ГЛАВА 10
Маленькая обветшалая гостиница была расположена милях в пяти от Западного Истона. Местечко находилось в стороне от большой дороги, поэтому туда не заглядывали богатые путешественники, тем более, люди купеческого звания или аристократы. Вместо них здесь обитали бездомные бродяги да многочисленные солдаты армии Кромвеля. Женщины, частенько навещавшие эту убогую обитель, не гнушались оказывать разного рода услуги постояльцам, и были также грубы, как и мужчины, с которыми они имели дело и охотно прикладывались к рюмочке. Естественно, порядочные женщины здесь не бывали.
Наутро, после разговора с Томасом Лайтоном, Филипп пришел в эту гостиницу в надежде найти и поговорить с Эдгаром Осборном.
Формально они поддерживали связь через условленное место, где в экстренном случае полагалось оставлять записку с просьбой о встрече. Послание вкладывалось между двумя плитами каменной ограды, отделяющей Эйнсли Мейнор от проезжей дороги. В определенные часы это место проверялось человеком Осборна.
Тайником пользовались в крайнем случае, боясь нечаянно выдать его окружающим. Филипп, согласившийся на этот сомнительный вид связи, для себя все-таки решил отыскать логово Осборна. Как истинный армеец, он был уверен, что необходимо конкретно знать место дислокации врага, а что Осборна теперь он считал своим врагом, в этом не было сомнения.
Филипп остался доволен своими поисками – он смог выследить и застать Осборна на месте. Ему хотелось удивить лондонца, захватить его врасплох, выведать все, что возможно, до мельчайших подробностей.
Когда он подъехал к гостинице, солдаты чистили и седлали лошадей. Они насмешливо наблюдали за ним, когда он спешился, обратив внимание на его простую кожанку, надетую поверх поношенных кюлот без каких бы то ни было украшений. Контрастом к такому невыразительному костюму были его длинные волосы, падающие из-под изысканной шляпы, надетой по-модному наискось, «а ля джентльмен», что выдавало в нем приверженца роялистов. Насмешливость наблюдавших за ним солдат перешла в неприязнь, когда он направился к зданию гостиницы. Они смотрели на него взглядом затаившихся хищников, готовых в любую минуту броситься на непрошенного гостя.
Внутри гостиницы Филипп никогда не был, так как прошлый раз выследил Осборна только до двора. Войдя в здание, он остановился, чтобы осмотреться. И сразу же встретился взглядом с женщиной, неряшливой и грязной на вид, стоящей за источенном червями прилавком, положив на него костлявые локти и подперев руками подбородок. Она с любопытством уставилась на него, но он не придал этому никакого значения.
Грязная лестница вела из узкого коридора наверх, где, наверное, располагались спальни. Нижний коридор тянулся дальше к кухне и комнатам хозяина гостиницы, расположенным в конце здания. В нескольких шагах от прилавка была дверь в комнату, откуда доносился гул голосов. Филипп наверняка определил, что это была пивная, куда стекалась известная публика, приходившая поесть и провести время джем или вечером, не имея возможности снять отдельный номер. Филипп захотел проверить, нет ли там Осборна, но передумал. Несмотря на бесконечные жалобы Осборна на неудобства его теперешнего положения, он несомненно имел самое лучшее, что могло предложить это легкомысленное заведение.
Неряшливая женщина, оценив вошедшего, заискивающим тоном спросила, что ему угодно. Филипп вежливо осведомился, где он может видеть Осборна. Она презрительно скривилась, указав ему куда идти. Это позабавило Филиппа – ясно, что Осборн не внушал доверия работникам гостиницы.
Комнаты верхнего коридора располагались одна напротив другой. Номер Осборна находился где-то в середине левого крыла здания. Филипп как-то сразу определил его дверь: из-за нее он услышал непристойный женский писк, смешавшийся с рокочущим мужским смехом. Филипп никогда не слышал, как смеется Осборн, но сейчас он был уверен, что этот смех принадлежал ему.
Удивить противника – вот первая и самая сильная стратегия побеждающего. Филипп сознательно применил ее, чтобы привести Осборна в крайнее замешательство и взять над ним верх. Открыв без стука дверь, Филипп увидел Осборна, сидящего в халате, а на его коленях – молодую гостью пошлой ночлежки. Похоже, что девица получала удовольствие от своей работы. Она прилегла на его плечо, лаская и обвивая руками. При входе Филиппа Осборн резко встал, грубо и бесцеремонно сбросив ее, как кошку, с колен, отчего она пронзительно взвизгнула.
Осборн машинально схватился за меч, но вспомнил, что оставил его в спальне. Он тихо выругался. Филипп криво усмехнулся.
– Какая трогательная сцена.
– Убирайся! – рявкнул Осборн девице.
Она пытливо взглянула на Филиппа, заметила у него сбоку меч и торопливо вышла. Осборн выждал, пока она закроет за собой дверь, потом прорычал:
– Какого черта вы сюда пришли?!
– Я хотел поговорить с вами, – сказал Филипп, осматривая комнату.
Она была такой же полуразрушенной и неряшливой, как вся гостиница. Из мебели стояли круглый обеденный столик, два стула с прямыми спинками и сиденьями, покрытые салфетками из конского волоса, и еще один сервировочный столик грубой работы, состоящий из куска дерева на четырех подставках. Слабый огонь догорал в камине, обильно заваленном золой, будто его не чистили целую вечность.
– У нас же отработанная система связи, – сверкнул глазами Осборн. – Вы понимаете, что рискуете, придя сюда?
– Я отдаю тебе отчет в том, что делаю, – сказал Филипп, окидывая Осборна холодным взглядом. – Я хочу знать, зачем подпалили сарай кузнеца три дня назад?
Осборн опустился на стул с волосяной покрышкой и, не скрывая злобной усмешки, сказал:
– Здорово сработано, да?
Филипп присел на стул возле стола. Хотя язвительное замечание Осборна было сказано с явной целью раздразнить Филиппа, лицо его не дрогнуло.
– Так как пламя чуть не погубило лошадь, на которой я несколько лет обучался боевому искусству, мне трудно с вами согласиться. Более того, вы упустили прекрасный шанс поймать Томаса Лайтона – он был там в тот вечер.
Осборн внимательно уставился на Филиппа:
– Вы мне об этом не говорили.
– Я не знал, – невозмутимо ответил Филипп, выдерживая пронизывающий взгляд Осборна. – Я был приглашен на это собрание роялистов, но причину сбора мне сообщили уже на месте. Очевидно, эти джентльмены научились быть осторожными после того, как Томас Лайтон прибыл в Англию.
Самодовольная улыбка заиграла на тонких губах Осборна.
– А я знал, что Томас Лайтон будет там.
– Тогда почему вы его не схватили?.. Не могу поверить, что пожар возник случайно.
– Да, разумеется, его подстроили, – Осборн захохотал. – Это была очень умная уловка – прервать, чтобы вызвать еще одно собрание роялистов в более удобное для нас время.
– Более удобное?.. Значит, вы не могли привести солдат к кузнице вовремя, чтобы взять Томаса Лайтона?
– К сожалению, вы правы… – Осборн стал еще раздражительнее, – этот лейтенант Вестон в тот вечер решил заняться любовью… Он выпил не в меру и дал солдатам выходной. Большинство из них тут же так набрались, что лыка не вязали. Я ничего не мог поделать.
– Поэтому вы заставили своего агента устроить пожар?
Осборн пожал плечами:
– Я сказал ему прервать собрание. А каким способом он это устроит – его личное дело.
Филипп убийственным взглядом впился в Осборна:
– Я не нужен вам, – настойчиво произнес он.
Осборн высокомерно ухмыльнулся:
– Не сейчас, Гамильтон, не сейчас. Но будьте уверены, я призову вас, – он задумчиво склонил голову. – У вас есть прекрасные навыки, которые могут мне понадобиться. К несчастью, вы обременены моральными принципами, которые в нашем бизнесе вредны. Иногда они затмевают ваше сознание. Но все же вы можете быть полезны.
Филипп встал:
– Я солдат, Осборн. И у меня честные взгляды на жизнь.
– Совершенно верно, – усмехнулся Осборн, – вы можете убить по команде. Мне может это понадобиться.
Филипп пропустил оскорбление мимо ушей и сосредоточился на другом:
– Вы намерены убить Томаса Лайтона?
Осборн рассеянно почесал затылок.
– Если удастся, я бы поймал его и посадил в тюрьму. Тогда можно использовать его, чтобы повертеть папашей Стразерном и не дать ему натворить глупостей.
– Против государства, вы имеете в виду?
– Конечно, – Осборн разглядывал свои ногти. – Однако поймать его может оказаться сложным. Тогда придется ликвидировать.
– И вы рассчитываете, что сделаю это я?
Осборн расплылся в масляной улыбке:
– Поздравляю! Вы очень проницательны, Гамильтон! – он по-хозяйски сцепил пальцы на животе, все еще дьявольски улыбаясь. – У меня для вас есть одно поручение… когда эта группа роялистов будет нейтрализована…
Инстинкт Филиппа сработал мгновенно, что не раз спасало его в минуты опасности, – по спине побежали мурашки. Он почти знал, что скажет дальше Осборн, но все же вопросительно посмотрел на него.
– Нам придется избавиться от местного осведомителя. Он был очень полезен, но его преданность не гарантирована…
Их взгляды встретились и сказали друг другу многое.
– Бедный глупец, – едва прошептал Филипп.
Осборн засмеялся, но лицо оставалось жестоким.
– Вы слишком жалостливы, Гамильтон. Это предатель и большой лжец. Без зазрения совести он предал своих друзей. А вы бы хотели, чтоб лорд протектор наградил его?
– Если вы пользовались его услугами, то да.
– Ба! Он пришел к нам и предложил свои услуги, если будем хорошо платить. Друзей он продал за деньги! А вы – бедный глупец!.. С вашей же точки зрения – он человек непорядочный!
На лице Филиппа дрогнул мускул.
– Тогда я не стану его защищать, – он повернулся, чтобы уйти.
Помедлив, Осборн позвал Филиппа по имени; Остановившись и держась за ручку двери, Филипп оглянулся через плечо:
– Да?
– Как только возьмут Томаса Лайтона, моя функция здесь будет исчерпана. Тогда я прибегну к вашим услугам. Будьте наготове.
Ничего не ответил, Филипп с силой рванул дверь и вышел. Резкий удар захлопнувшейся двери еще более усилил его внутреннюю тревогу.
* * *
Топот копыт мчащейся галопом лошади заглушил для Алисы остальные звуки и увел от неприятностей истекшего дня – она вся предалась верховой езде. Прекрасным солнечным утром Алисе страстно захотелось навестить Томаса. Накануне отец проговорился, что Томас остановился у одного знакомого арендатора, хотя всегда его местонахождение хранилось в тайне. Всю ночь она не могла решиться – ехать ей или нет, но ужасно хотелось поговорить с ним. Очнувшись после беспокойной дремоты, наконец, приняла решение. Она поедет туда и застанет его, пока он не сменил убежище. Разговор не займет много времени, но она надеялась, что отведет душу и поговорит с ним обо всем.
Но прибыв к арендаторам, Алиса узнала, что упустила Томаса, – он уехал в неизвестном направлении. Понимая, что секретность в этом случае жизненно необходима, пока Томас живет в Англии беглецом, она все же не могла сдержать раздражения. Особенно ей хотелось поговорить о сэре Гамильтоне, а Томас единственный мог знать, какова была жизнь Филиппа в ссылке.
Раньше этот вопрос имел для нее чисто практическое значение, она просто хотела знать, действительно ли Филипп Гамильтон является роялистом, вернувшимся из ссылки. Сейчас необходимо узнать как можно больше подробностей из его прошлого, чтобы лучше понять человека, которого успела полюбить.
Алиса пересекала поле, граничащее с густым кустарником. Она почувствовала, как лошадь под ней подобралась и взметнулась в воздух, перелетая через ограду. Ощущение полета и вслед за ним бурный восторг захлестнули Алису, как и всегда в такие минуты, когда лошадь парила над землей. Исчезли раздражение и неприятности дня. Душа ликовала.
Внезапно ее восторженность улетучилась – на дороге, идущей по краю поля, появился всадник. Он несся так стремительно, что столкновение в минуту приземления лошади показалось ей неизбежным. Алиса завизжала от ужаса. Она дернула поводья, стараясь отвести лошадь в сторону и боясь, что приземлится прямо на наездника. Но удача сопутствовала ей. Сообразительность наездника и ее быстрая реакция помогли избежать нежелательного столкновения. Их лошади, будто приветствуя друг друга, встали на дыбы, а всадники натянули поводья и встретились взглядом.
– Черт побери! – воскликнул сэр Филипп Гамильтон, весьма встревоженный чуть не случившейся катастрофой. – Госпожа Алиса, с вами все в порядке?!
– Да, все хорошо, – задрожав, сказала Алиса. Ее глаза вспыхнули, как только она отправилась от шока. — Должна сказать, сэр Филипп, что момент был великолепный! Я испугалась, что приземлюсь прямо на вас, хотя успела отвести немного лошадь в сторону.
Филипп успокоился, когда услышал оживленный голос Алисы.
– Вы с ума спятили, милая леди! Перескакивать через такую ограду, даже не выяснив, что делается на противоположной стороне!.. Вы, я думаю, взяли эту высоту с галопа, если приземлились с такой силой.
Алиса кивнула, и на щеке вновь ожила неуемная манящая ямочка.
– Слишком высокая преграда, чтобы взять ее более медленным аллюром, – его возмущенное лицо рассмешило Алису. – Я уже много раз перескакивала через нее, сэр Филипп. И клянусь вам, что только сейчас потерпела неудачу.
– Вы чертовски близко приземлились сегодня, – проворчал он все еще расстроенный.
– В такую рань по дороге почти никто не ездит, – рассудительно сказала Алиса. Она пытливо посмотрела на его практичную кожанку, надетую вместо модного дублета и накидки, и любопытство промелькнуло в ее взгляде. – Действительно, ваше присутствие здесь крайне неожиданно, сэр Филипп.
Лицо Филиппа стало непроницаемым. Она вопрошающе смотрела на него, анализируя сказанное и пытаясь понять, не сказала ли чего-то обидного. Алиса недоумевала, почему он иногда так закрывается от нее.
Но его спокойные слова удивили ее:
– Не делайте больше этого, Алиса, прошу вас.
И еще больше удивилась она своему ответу:
– Если это беспокоит вас, сэр Филипп, обещаю не повторять этого.
Он смотрел на нее взволнованными глазами, в которых она прочла не просто беспокойство за ее неосторожность, а нечто большее. Сердце ее затрепетало, она ждала поцелуя, который непременно – она была уверена – должен был последовать.
Но Филипп не шелохнулся. Он сидел на своем черном жеребце и смотрел на Алису долгим грустным взглядом, который подхлестывал ее неутоленное желание. Она легко придвинула свою лошадь поближе к его жеребцу. В глазах Филиппа что-то мелькнуло, когда юбка ее голубой амазонки коснулась его ноги. Она поняла, что он догадался о ее скрытом желании. Его уверенность в этом подтвердила полупечальная-полузаманчивая улыбка Алисы. Они были так близко друг от друга, лицом к лицу, одни в теплом солнечном свете. Нос ее лошади уткнулся в бок его жеребца. Волшебство, окутавшее их в садике, вновь ожило, убаюкивая все сомнения.
– Я никогда не целовалась с мужчиной на лошади. Вы не покажете мне, как это делается? – прошептала Алиса, смущенно опуская ресницы и потом медленно и соблазнительно поднимая их, так что могла заглянуть Филиппу в глаза.
У него перехватило дыхание. Легкая улыбка тронула губы.
– Я боюсь, госпожа Алиса, что для меня это тоже что-то неизведанное.
– Тогда давайте попробуем вместе, – она подвинулась в седле, склоняясь к нему.
Филипп уже не сопротивлялся. Уронив поводья, он ловко повернул жеребца так, чтобы смог обеими руками обнять Алису за плечи и привлечь поближе к себе. У нее вырвался тихий гортанный крик, когда он завладел ее губами. Наслаждение, испытанное ею в саду, нахлынуло с новой силой.
На этот раз нежный ласкающий поцелуй не предшествовал требовательному и страстному, раздвинувшему ее губы с властной необходимостью. Филипп быстро овладел свежей влажной пещерой ее рта, и его язык раздразнивал ее, ласково приглашая принять участие в пылком танце чувств.
Как и прежде, Алиса, всецело отдаваясь желанию, охотно позволила Филиппу взять на себя контроль за исходом ситуации. Чуть не произошедшая из-за верховой езды катастрофа взбудоражила в ней кровь, но поцелуй распалил еще больше.
Ее лошадь дернулась, и это вернуло их к реальности. Менее тренированная, чем у Филиппа, под ослабленными поводьями лошадь стала отходить в сторону. Она выдернула Алису из объятий Филиппа, но страсть продолжала владеть ими.
– Проклятье! – обронил Филипп, подтягивая поводья ее лошади, пока Алиса дрожащими руками подхватывала их.
Ей показалось, что в нем возникло разочарование, – то ли оттого, что прервались объятия, то ли ему не понравились они, как недозволенный факт. А у нее кружилась голова от поцелуя, и она вряд ли была способна что-то анализировать.
Наконец, придя в себя, она робко улыбнулась ему. Он подвел свою лошадь поближе к ней и слегка погладил Алису по щеке.
– Моя прекрасная госпожа Алиса, нам пора прекратить эти занятия. Вы разрушаете мое самообладание, и я не знаю, как долго я смогу оставаться джентльменом.
– Или я – леди, – прошептала Алиса. Ее улыбка исчезла, – Филипп, я не ожидала этого… этого страстного чувства, которое возникает всякий раз, когда вы прикасаетесь ко мне… Я не знаю, как с этим бороться.
Он вздохнул, ласково глядя на нее:
– Я тоже не знаю. Думаю, Алиса, что с сегодняшнего дня нам надо стараться быть на людях и не оставаться наедине. Сейчас еще не время обращаться к вашему отцу… Я бы не хотел идти к нему с нечистой совестью.
Алиса полностью разделяла его мнение. А упоминание об отце вызвало в ней угрызения совести, потому что она пренебрегла правилами хорошего тона, внушаемыми ей с детства. Ее порадовала забота Филиппа о ее репутации, и вновь на щеке ожила очаровательная ямочка.
– Я не сомневаюсь, сэр, что вы с легкостью убедите отца, если поговорите с ним прямо сегодня утром, но я ценю ваше здравомыслие – подождать, пока здесь все уладится. Когда Томас уедет, мы спокойно обсудим наши личные проблемы.
И снова будто маска появилась на лице Филиппа, разжигая любопытство Алисы. Она тщетно пыталась понять, что побудило его вновь спрятаться в свою раковину. Сколько бы она не проверяла сказанное ею, ничего из ряда вон выходящего найти не могла в своих словах. Потом Филипп улыбнулся, а она снова казнила себя вопросом – любит он ее или нет.
– Я должен идти, – сказал он мягко. – И вы тоже – иначе возникнет много вопросов.
– Я знаю, но не хочу от вас уходить, – капризно сказала Алиса.
– Или я от вас, – грустно вымолвил он. – Но я должен. А теперь уезжайте, моя прекрасная леди, пока я не забыл о своих благих намерениях, не снял вас с лошади и не поцеловал как следует.
– Это угроза или обещание?
– И то и другое… Правда, уезжайте, Алиса. Мы оба знаем, что вам надо уехать.
Она страдальчески простонала, но пришпорила лошадь. Удаляясь, оглянулась и послала ему воздушный поцелуй. Печальным отуманенным взглядом он смотрел и смотрел ей вслед.
Поцелуй растаял, как снег на ладони.
В кожаном дублете, свободно сидящий на вороном лоснящемся жеребце, Филипп походил на солдата, приехавшего в Западный Истон после битвы при Вустере.
Филипп боялся даже подумать, что скажет Алиса, когда узнает о его военном прошлом. Ведь солдаты протектората оставили страшный след в жизни этих людей. В поисках короля Чарльза II они опустошили и разорили эти земли и весь город. Солдаты, несли с собой ожесточение. Закаленные войной и скрывавшие истинные чувства за непроницаемыми лицами и ничего не выражающими глазами, они наводили ужас на Алису…
Она отчаянно пришпоривала лошадь, которая послушно перешла на рысь. Всякий раз, когда Алиса думала о Филиппе Гамильтоне и надеялась, что понимает его, происходило нечто такое, что вновь возвращало ее к полному неведению. «Кто вы, сэр Филипп Гамильтон? – мысленно спрашивала она его, когда наступало непонимание. – И почему я люблю вас все сильнее? А если я люблю врага?..»
– Алиса, можно войти? – Пруденс просунула голову в приоткрытую дверь спальни и с надеждой посмотрела на сестру.
– Конечно, – улыбнулась Алиса и, обратившись к горничной, сказала: – Пока все. Если будет нужно, я позову.
Горничная сделала реверанс и вышла, забрав ее голубую амазонку, чтобы почистить.
– Ну? – спросила Алиса, когда они остались одни. – Я знаю этот взгляд, Пруденс. У тебя есть что сказать мне.
Пруденс удобно уселась на тахте перед камином. Она ревниво наблюдала, как Алиса расчесывала свои золотые волосы, потом заговорила:
– Алиса, мама говорит, что ты без памяти влюблена в Филиппа Гамильтона.
Алиса покрылась ярким румянцем. И чтобы как-то скрыть это, она поспешно наклонилась и стала внимательно разглядывать свою небесно-голубую нижнюю юбку, видневшуюся из-под платья. Копна длинных волос соскользнула вниз, рассыпалась и скрыла устыдившееся лицо. После некоторой паузы Алиса сказала, скрывая беспокойство:
– Без памяти влюблена?.. Я бы так не сказала… но… с трудом верю, что так могла сказать мама.
– Да, она действительно так не сказала, – разоблачая себя, призналась Пруденс. – Она выразилась по-другому: ты предпочитаешь сэра Филиппа Цедрику Инграму. Это правда?
– Ну, да. Но почему тебя это так тревожит?
Пруденс сложила руки на коленях, приняв позу практичной женщины и не обратив внимания на ее последние слова.
– Это значит, что ты совершенно не заинтересована в ухаживаниях господина Инграма?
Алиса перевела дыхание. Выпрямившись и отбросив назад массу волос, она строго посмотрела на сестру:
– Думаю, что господин Инграм решит сам – ухаживать ему за дамой или нет.
Пруденс отмахнулась от ее слов, как от назойливой мухи.
– Я пытаюсь определить чувства не господина Инграма, а твои! Алиса, ты его любишь?
Удивление Алисы было неподдельным:
– Я люблю Цедрика Инграма?! Боже сохрани!
Довольная ответом Пруденс заулыбалась:
– Я так и думала. Прекрасно! Тогда мне не надо беспокоиться, что я краду его у тебя.
Удивление в глазах Алисы сменилось любопытством.
– Похоже, что ты решила взять господина Инграма себе в мужья?
Пруденс улыбалась.
– Да. Он еще не знает об этом, но скоро он запляшет под мою дудку.
Не скрывая сожаления, Алиса посмотрела на сестру – такая самоуверенность может до добра не довести, поэтому ради ее будущего счастья она решила быть с ней предельно откровенной.
– Пруденс, Цедрик никогда не баловал тебя своим вниманием. Почему ты решила, что он сделает это в будущем?
– Он не проявлял интереса, дорогая сестричка, потому что рассчитывал на тебя, – Пруденс элегантно передернула плечами. – Когда же ты будешь связана с кем-то другим, он обратит свое внимание на кого-то другого. И почему бы не сбыться моим планам?
Алиса всерьез забеспокоилась о том, что у Пруденс на уме.
– Каким твоим планам, Пруденс?
– Прежде всего, заставить заметить меня, конечно.
– Конечно, – повторила Алиса, закручивая в узел волосы. – И как ты собираешься это сделать?
Пруденс заговорщически придвинулась к ней:
– Мама считает, что один из способов привлечь к себе мужчину – это постоянно говорить о нем самом. Они так тщеславны – ничего нет легче, чем убедить мужчину, что он самое восхитительное создание на земле. И он возблагодарит тебя.
– Да, – настороженно сказала Алиса.
Она тоже неоднократно слышала от Абигейл, что такой трюк – прекрасный способ растопить лед в отношениях с мужчиной. Но считать его надежным для серьезных намерений вряд ли возможно.
– Ну, – продолжала Пруденс, сверкая полными энтузиазма глазами, – я поняла, что почти ничего не знаю о Цедрике, кроме того, что он второй сын графа Истона и что заправляет имением вместо своего брата, находящегося в ссылке. Я не знаю, как он любит проводить время, предпочитает ли телячьи отбивные бифштексу, куда уезжает из дома. Я начала все это выяснять.
Алиса смотрела на Пруденс, широко раскрыв глаза. Временами она действительно удивлялась мыслям своей сестры.
– Но как?
– Прежде всего, я убедила свою горничную, чтобы она завязала дружбу со слугой Цедрика, таким способом я узнаю обо всех его маленьких привычках. Потом, я начала разговаривать в деревне с людьми о нем и слушать, что они думают и говорят.
Алиса подумала, что у Цедрика Инграма довольно мало шансов против решительного наступления ее сестры, и сказала об этом самой Пруденс. Она рассмеялась:
– Но подожди! Это еще не все! Ты не заметила, что я за последние несколько дней часто отсутствовала?
– Должна признаться, что не часто видела тебя, но я относила это и к своей большой занятости, из-за которой не могла осведомиться о тебе…
Пруденс покачала головой:
– Нет, это совсем не так, – она наклонилась вперед, и ее глаза ярко заблестели. – Я ездила за Цедриком и следила, что он делает!
У Алисы перехватило дыхание, и она озабоченно вздохнула.
– Пруденс! Как ты могла?
– Очень просто. Я держусь позади на значительном расстоянии. Знаешь, он редко оглядывается, а если бы сделал это, я бы нашла причину, чтобы объяснить свое присутствие. Кроме того, если он обнаружит меня, то будет польщен. А какому бы мужчине не польстило, что за ним так долго едет женщина, желающая узнать что-то о нем.
Алиса открыла и тут же закрыла рот, желала возразить и передумала. В том, что делала Пруденс, был какой-то смысл. Хотя, строго говоря, это было слишком смело. Но Цедрик очень тщеславен и мог быть настолько польщен, что простил бы ей нарушение этикета.
– Скажи мне тогда, что именно делает господин Инграм, когда ты сопровождаешь его по деревне?
Пруденс скорчила кислую мину:
– Ничего интересного. Совсем ничего интересного, в самом деле. Он посещает других землевладельцев в округе, но не своих арендаторов. Я еще не видела, чтобы он останавливался в доме одного из своих фермеров. Не странно ли это, Алиса? Папа регулярно посещает наших людей.
– Возможно, у господина Инграма не было причин заезжать к арендаторам. А его посещение других землевладельцев вполне оправданно. В конце концов, он помогает папе организовать местное сопротивление. Может быть, он желает убедиться, насколько другие роялисты соответствуют требованиям.
– Я подумала то же самое, – кивнув, согласилась Пруденс. – Однажды его остановили эти гнусные солдаты, и он был вынужден говорить с лейтенантом довольно долго. Я забеспокоилась о его безопасности и думала, что бы предпринять, чтоб спасти его.
Ужаснувшись, Алиса настойчиво сказала:
– Пруденс, если это еще когда-нибудь случится, ты должна немедленно прийти домой и все рассказать папе! Только он может помочь. А если ты будешь подвергать себя опасности, это не принесет пользы господину Инграму!
Пруденс согласилась, но было непохоже, что Алиса ее убедила. Она поспешно сменила тему:
– Алиса, я вечером не смогла поехать за Цедриком и думаю, что это просто необходимо.
– Почему?
– Чтобы иметь о нем полное представление.
– Пруденс, ни одна благовоспитанная женщина не уезжает вечером, особенно одна. Это опасно.
– Алиса, мне необходимо это сделать, – настойчиво сказала Пруденс. – Если когда-то вечером я не появлюсь за столом, ты скажи, что я себя плохо чувствую или еще что-нибудь в этом роде. Я знаю, что мама поймет меня, а папа, возможно, будет расстроен.
– Он придет в ярость, – сухо сказала Алиса. – И я сомневаюсь, что мама это одобрит.
– Это ее идея, поэтому она должна понять. Пожалуйста, Алиса! Я не хочу, чтобы мама с папой беспокоились без причины.
– Я бы не сказала, что нет причины для беспокойства матери, если ее дочь шатается вечером в темноте.
Пруденс упрямо сказала:
– Я сделаю это, независимо от того, одобряешь ты это или нет, Алиса, – и с еще большей уверенностью добавила: – Дорогая сестра, ты должна помочь мне! Я давно влюблена в Цедрика Инграма, и это может быть мой единственный шанс добиться взаимности.
Пруденс не сказала, что она доведена до отчаяния своей неразделенной любовью, но Алиса знала это.
– Хорошо, Пруденс. Но при одном условии.
– Говори, – Пруденс заулыбалась, но Алиса оставалась серьезной.
– Ты должна говорить мне о своих намерениях прежде, чем соберешься уходить, чтобы я знала, где ты, хотя бы даже в общих чертах. Согласна?
– Согласна! – Пруденс кинулась в объятия к Алисе. – Спасибо, дорогая! Ты не пожалеешь об этом!
Алиса хотела верить, что так и будет.
