17
Нью-Йорк, Лондон, Лаймингтон, 1981 год.
Для Лили уже давно было обычным делом считать нью-йоркцев за людей не вполне нормальных. Впадающие в экстаз с приходом весны, когда солнце ненадолго становится приятно теплым, бризы несказанно мягкими, они забывают о том, что скоро наступит ужасающая влажная жара. Короткая память – нью-йоркская болезнь.
– Какой великолепный день сегодня, – произнесла Лой в один из июньских понедельников, – действительно погожий день.
– Да, до поры, до времени погода великолепная, – согласилась Лили, выдавливая сок из лимона в свой стаканчик с чаем со льдом.
Прошло уже около двух месяцев с тех пор, как они обрели контроль над «Бэсс и Деммер» и вместе с этим права хозяев на обшарпанный офис на четвертом этаже старого здания на Западной двадцать первой улице, где и сидели сейчас. Офис блистал отсутствием уюта. Он принадлежал в свое время Рэндолфу Деммеру, а с некоторых пор здесь обосновался Питер. Но Питера в данный момент здесь не было, только они с Лой вдвоем.
– Не могу даже представить себе, что будет, если до четверга не успеют установить кондиционеры, – призналась Лили.
– Вероятно, тогда вместе с нашими гостями мы просто изжаримся как картошка в «Макдональдсе», – ответила Лой.
– И ответьте мне, пожалуйста, еще на один вопрос: как мы собираемся обустраивать это место таким образом, чтобы здесь в четверг не было стыдно принять гостей?
Лой рассмеялась:
– Но эксперт-то в этом – ты.
Лили отрицательно покачала головой.
– Мой метод работы – сначала разрушить все до основания, а затем строить заново. А за три дня мне этого не осилить.
– Ты права, не осилить, – вдруг раздался за спиной у них комментарий Питера. – Что касается кондиционера, то их установят, люди уже работают. А что до оформления, дизайна, то тут… Впрочем, это может и подождать, – добавил он.
– Ясно, – ответила Лили. – Но мы говорим о том, чтобы хоть как-то подчистить, подмазать, навести лоск на помещение до нашей вечеринки.
– Мне кажется, мы решили специально устроить ее здесь, а не в каком-нибудь ресторане. – И он повторил те свои аргументы, которые приводил уже не раз. – Мы пришли к согласию, что будем честны с нашими друзьями и компаньонами относительно того, где разместились. И этот небольшой прием, который мы для них собираемся устроить, должен возвестить о новом направлении, которое выразится и в новом внешнем виде наших журналов. Мы так и заявим всем этим ребятам: о'кей, мы согласны, это крысиная нора, а не офис, но прислушайтесь к нашим планам.
– Я помню, – согласилась Лили. – Но неужели неряшливость можно поставить в один ряд с аристократической скромностью?
Питер огляделся.
– Здесь довольно обшарпанно? Разве нет? Обшарпанно – это не то слово. Но вечеринка ни в коем случае не должна выглядеть аналогично. Осталась же у нас хоть какая-то амбициозность, если можно так выразиться?!
– А почему бы вам не поручить заниматься этим мне? – вопросила Лой. – Вы оба нахватали себе обязанностей, сколько могли, а я снова не у дел. Уж украсить офис к вечеринке я смогла бы.
– Вы, по-моему, взяли на себя хлопоты о закусках, – напомнил Питер.
Он все еще упорно убеждал себя и других, несмотря на явное несоответствие действительности, в том, что Лой хрупкое, слабое создание.
– Не много ли для вас?
– Разумеется, нет. Так что, как я полагаю, этот вопрос можно считать улаженным. – Она повернулась к Лили. – Что ты собираешься надеть, дорогая?
Лили усмехнулась.
– А что бы вы предложили? Вы же мой лучший советчик в вопросах моды и гардероба.
Лой дотронулась ладонью до подбородка Лили.
– Ты так восхитительно выглядишь в последнее время, что одежда уже почти не играет никакой роли. Разве не так, Питер?
– Восхитительно!
Мог ли Питер перечить Лой?!
– Ах, что только не делает с людьми любовь, – притворно вздохнул он.
– Вот что, давайте не будем об этом. Я собираюсь выглядеть агрессивной, решительной и деловой. В подтверждение этому я скорее всего надену костюм в полоску, а на ноги – простые туфли.
В четверг, когда Лили прибыла в офис, чтобы принимать толпу, состоявшую из гурманов, издателей, множества разных типов с телевидения, «очень важных персон» и владельцев ресторанов, на ней была блузка цвета охры и платье в обтяжку с пышными рукавами.
Лой одобрила этот ансамбль.
– Очень мило. Это случаем не от Билла Блэсса?
От изумления Лили выпучила глаза.
– А откуда вы это знаете? Что, я где-то позабыла спороть этикетку?
– Нет, просто я видела это одеяние недавно в магазине Бергдорфа. К этому еще и свитер прилагается, если не ошибаюсь? – Лили кивнула. – И, должна признаться, я сразу же вспомнила о тебе, стоило мне увидеть этот ансамбль, – добавила Лой. – И действительно, он будто сшит для тебя на заказ.
– Но я не заплатила за него ту цену, что у Бергдорфа. Это мне досталось по случаю на одной распродаже на Бродвее. И расплатилась я за него кредитной карточкой. Бергдорфа мое финансовое положение выдержать бы не смогло, – Лили сконфуженно улыбнулась. – Чего доброго дойдет до того, что я буду вытаскивать мой «мастер кард» тогда, когда потребуется предъявлять «Виза». Мне кажется я немного того, в последнее время…
– Очень милое сумасбродство, – Лой разгладила невидимую складку на плече Лили. – Это всего лишь любовь, дорогая. Вот и держись за нее.
Лили зябко поежилась.
– Вы имеете в виду, пока есть за кого держаться?
Лой ничего не ответила.
– Как вам наш бал? – вместо этого спросила она.
Званый ужин предпочли организовать здесь именно в этом офисе, потому что он был самым большим помещением из тех, которыми они располагали. Лой сдвинула все столы и столики к стене, покрыла их несметной площадью из скатертей, хоть и дешевеньких, но чрезвычайно миленьких. Кроме того, она уставила всю комнату цветами. Повсюду стояли огромные букеты сирени и тюльпанов.
Приготовлением и доставкой закусок занимались люди, которых откуда-то раскопала Лой. Это была супружеская чета испанцев. Они, в отличие от традиционно присутствующих официантов из дорогих ресторанов Нью-Йорка, не заломили за услуги кошмарных денег, которых, как правило, стоят такого рода сборища. Испанцы доставили сюда свои собственные небольшие прилавки и переносную стойку и не воспротивились предложению Лой положить поверх их собственных скатертей бумажные.
– Сказка, да и только, – так оценила Лили усилия Лой.
– Можно было, конечно, организовать и получше, но, полагаю, и это неплохо, – улыбнулась Лой. – А что Энди обещал быть?
– Может быть позже, ближе к концу. Когда мне надо будет собираться и ехать в аэропорт.
Лили отправлялась на шесть дней в Лондон. Поездка была связана с ее контрактом с Дэном Керри. Ему удалось протолкнуть несколько телепередач частной британской телекомпании «Ай-Ти-Ви». Ну не может же вся нация изо дня в день смотреть лишь «Даллас» и «Династию!» Почему бы им не показать экзотические и не очень экзотические нью-йоркские кабачки? Лили пообещала ему тогда, что приедет и поучаствует в рекламной компании, чтобы поддержать их продвижение, внести свежую струю, так сказать.
– Как же Энди перенесет разлуку? – спросила Лой.
– Одну неделю? Думаю, что нормально. – И потом, неожиданно для себя она спросила: Лой, он вам нравится? Сначала мне показалось, что не очень…
– Скажем так, сначала я еще не знала, нравится он мне или нет. – Лой сопроводила свои слова жестом, выражавшим неопределенность, роскошные широкие рукава ее платья описали в воздухе грациозную дугу.
На ней было нарядное платье из черного шифона с ярко-красными тюльпанами, отороченное по низу черными кружевами. На шее ожерелье из бисера, бисерины были подобраны так, что образовывали причудливый орнамент. Лой сняла одно из ожерелий и повесила его на шею Лили.
– Послушай, я взяла это с собой сегодня специально для того, чтобы отдать тебе. Возьми и носи, это хорошо будет смотреться вместе с ансамблем от Билли Блэсса.
Лили задумчиво повертела бисерины в пальцах. Каждая из них была украшена миниатюрной резьбой.
– Какая красота! Я никогда в жизни не видела ничего подобного!
– Они со времен правления королевы Виктории, – объяснила Лой, – древние драгоценности с тех времен, когда леди заботилась лишь о том, чтобы заиметь побольше таких вещиц. Сами по себе они особой ценности не представляют, разве что для какого-нибудь собирателя. Надеюсь, они тебе понравятся. У меня они пробыли уже достаточно времени, теперь очередь за тобой.
– А вам не жалко расставаться с ними? – поинтересовалась Лили.
Лой принялась было протестовать, но в это время показались первые ласточки – почетные гости и Лили должна была встречать их.
– Лили, как вы потрясающе выглядите!..
– Поздравляю тебя, Питер, дорогой… Мне не устают рассказывать о ваших подвигах…
– Это Лойола Перес, если не ошибаюсь? Я слышал, что и у нее есть кусочек компании. Значит, все правда…
– Послушайте, мне известно, что в эфире Лили Крамер сумеет связать пару слов, мне также известно, что у нее есть вкус, а вот насчет того, чтобы писать… Чем же она будет заниматься в журнале вместе с этим Фоулером?
Бормотанье перешло сначала в гомон, а вскоре и в настоящий шум. Лили была довольна. И когда шум достиг нужного уровня децибел, она уже не сомневалась в том, что вечеринка удалась на славу.
– Лили – твое угощение – просто объеденье, – реставратор из Гринвич-Виллиджа по имени Пепе деликатно откусил маленький кусочек изжаренной в масле креветки.
– Спасибо, Пепе, – ответила Лили, у которой от бесчисленных улыбок стало сводить мышцы на лице.
Запах сирени стал смешиваться с пряным ароматом еды. В помещении была страшная духота. Кондиционеры были установлены в срок. Рабочим пришлось много часов кряду вкалывать здесь почти без перерывов, чтобы успеть закончить монтаж к приему. Но здесь было что-то не так, эти машины явно не справлялись. Лили перехватила взгляд Лой, которая оживленно о чем-то спорила с главным распорядителем. По-видимому, по поводу нехватки льда. Слушая вполуха Пепе, она глазами искала в толпе Питера. Сначала это ей никак не удавалось, потом она увидела, как он выходит из лифта. По его торжественному и радостному виду она поняла, что он явно не расположен отвлекаться на дискуссии по поводу плохо работавших кондиционеров. В руках у него была толстая стопка журналов.
– Внимание всем! – пытался перекричать гомон Питер. – В руках у меня первые издания «Мира кулинарии» и «Домов».
Это было триумфом, потому что Лили никак не ожидала, что выпуски появятся здесь и сейчас. Еще утром типография не могла твердо обещать ей, что к вечеру они будут готовы. Лили удалось протиснуться в сектор обзора Питера. Она подняла обе руки в приветственном жесте. Он, заметив ее, улыбнулся своей неизменной плутовато-дружелюбной улыбкой, и тут же вокруг него собралась небольшая толпа, и свежие, пахнущие типографской краской журналы пошли по рукам.
На них еще не было никакой информации, которая бы указывала на их периодичность – все они нуждались в доработках и существенных изменениях. Но, тем не менее, новоиспеченным их издателям удалось изобрести для них новые шапки, вообще улучшить их визуальное решение. Издания стали толще, в них появилось много новых рубрик, среди которых была и рубрика Лили, причем рубрика эта присутствовала в том и другом журнале.
– А почему бы и не в двух? – недоуменно спросил ее тогда Питер. – Это два различных рынка потребностей, но все же у них много общего – ведь каждый дом, в конце концов, должен иметь и имеет кухню. Почему бы не попробовать? Хотя бы один раз.
И они решили попробовать. Лили очень беспокоилась относительно своей новой рубрики.
– Мне никогда не приходилось доселе этим заниматься, – жаловалась она Питеру, когда подошло время писать статью.
– И, пожалуйста, не рассчитывай на меня в эти сумасшедшие последние дни. Сама будь добра сядь и напиши – ты сама себе редактор и репортер и все остальное.
Позже выяснилось, что она не репортер и, тем более, не редактор. Не кто иной как Энди помог ей облечь написанное в ту форму, которая была бы пригодна для публикации.
– Как я посмотрю, твой мальчик имеет недурной стиль, – признался Питер после того, как получил из рук Лили рукопись.
– Да, ему пришлось чуть-чуть причесать меня, – не стала скрывать Лили. – Но это все, что касалось стиля. Что касается заголовка и содержания, то это целиком и полностью моя идея. Ну и что ты скажешь?
– Я скажу, что ты – засекреченный гений. Это просто великолепно.
Страничка, которую представляла в обоих изданиях Лили, называлась «Дом изнутри». И она была посвящена всем вопросам, которые неизбежно встают перед каждым, кто пытается превратить свой дом в домашний очаг. В основном Лили сосредоточилась на типах кухонь и столовых – среди будущих читателей ведь наверняка окажутся и телезрители, которые знали ее по передаче «Вкусно как дома». Первая статья была посвящена размещению мебели в столовых. Лили апеллировала к творчеству и изобретательности читателей, – суть телезрителей.
В момент, когда прибыл Энди, Лили была занята разговором с одним экспертом в области виноделия.
– Судя по тому, как здесь орут, ты на вершине славы, – проорал Энди прямо ей в ухо.
– Да, кажется, так и есть. Энди это… – она повернулась, чтобы представить Энди ее собеседника, но того уже и след простыл, – не иначе как вызвали в Калифорнию на дегустацию шампанского, – сокрушалась Лили. – Куда там нам, сереньким, против такой конкуренции!
– Все-таки не мешало бы и меня ввести в курс того, о чем ты говоришь, – Энди не понимал, в чем дело.
– Да так, ничего особенного. Лучше сядь где-нибудь, поешь, выпей, если желаешь…
Он состроил гримасу.
– Ну, не здесь, во всяком случае… Очень уж это напоминает кормление хищников в зоопарке.
Лили усмехнулась, и тут ее стал призывать Питер, так что Энди пришлось заботиться о еде и выпивке самому.
Он дождался ее минут через сорок, когда толпа гостей стала постепенно редеть, оставались лишь самые близкие ее и Питера приятели. Лили увидела Лой и ей показалось, что сеньора Перес уже планировала отчалить, а Питер, разумеется, всячески пытался отговорить ее от этого.
– Знаешь, нам не мешало бы поторопиться, если ты, конечно, не желаешь опоздать на самолет, – поторапливал ее Энди.
Лили прихватила свитер – третий элемент своего ансамбля – и кроме того, еще два чемодана, не позабыв захватить и плащ: Энди критически осмотрел ее багаж.
– Да-а, ничего не скажешь, времена изменились. И эта та самая Лили, которая, уезжая на неделю, берет с собой два чемодана барахла? Бывало ей приходилось довольствоваться одной единственной сумочкой…
– У этой новой Лили с десяток выступлений на телевидении и ей по три раза на день приходится переодеваться.
Лифт в этом здании был древний и, кряхтя, дюйм за дюймом, нехотя полз вниз.
– Вероятно, с моей стороны верх легкомыслия отпускать тебя в Лондон одну, когда ты так восхитительно выглядишь.
– Не о чем беспокоиться, мистер Мендоза. Я женщина – однолюб. – Она поднялась на цыпочки и чмокнула его в щеку.
Он поцеловал ее, и они стояли так до тех пор, пока дверь лифта не отворилась на первом этаже.
Самолет должен был отлетать в одиннадцать, было же без четверти десять, когда они прибыли в аэропорт им. Джона Ф. Кеннеди. В оставшееся время они решили пойти в бар. Энди не сводил с нее глаз, будто пытаясь впрок накопить визуальные впечатления на время ее отсутствия.
– Как ты мне нравишься в этом платье! Ты что, недавно его купила?
– Да, на прошлой неделе.
Свитер очень подходил по цвету к ее янтарного цвета платью. На нем красовались пуговицы из поддельного топаза. Лили расстегнула их и стянула свитер с себя, повесив его на плечи.
– Я что-то не видел раньше этого ожерелья. – Энди коснулся длинной нитки его черных бусин.
– И это совсем не новый атрибут. Подарок от Лой. Она утверждает, что они викторианские. Те, которые леди тех времен носили в знак траура. Чего это ты так на них смотришь? Речь не идет о том, что я пытаюсь предвосхитить твои похороны…
Он пожал плечами.
– Просто я кое о чем подумал. Они мне что-то напомнили.
Он хотел сказать ей еще что-то, но услышал объявление о начале регистрации пассажиров на ее рейс.
– Напомни мне, когда вернешься, – попросил он Лили и они направились к стойке «Пан-Америкен».
Задумчивое выражение оставалось на его лице, и когда он помогал Лили передвинуть оба чемодана на колесиках к паспортному контролю.
«Ай-Ти-Ви» позаботилась о ней на славу. Ее поселили в номере роскошного отеля «Коннот» на Карлос-плейс, неподалеку от американского посольства на Гросвенор-сквер. Отель «Коннот» был весь облицован красным деревом и медью. Здесь господствовал мрамор и нежный тонкий бархат кресел, вероятно, этот отель оставался одним из последних оплотов традиционно английской элегантности – изобретения короля Эдуарда. Лили он очень понравился и она еще долго вспоминала его старомодный комфорт. Единственное, что ее по-настоящему опечалило, так это невозможность повидаться со старыми друзьями из-за страшной ее занятости.
На студии она познакомилась с одной дамой. Даму звали Шелли Купер, и она взяла на себя нелегкие обязанности по улаживанию всех вопросов, возникавших в процессе работы Лили в Лондоне. Публицист Шелли Купер взяла Лили в такой оборот, что у той едва оставалось время для сна.
Телевидение, работающее в утренние часы, и передачи, предназначенные для просмотра исключительно в утреннее время за завтраком, в Англии тоже были новинкой. А теперь это уже были целых две программы – Би-Би-Си и Ай-Ти-Ви, и Лили показывали и там, и там.
– Как это Би-Би-Си удалось воткнуть и мою физиономию между этими бесконечными сериалами?
Шелли Купер усмехнулась.
– Все просто как дважды два. Потому, что ты наша любимая Лили Крамер. Наша знаменитость. Неудивительно, что и Би-Би-Си и мы показываем тебя по два, а то и по три раза в день.
– Боюсь, что к концу моего пребывания здесь англичан будет тошнить от моей мордашки, – призналась Лили.
В понедельник она приняла участие в прямом эфире в одной из утренних передач, потом была записана еще одна с Терри Воганом, показ которой был назначен на следующий вечер. После лихорадочного ленча состоялось выступление по радио, где слушатели могли связаться с ней по телефону и задать ей свои вопросы.
Это заняло около часа. После этого теле и радиомарафона она добралась до своего номера в отеле и уже собиралась прилечь отдохнуть перед ужином, на который нельзя было не пойти, и который должен состояться в присутствии Шелли Купер и людей, коих та считала очень важными персонами.
Шоу Терри Вогана начиналось в шесть часов вечера. Лили посмотрела его одним глазом у себя в роскошном номере «Коннота«, где был телевизор, одновременно переодеваясь к ужину. Ей предстояло ужинать с представителями ассоциации торговцев кухонной мебелью и оборудованием. Когда зазвонил телефон, она вставляла в ухо вторую жемчужную серьгу.
– Мисс Крамер! – обратился к ней немного смущенный девичий голосок. – Я из тех, кто занят на «Терри Воган шоу». Дело в том, что сейчас прошла передача…
– Я в курсе, – перебила ее Лили. – У меня включен телевизор. Великолепно, вы сотворили чудо, должна признаться.
– Благодарю вас, но я обращаюсь к вам по поводу одного человека, который позвонил нам и сказал, что видел нашу с вами передачу. Он рвался поговорить с вами и настаивал на том, что это весьма срочное дело.
– Ну, знаете, я не могу разговаривать с каждым, кто желает переделать свою кухню, – слегка раздраженно ответила Лили, – серьга никак не хотела продеваться в мочку. – Сейчас я не занимаюсь частными консультациями.
– Именно это я ему и сказала, – продолжала девушка. – Но он сказал, что дело не терпит отлагательства, и что это не консультация, а что-то личное. Естественно, я не стала ему сообщать, где вы остановились, но согласилась передать вам его номер телефона и адрес.
– Правильно, – похвалила ее Лили. – Очень правильно вы поступили. – Бумага и ручка были перед ней. – Диктуйте, пожалуйста.
– Он назвался Гарри Крамером и дал свой номер телефона в Лаймингтоне.
– Здравствуйте, моя дорогая. С тех пор, как мы с вами виделись, вы успели стать знаменитостью.
Интерьер маленького коттеджа в Лаймингтоне выглядел теперь неряшливее, чем тогда, насколько Лили могла помнить. Но слепой его владелец передвигался с завидной бодростью. Она последовала за ним в крохотную гостиную, взглядом пытаясь отыскать его супругу.
Будто видя ее, Крамер сказал:
– Вы, конечно, рассчитываете обнаружить здесь мою Клодетт. Очень жаль, но моя жена умерла в прошлом году.
– Я соболезную вам, – слова вырвались автоматически.
Но Лили действительно было жаль эту пожилую француженку. Она вспомнила о том, как они были привязаны друг к другу.
– Благодарю вас, – ответил Гарри Крамер.
Близился полдень среды, ей каким-то чудом удалось выкроить время для поездки сюда и то лишь ценою того, что ей пришлось расстроить планы нескольких приглашенных на завтрак рестораторов, что, в свою очередь, взбесило Шелли Купер. Гарри Крамер поставил перед ней поднос с кофе и малюсенькими пирожными.
– Вы не нальете себе сами, дорогая? – осведомился он смущенно.
Разливая по чашкам кофе, Лили присмотрелась к нему. Он изменился за это время очень мало. Все те же белые волосы, все то же впечатление хрупкости, субтильности и не очень хорошего здоровья. Но он, хилый, тщедушный Гарри Крамер, был жив, а его пышущая здоровьем жена умерла. Лили осторожно подала ему в руки чашку кофе, мельком отметив, что жизнь в этом коттедже, похоже, замерла. Обивка на мебели поизносилась, да и пыль была заметна повсюду. Мебель выглядела так, будто месяцами не знала полировки.
И ей еще раз пришлось убедиться в сверхъестественной телепатической способности хозяина. Не имея возможности читать мысли по мимике собеседников, он словно угадывал на расстоянии.
– Должен признаться, что со смертью Клодетт дом приходит в запустение. Я, конечно, пытаюсь что-то делать, но…
– Вы теперь совершенно один?
– О да, и меня это вполне устраивает. Социальная служба пыталась поместить меня в какую-то богадельню, но я им указал на дверь. Пару раз в неделю они присылают кого-нибудь из своих посмотреть, что со мной и как, да и соседи постоянно забегают, так что… кое-как держусь…
– Мистер Крамер, мне очень не хотелось бы показаться невежливой, но у меня очень мало времени. Вообще приехать сюда было для меня большой проблемой. Я в Англии всего на несколько дней.
– Я понимаю. – Он сделал предостерегающий жест рукой. – Я слышал, как вы говорили об этом в своей передаче. Мне очень повезло. Я уже много раз думал, как бы мне выйти на вас, но понятия не имел, как это сделать после того, как вы отправились назад в Америку.
– А вы что знали, что я поехала в Америку?
– Да, в общем. Кто-то из соседей прочел об этом в каком-то журнале и передал мне, это было несколько лет тому назад. Соседи приходят ко мне и регулярно читают мне прессу. Очень мило с их стороны, и кроме того, позволяет мне не упускать вас из виду.
– Вы говорили, что встреча эта очень важная, не так ли? В последний раз, когда мы встречались, вы утверждали, что вы обо мне ничего не знаете, и что мы с вами ни в какой родственной связи не состоим.
Он вздохнул.
– С тех пор я места себе не нахожу. Мне всегда казалось, что я поступил тогда неправильно. Но сейчас я все для себя решил. Вы уехали к себе, Клодетт умерла, и я остался совсем один, понимаете. Это облегчило мне принятие этого решения. Хотя, по правде говоря, до вчерашнего вечера, пока я не включил телевизор и не услышал «Терри Воган шоу» и не узнал из него, что вы здесь в Лондоне, я не знал, смогу ли я это сделать.
Ей страшно хотелось перебить его, потребовать от него краткости, попросить его побыстрее перейти к делу, но, судя по всему, пришпорить этого старичка ей не удалось бы. Он продолжал говорить.
– Теперь это твой единственный шанс», – сказал я тогда себе. – И если ты, Гарри Крамер, не развяжешь теперь этот старый узел, то… Короче говоря, я решился позвонить вам на студию, а они согласились передать вам, что я звонил.
Он продолжал нервно постукивать пальцами по толстой деревянной палке, которой он не пользовался внутри дома, но которая неизменно стояла прислоненной к его креслу. В конце концов, она упала, и Лили едва успела подхватить ее и подала ему.
– Благодарю вас. Вы – славная девушка. И Клодетт, и я так сразу и подумали, поэтому… он колебался. – Знаете, дорогая моя, – тихо сказал он. – Когда мы тогда с вами повстречались впервые, это было в семьдесят четвертом году, я солгал вам.
У Лили вырвался короткий вздох. Вообще-то она была к этому готова. Это вступление, это хождение вокруг да около говорило о том, что он собирался сообщить ей нечто важное.
Но терпеливо дожидаться, пока он станет рассказывать, она не могла.
– То есть, вы хотите сказать, что вы действительно мой отец?
Он улыбнулся.
– Нет, ни в коем случае.
Странно, но она от этих его слов ощутила значительное облегчение. Она не имела мужества признаться себе, но тем не менее ей не хотелось, чтобы этот человек оказался ее отцом. Не было у нее такого чувства, что между ними существовала какая-то незримая связь, не было той электрической искры, той вспышки озарения, которая обычно сопровождает любое внезапное открытие. Не было у нее желания убедиться в том, что человек, которого она искала, о котором она столько мечтала, которого она столько раз представляла себе в своих фантазиях и видела в снах – что этот сидящий перед ней слепой пожилой человек – ее отец.
– Тогда кто же вы?
– Я не ваш отец, – повторил Крамер. – Но я присутствовал при вашем рождении. И дал вам свое имя. – Он снова замолчал.
Лили тоже ничего не оставалось, кроме как молча ждать объяснений.
– Верность данным когда-то обещаниям, безусловно, заслуживает уважения, – продолжал Гарри Крамер. – Но после стольких лет она для меня менее важна, чем какие-то другие вещи. Понимаете, жить вот так, как живете вы, так и не зная необходимых и основополагающих сведений о себе просто невозможно. Это – противоестественно.
Лили стал бить озноб. Она ничего не могла с этим поделать, чтобы хоть как-то унять эту противную дрожь… И в течение целого часа, потребовавшегося Гарри Крамеру, чтобы поведать ей его странную историю, Лили не переставала дрожать.
Каким-то образом ей удалось просуществовать на протяжении следующих полутора суток, даже что-то делать, общаться с кем-то, решать массу важных вопросов и при этом ничем не выдать своего состояния. Никто и подумать не мог, что этот лондонский вояж Лили Крамер поставил весь мир с ног на голову. Лишь один Энди почувствовал неладное. Он позвонил ей в полночь с четверга на пятницу, когда она лежала без сна на широкой постели «Коннота», уставясь в темноту и размышляя. Стоило ей услышать его голос, как ее хваленый самоконтроль испарился в мгновение ока.
– Что с тобой Лили? – Энди потребовалось десять секунд, чтобы определить ее состояние… – Голос у тебя какой-то замогильный.
– Кое-что произошло, но по телефону я сейчас не могу ничего объяснить. Завтра во второй половине дня я уже буду дома. Встретишь меня в аэропорту?
– Вот поэтому-то я и звоню тебе, дорогая. Дело в том, что я сейчас не в Нью-Йорке.
– А где?
– В Уэстлейке. В имении моих родственников.
– Так ты здесь, в Англии?
– Да. И тоже не могу объяснить тебе по телефону почему. Думаю, что останусь здесь еще на день-два. Но к воскресенью обязательно вернусь в Нью-Йорк. – Его голос стал мягче, нежнее. – А пока потерпи, милая. Ты ведь хочешь видеть меня? Если хочешь, я могу сесть в поезд и примчаться в Лондон.
Конечно, она хотела его видеть. Но может быть все же не сейчас, а позже. После того, как пробудет в Нью-Йорке пару дней и приведет в порядок свои мысли.
– Я всегда хочу тебя видеть, – тихо проговорила она в трубку. – Но до воскресенья вполне могу обождать. Я буду дома, как обычно. Только Энди, возвращайся как можно скорее…
Самолет Лили приземлился в аэропорту имени Джона Ф. Кеннеди в пять часов по местному времени, а в шесть тридцать, она была уже у себя в квартире. Сначала она просто сидела какое-то время, уставившись в пространство, потом взяла ручку, лист бумаги и принялась записывать то, что сочла необходимым. Она принималась за это еще в самолете, но слишком она была измотана для того, чтобы суметь сконцентрировать свое внимание. Теперь в ее крови было достаточно адреналина, чтобы голова ее была или казалась ей ясной и ее охватило неуемное желание увидеть это все представленным графически, черным по белому: и ответы, данные Гарри Крамером, и те вопросы, которые он сам того не желая вызвал этими ответами.
Лишь около десяти часов вечера она отложила в сторону ручку. Некоторое время Лили сидела в раздумье. Нет, не будет она жить с этой тайной, камнем лежавшей у нее на сердце все оставшуюся жизнь. Не собирается она изображать невинную незнайку. И какие бы это не возымело последствия, она все равно поднимет эти вопросы перед теми, кто в состоянии дать на них исчерпывающие ответы. И она сумеет добыть именно исчерпывающие ответы на них.
Лили потянулась у телефону, набрала в легкие побольше воздуха и сняла трубку. Сначала она позвонит Ирэн, а потом очередь дойдет и до Лой.
В воскресенье Энди из аэропорта прямиком отправился к Лили на квартиру. Она ждала его. Оба долго не выпускали друг друга из объятий. Потом, держа ее за плечи, он присмотрелся к ней.
– Устала ты…
– Да, немного. И кроме того…
– И кроме того что?
– Проходи и садись. – Он прошел, увлекая ее за собой к одному из огромных кресел и, усадив ее, присел сам на одну из его ручек.
– Мне страшно много надо рассказать тебе. Кое-что, наверное, очень тебя опечалит, но я решил, что не вправе скрывать от тебя ничего.
Могло показаться, что Лили вообще никак не реагировала на сказанное.
– Ладно, давай выкладывай…
Энди извлек из кармана очередную фотографию. На ней была изображена женщина в шляпе с полями и с ожерельем на шее.
– Это моя двоюродная сестра Шарлотта. Она известна, кроме всего иного и прочего, как страстная любительница ожерелий. Именно это обстоятельство и натолкнуло меня на кое-какие размышления. Тогда, на вечеринке, посвященной открытию вашей фирмы, когда я увидел на тебе ожерелье, я уже тогда уловил какое-то сходство, мне еще тогда показалось, что где-то раньше приходилось видеть это ожерелье, которое ты получила в подарок от Лой. Я должен был узнать ее, но сначала не узнал. А натолкнули меня на мысль твои бусы. Хотя фото это сделано еще до моего рождения и ей на этой фотографии всего тридцать лет.
– Понимаю, – ответила Лили. – А другая? Кто она? Ты не знаешь, кто она?
– Аманда Кент – Престон-Уайльд леди Суоннинг, как мы и подозревали. К тому времени, когда был сделан этот снимок, ей уже провели пластическую операцию. Потому-то она и не похожа на ту Аманду, прежние фотографии которой нам приходилось видеть.
Лили без слов поднялась. Он последовал за ней в кухню и молча наблюдал, как Лили наливала для себя и для него чистый виски без льда и без содовой. Это несколько его шокировало, потому что он знал, что Лили к алкоголю относилась скорее отрицательно.
– Ты позволишь мне рассказать всю эту историю до конца, пока моя решимость не улетучилась? – спросил он. – Понимаешь, не могу я смириться с тем, что делаю тебе больно…
– Продолжай, – сказала она, повернувшись к нему.
Он не мог смотреть ей в глаза.
– Я уверен, что Аманда сделала себе и вторую пластическую операцию.
Он вздохнул.
– И еще: я совершенно уверен в том, что Лойола Перес – это Аманда Кент.
Лили молчала. Слова Энди отдались в тишине. Энди пристально смотрел на Лили.
– Как бы нелепо это не звучало, но мне думается, что для тебя это не новость.
– Да нет, совсем не так. Дело в том, что у меня состоялась еще одна встреча с Гарри Крамером во время этой моей поездки в Англию. Давай вернемся в гостиную. Теперь моя очередь ошарашить тебя.
Лили уселась прямо перед ним так, чтобы видеть его лицо.
– Есть и еще кое-что важное, что тебе неизвестно – негромко произнесла она. – Аманда Кент – моя мать.
