Глава 12
Эннабел соскочила с лошади у заброшенного домика. Вокруг не было ни души. Зачем она приехала сюда? В какую историю попала? Не лучше ли вернуться в замок и не испытывать судьбу?
Мысль о драгоценностях не позволяла ей отказаться от задуманного. Это была достаточно веская причина разыскать Фалькона. Эннабел не хотела признаваться себе, что драгоценности были предлогом для того, чтобы еще раз увидеться с этим загадочным человеком.
– Здравствуйте! – несмело произнесла Эннабел, открывая дверь. – Здесь кто-нибудь есть? – Мышь, метнувшаяся из-под ног девушки, испугала ее.
Она вскрикнула и отпрыгнула в сторону.
В домике никого не было. Эннабел поняла это, когда ее глаза привыкли к темноте. Дом был пуст.
– Здесь совершенно невозможно жить! – пробурчала она сквозь зубы, брезгливо морща нос при виде грязного соломенного тюфяка и сломанного деревянного стола, которые составляли мебель этого убогого жилища.
Гордость Фалькона не позволит ему и пяти минут провести в таком запущенном месте с женщиной, которой всего несколько дней назад он сделал поистине королевский подарок.
Разочарованная, Эннабел вышла из дома, села на лошадь и повернула к замку. Когда она проезжала через небольшую рощу и уже хотела свернуть на главную дорогу, неожиданно сбоку от нее возникла черная тень. Человек крепко зажал ей рот рукой, не давая закричать.
– Тсс! Вы и так уже переполошили всю округу, устроив истерику в моем скромном жилище.
Это был Фалькон на своем черном скакуне.
– Вы будете вести себя спокойно, если я уберу руку? – спросил он.
Эннабел энергично закивала головой. Фалькон убрал руку и взял поводья Леди Годивы.
– Почему вас не было в доме, где мы должны встретиться? – спросила Эннабел.
– Я хотел убедиться, что вы одна, и никто не помешает нам. Кроме того, соколы не любят сидеть в клетке.
– Я понимаю, почему. Это ужасное место. Для своего убежища вы могли бы подобрать что-нибудь получше.
Фалькон наклонился к Эннабел, глядя на нее сверкающими глазами. Маска на его лице придавала им еще большую загадочность.
– Добрейшее создание, вы волнуетесь, в каких условиях живет бедный Фалькон! А ведь когда мы виделись в последний раз, вас заботило только одно: как поскорее вырваться из моих рук.
– У меня очень важное дело. Где мы можем поговорить? – Эннабел очень не хотелось возвращаться в этот грязный дом, но и оставаться на дороге было опасно.
– Я не могу отвести вас в мое настоящее убежище, хотя уверен, что там вам бы понравилось. Я вас слишком мало знаю, мисс Изабелла Победительница или как-там-вас-на-самом-деле. Я не могу позволить себе доверять первому встречному, чтобы дорогу в мое орлиное гнездо не узнали враги.
– Орлиные гнезда бывают только у орлов, соколы живут в соколиных, – ехидно заметила Эннабел.
– Есть одно безопасное место, где в лунном свете я смогу поплавать, пока мы будем разговаривать. Может быть, вы захотите присоединиться ко мне. – Увидев, как вспыхнули дьявольским огоньком глаза Фалькона, Эннабел презрительно фыркнула.
– По ночам я не плаваю даже с моими друзьями, не то что с незнакомцами.
– Но, Изабелла, вы знаете так же хорошо, как и я, что мы друг другу не чужие.
Затаив дыхание, Эннабел слушала этот завораживающий шепот и понимала, что Фалькон говорит правду. Она знала, что существует какая-то необъяснимая связь между ней и этим человеком, и испытывала к нему такие же смешанные чувства, как к Тримейну Шеффилду. Как могло случиться, что два совершенно разных человека вызывают в ней одинаковые чувства?
– Я понаблюдаю с берега. Если кто-нибудь появится, вы сможете уплыть, а я скажу, что заблудилась.
– Вы стали бы мне помогать? – Фалькон повел лошадей в глубь рощи.
Заросли кустарников и непроходимая чащоба, казалось, сами расступались перед ними. Когда они преодолели довольно большое расстояние, Фалькон распахнул перед девушкой замаскированные в гуще деревьев и кустарников ворота.
– Добро пожаловать в мои владения, ваша светлость! Это, конечно, не основное мое убежище, но я часто приезжаю сюда, чтобы успокоиться и отдохнуть.
Эннабел удивленно вскрикнула, когда Леди Годива просунула морду сквозь преграду из листьев и веток, и глазам девушки открылся сказочный уголок.
Водный поток несся со скалы и, весело журча, стекал по камням вниз. На склонах, покрытых травой и полевыми цветами, росли низкорослые деревья. Лягушки и маленькие лесные цикады исполняли свои ночные серенады.
Эннабел затаила дыхание, когда олень, чувствительные ноздри которого уловили присутствие человека, осторожно подошел к другому берегу, чтобы напиться.
– Это частичка рая, где животные и люди живут в мире и согласии? – прошептала девушка.
– Можете говорить громко. Это Гиневра. Я спас ее от королевских охотничьих псов, с тех пор мы с ней дружим. Смотрите.
Фалькон тихо свистнул. Олениха подняла голову, затем в несколько прыжков преодолела ручей и уткнулась мордой в протянутую руку человека.
– Она очень любит сладости, – сказал Фалькон, погладив животное.
Эннабел наблюдала за происходящим и не могла поверить, что перед ней тот самый человек, который внушал страх могущественным политикам и пользовался безграничной любовью и уважением фермеров и батраков.
Теперь она начинала понимать, что скрывается за его маской.
Когда Гиневра ушла, Фалькон снял плащ и рубашку.
– Обычно я плаваю без маски, но так как вы здесь, у меня нет выбора.
– Я закрою глаза, если вы хотите поплавать без нее.
Фалькон рассмеялся и прыгнул в воду. Его мускулы перекатывались под мокрой блестящей кожей, капли стекали по плечам и груди.
– Никогда не доверяй красивой женщине, пока не переспишь с ней, – часто повторял мой отец.
– Мужчины – жуткие шовинисты!
– Я уже не в первый раз слышу от вас это слово, – Фалькон выпрямился. Мокрые брюки облегали его сильные ноги. – Полагаю, вы говорите так о мужчинах, которые ведут себя с женщинами как невежды.
Эннабел очень удивилась, как точно Фалькон определил значение слова, которое стали употреблять только в двадцатом веке.
– Совершенно верно. С тех пор, как я в Англии, я уже встретила много таких мужчин.
– А в Америке их нет?
Эннабел засмеялась.
– Вы правы. Конечно, в Америке тоже есть мужчины, которые пренебрежительно относятся к женщинам. Но это не имеет значения. Так не должно быть.
Фалькон плеснул воду себе на лицо, и она стекла по подбородку на грудь.
– А как мужчины должны относиться к женщинам?
– Я думаю, что мужчины и женщины должны быть партнерами. Может быть, они чисто физиологически и отличаются друг от друга, но призваны сделать мир лучше, и ни один из них не должен управлять другим.
– Это Шеффилд. Вы считаете его шовинистом? – Пока Эннабел думала, что ответить, Фалькон смотрел на нее не отрываясь.
– Я думаю, он не был бы таким, если бы встретил настоящую женщину.
Фалькон отвел глаза от лица девушки и посмотрел на небо.
– Луна – солнце моряков. Скажите, Изабелла, вам не страшно находиться в лесу ночью с полуобнаженным мужчиной? Возможно, у него уже давно не было женщин, намного дольше, чем он привык обходиться без них?
– Пожалуй, мне следовало бы испугаться. Но я пришла сюда с честными намерениями и надеюсь, что вы ответите тем же.
– Какое дело привело вас ко мне?
– Я хочу поговорить о драгоценностях, которые вы мне послали в день моего приезда в Шеффилд Холл. Тримейн сказал, что они принадлежат жене лорда Лансфорда.
Фалькон взял камешек и сердито швырнул его в реку.
– Этот мерзавец украл гранаты у моей семьи. Их подарил отец моей матери незадолго до ее смерти. Он, в свою очередь, получил их от короля за оказанную услугу. Лорд Лансфорд конфисковал их якобы в королевскую казну. Нетрудно догадаться, как они попали к его жене и оказались на ее тощей шее.
– Значит, вы все-таки украли их. Вы подвергаете меня большой опасности! Если бы кто-нибудь узнал драгоценности в тот вечер на приеме у Шеффилдов, мне предъявили бы обвинение!
– Могу гарантировать вам, что Шеффилд никогда не пригласит в свой дом людей из окружения Лансфорда. Изабелла, оставьте драгоценности у себя, пока не придет время покинуть Англию. А потом можете выбирать: или вернуть их мне, или оставить у себя и носить на вашей прелестной шейке.
Эннабел пребывала в нерешительности, на зная, что делать дальше. Если она уговорит Фалькона забрать драгоценности, то его могут обвинить в краже. Если же оставит их у себя, то в краже обвинят ее.
– Я подумала, может быть, мне отдать их констеблю в Мейдстоне и сказать, что нашла их в лесу.
– Констебль Мейдстона – кузен лорда Лансфорда. Он с удовольствием запрячет вас в тюрьму и выбросит ключ от камеры. И я не сомневаюсь, он, найдет способ впутать в это дело Джереми и Тримейна. – Фалькон вышел на берег и стряхнул с волос капли воды. – Жаль, что вы не захотели искупаться.
– Я утону в этой одежде.
– Тогда снимите ее, – прошептал Фалькон. – Я никому не расскажу.
– Мой отец тоже научил меня некоторым вещам. Он говорил, например, что порядочная девушка не должна купаться нагишом с мужчиной в маске, если, конечно, она тоже не носит ее.
Фалькон громко расхохотался.
– Прелестно! «Купаться нагишом». Мой лексикон сильно обогатится после общения с вами, Изабелла-или-как-там-вас-на-самом-деле.
– Перестаньте называть меня так, – ответила Эннабел, готовая вот-вот расплакаться.
Она знала, кто она на самом деле, и прекрасно осознавала, что она не Изабелла.
– К черту все, я иду! Отвернитесь! Клянусь, если вы будете подсматривать, то я завтра же отправлюсь в Мейдстон к констеблю.
Фалькон отвернулся, тихонько посмеиваясь.
Он не подсматривал, но когда Эннабел вошла в воду, и он увидел ее тело под намокшей прозрачной сорочкой, ничто не могло заставить его отвернуться.
– Вы настоящая женщина, – с восхищением сказал он. – Я знал, что у вас красивое тело, но не думал, что вам так нравится его показывать.
Откровенно говоря, Эннабел сама не понимала, что с ней происходит. Наверное, луна заставляет людей совершать странные поступки.
Эннабел в ночной сорочке стояла на балконе, глядя на луну. Вдруг она вспомнила, что забыла задать Фалькону один вопрос, откуда у Тримейна Шеффилда на лице шрам?
Как раз в этот момент, когда девушка думала об этом, Трей вышел на балкон.
– Изабелла? Вы еще не ложились? – Он зевнул и облокотился на балконные перила рядом с ней. – Сквозь сон я услышал, как вы поднимаетесь по лестнице. Перкинс сказал мне, что вы отправились на прогулку. Вы давно вернулись?
– Только что. Мне нравятся ночные прогулки. Надеюсь, Джереми не очень беспокоился.
– Он работал в башне и не думал ни о чем и ни о ком. Когда мой брат садится за письменный стол, он переносится в другой мир.
Эннабел запахнула пеньюар и, насколько позволял лунный свет, посмотрела прямо в глаза Тримейну.
– Надеюсь, вы не настраиваете моего кузена против меня. В отличие от вас, он доверяет мне.
– Это одна из лучших черт его характера. Или, наоборот, худшая. Он перестает верить человеку только тогда, когда тот не оставляет ему другого выхода, как, например, ваш друг Лансфорд.
– Мой друг? – Эннабел задохнулась от возмущения. – Я никогда в жизни не видела этого человека, пока он не навязал мне свое общество в гостинице «Чаринг-Крос».
– Навязал? Вы, американцы, выражаетесь очень странно. Изабелла, я не хочу ссориться с вами. Да, я знаю некоторые вещи, которые не позволяют мне доверять вам. Но в то же время вы очень притягиваете меня. Вот как сейчас. – Тримейн ближе придвинулся к девушке.
Их плечи соприкасались.
– Я вспоминаю о поцелуе в лабиринте, о ваших губах, влажных от клубники, и думаю, что мне… хочется… повторить это.
Тримейн привлек Эннабел к себе и, вдыхая аромат ее волос, нашел ее губы. Она почти не дышала. Ей казалось, что нет сил сопротивляться.
– Я пришла сюда не за этим, – промолвила она, отстраняясь. – Особенно, если вспомнить, как вы обращались со мной той ночью в Лондоне.
– Мне показалось, что некоторые моменты вам понравились, – прошептал он, убирая со щеки Эннабел прядь влажных волос.
От его прикосновения девушка задрожала.
– Никогда не могу угадать, как вы поведете себя со мной. Сегодня вы обращаетесь со мной, как с лучшим другом, а завтра – как, с прокаженной, которая заразит вас, если вы приблизитесь. Тримейн, откуда у вас этот шрам?
Совершенно ошеломленный, он долго молча смотрел на Эннабел, потом рассмеялся.
– Вы умеете привлечь к себе внимание мужчины. Почему вы так интересуетесь моим уродством?
Эннабел вспомнила о мужчине из другого времени, на лице у которого тоже был шрам.
– Потому что это очень важно для меня.
Тримейн долго и пристально смотрел на девушку.
– Я не знаю.
Эннабел не могла поверить этому.
– Вы не знаете, откуда у вас шрам, пересекающий щеку от виска до подбородка?
Тримейн провел пальцем по лицу.
– Я помню только, что упал с Мордрида, когда объезжал его, помню, как подбежали какие-то мужчины и навалились на меня. Когда я очнулся, то увидел, что лежу посреди широкого поля, а надо мной склонились люди. Больше я не помню ничего, но точно знаю, что изувечил меня не Мордрид.
– Поэтому вы и не позволили убить его?
– Убить такого коня, как Мордрид? Да я скорее соглашусь расстаться с вашей кроткой Леди Годивой.
Странная история. Эннабел чувствовала, что в глубине души она знает ответ, но сейчас у нее не осталось сил, чтобы думать об этом. Сегодняшняя ночь была очень долгой.
– Я иду спать. Прогулка очень утомила меня. На что мне надеяться завтра? Кем я буду для вас, врагом или другом?
Тримейн засмеялся.
– Вы же любите приключения? Позавтракайте со мной в лабиринте и узнаете.
– В лабиринте? А яичница не остынет, пока ее туда донесут?
– Существует только один способ проверить. Ведь так, Изабелла? – Тримейн поцеловал ее руку. – Спокойной ночи. Я бы с удовольствием уложил вас в кроватку и укрыл, но боюсь, что за сегодняшнюю ночь и без того порядком надоел вам.
Эннабел легла спать со смешанным чувством. Это была странная ночь, а через несколько часов наступит новый день.
Наступило утро. Эннабел почувствовала, как Мунбим водит лапкой по ее щеке, а потом уловила ароматный запах кофе. Еще сонная, девушка села на кровати и очень удивилась, увидев, что поднос с завтраком принесла Греймалкин.
– Греймалкин! – Эннабел терла глаза, не совсем понимая, проснулась она или еще спит.
Старая няня Джереми не была в ее комнате с того дня, когда укладывала волосы для приема, устроенного в честь ее приезда.
– Что вы здесь делаете?
– Принесла вам кофе, мисс. Джереми сказал, что вы не можете встать с кровати без чашечки крепкого кофе, вот я и подумала, почему бы мне не принести его вам.
Эннабел налила жирных сливок в блюдце для кошки, и та немедленно принялась слизывать их, довольно мурлыкая.
– Вы не должны подниматься по лестнице с тяжелым подносом. У Мод есть в подчинении много молоденьких служанок, которые могут сделать это.
– Возможно, я уже сгорбилась, но умирать еще не собираюсь, – резко ответила старуха. – Вы встретились с Фальконом? Он был там, где я сказала?
– Не совсем, но все же мы встретились. Что это, записка от Джереми? Интересно, почему он не поднялся ко мне в комнату, как всегда?
Записка была не от Джереми, а от Тримейна.
«Моя прекрасная леди, мне очень жаль, но меня вызвали в Лондон по делам, связанным с морскими перевозками. Вернусь завтра. Мы обязательно позавтракаем вдвоем, только в другой день. Т. Ш.»
Эннабел была разочарована и вместе с тем потрясена. Неужели она влюбилась в человека, который сегодня обращается с ней, как с драгоценным сокровищем, а завтра – как с падшей женщиной, тайно вынашивающей злодейские планы? Как она может любить Тримейна и в то же время испытывать наслаждение, находясь в объятиях Фалькона? Поймав взгляд проницательных глаз Греймалкин, она вздохнула.
«Ну что ж, я думаю, это к лучшему», – решила наконец Эннабел.
Она положила записку на поднос и вновь наполнила вылизанное дочиста блюдце Мунбим.
– Греймалкин, как относится ко мне Тримейн? Вы ведь все знаете. Почему он отталкивает меня тогда, когда мы становимся почти друзьями?
– Я не была его няней. Я стала присматривать за Джереми, когда покойный лорд Шеффилд женился на его матери. А Тримейн всегда был непонятным и странным ребенком. Но в тот момент, когда я впервые увидела Трея, я уже знала, что ему уготовано великое и славное будущее.
– Откуда вы, Греймалкин?
Несколько секунд старуха выглядела испуганной, затем издала нечто похожее на смех.
– Одни говорят, что я спустилась с гор, другие – что вышла из ада. На самом деле я родилась в Англии, в бедной деревне, где считали, что седьмой ребенок, каким я была, несет на себе проклятие. И когда я выросла, меня выгнали из деревни.
– Как ужасно! Вас выгнали из родного дома?
Греймалкин пожала плечами.
– Я не только была готова уйти, но и хотела этого. Конечно, глядя на меня сейчас, трудно поверить, что я была красива, очень красива. Я считала, что могу добиться лучшей жизни для себя, и сделала это. – Старуха снова засмеялась. – Посмотрите на замок, в котором я живу, на людей, которые заботятся обо мне, и вы все поймете сами. Сколько вы знаете старых развалин, вроде меня, у которых в их возрасте есть то, что имею я?
Эннабел вспомнила старых женщин, которые в корзины собирают мусор и отбросы. В словах Греймалкин была доля правды. Девушка переменила тему разговора.
– Вы ведь знаете, кто такой Фалькон? Правда?
– Я знаю многое, но не рассказываю об этом всем подряд. Но я умею гадать по чайным листьям. Поэтому, если вы оставите эту отраву, которую сейчас пьете, и попробуете мой чай, я скажу вам все, что увижу.
Эннабел не была уверена, хочет ли она узнать свою судьбу. Однако любопытство составляет неотъемлемую часть натуры любой девушки. Поэтому Эннабел взяла из рук Греймалкин чашку и выпила чай до дна.
Греймалкин подошла к ней и взяла протянутую чашку.
– Моя девочка, я не говорю людям того, что они не хотят слышать, поэтому, если вы не хотите знать свое будущее, скажите об этом сразу до того, как я начну гадать.
– Может быть, я не поверю тому, что вы скажете, но все-таки давайте начнем.
– Как прикажете, мисс… о, я так и думала, – глядя в чашку, бормотала старуха. – Очень давно я видела то же самое и на своих листьях, я еще засомневалась тогда, правильно ли я прочла их.
– Что? Что там?
– Я вижу вас в объятиях мужчины, но этого человека я никогда не видела прежде. Вижу ваши слезы, вижу какое-то темное пятно, напоминающее тень от виселицы, вижу боль и печаль. Но над вами всегда светится шар, похожий на луну, словно талисман, который защищает и спасает вас…
Дыхание Эннабел стало прерывистым, когда она слушала предсказания Греймалкин. Вдруг старуха замолчала и побледнела. Эннабел напрасно пыталась добиться от нее, что же она увидела.
– Ничего из того, что мне хотелось бы произнести вслух. Плохими предсказаниями можно и в самом деле накликать беду, – трясущимися руками Греймалкин поставила чашку. – Я пришлю кого-нибудь за подносом. А вам надо одеться. Тот розовощекий теленок из соседнего поместья уже целый час ждет вас внизу в гостиной и клянется, что не уйдет, пока не поговорит с мисс Изабеллой.
На минуту Эннабел забыла о гадании и о странном поведении предсказательницы.
– Ньютон Фенмор? О, Боже! Пожалуйста, пусть Тодд выпроводит его.
– Он уже пытался. Но этот человек отказывается уходить. Поговорите с ним, мисс. Фенмор дурак, но он может рассказать вам, что происходит в том сумасшедшем доме, который называется правительством, то, о чем я вам рассказать не могу. Прими его, девочка, пожалуйста. Может быть, тебе удастся спасти Джереми от беды.
– Помочь Джереми? – Девушка вскочила на ноги и бросилась к двери, чтобы удержать Греймалкин и попросить объяснить таинственное высказывание, но старуха уже ушла.
Теперь Эннабел оставалось лишь одеться и спуститься вниз, где ее ждал настойчивый поклонник. Она выбрала розовое платье, которое подходило по цвету к носу и ушам Ньютона, и, вздыхая о том, что долгожданный завтрак с Тримейном превратился сначала в неприятный сеанс гадания, а теперь – в вынужденное свидание с Фенмором, стала спускаться по лестнице.
– Дорогая мисс Изабелла, вы выглядите очаровательно! – Ньютон вскочил с кресла и, схватив руку Эннабел, поцеловал ее. – Вам так к лицу розовое платье, это мой любимый цвет. Вы похожи на розу, которую я сорвал по дороге сюда.
Фенмор протянул девушке чайную розу с поникшими лепестками. Пробормотав в ответ слова благодарности, Эннабел взяла ее.
– Лорд Фенмор, я весьма удивлена тем, что вы пришли в такое время. Я уверена, у вас есть более важные дела, чем сидеть и ждать меня.
– Других дел у меня нет. Я сказал сестре, что не приму отказа. Или увижусь с вами сегодня, или умру, пытаясь сделать это.
– Лорд Фенмор, я никогда не поощряла ваших ухаживаний и пыталась, как могла, тактично объяснить вам…
– Я не требую, чтобы меня поощряли, – Ньютон бросился к Эннабел и, крепко обхватив ее ноги, положил голову ей на колени. – Я люблю вас, Изабелла, и хочу, чтобы вы стали моей женой.
Эннабел смотрела на его розовую макушку, просвечивающую сквозь редкие волосы, и не верила своим ушам.
– Ньютон, я не давала вам никакого повода. Ради Бога, встаньте! Это смешно!
– Не сделаю это о, пока вы не согласитесь выслушать стихотворение, написанное для вас, – пробубнил он.
Многочисленные складки на юбке Эннабел заглушали его голос.
– Если я выслушаю ваше стихотворение, вы обещаете, что тут же уйдете? А что касается вашего предложения, то я не согласна. Я вас совершенно не знаю, и, откровенно говоря, такое неведение вполне устраивает меня.
– Так красива и так жестока. О, прекрасная, безжалостная леди!
– Мне кажется, эта строчка заимствована, – резко заявила Эннабел.
Китсу не понравилось бы, в этом она была уверена, услышать название одной из своих баллад из уст этого шута.
– Читайте ваше стихотворение, но только побыстрее, пока я не потеряла терпение и не попросила моего кузена проводить вас до двери.
Со скоростью света Ньютон Фенмор вскочил на ноги и тут же подверг Эннабел страшному испытанию: никогда в жизни девушка не слышала ничего более отвратительного. Эннабел взглянула поверх плеча поэта и увидела стоящего в дверях Джереми. Кузен слушал Ньютона, и его плечи содрогались от смеха.
Эннабел пришлось взять себя в руки, чтобы не последовать примеру брата.
Когда Ньютон прочел последнюю строку своего стихотворения и приложил к глазам розовый платочек, Джереми захлопал в ладоши.
– Замечательно, Фенмор. Моя кузина вдохновила вас на создание одного из лучших стихотворений. «Возьми мое сердце, но не рань его». Да это почти, как у Байрона.
Ирония, прозвучавшая в его словах, не укрылась от поклонника Эннабел.
– Сэр, я не помню, чтобы просил вас составить компанию мисс Изабелле и послушать мое стихотворение.
– Так как это все же мой дом, я счел вполне удобным прийти сюда. Ваша сестра оправилась от ушибов?
– С тех пор, как мы вернулись из Лондона, Фелиция почти не выходит из своей комнаты, но я, конечно, передам ей, что вы очень беспокоитесь, – язвительно произнес Фенмор. – Мисс Изабелла, можно пригласить вас на прогулку?
– Моя кузина уже приглашена и на утреннюю, и на послеобеденную прогулки. Фенмор, когда вы занимаетесь своим поместьем? Неужели все члены парламента такие бездельники?
Если бы взгляд мог убивать, Джереми Симмонз был бы уже мертв. Эта дуэль поначалу развлекала Эннабел, но когда девушка увидела, как побледнел Фенмор, то не на шутку испугалась. Внезапно у нее появилось нехорошее предчувствие. Ньютон Фенмор был смешным, жалким шутом, но в то же время опасным человеком.
– Джереми, может быть, мы действительно навестим как-нибудь сестру лорда Фенмора и попробуем развеять ее хандру?
Она торопливо проводила незваного гостя до двери, пока Джереми не возобновил поток своих колкостей.
Когда Эннабел вернулась, они посмеялись над поэтическими изысканиями Фенмора.
– Джереми, Фенмор не любит, когда ему напоминают о его несостоятельности как поэта и как человека. Мы должны быть более осторожны с ним. У Ньютона есть влиятельные друзья, занимающие высокие должности, которые не погнушаются воспользоваться в своих целях ссорой между вами.
Достав из высокого комода графин с хересом, Джереми наполнил бокалы.
– Фенмор дурак, проигравший в карты состояние своей семьи и свое доброе имя. У него не хватит смелости пойти против меня и моего брата.
– Джереми, может быть, он и не сделает этого в открытую, но не упустит случая выстрелить вам в спину. Трусы, а я уверена, что Фенмор принадлежит именно к этой породе, всегда поступают так.
– Ты очень разволновалась, – сказал Джереми, погладив ее по щеке. – Давай покатаемся до ланча, а потом обсудим поездку к Байрону.
Услышав о Байроне, Эннабел до конца дня больше ни разу не вспоминала о лорде Фенморе. На крыльях мечты девушка вспорхнула наверх и стала торопливо переодеваться для прогулки.
