Глава 73

Себастиан видел мать последний раз года четыре назад, когда был в Италии на учебе, и поэтому сейчас, увидев ее бледное лицо и исхудалую фигуру на больничной койке, он поразился до глубины души. Ему всегда было очень обидно, что мать практически бросила его на попечение тетки и не уделяла ему никакого внимания, однако сейчас ее страдания не могли оставить его равнодушным. Перед лицом смерти все стало казаться мелким и ничтожным.

Себастиан сидел у кровати больной матери и вдруг поймал себя на том, что думает, какая она еще красивая. Перед глазами пронеслась вереница картин далекого детства. Отец сидит за фортепиано вместе с ним и показывает ему разные ноты. Мать смеется, глядя на них. Ему вспомнился сад, большой и заросший, и яблоня, горячая от жаркого июльского солнца. Какой прекрасный летний день…

– Себастиан, – голос матери прервал его воспоминания.

– Да, мама? – он наклонился над ней, чтобы она могла его видеть, не поворачивая головы, и больная протянула к нему руку.

– Должно быть, я совсем плоха, раз ты здесь, – улыбнулась она.

– Нет, пока не очень, – Себастиан с радостью отметил, что обычное для матери чувство юмора не изменило ей. – Как ты себя чувствуешь?

Она вздохнула.

– Да как тебе сказать. Думаю, что могла бы и попозже расстаться со своим ночным клубом. Им меня будет жутко не хватать. А я чувствую легкую слабость.

– Ну конечно, – Себастиан в общем-то никогда не был близок с матерью и сейчас чувствовал растерянность в таких обстоятельствах. Ему казалось странным, что друзья и соседи знают ее значительно лучше, чем он, ее сын, но позвонили в этой ситуации все-таки ему, потому что он родственник.

– Я умираю, дружочек, – тихо сказала мать.

– Мама, пожалуйста! Я разговаривал с докторами и…

– Да ну их в задницу, докторов! Я знаю свое тело. Оно сражалось с этой заразой пять лет и…

– Пять лет?! – Себастиан сначала даже не поверил тому, что услышал. – Почему ты мне ничего не сказала? Я даже не знал!

– Да я себя, в общем, отлично чувствовала, совсем не ожидая оказаться на пороге мертвецкой.

Себастиана поразило, насколько спокойно мать говорила о своей скорой смерти.

– И потом, я же просила Франческо вызвать тебя.

– Я рад, что ты это сделала.

– А я это сделала совсем не для того, чтобы ты сидел возле меня и обливался слезами. И вовсе не затем, чтобы мы могли обняться на пороге смерти. Так, кажется, пишут в романах? В наших обстоятельствах это было бы несколько лицемерно, так ведь? Я понимаю, что пренебрегла своими материнскими обязанностями, и с этим уже ничего нельзя поделать. Подними меня, пожалуйста, чтобы я могла тебя видеть.

Себастиан помог ей сесть ровно.

– Иди сюда, садись, – она указала ему на кровать рядом с собой. Он сел, и мать, словно изучая, внимательно посмотрела на него.

– Ты, по-моему, и без меня достиг кое-чего, – ее лицо смягчилось. – Знаешь, странные все-таки штуки выкидывает с нами жизнь. Когда я ждала тебя, то очень волновалась. Я собиралась всю жизнь посвятить тебе, дать тебе такую любовь, какой я никогда не получала от родителей. К несчастью, у судьбы свои планы и свои повороты. Ты точная копия отца, когда он был в твоем возрасте. Он был очень красивым человеком, очень, даже во вред себе.

Ее голос дрогнул. Себастиан решился и спросил:

– Вы были счастливы вместе? До того, как он погиб…

– Да! Очень! По крайней мере, я… И мне казалось, что и он тоже. Послушай, Себастиан, я… – лицо матери исказила болезненная гримаса, – я уже говорила, что было бы лицемерием с моей стороны произносить длинные речи или извиняться перед тобой за то, что я была плохой матерью, но мне бы хотелось… хотелось, чтобы ты знал, что были очень веские причины, по которым я после смерти отца оказалась совсем не такой, как думала.

– Какие причины?

– Я бы не хотела сейчас об этом говорить и вдаваться в подробности, – она зевнула. – Я очень устала, к тому же, расклеилась. В моем доме в Тоскане на чердаке есть кое-какие вещи. Они принадлежали твоему отцу.

– Что это за вещи?

– Ну, там портфель, полный нот, несколько книг, всякий хлам, который некогда было выбросить. Боюсь, что не очень богатое наследство.

– А я его совсем не помню, ты знаешь, – тихо проговорил Себастиан. – И даже вспомнить не могу.

В глазах матери мелькнуло какое-то странное выражение.

– А я могу, – сказала она мягко, затем, тяжело вздохнув, переменила тему разговора.

– Я слышала, Кристофер Винсент все-таки добился успеха.

– Да, я был на премьере его балета. Колоссальный успех.

– Я купила компакт-диск с этой музыкой. Он был к тебе очень добр, не так ли, Себастиан? – спросила мать.

– Да. А ты помнишь Мадди, его дочь?

– Ну, конечно, помню.

– Мы с ней решили пожениться. Свадьба будет накануне Нового года.

– Господи, вот дела, – мать тихо засмеялась.

– Почему ты смеешься, мама?

– Ой, извини, пожалуйста, Себастиан. Это, конечно, не смешно, но несколько забавно. Ирония судьбы. Ты не мог бы передать Кристоферу записку от меня?

– Конечно. – Себастиан пожал плечами. Он вообще перестал что-либо понимать в сбивчивой речи больной.

– И передай ему, что я благодарна за заботу о тебе и все понимаю. Передай, что долг, наконец, уплачен.

Себастиан кивнул, заинтригованный загадочной просьбой.

– Да, конечно, но…

Мать сжала его руку.

– Я люблю тебя, Себастиан, и всегда любила. Хочу, чтобы ты это знал. А сейчас я хочу отдохнуть. Позже мы сможем еще поговорить.

Мать закрыла глаза, и он понял, что ему пора идти. Он встал и пошел к двери.

– До свидания, мама, – прошептал он, оглянувшись, и вышел из комнаты.

Вечером мать впала в бессознательное состояние, а затем в кому. И через пять дней умерла.

Себастиан и безутешный Франческо отвезли тело Магды на виллу в Тоскану, так как мать хотела, чтобы ее похоронили на маленьком кладбище возле местной деревенской церкви. Похороны тоже были скромные, без посторонних. Присутствовали только близкие друзья.

Когда все закончилось, и на землю опустился теплый летний вечер, напоенный ароматами итальянских садов, Себастиан и Франческо сели на террасе. В воздухе стоял нежный аромат цветущих апельсиновых деревьев, пели свою громкую песню цикады. Все вокруг было тихо и умиротворенно, и даже не верилось, что где-то есть большие города, и люди там суетятся, добиваясь своих, в общем-то призрачных целей.

– Я завтра должен возвращаться в Лондон, – сказал Себастиан, сделав глоток вина из бокала.

– Да, конечно… – Франческо кивнул.

– А что ты будешь делать?

– Продам этот дом. Твоя мать его очень любила, и с ним связано столько воспоминаний, что я просто не могу здесь находиться.

– Я понимаю…

– Ей было всего сорок пять, – вздохнул Франческо. – Можно сказать, вся жизнь была впереди.

– Да. Но эти годы были у нее самыми счастливыми.

– Хочется верить. Твоя мать была замечательная женщина. Мне очень жаль, что ты не знал ее, как знаю я.

– Да. К несчастью, она сама так решила. После смерти отца она практически оставила меня, словно хотела, чтобы и меня не было в ее жизни.

– Да. Я этого не понимал. Я ей много раз предлагал вызвать тебя к нам, чтобы ты жил со своей матерью, но… – Франческо пожал плечами. – А я ведь знаю, что Магда тебя очень любила.

– Франческо, мать мне сказала, что после отца остались какие-то вещи, и ты мог бы мне их отдать, – сказал Себастиан.

– Конечно, – ответил отчим. – Они наверху, на чердаке. Может, ты сам сходишь, посмотришь?

– Ладно, – неожиданно для себя Себастиан зевнул. Волнения последних дней в сочетании с жарой и вином оказали на него свое воздействие. Его стало клонить в сон.

– Если ты не против, – с извиняющейся улыбкой сказал он Франческо, – я, пожалуй, удалюсь, а то скоро просто свалюсь со стула.

– Ну, конечно, и спасибо тебе, Себастиан, за то, что ты приехал сюда. Мне было очень приятно. Я надеюсь, что мы сможем поддерживать с тобой хорошие отношения, правда?

– Я тоже надеюсь. Спокойной ночи, Франческо.

– Спокойной ночи.

Себастиан пошел через холодное мраморное безмолвие виллы в свою комнату. Теперь, после похорон, все его мысли были направлены на то, чтобы как можно скорее вернуться к Мадди.

На следующее утро, искупавшись в большом бассейне, он позвонил в авиакомпанию и заказал билет в Лондон. К сожалению, места были только на завтра, поэтому ему еще один день предстояло провести в Италии.

После легкого завтрака Себастиан поднялся наверх по старой скрипучей лестнице и толкнул дверь на чердак.

Когда он нащупал выключатель и включил свет, ему сначала показалось, что он попал в пещеру Аладдина или Али-Бабы. Старая мебель, ковры, картины, детские игрушки… Во всем этом совершенно невозможно было разобраться. Себастиан бродил среди этого добра минут десять, пока случайно не наткнулся на коробку с фотографиями его родителей в день свадьбы. Улыбку вызвал вид молодого Кристофера, который в качестве шафера торжественно исполнял свои обязанности, а рядом с ним весело улыбалась его красивая жена Антония.

– Какая красавица, – прошептал Себастиан, рассматривая правильные нежные черты ее лица. Он пересмотрел еще целую пачку старых фотографий, думая, что обязательно возьмет их с собой, чтобы показать Мадди. Затем он продолжил поиски, даже не представляя себе, что же он, собственно, ищет. Рядом с коробкой лежала большая кипа старой пожелтевшей нотной бумаги с какими-то нотами, но стоит ли этот старый хлам тащить в Лондон? Вдруг Себастиан обнаружил папку для нот. Внутри ему бросился в глаза пакет из пергамента, битком набитый какими-то бумагами. Он вытащил тяжелую кипу из конверта и увидел записи, сделанные твердым и четким отцовским почерком, а в следующее мгновение к его ногам упал крохотный листочек бумаги. Себастиан поднял и развернул его, быстро пробежал глазами содержание записки.

«Дорогой Том!

Сожалею, что не застал тебя дома, поэтому оставляю этот пакет у твоей квартирной хозяйки. Я дважды проиграл всю «Летнюю симфонию» и думаю, что это лучшее из всего написанного тобой. Буду счастлив сделать аранжировку и оркестровку этой вещи. Сними с нее копию и пришли мне, когда сможешь. Всего доброго. Крис.»

Себастиан отложил записку в сторону и стал торопливо листать отцовское произведение. Это оказалась полуторачасовая симфония. Он почувствовал, что сгорает от нетерпения, так ему захотелось как можно скорее сыграть эту вещь.

Себастиан посмотрел снова на первую страницу и насвистел первые восемь тактов симфонии. От того, что у него получилось, по его спине поползли мурашки. Но это была отнюдь не дрожь восхищения, скорее озноб от прикосновения к чужой ужасной тайне.

Он снова насвистел мотив.

– Нет, это ошибка, конечно, ошибка.

Схватив ноты, Себастиан скатился по ступеням вниз и бросился к фортепиано. Сердце взволнованно колотилось, трясущимися от нетерпения руками он откинул крышку и поставил на пюпитр первую страницу отцовской симфонии. Его пальцы так дрожали, что ему никак не удавалось взять первый аккорд. Наконец раздались звуки музыки… Себастиан дважды сыграл первую страницу, затем, тупо уставившись в одну точку, посидел с минуту и вновь сыграл, чтобы убедиться окончательно.

Он вспомнил, как мать говорила, что купила компакт-диск с записью музыки к балету «Симфония для двоих». Тогда он встал, подошел к роскошному музыкальному центру, отыскал нужный диск и вставил его в аппарат.

Себастиан затаил дыхание в ожидании первых тактов. Как только раздалась музыка, он рухнул в изнеможении на тахту и в отчаянии схватился руками за голову.

Не было никаких сомнений! На диске и на бумаге оказалось одно и то же произведение!

– О, Боже, – застонал он, не зная, как жить теперь с этой тайной в душе.