Глава 14
— Что за шутки? — недоуменно произнес Мейджорс, срывая одеяло с кровати.
Его охватило чувство отчаяния, а вместе с ним чувство оскорбленного собственного достоинства. Это надо же, он столько извинений принес свернутому одеялу! Но где же она? Неужели она отважилась на какой-то безумный поступок? И все из-за него. Это он виноват в том, что она ночью покинула жилище.
Люк грубо обругал сам себя и сразу же попытался представить, куда она могла пойти ночью. Скорее всего, она где-то вместе с детьми, которых он так бесцеремонно выставил.
Без долгих размышлений Люк отправился на поиски Чики и Рафаэля. Всего двадцать минут потребовалось ему для того, чтобы выяснить, что дети ее больше не видели. Тогда он принялся обыскивать весь лагерь. Ему повстречались Салли, Хэдли и другие члены банды, но каких-либо следов проповедницы нигде обнаружить не удалось. Люк начал теряться в догадках.
Тут он услышал вопль Барни.
— Куда делась моя лошадь? — кричал тот на весь лагерь. — Кто взял мою лошадь?
Люк ухмыльнулся. Кажется, он начал понимать, куда делась сестра Мэри. Значит, он до такой степени напугал проповедницу, что она одна и совершенно беззащитная пустилась в бега. Люк даже застонал, ощутив всю тяжесть своей вины, и стал лихорадочно искать выход из создавшегося положения. Требовалось что-то придумать и предпринять очень быстро, пока Салли не пронюхал о побеге проповедницы.
— Я знаю, где твоя лошадь, — сказал Люк, подходя к Барни.
— Откуда ты можешь знать? — недоверчиво посмотрел тот на Люка.
— Я думаю, что на ней ночью сбежала проповедница, — ответил Мейджорс.
Порывшись в кармане, Мейджорс достал деньги и протянул Барни.
— Вот, возьми, пока я не поймаю ее и не приведу назад, — предложил Люк.
Барни с жадностью засунул деньги в карман, их оказалось значительно больше, чем нужно.
— Сестра Мэри — твоя женщина, и тебе придется задать ей взбучку, — заметил он.
— Не беспокойся, как только доберусь до нее, проучу как следует, — заверил Люк.
— Ладно, ты только приведи мою лошадь, она мне очень нравится, — попросил Барни.
— Хорошо, много времени на это не уйдет, — пообещал Мейджорс, направляясь на конюшню за своим конем.
Едва он отошел, Барни отправился на поиск Салли, которому тут же рассказал о случившемся.
Оседлав коня, Люк неторопливым шагом направился к выходу из каньона. Он обратил внимание, что все с любопытством смотрели на него, при этом некоторые улыбались. Откуда-то появился Салли и подошел к Люку.
— Я слышал, что маленькая проповедница перехитрила тебя, — сказал он с откровенным сарказмом.
Сжав зубы, Люк внимательно посмотрел на стоявшую поблизости толпу мужчин.
— Далеко она от меня не уйдет, — процедил он.
— Должно быть, ты, приятель, не слишком силен по мужской части, — продолжал издеваться Салли. — Иначе чего бы ей сбегать от тебя, а? Она тебя устраивает, а вот ты ее, как я понял, не очень-то.
Наблюдавшие за встречей приятели Салли расхохотались. Люк молча пустил коня галопом.
— Может быть, тебе нужна моя помощь, чтобы вернуть ее, Мейджорс? — крикнул Салли вслед ему. — Я могу помочь. Мои женщины от меня не сбегают, я не могу от них отбиться. Правда, Джуана?
С этими словами он привлек к себе стоявшую рядом Джуану и смачно поцеловал ее. Джуана вернула ему еще более горячий поцелуй, скосив при этом глаза в сторону Люка. Она не теряла надежды вызвать у Мейджорса чувство ревности. Теперь, когда эта противная проповедница сбежала, повариха рассчитывала заполучить кроме Салли также и Люка. Ее мало волновало, что другие женщины и некоторые дети будут сожалеть об отъезде сестры Мэри.
Крепко прижимая к себе Салли, Джуана думала о том, что она отомстила ему за побои, а заодно и Мейджорсу за его высокомерие. Да, да, сразу обоим мужчинам, хотя они об этом никогда не узнают. Джуана видела, как проповедница убегала из лагеря. Сначала повариха хотела было поднять тревогу, но потом передумала, решив, что бегство сестры Мэри только на руку Джуане. Проповедница покинула лагерь несколько часов назад, значит, успела уехать достаточно далеко. Чем дальше сестра Мэри от лагеря, тем лучше Джуане. Сопровождаемый издевательским смехом Салли и его приятелей, Мейджорс выехал, наконец, за пределы лагеря. Он понял, что Салли ничего не знает о местонахождении сестры Мэри. Это Люка радовало. Особенно обрадовало его то, что Салли не пустился немедленно в погоню за проповедницей. Все это так, но каково теперь сестре Мэри? Где она сейчас скачет в полном одиночестве? Одному Богу известно, что могло случиться с нею в дороге ночью. Люк должен найти ее во что бы то ни стало. Прежде всего нужно расспросить охранника у выхода из каньона.
— Женщина из лагеря не выезжала? — спросил Мейджорс, остановив коня возле сторожевого поста.
— Примерно в полночь проехал один всадник, но это был мужчина, — ответил тот.
— А кто именно это был, не знаешь? — уточнил Люк.
— Сначала мне показалось, что проехал Феликс, — произнес охранник. — Но некоторое время спустя я увидел Феликса, поэтому теперь уже не могу сказать, кто же именно выехал. Да и не мое это дело беспокоиться о выезжающих. Главное, чтобы в лагерь не проехал никто незамеченным.
— А как был одет тот, кто выехал? — продолжал расспрашивать Люк.
— В темноте я не мог хорошенько рассмотреть, — пожал охранник плечами. — Однако сомбреро на нем было, это точно. Еще брюки и рубашка.
— Спасибо, — поблагодарил Мейджорс.
Теперь ему многое стало понятнее. Итак, сестра Мэри убежала в той одежде, в которой находилась после стирки своего платья. Мужская одежда сыграла свою роль с точки зрения маскировки. Будь проповедница в платье, охранник, несомненно, обратил бы на это внимание. Люк выехал из каньона и отправился по следу сестры Мэри.
Оставив позади сторожевой пост, Коди не стала рисковать. Она совершенно не знала дорогу, поэтому благоразумно решила дождаться рассвета. Пока не рассвело окончательно, она ехала шагом, а потом пустила лошадь галопом. Ей хотелось уехать как можно дальше от лагеря, поскольку, она не сомневалась, Люк пустится за ней в погоню. Она не хотела возвращаться с ним. Особенно после всего того, что произошло между ними ночью.
Коди заставляла себя не думать о Мейджорсе, о своих чувствах к нему. Она должна была признаться, что желала его, но… Если все услышанное ею о нем правда, то он — самый настоящий бандит и убийца. А к убийцам Коди относилась безжалостно, полагая, что их место в тюрьме.
Однако сомнения в преступности Мейджорса все больше охватывали девушку, и она, наконец, заставила себя не думать больше о Мейджорсе. Коди стала рассматривать окружающий пейзаж и любоваться чистым голубым небом. Лирическое отступление длилось не более трех минут. Затем мысли Коди снова вернулись к Люку Мейджорсу и банде Дьявола.
Ей показалось странным, что Дьявол никогда не показывался в лагере, что Хэдли и другие бандиты для встречи с главарем специально куда-то выезжали. За время пребывания в лагере ей довелось услышать немало обрывков разговоров, и теперь она пыталась на их основе составить цельную картину.
Как-то Хэдли сказал Люку Мейджорсу, что теперь тот — один из них. Означало ли это, что во время ограбления банка в Дель-Фуэго он не являлся членом банды? Неужели он присоединился к ним только после побега из тюрьмы? Но если он не был членом банды с самого начала, то зачем ему было бежать из тюрьмы?
«Ладно, правосудие свершится, и тогда все станет ясно», — мысленно произнесла Коди.
Но тут возник вопрос насчет правосудия относительно Люка и Салли. Неужели их поставят на одну лавку? Если Салли хладнокровно убивает, то Люку до этого очень далеко. Да, что-то у сестры Мэри не сходились концы с концами. Предстояло еще не раз все обдумать и взвесить. А может быть, снова встретиться с членами банды Дьявола. А почему бы и нет?
Из подслушанного разговора Коди знала, что после следующего ограбления бандиты намеревались укрыться в пограничном городе Рио-Нуэво. Что ж, когда банда Дьявола доберется туда, Коди уже будет ждать их. Правда, не в облике сестры Мэри. Явившись в образе девицы из салуна, она сможет лучше контролировать Люка, чем сестра Мэри. Что же касается образа проповедницы, то он свою роль сыграл. Для того, чтобы доставить Люка Мейджорса в органы правосудия, нужен другой ход. И Коди его сделает.
Люк без труда отыскал следы лошади, на которой сбежала сестра Мэри. Как он и предполагал, проповедница направилась в Эль-Трэджар. Наверное, она спешила к своему Гордому Призраку, этому тщедушному индейцу, который оказался не в состоянии защитить ее от Салли и его приятеля. Что ж, это ее право ехать туда, куда она считала нужным. Только неужели ей непонятно, что именно в этом городе Салли и будет искать ее в первую очередь? Если, конечно, ему вздумалось бы преследовать ее. Хорошо, что он остался в лагере и что никто из бандитов не увязался вместе с Люком. Мейджорсу очень хотелось поговорить с сестрой Мэри наедине. Он догонит ее и скажет ей несколько слов…
Был уже полдень, когда Мейджорс поднялся на вершину холма и увидел сестру Мэри. Она скакала на лошади на удалении примерно в одну милю. Как и предполагал Люк, на ней были мужские брюки, рубаха и сомбреро. Все это делало девушку похожей на мужчину. Но Люка поразило другое. Его поразила посадка сестры Мэри. Он полагал, что увидит ее утомленной, даже разбитой, еле сидящей на лошади. Но перед ним был тренированный наездник, который сидел на лошади так, словно только пустился в путь.
— Да она будто родилась в седле! — невольно сорвалось с губ у Люка. — Вот еще один ее талант.
Мейджорс поскакал было за ней, но вскоре остановился. Ему вдруг пришла в голову новая идея. И он неторопливо следовал за сестрой Мэри на таком расстоянии, на котором она не могла его видеть.
Выезжая из лагеря, Люк намеревался непременно вернуть проповедницу обратно, но теперь его планы изменились. Он решил, что ее не следовало возвращать по нескольким причинам. Во-первых, он не сомневался в том, что она благополучно доскачет до Эль-Трэджара. Во-вторых, он не представлял себе их взаимоотношения после ночных поцелуев и объятий. В любом случае он был обречен на раздражительность и взвинченность. А это ему совсем не нужно. В разгоревшейся борьбе с Салли и самим Дьяволом ему очень нужны выдержка и внутреннее равновесие. Значит, сестра Мэри, против своей воли, служила бы в интересах врагов Мейджорса. Получалось, что во всех отношениях Люку выгоднее вернуться в лагерь без сестры Мэри.
Теперь он знал, что ему делать. Он проводит ее до пригорода Эль-Трэджара, а потом вернется назад, уничтожая все оставленные беглянкой следы. Если кто-либо попытается отыскать ее, то ему будет очень непросто сделать это. Кроме того, Мейджорс некоторое время будет держать дорогу на Эль-Трэджар под контролем, чтобы не допустить внезапного набега Салли на город.
Так Люк и сделал. Проводив проповедницу до самого пригорода, он вернулся назад и на удалении десяти миль от Эль-Трэджара разбил небольшой лагерь, где решил заночевать.
А ночью, глядя на звездное небо, Люк снова вспомнил сладкие губы сестры Мэри, ее изумительное нежное тело и тот шквал страсти, который они пережили вместе.
— Жаль, что эта женщина не для меня, — с огорчением произнес Мейджорс.
Такого острого чувства сожаления он не испытывал уже много лет.
Сидя в одиночестве в своем номере в гостинице, рейнджер Джек Логан смотрел через оконное стекло на темные и пустынные улицы города. Все его мысли сейчас занимал Люк Мейджорс, который, судя по всему, оказался в очень трудном положении. После ограбления банка в Дель-Фуэ-го банда Дьявола ничем не выдавала своего существования. Она исчезла, растворилась. И это тревожило Джека, сбивало с толку. Он предпочитал энергичные действия. Ему хотелось гоняться за бандитами, вести с ними перестрелку. А он вместо этого был вынужден сидеть и ждать неизвестно чего. Может быть, лишь жадные до денег наемные охотники привезут в город Люка.
Тихий стук в дверь прервал размышления Джека и сильно удивил его. Джек никого не ждал в это время. Никто из его сослуживцев никогда не стучал так тихо. Эти два обстоятельства побудили Джека достать из тумбочки револьвер.
— Войдите! — произнес рейнджер, держа оружие за спиной.
Дверь медленно открылась, и Джек, к своему величайшему удивлению, оказался носом к носу с Элизабет Харрис.
— Джек, я могу войти? — тихо и робко произнесла она. — Мне необходимо выговориться.
Ее вопрос прозвучал, как мольба, и вызвал в душе рейнджера щемящее чувство жалости.
— Конечно, входите, — произнес Джек, чувствуя себя с револьвером в руке настоящим идиотом.
Ему следовало бы выйти в коридор, встретить там леди и провести ее в помещение, но вместо этого он сделал шаг назад и торопливо, не глядя, сунул револьвер в тумбочку.
Когда Элизабет приблизилась к нему, он ощутил нежный аромат ее духов и нашел ее и его восхитительными. Еще несколько минут назад приближающаяся ночь представлялась ему невыносимо тоскливой и долгой, и вдруг все резко изменилось. Да и могло ли быть иначе? Перед ним стояла прекрасная женщина и смотрела на него самыми выразительными в мире карими глазами. За такие глаза мужчины обычно отдают свою душу.
— Я прошу прощения за свое вторжение, — произнесла она, видя, что застала его врасплох. — Я не хотела беспокоить вас таким образом.
— Никакого беспокойства, — перебил он ее. — Вы желаете присесть?
С этими словами Джек показал рукой на единственный стул, стоявший у окна. На этом стуле он только что сидел сам и смотрел в окно.
— Да, спасибо.
Она говорила и держалась с заметной напряженностью.
Джек тут же подал ей стул, а сам присел на краешек кровати лицом к гостье. Сценка слегка смахивала на интимную, Джек понимал это, но в данном случае ничего не мог поделать.
— Что случилось, Элизабет? — спросил он, мысленно готовясь услышать самое худшее. — Вашему мужу стало хуже?
Элизабет подняла на него полные слез глаза.
— О, Джек… Все так ужасно…
— Что случилось? Он?..
— Нет, нет, Джонатан все еще жив, но для меня жизнь превратилась в ад. Он очень зол, он прямо разъярен оттого, что стал таким… калекой. Мне показалось, что он во всем винит меня, и против меня он обращает весь свой гнев.
Ее прекрасное лицо выражало боль и горе, и Джек еще острее почувствовал потребность защитить эту женщину.
— Он вас не обижает?
Она судорожно вздохнула, стараясь взять себя в руки. Потом зарделась и встала.
— Простите, я не должна была приходить к вам. Простите!
Элизабет бросилась к двери, стыдливо прикрыв лицо рукой.
— Элизабет!
Джек стал между женщиной и дверью. Она выглядела такой испуганной, такой потерянной, что он не мог отпустить ее, не попытавшись хоть чем-нибудь помочь ей. Как не помочь этой хрупкой прекрасной женщине? Одна только мысль, что она страдает, пробудила в нем галантность. Женщины созданы для любви и поклонения им, а не для того, чтобы заставлять их страдать.
— Нет, Джек, спасибо, я должна уйти.
— Но что с вами?
Он нежно взял ее за хрупкие плечи и повернул к себе. В его сильных руках она показалась ему такой маленькой и изящной.
В этот момент он заметил на ее запястье небольшой синяк.
— Что он с вами делал?
— Это всего лишь…
— Джонатан ударил вас?
— Но он был в таком отчаянии… Я уверена, что он вовсе не хотел этого. Просто…
Здесь она сделала какое-то неловкое движение рукой, отчего рукав ее платья поднялся еще выше, и Джек увидел на ее предплечье синяк, размером и формой напоминавший ладонь.
— Это тоже он вам сделал? — невольно вырвалось у Джека.
— Он был очень сильно рассержен, — отчаянно защищала Элизабет своего мужа. — О, мне не следовало приходить сюда. Я пойду…
— Элизабет, — нежно произнес он. — Вы прекрасная женщина, и никто не должен поднимать на вас руку даже в гневе. Никто и никогда.
Желая успокоить эту несчастную женщину, Джек непроизвольно обнял ее за плечи и привлек к себе.
Элизабет задрожала всем телом и зарыдала, не таясь. Она прильнула к Джеку. Она почувствовала, что нашла в нем человека, который способен ей помочь. Он такой сильный, такой горячий, такой хороший. Чем больше она думала о нем, тем лучше понимала, что нуждается в нем. Ей до отчаяния хотелось того, что он мог ей дать.
— Элизабет, — снова произнес Джек.
Теперь его голос прозвучал хрипло из-за бушевавших в нем чувств.
Она сделала глубокий вдох и перестала рыдать. Джеку хотелось убедить ее в том, что он станет для нее хорошим защитником. И он нежно взял ее за подбородок, желая заглянуть ей в глаза. Ему хотелось сделать это по-дружески, чтобы показать ей, что у нее появился друг, который будет о ней заботиться. Но стоило ему прошептать ее имя, как он позабыл обо всем.
— О, Джек, я так боюсь…
В ее глазах стояли слезы. Увидев их, Джек уже не мог остановить себя. И он поцеловал ее. Он медленно наклонился к ней и угодил в сладкую паутину чувственного соблазна, из которой ему совсем не хотелось выбираться.
Джек понимал, что он необходим Элизабет, что она нуждалась в его силе, в его защите.
Тихий внутренний голос предупреждал Джека, что он поступает безрассудно, но Джек проигнорировал его.
Его движения были медленными и осторожными, будто он боялся вспугнуть чувства. Его губы нежно ласкали ее губы и сливались в горячем поцелуе.
Тихий внутренний голос шептал в это время, что Элизабет чужая жена, что рейнджер Логан не имел права притрагиваться к ней. Но Джек мысленно сказал, что Джонатан потерял на нее право после того, как поднял на нее руку, что своей жестокостью Джонатан предал Элизабет. А он, Джек, думает только о том, как бы исцелить ее сердце, помочь ей избавиться от печали в глазах.
Джек затрепетал, когда убедился, что Элизабет не отвергла его ласки. Правда, при первом прикосновении его губ она испугалась и немного отпрянула, но потом, как только он завладел ее губами, она не стала противиться и с тихим вздохом полностью отдалась его власти. Ее добровольная сдача вызвала в его груди целый ураган чувств. Он понял, что хотел ее так сильно, как ни одну женщину в своей жизни.
Тихий внутренний голос призывал Джека остановиться. Но тут последовал горячий поцелуй Элизабет, и он заглушил все на свете. Она прижалась к нему так, что ее грудь касалась груди Джека, а ее поцелуй так воспламенил его страсть, что он совершенно потерял голову.
Они были мужчиной и женщиной…
Они нуждались друг в друге. И ничто остальное в этот момент для них уже не имело значения.
Джек подхватил ее на руки и понес к кровати. Он осторожно положил ее и лег рядом. Потом он накрыл ее своим телом, зажигая в ней огонь страсти. Джек почему-то знал, что она будет именно такой: искренней и необыкновенно прекрасной.
Остановиться он уже не мог. Его руки ласкали изящные выпуклости и изгибы ее тела. И тогда Элизабет тоже потянулась к нему, лаская его грудь и спину. Потом ее руки скользнули к поясу и потянули рубашку. Джек застонал от предвкушения и стал помогать ей. Как только они сняли рубашку, она начала расстегивать корсет своего платья.
Их взгляды встретились, и на секунду Джек замедлил свои движения. Он понимал, что именно собирался сделать, и знал, что обязан остановиться. Ему хотелось предостеречь ее и себя, но она закрыла ладонью его рот.
— Не надо ничего говорить, — прошептала Элизабет.
Приподнявшись, она поцеловала его, предупреждая все его возражения. Казалось, она испугалась, что слова разрушат нечто такое, что возникло между ними.
Когда она закончила расстегивать платье, он помог ей снять его по пояс. За платьем последовала ее сорочка. И тут обнажилась ее восхитительная грудь.
— Ты прекрасна! — воскликнул он хриплым от страсти голосом, с благоговением касаясь ее груди. От его нежных касаний соски стали упругими, и он начал страстно целовать их. Элизабет ответила поцелуями с не меньшей страстью. Джек ощутил, как затрепетало все ее тело. Она изогнулась навстречу ему, изнывая от томления. Тут Джек понял, что его страсть к Элизабет превосходит все чувственные порывы, которые он когда-либо испытывал к женщинам.
Теперь он знал, что возьмет ее. Он желал ее с самого первого момента, как только увидел в городе. И теперь он не хотел останавливаться, да и не мог остановиться.
Только не сейчас.
Элизабет выскользнула из его объятий. Но, оказалось, лишь для того, чтобы снять с себя платье и нижнее белье. Затем она вернулась в постель, раскрыв ему свои объятия.
Джек ринулся к ней, и они оба забылись в страстных любовных ласках. Их влекло друг к другу чисто плотское желание, и теперь оба получали наслаждение в страстных объятиях.
Джек с удивлением отметил, что Элизабет не уступала ему в страсти. Ему казалось, что она будет вести себя застенчиво, но эта женщина оказалась самой настоящей тигрицей. Погрузившись в глубины ее тела, Джек застонал от наслаждения. Элизабет сразу же начала ритмично двигаться под ним, и он совсем потерял голову от блаженства. Ему никогда прежде и в голову не приходило, что страсть может быть такой сокрушающей, когда можно забыть обо всем на свете. Они ласкали друг друга в безумном ритме.
И когда они, наконец, оказались на вершине блаженства, Джек поразился буйству проявления своих и ее чувств. Он не выпускал ее из своих объятий до тех пор, пока ее тело окончательно не успокоилось, и она замерла с закрытыми глазами.
Да, она желала его с такой силой, как и он ее.
Осознание этого возбуждало его, но постепенно возбуждение гасло, и к нему начала возвращаться способность трезво мыслить. И к нему пришло понимание того, что он только что натворил. Это сильно расстроило его. Джек всегда относил себя к людям высоких нравственных правил, и он еще не мог представить себе, что оказался в интимной близости с замужней женщиной, муж которой имел непосредственное отношение к его служебным делам.
Тихий плач Элизабет отвлек Джека от вызывавших досаду размышлений. Он осторожно прилег рядом с ней и попытался было извиниться за свое безрассудное поведение. Но она не позволила ему этого сделать.
— Прошу тебя, не нужно слов, — произнесла она со слезами в голосе. — Я знаю, что ты не должен был этого делать, но ты должен знать, что я никогда не пожалею об этом.
Джек с восхищением посмотрел на нее. А он-то ждал упреков и обвинений, сожаления и раскаяния…
— Ты — прекрасный, просто удивительный мужчина, Джек Логан. Надеюсь, после всего того, что произошло между нами, ты не станешь обо мне плохо думать.
Джек хотел было выразить свое восхищение ею, но не мог найти подходящих слов. И он просто молча поцеловал ее.
— Я сделаю все, чтобы помочь тебе, — выдавил он из себя.
Он еще раз поцеловал ее, и она облегченно вздохнула. Потом Элизабет положила голову ему на плечо, а руку на его широкую мускулистую грудь. Ему сейчас не хотелось ни о чем думать, и он просто тихо лежал рядом с этой удивительной женщиной, наслаждаясь своим нежданным счастьем. Он боялся, что им никогда больше не доведется быть вот так вместе.
Некоторое время спустя Элизабет осторожно встала и начала одеваться.
Наблюдая за ее женственными движениями, он вновь ощутил прилив желания. И снова подумал о том, что видится с нею в последний раз. Близость с Элизабет оказалась самым сильным и восхитительным чувственным событием в его жизни. Ему очень не хотелось отпускать ее. В нем закипела ярость при одной только мысли, что он уже никогда не будет держать ее в своих объятиях, никогда больше не поцелует ее. Он не мог просто так отпустить ее, поэтому он встал, оделся и обнял Элизабет.
— Тебе не. стоит беспокоиться, — произнес он. — Никто и никогда не узнает о том, что между нами произошло.
Она внимательно и нежно посмотрела ему в лицо.
— Джек, я никогда не стану сожалеть о том, что было между нами.
Ему хотелось поцеловать ее еще раз, но она ускользнула. Подойдя к двери, она остановилась и посмотрела на него через плечо.
— Да, я пришла сюда, чтобы узнать…
— Что узнать?
— Джонатан вел себя так дурно, так жестоко. Я пыталась приободрить его, но он непременно хочет видеть пойманными Мейджорса и остальных членов банды. Он жаждет, чтобы они заплатили за то, что сделали с ним. Я просто хотела узнать, не слышно ли чего-нибудь новенького? Есть ли какая-нибудь польза от назначенного мэром вознаграждения?
Джек видел, что Элизабет сильно волновалась, и ему хотелось как-то утешить ее. Но ему нечего было сказать в утешение.
— Я знаю, что Мейджорса разыскивают наемники, однако пока никаких новостей нет, — произнес он. — Обещаю тебе сразу же сказать, как только что-нибудь услышу.
Она с трудом выдавила из себя слабую улыбку.
— Спасибо тебе, Джек. Для Джонатана это много значит… И для меня тоже… Прощай.
По ее щеке скатилась крупная слеза. Она открыла дверь и перед тем, как выйти, еще раз оглянулась на рейнджера. Затем дверь плавно закрылась за ней.
Глядя на закрывшуюся дверь, Джек пытался прийти в себя. Он почти ничего не понимал. Он не мог понять, как случилось, что Элизабет пришла к нему, как оказалась с ним в постели. Но он благодарил судьбу за то, что все это произошло. Да, он должен был чувствовать себя виноватым в том, что вступил в близкие отношения с замужней женщиной, но эти синяки на ее руке… Мужчина, поднявший руку на женщину, заслуживает того, чтобы она ему отплатила.
Рейнджер Логан хотел помочь Элизабет Харрис, в то же время Джек нуждался в Элизабет. И она сделал то, чего не могла сделать за последние годы ни одна женщина: она вошла в его сердце.
Он стоял посредине комнаты еще неизвестно сколько времени, вспоминая и переживая случившееся заново, затем понял, что должен что-то сделать. Он оделся и направился в салун.
