Глава 13
– По всей округе в деревнях поджигают стога. Пока дело не дошло до настоящего насилия, я думаю, мы справимся с мятежниками. Тем временем Фалькон появляется почти во всех графствах. Сторонники этого разбойника считают его чуть ли не божеством, непобедимым, всесильным, бесстрашные. А эту проклятую газету «Лигал Уотч» знает каждый бедняк от Корнуолла до Кента. Мы должны положить этому конец.
Лорд Лансфорд стучал кулаком по столу в пабе «Бучерз тейбл», нагоняя страх на своих приспешников – Роялстона и Бойнтона.
– Дерек, мы знаем, что газета издается в этом графстве, и что именно здесь скрывается Фалькон. Почему бы нам не перейти в наступление и не обыскать каждый подозрительный дом в этом районе? Я уверен, мы обнаружим достаточно улик для того, чтобы засадить в тюрьму этих радикалов.
– Потому, – сквозь зубы процедил Лансфорд, – что нас и так критикуют за купленные правительственные должности. Мы должны заманить этих людей в их же ловушку. Мы должны показать; что они такие же продажные, какими изображают нас, и повесить их. Если сделаете из Фалькона мученика, погибшего за правое дело, то лучше сразу собирайте чемоданы.
– Я присутствовала на последних трех митингах, – раздался голос леди Фенмор, сидевшей на неосвещенной стороне стола с бокалом пива. – Фалькон набирает силу. Если он продержится до возвращения Коббета, и они вместе возродят движение радикалов, то я бы советовала вам подумать о переезде на север страны или куда-нибудь подальше.
Лансфорд достал монокль и посмотрел на любовницу.
– Вы нашли что-нибудь, компрометирующее этих людей? По крайней мере, вы должны знать, кто издает эту пакостную газету. В последнем номере они не только называют меня защитником новых законов о бедняках, но и обвиняют в том, что свое роскошное «гнездышко» я построил на собранные налоги.
Присутствующие посмотрели на Лансфорда, затем отвели глаза. Каждый из них вспомнил о громадном особняке, который Дерек недавно построил рядом с королевским дворцом. Возникло неловкое молчание, затем Роялстон откашлялся и произнес:
– Думаю, пора действовать. Мы должны опозорить либо Фалькона, либо его глашатая. Если мы не предпримем этого, то скоро все графство будет у них в руках.
– Хорошо, встретимся в Лондоне и обсудим это, – сказал Дерек, поднимаясь и показывая тем самым, что их тайное собрание закончено.
– Позвольте отвезти вас домой, леди Фенмор, – предложил Джеффри Роялстон. – На улице меня ждет карета, а мистер Бойнтон переночует у своих друзей.
Сняв монокль, лорд Лансфорд грозно и холодно посмотрел на своего помощника.
– Леди Фенмор поедет со мной, Джеффри. Пожалуйста, передайте привет вашей жене, когда вернетесь в Лондон.
Всю дорогу леди Фенмор хохотала.
– Старый дурак! А как он смотрит на меня, когда думает, что ты не видишь! – Фелиция ткнула в бок своего возлюбленного и, придвигаясь ближе, спросила нежным голоском. – Ты скучал по своей маленькой Лиззи?
– Очень, – ответил Дерек, похлопав Фелицию по ягодице. – Ты видела эту девчонку Шеффилд?
– Она никакая не Шеффилд, – обиженно сказала Фелиция. – Я не знаю точно, кто эта маленькая потаскушка, но уверена, что мы не должны тратить на разговоры о ней время, оставшееся до твоего возвращения в Лондон. – Она погладила бедро Дерека и, взяв его руку, положила себе на грудь. – Ты можешь провести это время со мной?
Лансфорд постарался скрыть свое раздражение… В последнее время Фелиция Фенмор все чаще выводила его из себя, но она была единственной нитью, ведущей к Шеффилду, а значит, и к Фалькону.
– Дорогая, в моем распоряжении всего несколько минут. Живя в деревне, ты, наверное, забыла о тех требованиях, которые предъявляются в городе к человеку с моим положением.
Дерек наклонился вперед и что-то прошептал кучеру.
– Сегодня не в лабиринт, дорогой? – тихо спросила Фелиция, когда они свернули на дорогу, ведущую к реке.
– Нет. В прошлый раз лабиринт сильно напугал меня.
Когда они подъехали к реке, Лансфорд помог Фелиции выйти из кареты и отвел ее в уединенное место на берегу. Он разложил на траве свой плащ, чтобы его подруга могла лечь, и тут же сбросил брюки.
– О, мы сегодня торопимся, – обманчиво сладким голосом произнесла Фелиция.
– Я же сказал тебе, что у меня мало времени. Довольствуйся тем, что есть, любимая. – С громким стоном Дерек бросился на женщину, и вскоре они уже катались по траве.
Их стоны стали такими громкими, что кучер благоразумно заткнул уши.
– Кто это? – спросил Лансфорд, поднимаясь с земли.
Приближающийся звук копыт умерил его пыл.
– О, Боже, меня не должны застать с тобой! – Он поспешно подобрал свои брюки и плащ и, бросив полуодетую возлюбленную, побежал к карете.
Растрепанная Фелиция сидела на траве. Разорванный лиф платья почти полностью открывал ее грудь.
– Подлец! – выкрикнула она.
Все еще тяжело дыша, она погрозила кулаком вслед удаляющейся карете.
– Когда-нибудь я отплачу тебе за это, трус!
Фелиция поднялась на ноги и увидела несущегося прямо на нее Тримейна Шеффилда. Увидев ее, он резко остановил лошадь, едва не, сбив женщину с ног.
Спрыгнув, он крикнул:
– Боже, Фелиция, что с вами случилось?
Фелиция разразилась рыданиями и, прикрывая обнаженную грудь, бросилась в объятия Тримейна.
– О, благодарю Бога, что вы оказались рядом! Какой-то крестьянин поймал меня во время прогулки и пытался… пытался… – она еще сильнее прижалась к Шеффилду. – О, Тримейн, это было ужасно. Какое счастье, что вы оказались поблизости!
Тримейн увидел красные пятна на ее груди и шее.
– Животное! Я догоню его!
– Нет, вы его спугнули. Я знаю, он не вернется. Он не… он не… О, Тримейн, в ваших объятиях я чувствую себя в безопасности.
– Как выглядел этот человек? Клянусь, я найду его и достану из него всю душу!
– Я не разглядела его лица, – ответила Фелиция.
Она так крепко прижалась к Тримейну, что ее голос был едва слышен. Повернув голову, женщина увидела закутанную в плащ фигуру, приближающуюся к ним.
– Он был большой и сильный, с густыми усами. Я помню его ужасные грубые руки… Тримейн, обнимите меня крепче!
Фелиция подняла лицо и прежде, чем Тримейн сообразил, что происходит, крепко поцеловала его в губы, прикрывая при этом рукой свою грудь.
– Фелиция, не делайте… – Трей поднял голову и увидел человека, с которым ему хотелось бы встретиться в данную минуту меньше всего. – Изабелла! – Он отпрянул от Фелиции, но, увидев, что женщина почти раздета, снял свой плащ и накинул его на плечи леди Фенмор. – Что вы здесь делаете?
– А вот мне не нужно задавать этот вопрос вам, – ответила Изабелла прерывающимся голосом. – И леди Фенмор тоже. – Девушка резко повернулась и побежала по направлению к замку.
– Подождите! Это не то, что вы, что вы… Изабелла… черт побери, позвольте объяснить, что произошло!
Но Фелиция все еще крепко прижималась к Тримейну, и он, не в силах сделать что-либо, видел, как Изабелла исчезла за холмом.
– Черт побери! Ладно, я все объясню ей после того, как доставлю вас домой.
– Тримейн, пожалуйста, не рассказывайте никому о том, что произошло! Вы знаете это графство и как любят здесь посплетничать. Я не хочу, чтобы деревенские кумушки узнали о моем унижении, хотя вы и остановили насильника как раз вовремя. Это погубит мое доброе имя. А если эта новость дойдет до Лондона, то все отвернутся от меня.
– Фелиция, я не могу допустить, чтобы Изабелла что-то вообразила о нас с вами…
– Боже, я не вынесу, если местные сплетницы узнают о том, что меня пытался изнасиловать грязный крестьянин! Это погубит меня. Клянусь, Тримейн, если кто-нибудь узнает об этом, я убью себя! Клянусь! Я убью себя!
Тримейн убрал руки Фелиции со своего лица и попытался успокоить ее.
– Не говорите так. Мы поймаем этого человека и накажем его. Никто не посмеет плохо говорить о вас.
– Будут говорить, я знаю, – сквозь слезы проговорила Фелиция, проверяя, насколько Тримейн поверил ее россказням. – Вы же знаете, что эти курицы судачат обо мне! Если они узнают, что на меня напал какой-то разбойник, я буду навеки опозорена.
Тримейн посмотрел на содрогающиеся от рыданий плечи Фелиции.
– Вы хотите сказать, было бы лучше, если бы это сделал какой-нибудь высокородный подлец?
– Да вы просто смеетесь надо мной! – завопила Фелиция. – Я хочу умереть. Оставьте меня и ступайте к вашей Изабелле!
– Я отвезу вас домой, где вам и следует быть, а не бродить ночью по лесам.
Фелиция закрыла лицо руками.
– Я была так одинока. Вы перестали уделять мне внимание с тех пор, как приехала эта… эта кузина Джереми. – Она всхлипнула и вытерла слезы. – Тримейн, пожалуйста, не рассказывайте никому о том, что произошло. Вы напугали этого человека, и он никогда в жизни больше не посмеет сделать ничего подобного. Прошу вас, не лишайте меня достоинства!
– Я не собираюсь ничего говорить, пока вы не придете в себя. Но прежде, чем Изабелла уедет с Джереми в Италию, я должен все ей объяснить. Я не могу позволить, чтобы она считала меня развратным подлецом. – В глубине души Трей думал о том, что ему нет никакого дела до того, кем сочтет его Изабелла после увиденной сцены.
Он слышал о сексуальной невоздержанности лорда Лансфорда, и, без сомнения, Изабелле, несмотря на ее притворный вид, приходилось не раз заниматься любовью на траве.
– Пожалуйста, пообещайте мне, что вы никому не расскажете! – умоляла Фелиция.
– А почему вы думаете, что Изабелла не распространит слухи о нас с вами?
Чистыми невинными глазами Фелиция посмотрела на Тримейна.
– Если она это сделает, вы же поступите со мной, как порядочный человек?
Тримейн отпрянул от Фелиции. На его лице появилось суровое выражение. Он уже давно решил, что Фелиция Фенмор – не та женщина, на которой ему хотелось бы жениться.
– Я отвезу вас домой. Необходимо убедиться, что у вас нет серьезных повреждений.
– Вы еще не пообещали мне.
– Хорошо. Обещаю ничего не говорить пока.
Проводив Фелицию до дома, Тримейн ехал с тяжелым сердцем. Несмотря на все сомнения и подозрения относительно того, что Изабелла не та, за кого себя выдает, ему было нестерпимо больно от мысли, что девушка считает его подлецом.
Трей не мог забыть лица Изабеллы, когда он повернулся и увидел ее, стоящую на тропинке Девушка была потрясена этой сценой. Но вместе с болью в сердце Тримейна закралась и злость.
– Если она считает меня таким животным, то не заслуживает и объяснения!
Тримейн стал думать о бедной Фелиции и о человеке, который был причиной ее неприятностей. Кто отважился бы вступить во владения Шеффилдов, зная, что все до одного в графстве преданы этой семье?
Ну что ж, поисками этого человека Тримейн займется позже. Недаром Бог дал людям язык, к тому же, мужчины любят хвастаться. А он будет начеку.
Ньютон Фенмор, в халате и тапочках, вошел в гостиную, где Фелиция оценивала ущерб, причиненный ее новому платью.
– Боже, Фелиция! Что случилось? Я уже начинаю сомневаться, что когда-нибудь ты придешь домой и не будешь выглядеть, как уличная кошка, повстречавшаяся сразу с несколькими котами.
– Заткнись, Ньютон! – сквозь зубы процедила сестра. – По крайней мере, он не щиплется, когда занимается любовью, в отличие от некоторых мужчин.
Ньютон покраснел.
– Кто рассказал тебе об этом?
– Не твое дело! Принеси лучше бренди.
Когда брат ушел, Фелиция посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась тому, как плохо выглядит растрепанные и всклокоченные волосы, разорванное платье. Проклятый Лансфорд! Он заплатит, но не за костюм и синяки, а за свою трусость и за то, что сбежал и оставил ее одну.
Но с другой стороны… К тому моменту, когда вернулся Ньютон и принес ей бренди, Фелиция чувствовала себя победительницей. Этой маленькой шлюхе есть о чем подумать! Она злорадно улыбалась, вспоминая потрясение Изабеллы, отразившееся на ее лице, когда в человеке, обнимавшем Фелицию, она узнала Тримейна Шеффилда.
Эта маленькая дурочка, наверное, никогда не целовалась с мужчиной, а уж тем более не занимаюсь ни с кем любовью.
– Ньютон, дорогой, прочти мне что-нибудь, только короткое. Учти, я хочу спать. Одно из твоих милых маленьких стихотворений.
– Ты действительно хочешь этого? – Ньютон был похож на маленького ребенка, которому неожиданно дали конфету. – Я написал новую балладу, коротенькую, – быстро добавил он. – Но, слушая ее, ты будешь плакать.
Фелиция откинула назад голову. Пока брат читал ужасное стихотворение о бедной доярке, которую насмерть затоптала корова, она молилась на луну и думала о своем неверном возлюбленном, размышляя о том, что произошло, и о реакции Изабеллы.
Когда Ньютон закончил, Фелиция несколько запоздало захлопала в ладоши и воскликнула:
– Чудесно! Просто замечательно!
Однако это относилось не к ужасному стихотворению Ньютона, а к тому, как несчастна и подавлена сейчас Изабелла.
Эннабел в самом деле была потрясена увиденным. Несмотря на то, что отношение Тримейна к ней бывало таким разным – от неприступной холодности до нежности, Эннабел считала его настоящим джентльменом, который никогда не сделает того, что, по-видимому, он сделал с Фелицией Фенмор.
– Теперь-то я знаю, чем закончился бы наш маленький пир с клубникой, не помешай я ему, – сказала Эннабел, со злостью проводя щеткой по волосам и вновь вызывая в памяти потрясшую ее сцену. – Ручаюсь, что даже этот ужасный Лансфорд никогда не поступил бы так с женщиной.
Стук в балконную дверь прервал ее размышления. Девушка запахнула пеньюар и подошла к двери.
– Изабелла, пожалуйста, позвольте мне поговорить с вами!
– Уходите. – Она прислонилась спиной к двери. – Клянусь, если вы не уйдете, я позову Тодда.
– Если вы не откроете дверь, я расскажу Джереми все, что узнал о вас! Ведь вы такая же кузина Изабелла, как я – его тетя Агнесса.
Эннабел закрыла глаза, собралась с силами и распахнула дверь. Тримейн уже переступил порог ее спальни, но девушка остановила его.
– Нет. Я не хочу, чтобы вдобавок ко всему вы еще и скомпрометировали меня. Я сама выйду на балкон. Хочу напомнить, что у вас очень мало времени, чтобы рассказать вашу сказку.
– Изабелла, то, что вы видели у реки, совершенно не соответствует тому, о чем вы подумали. Между мной и Фелицией ничего не было. Я не могу сказать больше! Прошу вас, поверьте, что я не испытываю никаких чувств к этой женщине!
– Это абсолютно очевидно, – холодно произнесла Эннабел. – Учитывая состояние, в котором была леди Фенмор, вы испытывали в тот момент только животную похоть.
– Изабелла, выслушайте меня. – Несправедливое обвинение разозлило Тримейна.
Ему сейчас была неприятна женщина, которую он спас, и даже та, что стояла сейчас перед ним. Ее большие глаза обвиняли его в преступлении, которого он не совершал.
– Я дал слово чести и не могу рассказать вам всего. Пожалуйста, верьте мне. Я повторяю, что никогда не смог бы так неуважительно обращаться с женщиной.
– Вы отвезли меня в одно из самых сомнительных заведений Лондона и соблазнили бы, если бы я не сопротивлялась.
– Это было другое. – Тримейн понял, каким несостоятельным кажется его объяснение.
Он вел себя с Изабеллой так, как поступил бы на его месте лорд Лансфорд. А теперь он пытается убедить ее в том, что не позволял себе ничего подобного по отношению к Фелиции Фенмор.
– Надеюсь, вы не расскажете об этом Джереми. Это очень расстроило бы его.
– Да, Джереми будет неприятно, если он узнает, что его брат, которого он идеализирует, на самом деле – похотливый распутник. Вы знаете, что я не очень люблю леди Фенмор. Тем не менее, она не заслуживает того, чтобы ради собственного удовольствия вы рвали ее платья. Должна вам сказать, что Фелиция выглядела очень испуганной.
– Потому что она была… Изабелла, поверьте, я не зверь! Когда вы так смотрите на меня, мое сердце леденеет. Мы не были искренни друг с другом. Но, клянусь, это правда, Сегодня ночью я не занимался любовью с Фелицией Фенмор!
– Нет, любовью вы не занимались! Это называется другим словом. Лорд Шеффилд, я очень устала. Я обещала Джереми, что проведу завтрашний день с ним и помогу выбрать подарки, которые мы отвезем в Италию его другу лорду Байрону. Извините, я должна проститься с вами.
– Сперва сделайте мне одолжение. – В лунном свете, освещавшем лицо Тримейна, был отчетливо виден его шрам.
Эннабел почувствовала мучительную боль. Почему в глубине души она так верит человеку, с которым не может находиться рядом больше пяти минут и не поспорить из-за чего-нибудь?
– Я не буду давать никаких обещаний.
– Я и не требую их. Просто вы будете думать, что делаете мне обыкновенное одолжение, которое для меня значит намного больше. Я знаю, что вы испытываете сильные чувства к Фалькону. Джереми считает, что ваша близость с ним неизбежна. – Не давая Эннабел возразить, Тримейн поднял руку. – Не отрицайте. Прошу вас, когда вы будете в его объятиях и отдадите ему свою любовь, произнесите мое имя.
Тримейн ушел, а Эннабел еще долго стояла неподвижно. Она не могла ни объяснить своих чувств, ни отречься от них.
Эннабел ничего не ответила Тримейну, но знала, когда настанет такой момент, а это обязательно произойдет, имя Тримейна будет если не на устах, то в сердце.
Это невозможно. Она любит одновременно двух мужчин.
Может быть, трех, подсказывало ей сердце.
