ГЛАВА 26
Прислонившись к стволу пальмы, Квинн до боли в глазах всматривалась в бескрайнюю гладь синего сверкающего океана, словно он мог вернуть Джереда обратно.
«Я больше никогда не увижу его», — с горечью думала Квинн, тоскуя о прошедших счастливых днях. Джеред забрал свой корабль и вернулся к прежней жизни, забыв о ней и о любви, которая, как искра, пробежала между ними.
«Джеред не вернется, — говорила себе Квинн. — Какой смысл надеяться на это?..» И все же она продолжала жадно вглядываться вдаль.
Со времени побега Джереда прошло сначала два дня, потом — три, четыре, неделя, две… И внутри Квинн поселилась глухая ярость: на себя, на отца, на пиратов, на Джереда Камерона, да, и на него тоже. Квинн не плакала. Ее отчаяние было сильнее слез. Она только чувствовала внутри пустоту и одиночество.
Квинн больше не ощущала себя частицей пиратского братства, несмотря на то, что постоянно находилась среди этих людей. Она словно отстранилась от них, с недоумением взирая на нескончаемые попойки и потасовки, в которых эти негодяи большей частью получали свои шрамы и увечья. Самым ужасным было то, что и Квинн погрязла в этой жизни, больше походившей на прозябание.
Даже остров утратил для нее былое очарование. Запах цветов, радовавший Квинн тонким ароматом, теперь казался слишком приторным; солнце, которое раньше ласкало своими лучами, теперь нещадно палило ее кожу. Квинн возненавидела даже песок, за то, что он попадал ей в нос, рот, забивался между пальцами босых ног. Морской ветер стал слишком соленым, а воздух казался невыносимо влажным.
— О! — Квинн даже вскрикнула от боли, когда морская раковина неожиданно ударилась о ее руку.
Оглянувшись, девушка увидела своего любимца. Капитан Генри Морган, бормоча что-то себе под нос, принялся отплясывать матросский танец, которому научили его пираты.
— Хочешь развеселить меня? — печально улыбнулась Квинн. — Если ты действительно хочешь, чтобы я была счастлива, найди способ вернуть Джереда.
Услышав это имя, обезьянка склонила голову набок и, словно понимая, о чем идет речь, схватила девушку за руку и потянула за собой. Когда они пришли к лагерю пиратов, Капитан Генри Морган остановился на берегу как раз напротив того места, где раньше покачивался на волнах «Месть Черного Ангела».
— Да, я знаю. Он уплыл на моем корабле.
«Нет, на своем», — мысленно поправила себя Квинн, ясно представив Джереда, гордо стоящего у штурвала «Ветра странствий». Что ж, где бы он сейчас ни находился, она желает ему удачи…
— У меня просто сердце разрывается на части, когда я вижу, как ты страдаешь по этому желтоволосому морскому псу. Слоняешься с унылым видом по острову, точно похоронила кого-то, каждой ночью исчезаешь бог знает куда!
Квинн даже не повернулась, чтобы взглянуть на отца. Она еще слишком злилась на него и частично обвиняла в исчезновении Джереда.
— Я всего лишь хочу побыть одна и подумать.
— О чем?
— О многом, — неохотно ответила Квинн.
— Ба! Только не лги мне, дочка! Ведь я не дурак. Ты думаешь о нем.
Не слишком деликатничая, Черная Борода обхватил дочь за плечи и резко повернул к себе лицом. Он долго сверлил Квинн взглядом серых глаз из-под густых кустистых бровей, но не стал укорять, а наоборот, смягчился, заметив ее бледность, впалые щеки, припухшие от слез веки и темные круги под глазами. Казалось, Черная Борода прекрасно понимал состояние дочери и хотел как-то помочь ей.
— Этот капитан — не единственная рыба в океане, — усмехнулся он, осторожно вытирая ее перепачканную чем-то щеку.
— Джеред создан для меня, — упрямо сказала Квинн.
Она подняла голову и, с удивлением прочитав заботу в глазах отца, торопливо отвела взгляд.
— Я найду тебе другого, — пират прижал дочь к своей широкой груди, до глубины души тронутый ее страданиями. — У меня было четырнадцать жен. Поверь, все женщины одинаковы, впрочем, как и все мужчины, — Черная Борода на секунду задумался, потом добавил: — Я постараюсь найти другого, кто заставит тебя забыть об этом блондине.
— Джеред — джентльмен! — напомнила Квинн, со вздохом отбросив с лица волосы.
— Ба! Он не единственный, кого так называют! — распалясь от гнева, Черная Борода принялся вышагивать взад-вперед. — Между прочим, я — англичанин по рождению и происхождению, из Бристоля, да будет тебе известно.
Квинн оглянулась вокруг. Все показалось ей безрадостным и унылым; убогие постройки навевали тоску. А она так мечтала о настоящем доме, об иной судьбе…
— Тогда почему мы ведем подобный образ жизни? — выпалила Квинн, ничуть не заботясь о том, что может разгневать отца.
— Какой? — недоуменно переспросил Черная Борода, вполне довольный условиями своего существования.
В разговор включился Блэк Бэзил.
— Да это же настоящий рай!
Если Квинн и считала себя здесь несчастной, то этого никак нельзя было сказать об остальных пиратах. За последнее время они совершили довольно много удачных набегов на корабли из Европы, которые Черная Борода называл «утками, сидящими на золотых яйцах». Было захвачено столько всякого добра, что даже такой алчный человек, как отец Квинн, казался вполне довольным.
— Да ты что, дочь?! — рассмеялся Черная Борода, кивнув в сторону примеряющих на себя женские платья пиратов. — Мы живем как процветающие короли и королевы.
— Это не относится ко мне. Мне здесь больше не нравится.
Квинн опять охватило острое чувство одиночества.
— Значит, нужно что-то сделать, чтобы поднять тебе настроение, — заявил Пиквит и, быстро созвав музыкантов, попросил их что-нибудь сыграть.
Однако музыка не только не развеселила Квинн, а только окончательно все испортила: зазвучала любимая мелодия Джереда. Даже ужимки Генри Моргана не развеяли ее мрачного настроения. Она раздраженно оттолкнула обезьянку, когда та попыталась взобраться ей на плечо.
— Увы, даже Капитан не радует тебя, — покачал головой Черная Борода, с редким для него терпением разрешая зверьку вскарабкаться себе на руку и позволяя ему отпить рому из серебряной кружки.
— Нет, радует! — усмехнулась Квинн и пощекотала обезьянку под подбородком. — Даже очень.
Она встретилась взглядом с отцом и неожиданно почувствовала, как постепенно тает лед в ее душе и уходит горечь. Возможно, ее отец и не мог стать другим человеком. «Мир жесток», — часто говаривал он и пытался выжить своим путем.
— Когда-нибудь и я порадую тебя, — с полной серьезностью прошептал Черная Борода; настроение его заметно улучшилось. — Однажды я брошу к твоим ногам красивого благородного рыцаря. Возможно, герцога.
— Или графа, — заметил Джон Боунз.
— Только знатный человек достоин оказаться в постели моей прелестной дочери, — самоуверенно заявил Черная Борода.
На щеках Квинн вспыхнул румянец. Она надменно подняла голову и сказала:
— Если хочешь, чтобы я действительно была счастлива, привези мне Джереда.
— Джереда? — какое-то мгновение Черная Борода, казалось, размышлял, как это лучше сделать, затем неопределенно пожал плечами: — О, он уже очень далеко отсюда, там, где я его не смогу достать.
— Конечно, — с готовностью поддакнул Нед Слай.
На этом серьезные разговоры прекратились, и пираты начали отмечать очередное удачное дело. Радуясь возможности как следует выпить и закусить, они гуськом потянулись к накрытым столам.
Однако веселье продолжалось недолго. На своей деревянной ноге приковылял Рингроуз и принес весьма тревожную весть.
— Ходят слухи, что на острове оставаться опасно, — сообщил он.
Оказалось, что несколько английских купцов, разгневанных бесчинствами пиратов, объединились в синдикат и арендовали у Англии Багамские острова. Они также подали прошение о назначении губернатором морского капитана и героя многих сражений Вудза Роджерса, который собирается в скором времени снарядить экспедицию в Нассау.
— Что ж, солдаты уничтожат нас, — хмыкнул Черная Борода, — и навсегда отвадят от отвратительного дурного образа жизни.
— Пусть попробуют это сделать, — подмигнул Нед Слай, бросив взгляд на строящуюся таверну, единственное здание во всем лагере.
— Они собираются создать здесь колонию, — прошептал Рингроуз, прикрывая ладонью рот, — и хотят заставить всех отказаться от пиратского промысла взамен на помилование короля.
— Помилование? — расхохотался Нед Слай. — А мне не нужно их помилование. Я не желаю никакого помилования! — он даже всхлипнул от смеха. — А вы, братцы?
Все завопили дружное «нет». Откровенно говоря, никто всерьез и не поверил вышесказанному. Уже давным-давно все, казалось, словно забыли о существовании острова. Было трудно поверить, что кому-то есть до них дело.
Однако вскоре слухи подтвердились. Однажды к докам подплыл сторожевой корабль и, выгрузив кипы королевских прокламаций, тут же торопливо отчалил. Квинн из любопытства распотрошила одну из стопок и извлекла исписанную четким красивым почерком бумагу.
— «Декларация по подавлению пиратов», — прочитала она достаточно громко, чтобы ее могли слышать оказавшиеся поблизости пираты. — «Поскольку мы получили достоверную информацию о том, что некоторые подданные Великобритании с июня месяца 1715 года правления Нашего Величества совершают карманные кражи и грабежи в открытом море…»
— Карманные кражи? — тоненько заржал Билли Ганн.
— «Что наносит огромный ущерб купцам из Великобритании и других стран. Поэтому решено принять меры по подавлению деятельности вышеназванных пиратов…»
Слова Квинн потонули в общем хохоте и свисте.
— Подавлению, Квинн?
Девушка продолжила чтение.
— «Чтобы положить конец этому безобразию, мы, все взвесив и обсудив, выпустили нашу королевскую декларацию. Мы заявляем и обещаем: если кто-то из вышеупомянутых пиратов до пятого сентября 1718 года нашего правления сдастся одному из представителей Великобритании или Ирландии, или любому губернатору, или…»
Но пираты уже достаточно наслушались этих бредней. Несмотря на то, что в документе утверждалось, что они будут помилованы, а в противном случае их станут преследовать до тех пор, пока не схватят и не повесят, никто и не собирался сдаваться.
— Я слишком долго пиратствовал и никогда не приспособлюсь к чему-нибудь другому, — пожал плечами Пиквит.
— Из меня получится ужасный работник, — категорично заявил Блэк Бэзил.
— А я никогда не вернусь в рабство! — воскликнул Биг Бен.
— Не люблю работать, — проворчал Рингроуз.
— Лучше повешусь, чем оденусь, как эти лондонские франты, — вставил Билли Ганн.
— О, я, конечно, мог бы сдать властям парочку из вас за соответствующее вознаграждение, — проказливо улыбнулся Пиквит и, взяв из рук Квинн воззвание, прочел следующее: — «Сто фунтов за каждого пиратского вожака или за пиратский корабль; сорок фунтов за каждого боцмана, плотника, канонира и помощника капитана; тридцать фунтов за младших офицеров и двадцать — за всех остальных матросов».
— Так много? — хихикнул Рингроуз. — Да я бы ни за кого из вас не дал бы и фартинга.
— И я.
— Я тоже, — раздался нестройный хор голосов.
Пиквит вернул Квинн бумагу и стал читать уже вместе с ней, заглядывая через плечо.
— «Тот, кто по истечении указанного срока поймает и сдаст властям капитана пиратского корабля или его помощника, — дабы над ним свершилось правосудие, — или поможет в этом, получит за каждого по двести фунтов…»
— Двести фунтов, — хищно улыбаясь, повторил Черная Борода. — Да за такие деньги можно и родного брата продать, — он принялся медленно переходить от одного к другому, — или капитана. Что скажешь, Слай? Сдашь ты меня властям?
Сказано было в шутку, но Нед Слай поспешил заверить Черную Бороду в своей преданности.
— Нет, нет, капитан! Даже за тысячу фунтов я не сделаю этого.
— А ты, Рингроуз? — Черная Борода поддал ногой по деревяшке пирата, так что тот чуть не упал.
— Нет… нет… сэр!
— А как насчет тебя, Боунз?
— Н-ннет!
Хотя по выражению лица главаря шайки было ясно, что он не слишком доверяет этим словам, Черная Борода примирительно сказал:
— Хорошо, хорошо, хорошо. Значит, мне не придется кормить акул печенью одного из вас. Ну, а ты, дочка? — обратился он к Квинн. — Сдашь ли ты своего отца в обмен на объятия золотоволосого любовника?
Квинн прочитала в его глазах гнев и мольбу. В этот миг, несмотря на всю свою силу и жестокость, отец показался ей странно беззащитным и уязвимым.
— Нет! — твердо сказала она, чувствуя подступивший к горлу комок.
«Да» означало смерть отца, а Квинн не собиралась торговать его жизнью даже в обмен на любовь Джереда.
Черная Борода облегченно вздохнул.
— Хорошо. Вот это, действительно, хорошо! Ты, и в правду, моя дочь.
— Я навсегда останусь ею, — прошептала Квинн, бросаясь в его объятия, и под ликующие возгласы пиратов положила голову на плечо отца.
— Квинн опять среди нас! — торжественно объявил Черная Борода.
— Все, больше никаких слез, никакой хандры, — улыбнулась девушка.
Пиквит дочитал до конца воззвание:
— «Издано при дворе в Хамптоне пятого дня сентября месяца 1717 года в четвертый год нашего правления. Боже, храни короля!»
— И наставь ублюдку рога! — добавил Нед Слай под восторженные крики остальных пиратов. — Потому что он для нас и пальцем не пошевелил.
После этого из прокламаций устроили огромный костер, затем притащили еще одну бочку рома, чтобы отпраздновать замечательное предложение короля. Однако, несмотря на всеобщее веселье, в воздухе витало какое-то беспокойство. Эти сообщения о предстоящем помиловании, о создании здесь колонии… Каждый знал, что теперь его жизнь в любой момент может круто измениться.
