Глава 25
Кэрол Уайтт бросилась по лестнице к площадке, обвила Нию, стиснула ее в объятиях. У Нии перехватило дыхание, она оттолкнула мать.
– Бога ради, скажите, что здесь происходит? – кричала Кэрол. – Что ты сделала с бедным человеком?
Ния отступила, умоляюще взглянула на Харма, словно просила его о помощи.
– Мама, он мертв. Его застрелили. Я не имею к убийству никакого отношения. Что я слышу? Неужели ты обвиняешь меня? Как только у тебя повернулся язык?
– Я знаю, что его застрелили! – кричала Кэрол. – Ты думаешь, что я не знаю? Я возвращаюсь со свидания домой. Все полицейские Лос-Анджелеса собрались у моего дома. Соседи стоят вокруг, вытаращив глаза, и сообщают, что знаменитый режиссер застрелился на нашей улице. Ты считаешь, что совершенно не виновата в его смерти? Он проделал такой путь, только чтобы застрелиться здесь? А ты: никоим образом не причастия к этому?
– Я не хочу выслушивать подобное, – презрительно заметила Ния.
Затем она решительно прошагала в квартиру, зашла в свою комнату, побросала в сумку одежду. Засунула в ящик оставшиеся конверты. О, Боже, так, кажется, еще хуже, Ния вытащила, почтовую бумагу и положила ее на бюро. В дверь постучали, она оглянулась. Харм стоял, прислонившись к косяку.
– Кажется, они успокоили твою мать. Берут у нее показания. С тобой все нормально? – Он увидел целую стопку голубых конвертов. – Ния, объясни все-таки, что ты затеяла?
– Это мой план, – ответила она. – Послушай, Харм я не писала, писем сама себе. Я все объясню. Выслушай, пожалуйста, меня. Я решила написать несколько писем ему. Поклоннику. Я написала ему через всех, кого вспомнила. Через все места, куда мне направляют почту. Вот что я придумала.
– Но это глупо! – Харм потер лицо. Потом понизил голос. – Что ты придумала?
– Мисс Уайтт, – Джонсон появился в дверях, выглянул из-за плеча Харма. – Ваша мама хочет вас видеть.
Кэрол сидела в уголке дивана, сжавшись на подушках в цветочек. На коленях она держала нераскрытый журнал. Она сделала Нии знак рукой, чтобы та подошла и села рядом. Ния опустилась на стул.
– Прости меня, – прошептала Кэрол. – Я не должна была говорить с тобой грубо. Я поступила дурно, я была расстроена. Кто мог знать, что он такой неуравновешенный? О, детка, мне так жаль. Это моя вина, это я позвонила ему, чтобы он приехал. Возможно, он и сам собирался так сделать, не знаю… Как можно было избежать несчастья, если он… Мы не знали… – она замолчала, заплакала, лицо ее задрожало.
Джонсон сел рядом с ней на диван.
– Такая трагедия, – шмыгала носом Кэрол. – Наконец-то моя единственная дочь, почти вышла замуж за такого замечательного человека. Я не знаю, почему я вообще хотела, чтобы она выходила замуж. Это глупо… Может быть, кому-то и нравится стирать чужое белье, мыть за кем-то посуду. Я только хотела, чтобы моя дочь была счастлива. Она казалась мне такой несчастной без него, хотя всегда притворялась, что одной лучше.
Детектив заглянул в блокнот и прочел свои записи:
– Итак, ваша дочь появилась здесь вчера вечером. Вы позвонили мистеру Джакобсу в Нью-Мексико и сказали, чтобы он приезжал сюда и сделал ей предложение?
– Я знаю, что с моей стороны такой поступок был нетактичным, бесцеремонным. Кто я такая, чтобы совать нос в чужие любовные дела? – пожала плечами Кэрол Уайтт. – Это было почти насмешкой. Я всегда разговаривала с ним таким тоном. Я понимала, что ему хочется узнать, где сейчас Ния. В газетах писали, что ее разыскивают.
– И мистер Джакобс прибыл сегодня вечером около шести? Мисс Уайтт не было дома. Она ходила по магазинам, сделала покупки, зашла в парикмахерский салон, чтобы постричься?
– Уничтожить свои волосы, а не постричься. Вы только посмотрите на нее!
Ния обхватила голову ладонями, словно прикрываясь от чужих взглядов.
– О чем вы говорили?
– Главным образом, о старых временах. О Париже. Нью-Йорке. Я не видела его с тех пор, как они расстались. Почти три года. Мы говорили о моей работе на телевидении. О возможности небольшой роли в каком-нибудь из его будущих фильмов. Он был в ужасном настроении. Из-за несчастного случая с Тэсс Джуран. Он постоянно возвращался к разговору о смерти этой девушки. Он воспринял случившееся слишком болезненно. Я смешала ему пару напитков.
– Сколько он выпил?
На несколько мгновений она задумалась.
– Два «Мартини». Ему он всегда нравился, когда он не пытался изображать европейца. «Кампари» и содовая не в его вкусе. Он ведь американец, – она подняла вверх глаза, словно дух Леонарда витал в комнате, – он был великим американским режиссером.
Офицер полиции еще раз перечитал свои записи.
– Итак, вы оставались здесь примерно до семи с четвертью?
– Верно.
– А вы, мисс Уайтт, – детектив обратился к Нии, – немного поговорили с мистером Джакобсом, и пошли принимать душ?
Ния кивнула.
– Первый звонок по номеру 9-1-1 о выстрелах был зарегистрирован в семь двадцать семь. Миссис Уайтт, где вы были в это время?
Кэрол приставила к щеке палец.
– В семь двадцать семь?
– Да, мэм.
– Я была в своей машине на автостраде. По пути на свидание с мистером Харвеем Штерном.
Детектив снова уставился на свои записи.
– Значит, в принципе, вы были одна в машине в момент выстрела, – подытожил он.
Ния взглянула на мать. Та посмотрела на часы, словно еще раз произведя подсчеты. Она поставила на циферблат палец, проводя небольшой круг.
– По существу, да, – сказала Кэрол. – И она тоже, – кивнула на Нию.
Зазвонил телефон на кухне. Полицейский поднял трубку, протянул ее в сторону Нии.
– Я отвечу с аппарата в спальне, – сказала Ния.
Закрыв дверь, она присела на край кровати, сняла трубку.
– Я взяла, – сказала она в трубку полицейскому. Она задыхалась в гостиной, где каждый, казалось, выступал с плохо выученной ролью. В спальне была блаженная тишина.
– Ния? – послышался в трубке голос Мирины. – Я хочу, чтобы ты приехала домой. Я не могу быть одна. Не вынесу.
Домой, – подумала Ния. Ранчо не было ее домом. Также, как и дом ее матери. Она не чувствовала тяги к собственному дому в Каньоне Лорель.
– Мирина, с тобой есть кто-нибудь?
– Конечно, здесь Мануэль. Джек, Дэн и Джино в «Охотничьем Домике». Не то чтобы я была совсем одна. Но мне нужна ты. Ты, словно моя семья. Ты – теперь единственная семья, – голос ее прервался, но она не плакала. Ния слышала, как Мирина зажгла спичку, прикурила, глубоко затянувшись.
– Утром произведут вскрытие трупа, я хочу, чтобы его кремировали, а прах выслали сюда. Ты приедешь, Ния?
Мирина в Тесукве на ранчо. Мануэль Моравио там же, с ней. Безупречное алиби. Ния подумала, что сказал ей Леонард. Мирина могла бы нанять кого-нибудь. Ния никак не могла примириться с мыслью, что он совершил самоубийство. Сейчас она боялась встречаться с Мириной. Потом вспомнила о своем плане. О том, что Харм будет рядом.
– Я сообщу тебе, как только смогу достать билет на самолет, – сказала она.
– Ния, ты нужна мне.
Только около полуночи Харм закончил беседовать с детективом. Джонсон закурил сигарету на балконе, стряхивая пепел на бугенвиллеи внизу. Харм положил руку на плечо Нии.
– Ты хочешь выбраться отсюда? – спросил он.
Она кивнула.
– Тогда пошли.
Он вынес ее вещи вниз, по лестнице и ждал у бассейна. Кэрол готовила себе на кухне еще один коктейль. Она снова включила телевизор. Кэрол не посмотрела на дочь, когда та сказала, Что остановится у Харма.
– Давай, давай, уходи, – невнятно произнесла она, – пришли с похорон открытку.
По дороге Ния молчала. Харм остановил машину в гараже гостиницы. Они поднялись на лифте в коридор. Пахло плесенью и жидкостью для чистки мебели.
– Ты путешествуешь с шиком, Харм.
– Я не знал, что со мной будешь ты. Хочешь, поедем в другое место?
Ния решила остаться. Она слишком устала, чтобы опять куда-то ехать. В ней вибрировала каждая клетка, после страшных событий вечера. Так бывает, когда перепьешь кофе перед сном. Тело падает и, кажется, разваливается от усталости, а мысли продолжают наплывать с мучительной настойчивостью.
Ния вытянулась на кровати поверх одеяла, уставилась в зеркало. Харм сел на другую кровать, застеленную клетчатым одеялом. Золотистые портьеры еле держались на кронштейнах.
– Давай поговорим о том, что ты придумала, – предложил Харм.
– Я решила, что ты считаешь меня глупой.
– Убеди меня в обратном, прошу.
Ния скрестила руки под головой, все еще удивляясь, что ее длинные волосы исчезли. Но короткая стрижка давала ощущение свежести и чистоты. Ей нравилось прикосновение стриженого затылка к ладоням.
– Я хочу загнать его в ловушку, – Ния откашлялась. – Ее, его, не все ли равно. Кто бы то ни был. Я не могу больше таиться. Близкие мне люди умирают. Это уже не просто письма и видео. Он опять шпионит за мной, как шпионил в Каннах и в ресторане Санта-Фе. Я не должна бездействовать и покорно ждать, когда он меня убьет.
– Полиция не исключает самоубийства. Кажется, записка указывает, что именно Леонард писал те письма, как ты и думала. Возможно, все кончилось, Ния.
– Не успокаивай меня. Мы знаем, что ничего не кончилось, – она повернулась на кровати. – Поэтому я должна устроить ловушку.
– Расскажи, что ты придумала.
– Хорошо. Письма обычно шли ко мне не напрямую, а через других людей. Если предположить, что автор – один из моих знакомых или имеет доступ ко мне через почту или людей, которых я хорошо знаю. Сегодня я отправила письма самой себе, через каждого, кого только смогла вспомнить. Эти люди знают, где я и где меня можно найти. Каждое письмо помечено. Каждый получает письмо на свой адрес, но предназначенное мне. Если человек честен и надежен, если не замешан во всей этой гадости, он отдаст мне письмо нераспечатанным. И только лично мне в руки. Вдобавок на конверте есть пометка, которая возбудит любопытство того человека. Он должен прочесть письмо обязательно. Он одержим навязчивой идеей, так? Поэтому он обязательно подумает: «Что это означает?» Кто-то пишет ей помимо меня?» На каждом конверте s левом углу написано: «Готова». Итак, он открывает письмо. И вот что в нем, – она вытащила из кармана сложенный листок и протянула ему.
Харм прочитал письмо и снова сложил.
– Что ты планируешь делать потом? Я хочу точно знать, в чем твой план. Устроить ему где-то засаду и застрелить?
Она посмотрела на него широко распахнутыми глазами.
– Да, возможно, – жесткость ее голоса удивила его. – Почему бы и нет? У меня нет выбора, кроме самообороны. Верно? Он убил моих подруг, напал на меня, убил Леонарда. Да, я готова его убить. Харм, я даже подумала, что и ты согласишься мне помочь, Верно?
– Мой замысел в следующем – подождать его, возможно, в хижине в Таосе. Можно было бы провести телефон, или «жучок» внутри. Я назвала бы его или ее имя. Даже если они убьют меня, вы хоть будете знать, кто это. Я больше не могу так жить, Харм. В страхе – год за годом, куда бы ни поехала, что бы ни делала, я жду прихода этих чертовых писем. Мое решение – прикончить подлеца. А на суде я дам показания, что он пытался убить меня, но я выстрелила первой.
Харм показал ей конверт.
– Как ты думаешь, суд присяжных равнодушно воспримет твои послания, да еще размноженные? Обычно к таким вещам относятся, как к преднамеренным действиям, Ния. Ты будешь отбывать срок в каторжной тюрьме штата Нью-Мексико, неподалеку от любимого тобой шоссе «Путь Бирюзы».
– Но я буду в безопасности, – прошептала она.
– Неужели? – Харм прислонился к стене.
– Значит, все это – глупости? – спросила она.
– Просто все это – нереально. Но с богатым воображением. Оригинально, Ния.
– В этом – моя жизнь, – усмехнувшись, сказала она.
– Коли ты уже начала действовать, давай возьмем в пай Куинтану. Полицейское отделение Лос-Анджелеса, возможно, тоже захочет принять участие в деле. Давай действовать продуманно и разумно.
– Мне надо еще кое-что сказать, – продолжал Харм. – Я сегодня собрал кое-какой материал. Повидался с Ризами, встретился с графологом. Даже поговорил с Джоном Сандом, бывшим партнером Лео.
Ния подошла к его кровати.
Он рассказал, как среди ненужных вещей в ее портфеле нашел открытку с написанным от руки адресом. Графолог проанализировала почерк и сказала, что это – почерк Мирины. Рассказал он и о том, что существует реальный сценарий, судя по письму Робин, который пишут два человека. В сценарии говорится о письмах поклонника, он точно соответствует развитию событий.
– Кто-то проводит исследования, – сказал Харм. – Реальная жизнь превращается в сюжетную линию.
– Тогда все совпадает, – прошептала она.
Ей стало холодно, она придвинулась поближе. У нее снова заболело в груди.
– Есть еще факты, – добавил Харм. – По словам Санда Дэн Хоув встречался с Робин Риз.
– Я не знала, – удивилась Ния. – Я считала, что за ней волочился Леонард.
– Обрати внимание, – продолжал Харм. – Хоув изучал драматургию в университете Лос-Анджелеса.
– Дэн? – снова удивилась она. – Интересно, когда? Он такой сдержанный, сухой – настоящий администратор. Я не знала, что у него склонность к творчеству, – она задумалась, мысленно пытаясь сложить из фрагментов цельную картину. Фрагменты не складывались в единое целое. Бессмысленный поступок.
– Хочешь посмотреть часть сценария? Мне отдала его мать Робин. Они нашли листы в ее вещах, которые им прислали из Манзанилло.
Харм встал, открыл дипломат и вытащил несколько страниц.
– Графолог говорит, что шрифт тот же самый, что и в письмах.
Ния просмотрела сценарий, реплики. Новая сцена:
– Он завлекает ее в машину. Она колеблется. Потом все-таки уезжает с ним. Попалась на удочку. Достаточно было поцелуя.
Харм продолжал рассказывать.
– Санд поведал мне о финансовой системе «Визионфильма». – Ния слушала, не отрываясь от сценария, пока Харм пересказывал, что сообщил ему Санд о полном контроле Мирины.
– Меня ничего не удивляет, – сказала Ния, когда он замолчал.
Харм просунул руку ей под футболку, погладил спину.
– Значит, все указывает на Мирину, – размышляла Ния. – Сценарий в сотрудничестве с Дэном Хоувом? Вместе работают? Это объясняет, почему у Мирины такое хорошее алиби. А где, например, сегодня вечером был Дэн Хоув? Ровно в семь двадцать семь.
– Выясним завтра, – сказал Харм и обнял ее. Но она отстранила его руку.
– Я не могу, – шепнула она. – Не могу быть твоей сегодня.
– Понимаю, – он встал и потянулся.
Пока он принимал душ, Ния свернулась калачиком на кровати, закрыла глаза, чувствуя жесткую шероховатость простыней. Перед ней безостановочно прокручивались вечерние события. Казалось, она не в состоянии ни остановить их поток, ни оградить себя от них. Она пошарила в сумке, вытащила бумажник. Нашла фотографию, спрятанную за библиотечную карточку. Пристально всмотрелась в нее. Леонард улыбался. Ветер развевал его волосы. Майорка? Нет. Италия. Лиричи. Они оставили Мирину в Риме работать над сценарием и уехали на несколько дней. Этот снимок сделан на башенке средневекового замка, превращенного в молодежное общежитие. На заднем плане сверкает Средиземное море. Ния пытливо всматривалась в памятный снимок. Пыталась вспомнить черты его лица: нос, щеки, подбородок, лоб, глаза. Она пыталась заполнить пустоту, зияющую в памяти – серое, обгоревшее лицо. Ей всегда будет недоставать Леонарда.
Харм вышел из ванной, завернувшись в гостиничное полотенце. Ния подошла к нему. Его тело было горячим, разогретым, от него пахло мылом.
Влажные волосы зачесаны назад. Она поцеловала его. Забыть. Забыть. Харм прижался губами к ее шее. Ей, действительно, не хватало его. Ей нужна была защита от обступившего ее со всех сторон ужаса.
– Почему ты постригла волосы? – прошептал Харм, наклонился и прижался губами к ее бедру.
Она положила ладонь на его плечо. Вздохнула.
– Я просто хотела стать другой женщиной…
Они снова оказались в объятиях друг друга…
Уставший за столь беспокойный день, Харм заснул. А Ния лежала без сна, в абсолютно темной комнате. Мысли кружились в голове, оттесняя одна другую. Она не могла забыть о записке. Предполагаемой посмертной записке. А вдруг он, действительно, застрелился сам? Мог ли человек подавленный, находящийся под влиянием таблеток и, Бог знает, чего еще, старательно отпечатать посмертную записку? И все же, записка была, казалась тщательно продуманным фактом. Это подтверждал выбор почтовой бумаги. Если это посмертная записка, то она служит одновременным признанием. Она словно доказывала: «Я тот человек, кто делал все это. Я не могу остановиться». Покончил ли он с собой, чтобы предотвратить свои дальнейшие действия? Испугался, что убьет ее? Ужасно, но, кажется, вполне логично.
Мирина, возможно, все три года знала о навязчивой идее Леонарда и о письмах. Она постоянно пыталась защищать его. Если Леонард убил Робин, то Мирина – его алиби. Он вполне мог быть тем, кто вломился в ее дом и разыграл покушение. Но не смог довести дело до конца. Он преследовал ее из Альбукерке, удостоверившись, что она возвращается одна. И что, если Мирина, зная обо всем, пыталась одновременно защитить его и взять под контроль? Лечение, антидепрессанты. Она то охраняла его от встреч с Нией, то потакала его желаниям:
«Встречайся с ней, я не возражаю. Перестань мучатся».
Когда его навязчивая идея спровоцировала еще одну смерть, Мирина смогла понять, что удержать его ей не удастся. Слишком далеко он зашел.
Ния представила кадр. Мирина ставит Леонарда перед фактом. Говорит, что пойдет в полицию и выложит все, что ей известно. Они ссорятся. Она говорит, что бросит его, выдаст полиции. Они говорят обо всем откровенно, и тут звонит мать Нии. Настаивает, чтобы он приехал спасать Нию. Сцена для ухода готова. Он оставляет Мирину, вообразив, что Ния, наконец-то, соединится с ним. Ее отказ означает, что он потерпел полный провал. Потерял все. Он заранее готовится к полной неудаче. Печатает предсмертную записку. Одна только Ния поймет, почему он напечатал на такой бумаге. Только она способна понять. Ния отказалась от предложения, не хочет выходить за него замуж. Он выходит, садится в машину, стреляет в себя. Револьвер в руке Леонарда был того же типа, что использовался во время взлома и нападения на нее. Патроны такого же образца нашли год назад возле ее дома в Каньоне Лорель.
Стоп. Голова у Нии закружилась. Она дотронулась до спины Харма. Он крепко спал возле нее. В номере было прохладно. Она села на краю кровати, потрогала свои короткие жесткие волосы, поняла, что, должно быть, спала. Обрывок сновидения тянулся за ней. О чем он был? О чем?
Самолет, в котором она летела, начал разваливаться на части. Одно крыло оторвалось, оставив огромную дыру в борту. Ния пристегнута ремнем к креслу. Самолет со свистом несется вниз. Ветер бьет в лицо. Под сиденьем она обнаружила черный ящик. Черный ящик пилота с записью последних слов. Она открыла ящик, и из него вылетели птицы – большие серые вороны. Они попрыгали по салону и устремились вниз через отверстие в борту самолета.
«Сейчас ты возвращаешься в Санта-Фе. Ты снова пройдешь по площади, неся свое горе, как шаль на плечах. Закутавшись в него, как кутаются крестьянки в теплые узорчатые одеяла. Мне не придется тебя искать. Ты приедешь ко мне. Я предвидел это всегда в своих мечтах.
Я видел заголовки в газетах: «СМЕРТЬ РЕЖИССЕРА ЛЕОНАРДА ДЖАКОБСА».
Но я решил, что тебе будет интересно узнать подробности. Но случайно встретился с Джонсоном, а он сообщил, что ты была на месте преступления вчера вечером.
Проверка ладоней Джакобса.
Я упаковал свои вещи. Пять подарков пороховой пыли, километраж до Вегаса. Оттуда в Лос-Анджелес. Оттуда – до Бали. Разве ты сможешь отказать мне? Ах, да – наши паспорта. Полиция может выследить нас. Но мы будем передвигаться постоянно. Может, на парусной яхте. В открытом море. Исчезнет все, кроме синевы.
Времени остается совсем немного. У меня есть основание полагать, что человек, втянувший меня в это дело, спровоцировавший меня на этот сценарий, разрушивший его, в конце концов, захочет уничтожить и меня. Он знает слишком много. Он может выдать меня полиции, если ему придется защищаться.
Ирония в том, что с самого начала это была именно ее идея. Полагаю, потому она и ощущает эту историю, как свою личную.
Итак, я жду твоего возвращения. А когда ты приедешь, я буду ждать своего одного-единственного шанса».
