Глава 42
Работники сцены и артисты, занятые в спектакле, бросились к лодке. Впятером ее удалось поднять.
– Что с ней? – Антон бросился к распростертому телу Мадди, опустился перед ней на колени и воскликнул в отчаянии:
– О, Боже!
Ресницы Мадди затрепетали, она открыла глаза, полные муки, и вновь закрыла.
– Врача! Пит! – громко позвал Антон режиссера сцены. – Объяви, что спектакль будет продолжен. Отыщите Николь. Она, должно быть, в ложе осветителей.
– И Джона тоже найдите!
Антон повернулся и увидел мертвенно-бледное лицо Саши.
– Антон, извини, но я не могу танцевать последний акт с Николь. Я хочу поехать в больницу с Мадлен.
Режиссер кивнул.
– Понимаю. Пусть Джон танцует последний акт. Будем надеяться, что Мадди ничего не сломала.
Они одновременно взглянули на неподвижное тело девушки, которая лежала в неестественной позе, и в ту же секунду поняли, что это пустые надежды.
Через несколько минут появилась машина скорой помощи и отвезла Сашу и Мадди в ближайшую больницу. Мадди так и не приходила в себя, и Саша всякий раз вздрагивал, когда врач делал ей укол.
Мадди срочно отправили на обследование, а Саша остался в приемной, чтобы детально рассказать о том, что произошло. На нем был костюм Зигфрида и грим, но он совсем забыл об этом. Посетители, находившиеся в приемном покое, изумленно рассматривали его странный наряд.
Его беспрерывное хождение по комнате было прервано появлением Кристофера. Саша увидел белое, словно обсыпанное мукой, лицо отца Мадди и бросился к нему.
– Здравствуй, Саша. Мне позвонили из театра. Что произошло?
Они сели, и юноша стал рассказывать дрожащим голосом.
– Господи! – Кристофер взволнованно провел рукой по волосам. – Как же они могли быть такими беспечными! Если только у Мадди будут серьезные травмы, клянусь, эти люди ответят мне головой. Врач что-нибудь сказал?
Саша покачал головой.
– Нет. Бедная Мадди! Завтрашнего вечера она ждала долгие годы.
– Будем надеяться на лучшее. Может, это просто контузия и болевой шок.
Саша с облегчением подумал, что Кристофер, к счастью, не был в театре в ту роковую минуту, не видел изломанного, распластанного тела своей дочери, и у него еще сохранялась надежда. А впрочем, и у Саши в подсознании тоже жила надежда, что им вскоре разрешат забрать Мадди домой.
Прошел час, другой, а Кристофер и Саша все сидели в приемной и пили кофе чашку за чашкой. Они разговаривали о генеральной репетиции, обо всем, лишь бы только не думать, что в нескольких метрах от них лежит Мадди, беспомощная и неподвижная.
Через несколько часов в дверях приемного покоя появился врач. Он подошел к сидевшим на диване Кристоферу и Саше и пригласил их следовать за ним. Они прошли по коридору, выкрашенному зеленой краской, и оказались в кабинете доктора. Он указал на стоявшие у стола кресла.
– Садитесь, пожалуйста. Я доктор Мэтьюз, дежурный врач в Гай Хоспитл.
– Что с моей дочерью, как она? – нетерпеливо спросил Кристофер.
– Она по-прежнему без сознания. Мы сделали несколько проб, взяли анализы, однако пока не можем сказать, какие повреждения у вашей дочери.
– Она получила серьезные травмы, доктор? – спросил Саша.
– Да, похоже. Особенно в области поясницы, но пока мисс Винсент находится в бессознательном состоянии, я не могу сказать ничего определенного.
– Но вы же можете сказать, опасно это или нет? – настаивал Кристофер.
Доктор терпеливо, словно перед ним был капризный ребенок, ответил:
– Я понимаю вашу тревогу, но, к сожалению, не могу вас пока обнадежить. Мы сделали рентген и обнаружили серьезные повреждения поясницы, однако ничего определенного, ничего…
– Боже, – тихо сказал Кристофер.
– Сможет ли она танцевать? – Саша с угасающей надеждой смотрел на доктора.
Доктор Мэтьюз отрицательно покачал головой.
– Нет, так много обещать я, конечно, не могу. Мы подвергнем мисс Винсент курсу интенсивного лечения и вскоре, несомненно, добьемся улучшения ее состояния, но, конечно, не настолько, чтобы она смогла завтра выйти на сцену. И еще, джентльмены, вы, вероятно, хотите остаться здесь, но, честное слово, от этого будет мало пользы. Смерть вашей дочери не угрожает, хотя ее состояние и вызывает определенную тревогу. Общее состояние девушки стабильно, так Что я советовал бы вам поехать домой. Как только появятся какие-нибудь новости, мы дадим вам знать.
В это время прозвучал сигнал вызова врача, и доктор Мэтьюз поднялся. – Извините, джентльмены, – он снял трубку внутренней телефонной связи. Кристофер повернулся к Саше.
– Я остаюсь, а тебе нужно ехать домой. У тебя завтра важный день.
– Может, отменят спектакль?
– Нет. К сожалению, шоу должно продолжаться. Видимо, вместо Мадди будет танцевать Николь?
– Да.
– Тогда, я уверен, что завтра рано утром тебя вызовут на репетицию. Поезжай домой, Саша. Ты больше ничем не можешь помочь.
Саша неохотно кивнул, а доктор, закончив говорить по телефону, снова повернулся к ним.
– Извините еще раз, джентльмены. У нас катастрофически не хватает врачей.
– Могу я видеть дочь? – спросил Кристофер.
– Может быть, несколько позже, после того, как мы закончим все анализы. Так вы решили остаться, мистер Винсент?
– Да.
– Отлично. Тогда я скажу, чтобы вам приготовили комнату. Вы сможете ожидать там.
Доктор вышел из комнаты. Саша тоже поднялся с кресла и попросил Кристофера:
– Пожалуйста, если будут какие-нибудь новости, позвони мне.
– Ну, конечно. Спасибо за все. Возьми мой плащ, а то ты будешь выглядеть немного странно на улице в таком наряде.
Саша надел плащ. Он вышел из больницы и поймал такси. Мысль о том, что он приедет домой и увидит самодовольное лицо Николь, чуть не заставила его повернуть в больницу. Но Кристофер прав, перед завтрашним днем нужно как следует выспаться.
Саша приехал домой и увидел, что Николь сидит на диване в гостиной. На столике перед ней стоит уже наполовину опорожненная бутылка бренди. Как только Саша вошел в комнату, Николь, слегка пошатываясь, бросилась ему навстречу.
– Ну, как она? Что случилось? В театре ходят слухи, что она может умереть.
Он поразился выражению панического страха на ее лице.
– Нет, Николь, она не умерла.
Совершенно неожиданно для него жена разразилась слезами и рухнула на диван.
– Слава Богу, слава Богу! Я так боялась! – восклицала она.
Саша подумал, что, наверное, слишком строго судил Николь. Может быть, у нее есть сердце.
– Но она все еще без Сознания. Предполагают, что у нее может быть сломан позвоночник.
– О, Боже… – Николь начала бить нервная дрожь.
Саша сел на диван рядом с ней и попытался успокоить.
– Ничего, не волнуйся, Николь. Может, все будет нормально, хотя доктор и выглядел обеспокоенным. Что поделаешь, остается только надеяться.
Она слегка отстранилась от мужа, плеснула себе еще бренди и залпом выпила.
– Если она останется калекой, я этого себе никогда не прощу, – пробормотала она.
Саша оцепенел от ужасного предчувствия.
– Извини, Николь. Что ты сказала?
Николь подняла на него глаза, затуманенные алкоголем, и, слегка запинаясь, сказала:
– Я говорю, что завтра ужасно будет танцевать вместо Мадлен.
– Николь, почему ты сказала, что никогда себе не простишь? Ты не имеешь никакого отношения к этой истории?
На ее глазах снова появились слезы.
– Ах, Саша! Я совсем не ожидала ничего подобного. Просто хотела не дать ей завтра танцевать на премьере. Я думала, что лодка качнется, она упадет и получит несколько синяков, – ее голос задрожал и прервался.
Саша в ужасе отшатнулся. Мелькнула спасительная мысль, что она пьяна, и это пьяный бред.
– Николь, пожалуйста! Неужели это твоих рук дело?
Она закрыла лицо и в отчаянии выкрикнула:
– Да! Да! А хочешь знать, почему? Хочешь? – она неуверенно встала. – Потому что она украла мою роль! – ее голос задрожал от ненависти, она вытянула указательный палец. – И тебя она тоже у меня украла! Не думай, что я не знаю, что ты спал с ней. Однажды в воскресенье я шла за тобой до самой ее квартиры. Все это время, пока ты оставлял меня одну в постели, когда отказывался даже прикоснуться ко мне, ты спал с этой шлюхой!
Она стояла совсем рядом, и он в ярости, не имея сил сдерживаться, схватил ее и с омерзением встряхнул.
– Ты, глупая корова! Сука! – почти теряя рассудок и не контролируя себя, закричал Саша. – Да я даже не прикоснулся к Мадлен Винсент!
– Прекрати! Прекрати! – Николь по-настоящему испугалась, а он продолжал трясти ее. Казалось, еще немного, и он начнет ее избивать.
– Ты знаешь, почему я к ней не прикоснулся? Хочешь знать, почему тебя не трогал? – Саша отпустил ее, и Николь рухнула на пол. Он сел возле нее и взял за плечи. – Я «голубой». Да, да, Николь! Твой муж – гомосексуалист. Мне даже мысль о сексе с женщинами противна. Я женился на тебе только потому, что иммиграционные власти вышвырнули бы меня из страны. Я тебя никогда не любил. Разве это возможно? Ты просто злая, отвратительная дрянь, которую я использовал в своих целях. Мадлен разрешила нам с Игорем встречаться у нее дома. И вот она, мой самый верный друг, оказалась в больнице из-за твоей чудовищной ненависти. Будь ты проклята!
Слезы показались у него на глазах. Он посмотрел на застывшую в ужасе Николь, сел на диван и закрыл лицо руками. Из его груди вырвались хриплые сдавленные стоны.
– О, Боже! Это все моя вина. Мадлен говорила, что все закончится большой трагедией. Мне следовало ее послушать.
Все время, пока он говорил, Николь следила за ним полными ужаса, широко открытыми глазами. Наконец еле слышным свистящим шепотом она произнесла:
– Саша, скажи, что ты все это придумал. Ты лжешь, чтобы выгородить Мадди. Я хорошо знаю, что ты к ней неравнодушен.
Саша медленно покачал головой.
– Нет, Николь. Забудь о своей неприязни к Мадлен, и ты увидишь, что я говорю правду. – Он тяжело вздохнул. – Я виноват в случившемся так же, как и ты. Я не поверил ей, когда она сказала, что ты ни перед чем не остановишься. Мне следовало ее послушать.
– Так ты говоришь, что женился на мне, чтобы не быть высланным из страны? – медленно проговорила Николь.
– Да…
– Я люблю тебя, Саша. Я думала… думала, что если бы не Мадди, у нас могло бы все получиться… у нас был бы шанс.
Саша посмотрел на нее с грустью.
– Ты же совсем не умеешь любить, Николь. У тебя, кажется, с головой не все в порядке.
– Не больше, чем у тебя, – все так же тихо бросила в ответ Николь.
– Завтра у тебя будет шанс, которого ты так ждала. Пока Мадлен лежит без сознания на больничной койке, ты будешь торжествовать.
Саша пожалел, что не смог проявить характер и не отказался танцевать с ней. Завтрашняя премьера слишком нужна ему. Это ведь и его шанс. Им с Николь отныне придется вместе нести тяжесть содеянного.
– Мне кажется, – медленно и четко выговаривая слова, сказал Саша, – я должен пойти в полицию и рассказать о том, что ты натворила.
Николь впервые за вечер посмотрела ему в лицо, и вдруг он увидел, что опьянение жены словно рукой сняло. Вместо растерянности и страха в ее глазах сверкала неприкрытая злоба. Когда же она заговорила, ее голос прерывался от душившей ее ненависти.
– Дорогой муженек, если ты принял такое решение, то, пожалуй, и мне следует пойти к иммиграционным властям и сказать им, что я согласилась заключить с тобой фиктивный брак. Я абсолютно уверена, что им будет интересно узнать о твоих маленьких шалостях с Игорем. Возможно, они решат, что лучше всего посадить тебя в самолет и отправить в Москву первым же рейсом.
Она остановилась, желая оценить, какой эффект произвели ее слова, а затем добавила:
– Так что нам лучше договориться. Я останусь твоей женой, пока ты будешь хранить мою тайну. Завтра у нас очень важный день. Я знаю, что ты мечтаешь об успехе не меньше меня. Так что нет смысла разрушать карьеру и будущее ради того, что все равно уже не поправишь.
Воцарилось молчание, и они некоторое время с ненавистью смотрели друг на друга. Саша понимал, что оказался в тупике, и положение его совершенно безвыходное. Ему следовало бы проявить твердость характера и заявить администрации и руководству Королевского Национального, что Николь умышленно подвергла опасности жизнь Мадди. Он в то же время почти наяву слышал аплодисменты, которыми его завтра наградит публика. Но всего этого не будет, если Николь сделает заявление иммиграционным властям.
Даже ради бедной Мадди ему не под силу отказаться от будущего, он не может заплатить такую высокую цену.
Саша медленно кивнул.
– Пусть так и будет. А сейчас я иду спать, у нас завтра будет тяжелый день.
У двери он остановился и повернулся к ней.
– Не думай, Николь, что с этим покончено. Вина за то, что мы сделали, будет преследовать нас до конца наших дней. Какие же мы дряни! В конце концов, мы уничтожим друг друга.
Саша вышел, оставив Николь в одиночестве.