ГЛАВА 20
30 августа 1778 года.
Мой дорогой, дорогой Торн!
Ты дорог мне сейчас и всегда будешь дорог, хотя, возможно, с трудом поверишь в это, потому что сейчас я сообщу тебе, что не собираюсь ехать в Англию. Видишь ли, Торн, дом для меня – это Америка, и я устала от постоянной борьбы, пытаясь убедить себя, что мы сможем жить вместе в гармонии в то время, как наши две страны ведут эту ожесточенную войну друг против друга.
Я уже почти приняла то же самое решение относительно того, как мне поступить, когда письмо от жены твоего дяди попало мне в руки. (Я вскрыла его, думая, что оно может содержать известия, которые ты можешь получить быстрее через военную почту.) После того как прочла то, что написано этой незнакомой женщиной, показавшейся мне такой же мерзкой, как и ее письмо, поняла, что мое решение – правильное и верное.
Не хочу, чтобы меня обучали стать достойной тебя, виконта Водсвортского. Ты полюбил меня такую, какая я есть, несмотря на мои неотесанные углы. Если эти углы… мои манеры и умение вести себя требуют шлифовки, тогда тебе лучше вернуться в Англию одному и найти кого-нибудь еще, кто устроит тебя. Я слишком уважаю себя, чтобы продолжать жить с мужчиной, который не ценит меня такой, какая я есть.
Когда-то ты сказал, что если у нас ничего не получится, то дашь развод. Пожалуйста, Торн, давай без горечи и сожаления разведемся и постараемся сохранить чувство благодарности за то счастливое время, которое провели вместе, и за любовь, которую испытали.
Лайза.
P. S. Не собираюсь жить в Холланд-Хаузе, поэтому не старайся найти меня там, зря потеряешь время.
Город Нью-Йорк
30 августа 1778 года.
Мои дорогие родители!
Сообщаю вам, что вскоре вы можете получить какое-нибудь известие, по почте или в результате визита, от моего мужа. Если это случится, он будет расспрашивать о моем местонахождении.
Дорогая маман, дорогой папа, умоляю не говорить ему – будь он совершенно расстроен или, может быть, рассержен, – что я нахожусь (отправляюсь туда сегодня же) у бабушки Микэ в Грейс-Холле.
Обстоятельства таковы, что у меня нет выбора, кроме как расстаться с мужем. Не вините его, умоляю вас, в том, что он дурно обращался со мной. Наши расхождения носят не личный характер, а политический. В этом отношении разница в наших убеждениях более велика, чем океан, разделяющий наши страны. Не могу поехать с ним в Англию, как он того желает, и просила его дать развод, а вас снова прошу не сообщать ему место моего пребывания.
Надеюсь, когда Торн уедет из Америки, приехать к вам в гости. Скучаю без вас больше, чем могу выразить словами.
Ваша преданная дочь
Лайза Ван Гулик.
Грейс-Холл, Джоки-Холлоу,
Недалеко от Морристауна,
4 сентября 1778 года.
Дорогая Крейг!
Пишу наспех, – мне только что пришло в голову, что мой муж, имея довольно цепкую память на детали, может вспомнить твое полное имя и адрес из наших с ним разговоров. В таком случае он, возможно, нанесет тебе визит, если только еще не сделал этого.
Если приедет, можешь сообщить одно из двух: первое – удобную ложь, – у тебя потеряна связь со мной и ты не знаешь, где я нахожусь; второе – менее удобную правду, – ты, конечно, знаешь, но, по моей просьбе, не скажешь.
Не буду объяснять в письме причины, почему рассталась с ним. Не могла бы ты приехать ко мне погостить? В настоящее время устраиваю свой дом у бабушки Микэ, которая говорит, что тоже будет счастлива, если ты приедешь и погостишь в Грейс-Холле столько времени, сколько можешь провести вне дома. Приезжай обязательно, Крейг. Так хочется поболтать с тобой, как прежде.
Твоя любящая подруга
Лайза Микэ.
Холланд-Хауз
6 сентября 1778 года
Дорогая дочь Лайза!
Сердце твоей матери и мое наполнилось тревогой после получения твоего письма, потому что между строчек прочитали, как ты несчастна.
Мы никогда не радовались твоему замужеству с британским солдатом, но, с другой стороны, не хотели и разрушения этого брака.
Было бы печально, если бы ты оказалась по другую сторону Атлантики. Для тебя будет еще печальнее, если ты поспешно примешь неверное решение.
Подумай хорошо о том, что делать, не допусти ошибки, но всегда знай, что бы ты ни сделала и ни решила, все равно останешься нашей любимой дочерью, и мы выполним твое желание, если капитан Холлоуэй приедет сюда или случайно напишет нам.
Твой отец Джорис
Ван Гулик
Холланд-Хауз
10 сентября 1778 года
Дорогая Лайза!
Приезжал капитан Холлоуэй. Ты предполагала, что он может быть или сердитым, или расстроенным: было и то, и другое, кроме того, рассердился на нас тоже, потому что выполнили твою просьбу и не рассказали ему, где тебя можно найти.
Вместе с тем сомневаюсь, что мы поступили правильно. Твой муж показался нам достойным уважения очаровательным мужчиной. Мать рассердил его план увезти тебя немедленно в Англию. Он покинул армию, поэтому, слава Богу, нам не пришлось испытать боль от того, что мы принимаем зятя, одетого в британское обмундирование. Капитан вернулся в Нью-Йорк не менее решительный, чем прежде, с намерением во что бы то ни стало разыскать тебя.
Твой отец
Джорис Ван Гулик
Город Нью-Йорк
1 октября 1778 года
Дорогая Лайза!
Твой отец остался верен тебе и не сообщил, где могу найти тебя. Но он оказался не таким жестокосердным и не отказался передать это письмо тебе, где бы ты ни находилась, поэтому уверен, что ты прочитаешь его.
Похоже, что твои родители поверили, что наши расхождения носят политический характер, и я не стал убеждать их, что думаю иначе. То, что наши взгляды не совпадают, не является новостью для нас, тем не менее, несмотря на них, мы любили и были счастливыми в течение почти двух лет.
Мое глубокое убеждение, что тобой больше двигала гордость, чем политика. Письмо Летиции, ты правильно назвала его «мерзким», вызвало в тебе определенную вспышку раздражения и оскорбленной гордости.
Она мерзкая женщина и не нравилась мне еще до женитьбы дяди на ней, и уж тем более после женитьбы, хотя я прилагал все усилия, чтобы быть учтивым с ней. Откровенно говоря, ему самому она не очень нравилась, но у нее было хорошее приданое, она из хорошей семьи, красива лицом, если не характером, и, по правде, достаточно молода, чтобы иметь потомство.
Но как ты осмелилась думать, что она говорит от имени дяди, тем более моего?
Когда ее поздравления по поводу моей женитьбы приняли форму предложения «обучить» тебя, я не поддался, ради дяди, раздражению, а поблагодарил ее в письме, сказав, что моя невеста прекрасна и не нуждается в ее обучении.
То, что она в своем письме подала все иначе, не моя вина, и не могу принять ее на себя. Лайза, как ты могла подумать, что я способен написать такую ерунду? Или согласиться, что ей нужно обучать мою жену хорошим манерам? Обожаю тебя такой, какая ты есть.
Весь прошедший месяц пытался напасть на твой след, однако все поиски привели в никуда. Лайза, пожалуйста, приезжай ко мне в Нью-Йорк или позволь приехать к тебе. Если после нашего разговора захочешь остаться в Америке, обещаю не принуждать тебя, но умоляю дать возможность увидеться с тобой – мы так много потеряли из-за взаимного непонимания.
Всегда твой, преданный поклонник и муж
Торн
16 октября 1778 года
Дорогой Торн!
Папа перешлет это письмо, как переслал твое, поэтому уверена, что ты вскоре прочтешь эти строки. Не могу ни приехать к тебе в Нью-Йорк, ни позволить тебе приехать ко мне. Если сделаю это, то пропаду. Знаю, как ты умеешь убеждать… как убедительно действует на меня твое присутствие. Не осмеливаюсь подвергать себя ни тому, ни другому, ни вместе взятым. Знаю, ты убедишь меня уехать с тобой в Англию, а я не хочу.
Здесь, вдали от тебя, в мире моего выбора, чувствую себя уютно и надежно. Не считаю себя безумно счастливой, но, по крайней мере, и не безнадежно несчастной. Спокойствие духа – немаловажная вещь.
Настаиваю на том, чтобы ты уехал в Англию, мой дорогой.
Будь счастлив.
Лайза
2 ноября 1778 года.
Бог мой, Лайза, ты говоришь о спокойствии духа, о том, что тебе «уютно и надежно», как будто прожила семьдесят лет, а не менее двадцати. Однажды подумал, что ты обладаешь мужеством, смелостью и редкой моральной силой. Сейчас презираю тебя за малодушие, хныкающие оправдания, за нежелание использовать любую возможность. Как ты умоляешь, уезжаю в Англию – отплываю на этой неделе; и не потому, что ты просишь об этом, а в связи с тем, что состояние дел в Водсворте требует руки хозяина.
Когда все будет в порядке и Летиция переедет жить в оставленный ей в наследство дом или в Лондон – никогда не подразумевал, что может быть иначе, – вернусь в Америку за тобой. Поняла меня? Вернусь и найду. Тогда сведем счеты, и, к моему удовлетворению, они будут не в твою пользу.
Надеюсь, до того, как мы встретимся, спокойствие растает, оставив дух мучиться так, как мучаюсь я, и, в особенности, сделает твои ночи такими же неспокойными, как мои.
Эндрю Марвелл написал стихотворение, которое тебе следовало бы хорошо выучить, особенно вот эти строчки:
Могила – уединенное и прекрасное место,
Но никто там, к сожалению, не может обняться.
Твой муж (навсегда),
Торн Холлоуэй
И (черт возьми, переваришь ты это или нет)
виконт Водсвортский.
