Глава 44
Джерард подъехал к дому Джины и припарковал машину. Он нажал кнопку вызова, и входная дверь, щелкнув, открылась. С трудом сдерживая волнение, перепрыгивая через две ступеньки, он подошел к квартире. Джина, сияющая, в элегантном платье от Лоры Эйшел, встретила его у дверей.
– Привет. Я купил бутылку шампанского.
– Прекрасно! Входи.
Джерард прошел за ней в квартиру. Стол был накрыт на двоих, из кухни доносился аппетитный запах.
– Что-то вкусно пахнет.
– Подожди, пока не попробуешь, – Джина засмеялась. – Что будешь пить? Есть пиво и вино.
– Я думаю, надо открыть бутылку шампанского. Ведь сегодня праздник.
– Прекрасно. Ты не возражаешь, если я разбавляю его апельсиновым соком?
Джерард открыл шампанское и разлил его по бокалам, пока Джина возилась на кухне.
– У тебя милое местечко.
– Да, для меня одной слишком просторное, но мне нравится. Джерард, садись, пожалуйста, к столу. Я сейчас все принесу. Надеюсь, тебе нравится перец. Боюсь, я слишком много его добавила, – она улыбнулась и поставила перед ним тарелку.
– М-м, вкус замечательный. Великолепный повар, как и блестящая актриса. За твою победу. Уверен, ты завоюешь ее.
Они ели цыпленка в сметанном соусе, потом фруктовый салат и сыр.
– Как прекрасно жить рядом с Сохо. Здесь в магазинах такой сказочный выбор продуктов. Уверена, что поправилась на целый фунт с тех пор, как переехала сюда.
Джерард посмотрел на фигуру Джины.
– Я так не думаю, Джина.
Она вспыхнула.
– Хочешь кофе?
– Хорошая идея.
Когда они пили кофе, Джерард предложил сходить в бар за пиццей.
Они медленно шли по все еще оживленным улицам. Ноябрьский день был ясным, но к вечеру стал прохладным, и Джина немного продрогла. Джерард обнял ее, и она прижалась к нему. Они купили каштанов у какого-то старика-торговца и посмотрели последнее уличное представление. Когда они возвращались домой, Джина застенчиво взяла своей маленькой рукой Джерарда за руку.
Джина повесила их пальто на вешалку. Джерард смотрел в окно на прекрасный вид, и Джина, войдя в комнату, стала рядом с ним. Он обнял ее, и они продолжали стоять и смотреть в окно.
– Джина, ты можешь сказать «нет», я не обижусь, но мне очень хочется поцеловать тебя. Ты не будешь возражать?
Она покачала головой:
– Нет, не буду.
И она оказалась в его руках.
– О Боже, Джина! – простонал Джерард, когда они прервали поцелуй.
Он увидел в ее глазах страх.
– Послушай, это ничего не значит, если не хочешь… Я имею в виду, я…
Она закрыла ему рот поцелуем, зная, что если он не возьмет ее сейчас…
Он медленно раздевал ее, отчаянно стараясь сдержать свою страсть, которую он так долго испытывал к ней. Он любил каждую частичку ее прекрасного тела, покрывая его поцелуями. Когда он понял, что Джина достаточно возбуждена, он осторожно вошел в нее, и она застонала от наслаждения. Когда все закончилось, Джина утонула в его объятиях, все еще дрожа от сильного оргазма. На нее нахлынула волна благодарности к мужчине, избавившему ее от страха и сделавшему ее счастливой. Он заставил ее вновь почувствовать себя женщиной. Прошлое было вычеркнуто из памяти, когда она вернулась в мир естественного физического наслаждения.
После первой ночи они стали неразлучны. Они проводили все время или на Ковент-Гарден или в квартире Джерарда на Нейтсбридж.
Джерард пригласил Джину на Рождество в Лонгдейл Холл. Джине захотелось немедленно согласиться, но ей нужно было поговорить с матерью перед тем как дать ответ.
Занятая развитием отношений с Джерардом, Джина несколько подзабыла о своих намерениях помириться с матерью как можно быстрее. Она постоянно звонила, но не получала ответа, сама не предпринимала попыток найти мать. Она позвонила из театра, когда не была занята в действии, и мать, наконец-то ответила.
– Где ты была, мама? Я волновалась.
– Здравствуй, Джина. Я, э-э, у меня была небольшая операция, и доктор посоветовал мне на время уехать из Лондона. Так что, я с другом была за городом.
Джина не знала ни одного ее друга в деревне, но почувствовала облегчение, услышав голос матери.
– У тебя сейчас все о'кей?
– Да, я прекрасно себя чувствую.
Монетки у Джины заканчивались, и ей надо было выходить на сцену.
– Мама, мне надо идти, но завтра утром я приеду к тебе. Пока, – она положила трубку, чтобы Джойс не успела отказаться, и побежала на сцену.
Джойс вымыла волосы и немного подкрасилась. Она выбрала большой мешковатый свитер, не нужно, чтобы Джина что-нибудь заметила. Она уже и так достаточно помучила дочь. Возможно, это последний шанс все исправить. Она пробыла два месяца в больнице, где проходила химиотерапию. Но опять сильно похудела и ослабела. Сразу же после Рождества ей опять нужно было сдавать анализы. Джойс не знала, как утаить это от Джины.
Раздался звонок и Джойс направилась к двери. Когда она открывала дверь, руки у нее дрожали. И не болезнь была тому причиной, она твердо решила рассказать Джине все, что столько времени скрывала от нее.
– Привет, мама, – Джина взглянула на худое лицо, запавшие глаза, которые не мог скрыть никакой грим.
– Привет, Джина, заходи, я приготовлю чай.
– Как ты себя чувствуешь? Ты уверена, что операция не была серьезной?
– Нет, дорогая, это так, женские проблемы. Почистили меня немного и все. Присаживайся.
Джина села за кухонный стол. Ничего не изменилось.
– Вот, это тебе, я купила бисквиты, которые ты раньше так любила.
Джина увидела бисквиты, любимое лакомство ее детства, и почувствовала в горле комок.
– Как проходят спектакли? – спросила Джойс.
– Очень хорошо. Меня выдвинули на награду, как самую перспективную молодую актрису.
– Это хорошая новость, поздравляю!
– Мама, – сказала Джина, не желая говорить о себе. – Почему ты ушла с работы?
Джойс приготовилась к этому.
– О, я решила, что после стольких лет занятия одним и тем же делом, нужно уйти и немного развлечься.
Джину поразило, что слово «развлечься» было сказано ее матерью.
– Я всегда могу вернуться, если захочу, но у меня есть небольшие сбережения, и я подумала, что пришло время потратить их.
Хотя все это звучало правдоподобно, Джина прожила с матерью достаточно долго, чтобы полностью не поверить в это.
Мать продолжала:
– Послушай, Джина, может быть, я не слишком сильно изменилась с тех пор, как ты ушла из дома, но я извлекла из этого несколько тяжелых уроков… Я хочу сказать, что сожалею о своем отношении к Мэтью. Это было эгоистично, глупо. Прости меня.
– О, мама, все о'кей. Давай забудем и простим друг друга. И постараемся все начать сначала.
Джойс улыбнулась и кивнула.
– Джина, мы с одним знакомым из церкви собираемся уехать на Рождество, но я решила, что нужно узнать сначала о твоих планах.
Джина вздохнула с облегчением. Как бы ни изменилась мать, но мысль провести с ней вдвоем Рождество, не казалась очень привлекательной.
– Вообще-то меня уже пригласил брат Бетины. Ты помнишь Бетину?
Джойс кивнула.
– Провести Рождество в Лонгдейл Холле.
– Ты встречаешься с ним?
Джина улыбнулась этой старомодной фразе.
– Да, очень часто.
– Это серьезно.
– Да, мне кажется, – Джина вздохнула. – Дело в том, что я чувствую себя виноватой из-за Мэтью.
– Джина, никогда не вспоминай прошлое. Люди, проживая свои жизни, стремятся, чтобы все изменялось, они тратят на это все свое время. Я хочу сказать…
Момент настал. Джойс поняла, что надо им воспользоваться, но смелость покинула ее.
– Да? – Джина выжидающе смотрела на мать.
– Я хочу сказать… ты должна многое успеть сделать за свою жизнь, ведь так?
– Да, это правда, – ответила Джина. Новая философия матери поразила ее.
Момент прошел. Джойс упустила его. У нее не было ни сил, ни смелости попытаться снова.
– К сожалению, мне пора уходить. В среду у нас дневной спектакль. Почему бы мне не заглянуть к тебе на следующей неделе с рождественскими подарками?
– Нет, Джина, мы еще не приедем.
– Хорошо. Тогда, может быть, как-нибудь встретимся в Новом году? Ты сможешь прийти ко мне в воскресенье на ланч?
– Да, это было бы замечательно. Но, может быть, мы на некоторое время уедем, – Джойс проводила Джину до дверей.
– Вы уже решили, куда поедете?
– Э-э, да, в Шотландию, – это было первое, что пришло ей на ум.
– Желаю хорошо провести время и счастливого Рождества! – Джина поцеловала мать.
– Спасибо, и тебе, дорогая.
Джойс смотрела вслед дочери, пока та не скрылась за поворотом и исчезла из виду. Она чувствовала, что больше никогда не увидит свою дочь.
