизни. Кейн был прав, обвиняя его в том, что это он довел Шторм до состояния, когда та, обезумев, напилась в общественном месте на глазах у всех допьяна. Он действительно довел ее до этого шага. Он стал ее любовником, соблазнил ее и тут же самым жестоким образом сделал вид, что она для него не существует. Его охватила жгучая ненависть к самому себе. Как вынесет эта хрупкая девушка новый удар, который он готовился ей нанести.
Уэйд тихо вошел в дом, стараясь не разбудить отца, и сразу же прошел в свою спальную комнату. Там, наклонившись, он с трудом открыл нижний ящик своего комода. Порывшись в его глубине, он нащупал свернутый голубой шелковый шарфик, который Шторм носила в детстве. Из-под него Уэйд достал письмо – письмо, которое он получил вот уже более четырех лет тому назад.
Он вернулся в гостиную, зажег лампу и уселся, чтобы перечитать письмо, которое перевернуло всю его жизнь.
Пальцы Уэйда чуть дрожали, когда он развернул два исписанных листка бумаги и начал читать письмо от брата, которого он не видел с тех пор, как мать, покинув их с отцом девятнадцать лет назад, увезла его с собой.
«Дорогой Уэйд!
Несомненно ты будешь крайне удивлен, получив от меня письмо после стольких лет молчания. Но недавно произошло два очень важных события, о которых – как я полагаю – ты должен знать.
Месяц назад от сердечного приступа скончалась наша матушка. Последними ее словами были слова: «Мой бедный маленький Уэйд». Думаю, тебе следует знать, что она очень любила тебя, и что не проходило и дня, чтобы она не вспомнила о тебе.
Боюсь, второе мое известие будет для тебя столь же тяжелым, как и первое. И все же считаю очень важным, чтобы ты знал об этом.
Примерно с год назад я узнал, что болен. Хроническая прогрессирующая хорея, так назвал мою болезнь доктор. Заболевание, передающееся по наследству, которое, если ты еще о нем ничего не слышал, поражает человека в определенном возрасте. В двадцать восемь – тридцать три года. Болезнь заключается, по словам моего доктора, в постепенном расстройстве ума, пока человек не становится в полной мере душевнобольным, его тело выделывает странные непроизвольные движения, он принимает причудливые позы и т. д.
Я уже на той стадии болезни, когда каждый месяц все больше и больше теряю контроль над своими членами. Недалек тот день, когда у меня наступит полное затемнение сознания – слабоумие – поэтому я спешу написать тебе это письмо, пока еще в состоянии мыслить ясно и четко.
Хотя заболевание передается по наследству, но случаются исключения в цепи поколений. Таким счастливым исключением, по всей видимости, является наш папа. И все же я благодарен судьбе за то, что у меня нет сына, угроза заболевания которого была бы более чем реальна.
Я бы с удовольствием повидался с тобой, Уэйд. Ведь мы столько лет не виделись! Я хотел бы познакомить тебя с моей женой и дочерью. Эми – десять лет и она очень похожа на нашу с тобой мать, а значит, и на тебя. Ты же был в нее. Во всяком случае глаза моей дочери и особенно их выражение совершенно такие же, как у мамы и у тебя. Решай сам, сообщать обо всем этом отцу или нет. Все это время я очень тосковал по нему, мне не доставало его доброты и заботливости. Хорошенько все взвесив, может быть, ты все же придешь к решению ничего не говорить ему.
Узнав обо всем, он ведь почувствует огромную вину перед нами.
С надеждой увидеть тебя, твой брат
Бен.»
Уэйд уставился невидящим взглядом на огонь, испытывая глубокую душевную муку, которую он так часто испытывал в своей жизни с тех пор, как его горячо любимая мать покинула их. Почему она сделала это? Постоянно спрашивал себя Уэйд и не находил ответа. Почему она забрала с собой только своего старшего сына – брата, которого Уэйд одновременно и любил и презирал?
Уэйд всегда подсмеивался над Беном, потому что тот был неженкой и маменькиным сынком, всегда державшимся поближе к дому, всегда сидевшим где-нибудь во дворе, уткнув нос в книгу. И тем не менее, Уэйд постоянно защищал брата, заступался за него, дрался с ребятами, ровесниками Бена, которые были тремя годами старше его самого.
Уэйд сжал кулаки. Через пару лет он превратится в такого же бессильного доходягу, каким был сейчас Бен. Его побаливающее бедро – это только первый сигнал начавшегося процесса разрушения организма.
Судорожный вздох вырвался из груди Уэйда. Он вспомнил брата. Бен больше не узнавал его, когда Уэйд посещал больницу в Шайенне. Болезнь развивалась точно так, как он описывал это в своем письме четыре года назад. Сначала Бен потерял контроль над своим телом, а затем начал слабеть его разум.
Уэйд вспомнил тот роковой вечер четыре года назад, когда он получил это письмо.
На следующий день он нанял коляску до Шайенна, а там сел на пароход компании «Юнион Пасифик» до Чикаго и добрался до больницы, в которой вот уже три месяца лежал Бен.
Это была очень радостная встреча, несмотря на трагические обстоятельства, которые способствовали ей. Болезнь Бена внешне еще никак не проявлялась. Боль еще не прочертила на его лице глубоких скорбных морщин. Он выглядел совершенно здоровым.
Как и раньше, в детстве, они с Беном были совершенно не похожи. Уэйд пошел в маму, а Бен не был похож ни на одного из родителей.
Выражение лица Уэйда смягчилось, когда он вспомнил дочурку Бена, тогда ей было десять лет, и она походила на своего дядю чертами лица. Невестка Уэйда, Джейн, заметила это еще при знакомстве.
– Сразу же бросается в глаза, что вы трое – близкие родственники, – сказала она.
Джейн была одной из самых красивых женщин, которых Уэйд встречал в жизни. В ней чувствовалась огромная душевная теплота и нежность, когда она сидела рядом с Беном, держа его руку в своей руке или поглаживая его по голове. Она была очень привлекательна без грана вызова или кокетства. У нее были большие голубые глаза и белокурые волосы, собранные в узел на затылке. Она не относилась к тому типу женщин, который нравился Уэйду, но для Бена она была идеальной спутницей жизни: спокойной, сдержанной, добропорядочной.
Уэйд узнал, что с девятнадцати лет Бен работал в банке. Он не сделал себе карьеры, не нажил солидного капитала, но его маленькая семья была счастлива в своей четырехкомнатной квартире, расположенной на втором этаже над большим продуктовым магазином. Мать жила вместе с Беном, и Джейн и работала тут же в продуктовом магазине.
Услышав это, Уэйд был ранен в самое сердце. Со дна души его снова поднялась прежняя детская обида. Почему он сам был лишен возможности жить рядом с матерью?
Должно быть, Бен заметил боль в его глазах, потому что внезапно сменил тему разговора.
Они проговорили несколько часов подряд, рассказывая друг другу о своей жизни. Уэйд сообщил Бену об испытываемых им болях в ноге. Бен не удивился, а только грустно взглянул на брата и сказал, что его болезнь началась с болей в предплечье.
На этом их первое свидание окончилось. Уэйд ушел, пообещав прийти вечером. Выйдя из палаты, он остановил в коридоре молодую сиделку и спросил, может ли он поговорить с лечащим врачом Бена Мэгэллена. Девушка приветливо улыбнулась и проводила его в кабинет доктора.
Там ему удалось поговорить с седовласым, очень усталым человеком средних лет о болезни Бена. Но Уэйд не узнал ничего нового, кроме того, о чем уже сообщал ему сам Бен. Прежде чем попрощаться с доктором, Уэйд спросил, не повредит ли здоровью брата переезд в Шайенн.
– Я не вижу причины для возражений против такого переезда, – ответил доктор, – если, конечно, мистер Мэгэллен найдет там квалифицированную медицинскую помощь.
Так состоялся переезд Бена в Шайенн. Уэйд снял небольшой домик для Бена и его семьи недалеко от больницы святого Иоанна. Через полтора года Бена положили в стационар больницы. Уэйд снова ощутил боль в сердце, вспомнив день, когда он отвез Бена в покой Святого Иоанна. Маленькая Эми с глазами, полными слез, уцепилась за безжизненную иссохшую руку отца, яростно сжав ее и шепча ему слова прощанья.
Именно в этот день, когда Бен уже был устроен в палате, и Джейн ушла домой, брат попросил Уэйда заботиться о его семье, когда он умрет.
– У них больше никого нет, Уэйд, – сказал Бен, глядя умоляющими глазами на брата. Для самого Уэйда было само собой разумеющимся, что он должен взять опеку над семьей брата.
«Бедный Бен, – подумал Уэйд, – видно, уже тогда разум его начинал меркнуть. Он даже не сообразил, что придет день, и та же самая болезнь, которая постепенно свела его в могилу, возьмется и за меня. И тогда некому больше будет заботиться о Джейн и Эми».
Уэйд встал, взял бутылку виски и стакан с каминной полки и снова уселся в кресло. Теперь Бен лежал при смерти. И как бы ни была тяжела эта утрата, но смерть брата одновременно являлась и огромным облегчением для Уэйда и для Джейн. Потому что Бен, тот Бен, которого они знали и любили, умер для них уже год назад. От прежнего умного доброго человека осталась лишь тень, пустая оболочка.
