ЧАСТЬ II
Глава первая
В середине сентября Флер, дочь сэра Гарри и леди Родни, обвенчалась в церкви Святого Павла с Дензилом Чевиотом, бароном Кедлингтонским.
Это была пышная свадьба, на которой присутствовали бесчисленные родственники и друзья, приглашенные со всех концов госпожой де Вир. Там были почти все великосветские семьи Бэкингемского графства. Весь Лондон долго обсуждал подробности этого события.
Несмотря на известные во всей Англии беспутство и пороки лорда Чевиота, он был одним из богатейших людей страны. Поэтому те из приглашенных, кто имел склонность шептаться о выходках Чевиота в самых вульгарных выражениях, сегодня забыли о них и пришли поглазеть с восхищением на него и его красавицу невесту.
Помолвка была короткой, и это удивило тех, кто читал объявление о ней. К тому же она проходила, по общему мнению, несколько поспешно после трагической гибели родителей Родни, но маленькая миссис де Вир объяснила всем без исключения, что у молодых большая любовь и они хотят быть вместе, к тому же бедняжке Флер нужен муж и свой дом.
Церковь была полна народу. К сожалению, этот последний день уходящего лета не был теплым и солнечным: неистовый ветер гонял по улицам листья, сорванные с деревьев Гайд-Парка. В сточных канавах текли мутные потоки. Одновременно со звоном церковных колоколов пошел дождь. Нарядно разодетые джентльмены помогали своим дамам выходить из экипажей, а кучера в это время держали над ними огромные зонты.
Миссис де Вир успешно справлялась с ролью «матери», время от времени прикладывая к глазам кружевной платок и щебеча с гостями о своем сердце, разбитом потерей милой девочки, и о том, как «досадно», что дорогой Арчибальд не смог приехать из Индии из-за неотложных дел.
Посаженным отцом стал мистер Кэлеб Нонсил, друг семьи и адвокат. Даже он, степенный человек, ради такого случая оделся более изысканно, чем обычно. Все знакомые Долли де Вир обсуждали одну тему: откуда она взяла деньги на такое пышное празднество для бедняжки Родни.
Они легко получили бы ответ на этот вопрос, если бы подслушали мимолетный разговор между Долли и мистером Нонсилом непосредственно перед тем, как отправиться в церковь.
– Должен поздравить вас, мадам. Вам очень хорошо удалось усмирить мою юную клиентку, – сказал Кэлеб и многозначительно улыбнулся миссис де Вир. Та, наряженная в голубой вельвет и шляпу с плавно покачивающимися страусиными перьями и кокетливым бантом под подбородком, чувствовала себя немного неловко, но все же хихикнула:
– Да, конечно, но это было очень ответственным делом.
– Я хотел спросить: как вам удалось добиться в этом деле коренных изменений?
– Пожалуйста, не надо об этом, – с томной гримасой попросила Долли, обмахиваясь веером, так как при этом ее бросало из жара в холод и наоборот.
Кэлеб сообщил ей, что именно сегодня его светлость перевел на ее счет в банке значительную сумму. Столько же получил он сам, мистер Нонсил. После этих слов де Вир облегченно вздохнула: завтра она оплатит все свои долги. Она спасена, и Арчибальд никогда не узнает, как близка была она к разорению. Когда будет утверждено завещание, то все принадлежащие Флер деньги, вырученные от продажи имений матери и отца, перейдут в полное распоряжение его светлости, лорда Кедлингтонского, который сможет распорядиться ими по своему усмотрению.
Стоя на коленях в церкви после лицемерной молитвы о благоденствии юной леди, которой она искалечила жизнь, Долли пыталась убедить себя, что она сделала все возможное для дочери Гарри, но так и не смогла вытравить из памяти мысли о том, что кузен доверил ей самое дорогое, а она этим доверием злоупотребила. Она представляла, с каким отвращением и ненавистью посмотрели бы на нее Гарри и Элен, если бы могли узнать подоплеку этой свадьбы.
Долли, конечно, пыталась убедить себя, что мистер Нонсил виноват не меньше. Помолвка не могла произойти без его согласия, а он тоже остро нуждался в деньгах и нарушил клятву, данную Гарри Родни.
– Нужно заставить себя поменьше думать об этом, – бормотала про себя Долли де Вир. Но стоило ей посмотреть на алтарь, перед которым стояли невеста с женихом, как она снова начинала нервно облизывать губы. Воспоминания о событиях последних недель неотступно преследовали ее.
Долли никогда не сможет забыть того момента, когда Чевиот привез Флер в ее дом. Даже она испытала глубокие угрызения совести при виде тех перемен, которые произошли с девушкой. С мертвенной бледностью в лице и печатью безысходности в глазах, Флер непрерывно дрожала и отказывалась отвечать на вопросы. Пришлось тут же выпроводить близнецов, а девушку отвести в постель.
Ее прежняя служанка Молли и вероломный Ноггинс были уволены. Для присмотра за Флер наняли другую женщину, которая была старше и надежнее. Ей сказали, что с трудом разыскали эту девушку, поэтому следить за ней нужно очень внимательно, не обращая внимания на некоторые ее странности.
Сразу же после возвращения Флер дверь в ее спальню была заперта. Она стала пленницей кузины Долли.
Для виновника торжества Чевиот выглядел слишком сердитым. Хотя зло уже было совершено, но его светлость чувствовал себя неудовлетворенным. Он пребывал в скверном настроении и, когда Долли попыталась дрожащим голосом узнать у него, что случилось, резко оборвал ее.
– У этой девушки совсем нет вдохновения, – сказал он грубо. – Она как будто сделана изо льда. Если она не получит должного ухода, то происшествие прошлой ночи окончательно выбьет ее из колеи. Я вас прошу, мадам, обращаться с ней деликатно, чтобы к нашей свадьбе она была в лучшем физическом и духовном состоянии. Я могу подождать еще месяц, но не больше.
С этим он уехал, а Долли вернулась на половину девушки, мучимая тяжелыми опасениями, что они зашли слишком далеко в своем стремлении сломить сопротивление Флер.
Однако сопротивление, казалось, было уже сломлено: Флер не спорила, не протестовала и не жаловалась ни на что. Создавалось впечатление, будто ее душа куда-то улетела, а она сама в этом мире ничего больше не желала. Она лежала без слез и рыданий, повернув лицо к стене, и миссис де Вир скоро поняла, что уход за ней будет делом чрезвычайно хлопотным.
На протяжении нескольких недель ее терпение много раз было на пределе, но она все-таки смогла заставить Флер согласиться на помолвку с Чевиотом.
– Да, – повторяла она каждый раз в ответ на один и тот же вопрос Долли, – да, я выйду за него замуж.
– Теперь ты должна это сделать, – убеждала ее кузина Долли, – благородная девушка не должна поступать по-другому.
– Да, благородная девушка не должна поступать по-другому, – соглашалась Флер монотонным голосом, глядя перед собой своими большими невидящими глазами.
– Все это очень досадно, – запинаясь говорила Долли, – мне очень жаль, что все так случилось. Я ведь не знала, что Чевиот осмелится сделать то, что он сделал.
И только тут Флер обернулась и посмотрела на кузину Долли с выражением такой горечи и презрения, что та невольно съежилась.
– Вы все знали, кузина Долли, и именно вы послали его за мной. Он убил слугу моего отца, а после этого убил и меня, – добавила она тихим голосом. – Если бы был жив мой отец, он бы отомстил за меня. Вы бы не посмели даже взглянуть в глаза и ему, и моей маме.
Долли удалилась восвояси, лицемерно всхлипывая.
Флер болела долго, ее недуг был скорее душевного, нежели физического, свойства. Все это время Арчибальд ничего не знал о том черном преступлении, которое было совершено против невинного дитя, вверенного заботам его супруги. Он лишь получил с большим опозданием письмо, в котором говорилось, что «милая Флер согласилась выйти замуж за Чевиота». «Я не сомневаюсь, – писала Долли, – что это известие тебя обрадует».
Постепенно молодость все-таки взяла свое, и Флер начала обретать нормальное физическое состояние.
Один или два раза, когда Чевиот приезжал навестить ее, она приняла его и даже протянула руку для поцелуя, но смотреть на него не могла. Наблюдавшая эту сцену Долли, видела, что девушка вся дрожит и ее бледное восковое лицо заливает нездоровый румянец, однако она была крайне вежлива. Обручальное кольцо, которое он надел ей на палец (три изумруда, стоивших, по мнению Долли, целое состояние), оказалось чересчур большим и массивным для ее тонких пальцев, но она поблагодарила его и за кольцо, и за бесподобное алмазное ожерелье, которое он также выбрал для нее в своей коллекции. Выглядела она очень исхудалой, и это вызвало раздражение Чевиота.
– Вы должны поправляться, милое дитя, – сказал он ей. – Я думаю, жизнь в Кедлингтоне пойдет вам на пользу. Там чистый воздух и великолепные свежие продукты из моих многочисленных хозяйств.
– Нашей милой Флер очень повезло, – прощебетала Долли.
И снова Флер посмотрела на нее тяжелым, полным апатии взглядом, под которым щеки у Долли запылали. Конечно, тяжело было выдерживать то презрение, с которым юная леди смотрела на нее.
После ухода Чевиота Долли слегка повздорила с Флер.
– Ради всех святых, неужели тебе трудно улыбнуться и притвориться счастливой, даже если ты себя таковой не чувствуешь? Разве тебе самой нравится быть такой скучной? Поверь мне, терпение лорда Чевиота может лопнуть.
– Мне все равно, – сказала Флер, закрывая глаза. Доведенная до отчаяния, Долли закричала:
– Разве мы не стараемся делать все, чтобы тебе было хорошо? Что же ты еще хочешь, дрянная девчонка?
– Остаться одной, – прошептала Флер, – наедине со своим позором и печалью. Если бы я была католичкой, то ушла бы в монастырь навсегда от этой жизни.
– Честное слово, ты маленькая дура, – подвела итог Долли.
Однажды Чевиот прислал Флер коробку камелий, в центре которой сверкала изумительная сапфировая брошь. На вложенной карточке было написано:
«Пусть мои подарки и забота помогут вашим глазам засиять вновь и своей голубизной сравниться с этим сапфиром. Постараюсь быть полезным для вас, если это будет позволено. Чевиот».
Подчиняясь требованию кузины Долли, она поблагодарила его за бесценный подарок, но горько улыбнулась, когда увидела, что острые края броши повредили нежные кремовые лепестки цветов: они были надломлены и потемнели.
– Как мое сердце, – прошептала она про себя, – и моя молодость.
Сегодня, в день свадьбы, она была одета в изысканное платье из бледно-фиолетового атласа, отделанного тончайшим кружевом. Края ее шляпы были также отделаны мелкими кружевными оборками. Лицо закрывала газовая вуаль. Небольшая накидка из фиолетового атласа, отороченная горностаем, закрывала хрупкие плечи.
Ее рука, одетая в белую кружевную перчатку, держала маленький букетик фиалок с серебристыми листочками, а на тонкой шее сверкали алмазы. Она была такой прекрасной, чистой, такой возвышенно-печальной и юной, что присутствующие мужчины ощутили какую-то неловкость, словно только сейчас поняли постыдность грубых мужских влечений. А женщины, не зная всей подоплеки, лишь завидовали ее роскошным украшениям.
Чевиот был тоже великолепен в своем расшитом сизовато-сером жилете с высоким воротником, который почти полностью закрывал его подбородок. Он был значительно выше своей невесты, которая чувствовала присутствие рядом с собой этого сильного животного, и это вызывало у нее отвращение.
У алтаря она отвечала почти шепотом. Вскоре все было закончено. Она шла по церковному проходу под руку с Чевиотом и с болью думала: «Теперь я навечно принадлежу ему». С этого дня ее жизнь становится сплошной мукой. «Респектабельное мученичество», – подумала она с цинизмом, от которого наверняка защемило бы сердце Элен Родни, если бы она знала, что творится сегодня в душе ее любимой дочери.
Новоиспеченная леди Чевиот равнодушно приняла поздравления и поцелуи родственников и друзей. Был всего один человек, присутствию которого она была бы рада, – это Кэти, подруга ее детства. Но и в этом ей было отказано. Кузина Долли не позволяла никаких контактов с прежними близкими друзьями семьи Родни.
Но больше всего Флер оскорбляло то, что к алтарю ее провожал мистер Нонсил. Несмотря на трепетное отношение к памяти своего родителя, она должна была признать, что ее бедный отец ошибся в своем адвокате. Ясно было, что мистер Нонсил и Долли находились в сговоре. Девушка была вынуждена общаться с ним, выслушивать массу юридических вопросов, существа которых не понимала, и по его просьбе вяло подписывала какие-то документы. Он был с ней учтив и даже подобострастен, но когда говорил о том, что ей повезло и она заключила прекрасный брачный союз, ее начинала бить сильная дрожь.
Мистер Нонсил внушал ей, что лорд Чевиот теперь сам решит, как поступить с ее наследством. При этом он осторожно намекнул, что его светлость уже решил продать поместья Пилларс и Шартле. Отныне всем будет управлять только Чевиот. Всем, что принадлежало ей. Теперь он становится ее опекуном, попечителем и собственником.
Ее душа разрывалась при мысли о том, что никогда больше не увидит милое ее сердцу имение Пилларс. Но, с другой стороны, она радовалась, что не придется больше навещать «Бастилию», этот причудливый дом с сокровищами, бывший некогда гордостью Люсьена де Шартле. С ним у Флер были связаны слишком страшные воспоминания. Когда она осмелилась спросить, что стало с миссис Лезер, то услышала в ответ, что та уволена по распоряжению его светлости. Бедняжка была так напугана, что теперь уже ни при каких обстоятельствах никогда никому не расскажет, что произошло в «Бастилии» в ту ночь. Она молчала даже тогда, когда ей объявили, что Джекоб Лезер погиб в результате несчастного случая.
Стоя рядом с Чевиотом в гостиной Долли, Флер пыталась не думать об этом. В это время присутствующим предлагали вино и свадебный пирог из белого глазированного сахара, который прислал шеф-повар Кедлингтона. Сверху на пироге были изображены «Д» и «Ф», связанные узлом верности, а также выполненный из розового мороженого и украшенный обсахаренными фиалками герб Кедлингтона. «Опять фиалки», – подумала Флер, уже уставшая от них, несмотря на то, что это были ее любимые цветы.
Ей приятно было, что сегодня облака плотно закрыли солнце, иначе это было бы горькой насмешкой. Успокаивало ее и то, что Чевиот не повезет ее сразу в свадебное путешествие. Он планировал съездить с ней в Монте-Карло, где было тепло и солнечно, но врач кузины Долли предупредил, что у мисс Родни слабое здоровье (он связывал это со смертью ее родителей), и не советовал отправляться в столь длительное путешествие, тем более что у девушки должен быть естественный страх перед пересечением Ла-Манша. Дензил согласился отправиться с ней сразу в Кедлингтон.
Они решили выехать из Найтсбриджа в полдень на знаменитом «летящем экипаже» его светлости, запряженном четверкой лошадей. В середине пути они сделают остановку в Уайтлифе.
Чевиот был дружен с неким баронетом сэром Пайерзом Килманингом, который владел великолепными охотничьими угодьями неподалеку от деревушки Фалмер; Килманинг и его жена предложили новобрачным приют на ночь в своем доме. На следующее утро они смогут отправиться на отдых в Кедлингтон.
Фамилия Килманинг вызвала у Флер неприятное воспоминание. Она слышала, как ее мама отзывалась о леди Килманинг, с которой была знакома, будучи еще маркизой. Элен с открытым презрением относилась к обществу этой живущей ради удовольствия кокетки средних лет и ее мужа, который в эпоху Регентства был известным щеголем.
Флер уже понимала, что все ее будущие знакомые принадлежали к тому сорту людей, что и сам Чевиот, но перед которыми ее родители захлопнули бы дверь.
Когда они возвращались из церкви, Чевиот попытался галантно поднести ее руку к своим губам.
– Неужели я не заслужил от вас ни слова, ни улыбки, леди Чевиот? – спросил он.
Она не ответила и даже не подняла глаз, но тут же почувствовала, как он, словно тисками, сжал ей пальцы.
– Ответьте мне. Я не потерплю к себе такого неуважения.
Подчиняясь грубой силе, она подняла на него свои прекрасные глаза:
– Что вы хотели услышать от меня, лорд Чевиот?
– Прежде всего оставьте эту отвратительную манеру обращаться ко мне. Я ваш муж, и у меня есть имя.
Она поджала губы. Ее муж. В это невозможно было поверить. Когда-то в редкие минуты откровенных разговоров с Кэти она говорила о возможном супруге только в возвышенном и романтическом стиле.
Чевиот видел, как напряглась ее длинная стройная шея. Его приводило в бешенство то, что всякий раз, когда он обращался к ней, она съеживалась, словно боялась, что ее ударят. Он не отягощал свою совесть раскаянием в том, что сделал с ней. Всему виной, считал он, было ее упрямство. Во всяком случае, ей не на что жаловаться. Разве он не дал ей свой титул? Теперь она находится в положении, которое его мать считала когда-то очень лестным для себя, При мысли о том, что от этой странной девушки он никогда не добьется искорки взаимопонимания и между ними всегда будет непроницаемая стена, ему стало жаль себя.
– Меня зовут Дензил, – сказал он грубо.
– Дензил, – повторила она машинально, как ребенок, которого учат говорить.
– Черт побери, это не очень хорошее начало нашей супружеской жизни, – насупившись, проговорил он. – Свадьба должна быть счастливым событием.
– Счастливым? – повторила девушка с горечью в голосе и неожиданно рассмеялась. Дензил Чевиот раньше уже слышал этот ее смех. Было это в Пилларсе несколько месяцев назад, когда он стоял и молча наблюдал за ней, слушая легкий, счастливый смех этого лучезарного создания. Именно в тот момент у него возникло непреодолимое влечение к ней. И вот теперь она принадлежала ему, но куда-то исчезла ее лучезарность, а смех стал непривлекательным и безжизненным и начал раздражать его, наполняя душу раскаянием. В голове мелькнула мысль, что это он убил в ней живую душу, точно так же, как его слуга убил ножом в спину Джекоба Лезера.
– Я не хочу, чтобы люди думали, будто моя жена вышла замуж по принуждению, – пробормотал он.
– Боюсь лорд… Дензил, – запнулась она на его имени, – что не смогу отвечать за то, что думают другие. Я не обладаю сверхъестественными способностями.
Он пожал плечами:
– Значит, вы не собираетесь быть лояльной супругой?
Она посмотрела на него все с тем же отвращением, которое уже стало ему надоедать.
– Я с самого начала не была вам лояльной супругой, – сказала она сквозь зубы.
Чевиот резко отодвинулся в угол экипажа и, сложив руки, хмуро посмотрел на нее.
– Поступайте, как знаете. Вы упрямы, словно мул.
Под грохотание экипажа, увозившего ее к новой жизни, она размышляла с закрытыми глазами: «Я не могу быть лояльной супругой. Более того, все мое существо протестует при мысли об исполнении моих обязанностей в качестве леди Чевиот. Лучше бы мне умереть». Но милосердное забвение смерти миновало ее, а с ним и возможность воссоединиться с дорогими ее сердцу людьми.
Она взяла с собой в дорогу маленькую черную с фиолетовым муфту, в которую теперь с удовольствием сунула руки, и откинулась на подушки. Сказывалось ее истощение. Изнуренная духовно и физически, она задремала.
Ее супруг молча взирал на нее из своего угла. Были моменты, когда говорить колкости Флер доставляло ему садистское наслаждение, но сейчас он молчал в предвкушении хорошего угощения у Килманинга. Сэр Пайерз был хорошим хозяином, а Арабелла, его жена, к тому же не раз давала понять, что охотно примет знаки внимания Чевиота. Несмотря на возраст, это была еще интересная женщина с прелестными лодыжками.
Чевиот зевнул и погрузился в сон.
