Глава 17
Несмотря на полнолуние, Саймон все же не открыл портьеры, закрывавшие окна в кабинете Мейтленда. Хотя было уже далеко за полночь, он не хотел подвергать себя опасности быть увиденным. Свет от тонкой свечи мерцал на проволоке, которую Саймон засунул в замок письменного стола Хью. Поворот, легкий щелчок, и замок открылся. Еле слышный звук отозвался эхом в тишине комнаты, но Саймон расслышал за стенами кабинета другой звук. Звук шагов…
Он погасил свечу и, затаив дыхание, стал прислушиваться к шагам, приближавшимся к кабинету. Да женщина, ее легкая поступь была едва слышна на полированном паркетном полу. Дверь библиотеки открылась и закрылась. Спустя несколько мгновений показался свет в щелях смежной двери.
Одна из дочерей Мейтленда решила совершить ночной поход в библиотеку. Феба, без сомнения. Это прелестное создание не мыслило себя без книг. В свои пятнадцать лет она жила приключениями, скрытыми под кожаными обложками толстых романов — он и сам был таким же до двенадцати лет. А потом его приключения стали слишком реальными.
Саймон согнувшись, сидел за письменным столом Хью Мейтленда и прислушивался к звукам, доносившимся из библиотеки. В эту минуту он чувствовал себя как тот предатель, найти которого приказали ему самому. Как ни странно, но Саймон чувствовал, что чертовски привык к этим людям, особенно к своей «жене».
За прошедшую неделю он пробился сквозь ее оборону. И обнаружил, что прекрасная рыжеволосая противница тоже смогла завладеть его сердцем. Он хотел ее, и не на короткое мгновение, а на всю оставшуюся жизнь.
Саймон погладил блестящую поверхность стола. Мейтленд может погибнуть по вине какого-то негодяя. А может, погубит его и собственный «зять». Но предателя необходимо остановить. Даже если это разрушит семью. Даже если не останется ни одного шанса завоевать Эмилию.
Эмилия не знала точно, что ее разбудило. С того самого дня, когда она чуть не убила человека, ее сон перестал быть глубоким и крепким. Каждую ночь она ложилась на небольшой кушетке в своей комнате, но какая-то часть сознания постоянно бодрствовала и не давала заснуть по-настоящему. Девушка лежала долгими часами, ворочаясь с боку на бок, и прислушивалась к дыханию мужчины, называвшего ее своей женой.
Выздоровление Блейка шло очень быстро. Скоро у нее не будет оправдания по поводу того, что она не делит с ним супружеское ложе. Сегодня, например, он почти весь день провел вне постели. Играл с ней в шахматы. И выигрывал каждую партию. Странно. Он не может вспомнить своего имени, но он помнит стратегию. Однако каждый день доктор Чисон предостерегал ее от излишней радости по поводу его выздоровления. В подобных ситуациях всегда можно ожидать рецидива.
Эмилия бросила взгляд на постель. Лунный свет, проникавший сквозь окно, отбрасывал тень на кровать. Покрывало было отброшено в сторону, обнажив белую льняную простыню, смятую лежавшим на ней человеком.
Но его там не было.
Эмилия привстала, в голове звучали слова Доктора: «наблюдайте за ним, его поведение может показаться странным. В таком состоянии человек становится непредсказуемым».
Она вскочила от страха, сердце бешено забилось в груди. Девушка заглянула в туалетную комнату. Блейка там не было.
А что если он бродит по дому?
Или вышел из дома?
В ночь.
Один.
Эмилия поспешно запахнула пеньюар и бросилась к двери. Куда он мог отправиться? О, она задушит этого типа, когда найдет его! Эмилия резко распахнула дверь и выскочила в холл, где, не сделав и шести шагов, налетела на кого-то.
— Тише, — произнес Блейк, покачнувшись, отступил назад и подхватил девушку.
Эмилия прижалась щекой к его обнаженной груди, и ее тут же окутал восхитительный аромат чистого мужского тела и хорошего мыла. Оказавшись в спасительном теплом кольце его сильных рук, она почувствовала, как отступает охвативший ее страх. Эмилия взглянула на Блейка. Его волосы были отброшены назад, обнажая свежую рану над бровью. Шрам казался красным, но зажившим.
Стоя так в его объятиях, Эмилия дрожала всем телом. Но эта дрожь не имела ничего общего с ее прежним страхом. Страх прошел и растворился в другом, более тревожном чувстве.
— Где вы были? — Она освободилась из его объятий и прижалась к двери. — У вас влажные волосы.
— Я не мог заснуть, — он улыбнулся, и на его правой щеке появилась ямочка, — и решил, что горячая баня поможет мне.
Она поймала себя на том, что не отрываясь смотрит на его полуобнаженную грудь. Черные завитки волос сверкали в лунном свете. Бледные лучи ласкали еще влажную кожу Шеридана. Какой теплой она казалась, какой золотистой и соблазнительной!
— А где ваша повязка? — Эмилия постаралась обрести душевное равновесие за маской раздражения. — Доктор Чисон не разрешал снимать вашу повязку.
— Доктор Чисон просто боится заглянуть под бинты. Поэтому он просил, чтобы это делали вы каждый день.
— Вы не можете винить человека, который боится близко подойти к вам. — Она направилась назад в комнату, стараясь найти спасение вдали от него. Но, как и ожидала Эмилия, Блейк последовал за ней. Она повернулась к нему и сказала: — Вы перегрызли бы ему горло, если бы он попытался вновь пустить вам кровь.
Он только подмигнул ей:
— Но ему это удалось.
— Уверена, что вы самый трудный пациент из всех, что были у мистера Чисона. — Она увидела, как он закрыл за собой дверь, ее ноги задрожали. От этого простого незамысловатого жеста кровь бросилась ей в лицо. Этот мужчина. Закрыл дверь. И сразу — вихрь эмоций. И все были очень опасными. Эмилия попыталась вызвать в себе гнев и использовать его как щит:
— А вы не думали, что случится со мной, когда я увижу, что вас нет?
Он сделал шаг к ней — его движения были необычайно грациозны.
— Я не ожидал, что вы проснетесь.
Тепло его тела согревало ей кожу, проникая сквозь ее одежду. Девушка обхватила себя за плечи, стараясь сдержать внутреннюю дрожь.
— Вы не должны так поступать. Доктор Чисон повторял много раз, что ранения в голову очень опасны.
— Прости, Эмили. Я не хотел испугать тебя.
Она знала, что у него под ночной рубашкой ничего больше нет. Лишь изумрудного цвета шелк покрывал его широкие плечи, грудь и бедра. Ей отчаянно захотелось прикоснуться к нему, почувствовать, как его руки обнимают ее, а его губы прижимаются к ее губам. Она посмотрела на него, стараясь прогнать грешные мысли. Но это оказалось невозможным. Когда лунный свет отражался в его черных волосах. Когда в глубине его бездонных глаз горело пламя страсти. Невозможно было не думать о том, как прекрасно будет лежать рядом с ним в постели.
— Господи, я так испугалась! Чего только не подумала! Что вы ушли из дома… Что вы… — она едва не задохнулась, когда подумала о несчастье, которое могло с ним произойти. — Вы должны быть осторожны!
— Не беспокойся за меня. — Саймон прикоснулся к пряди рыжих волос и мягко добавил: — Со мной все в порядке.
— Нет, не в порядке. — Эмилия все же не сдержалась и дотронулась до него, затем провела рукой по его плечу и вниз, до запястья, ощутив упругие мускулы под изумрудным шелком. — Вам действительно стало лучше?
— Действительно. — Сильная мужская ладонь скользнула по ее щеке. — Чтобы свести меня в могилу, нужно большее, чем эта царапина.
Ну что ж. Он поправился. Теперь можно подумать и о том, как отослать его прочь. Навсегда. Нельзя думать о том, о чем она уже думает. Она, конечно, не станет снимать шелковую рубашку с его плеч и не будет представлять себе, как прижимается к его сильному обнаженному телу. Она не будет желать, чтобы мечты стали явью.
Словно во сне, словно все это происходило не с ней, Эмилия дотронулась до пояса на его тонкой талии.
Разве в человеческих силах скрыть возбуждение, охватившее все ее тело!
Эмилия не могла больше игнорировать страсть, проснувшуюся в ней и все сильнее разгоравшуюся при каждом его прикосновении. А главное — что толку скрывать чувства, которые от этого лишь усиливаются с каждым днем.
Она полюбила этого мужчину, И теперь для нее не важно, как его зовут. Полюбила вопреки всем своим мечтам. Вопреки рассудку и без всякой надежды на избавление.
Саймон затаил дыхание, когда Эмилия развязала его пояс и он бесшумно упал. Изумрудный шелк рубашки разошелся, и лунный свет пролился на гладкую кожу и черные колечки волос.
Хватит бороться! Конец сомнениям и нерешительности! Пришло время испить из источника жизни полной чашей! Как хотела Эмилия в эту минуту отдаться воле чувств! Она желает этого мужчину. Сейчас и навсегда.
— Шеридан, — прошептала она, запуская пальцы под изображение дракона на шелковом полотне его рубашки.
Саймон всем телом напрягся от ее прикосновений. Каждый мускул стал таким твердым, будто предстояло решающее сражение в войне.
Эмилия радостно улыбнулась, когда ее руки оказались у него под рубашкой. Сегодня вечером войны не будет. Сегодняшний вечер положит конец долгой вражде. Принцесса отдастся своему рыцарю, и ее мечта станет явью.
Ее руки скользнули вверх по мощному торсу. Едва дыша от волнения и ощущая под ладонями восхитительную гладкость мужской кожи и мягкое сопротивление жестких волосков на его груди, Эмилия сняла с плеч Шеридана рубаху.
Эмилия не сразу опустила глаза вниз, к его ногам, стройным и сильным. Его тело казалось мраморным изваянием. Мужчина стоял перед ней, подобный величественной скульптуре, созданной величайшим мастером. И девушка замерла в восторге, трепеща от этой мужской красоты.
— Эмилия, — прошептал он. В его голосе чувствовалось напряжение, будто он наткнулся на невидимые нити.
— Я ждала тебя всю жизнь, — просто сказала она, и ее ладонь скользнула вниз. Пальцы девушки задели кончик его восставшей плоти, мужское естество покачнулось в ответ — скульптура ожила при ее прикосновении.
Словно в забытьи, едва сознавая, что она делает, Эмилия положила руки ему на бедра.
— Эмили! — Саймон схватил ее ладони и оттолкнул. — Не надо.
Резкий звук его голоса резанул девушку как острый клинок. Ей отказывают! Эмилия подняла на него глаза, полные смущения и боли:
— Что такое? Я сделала что-то не так?
Он сжал ее руку и болезненно поморщился.
Она старалась поймать его взгляд, чувствуя, как всплывают все сомнения, скрытые в дальних уголках ее души.
— Ты не хочешь меня?
— Эмилия, я…
— Все правильно! — Она выдернула руку и отступила назад. Потом отвернулась и вцепилась в столбик, поддерживающий полог над кроватью. Надо, обязательно надо сдержаться, чтобы не расплакаться от обиды. Что же в ней нет такого? О небо, что же? Даже этот мужчина, который боролся за то, чтобы называться ее мужем, не хо-
чет ее.
— Эмилия, — Саймон положил руку ей на плечо, — пожалуйста, не плачь!
— Я не плачу, — она вцепилась в кровать еще крепче, сдерживая слезы унижения, готовые хлынуть из глаз. И все-таки не сдержалась, всхлипнула; ее плечи задрожали, а потом по щекам потекли предательские горячие капли.
— О Боже, я не хотел, чтобы ты плакала. — Он обнял ее и крепко прижал ее к себе. — Я хочу тебя, Эм. Я страстно хочу тебя.
Она почувствовала твердь его мужской плоти. Это было доказательством его желания, ведь так?
— Я что-то сделала не так?
— Нет. — Он погрузил лицо в копну ее рыжих волос.
— Ты не хочешь, чтобы я прикасалась к тебе? — Эмилия смахнула слезы со щеки. — Поэтому…
— Нет, — Саймон прижался губами к ее шее, обжигая ей кожу своим горячим дыханием. — Я хочу, чтобы ты прикасалась ко мне своими пальцами, своими губами, своей кожей. Всем.
Его руки скользнули выше ее груди, и Эмилия затаила дыхание, когда кончики мужских пальцев коснулись сосков, зажигая пламя во всех клеточках ее тала.
Эмилия тихо застонала.
— Мне необходимо… — она замолчала, не уверенная в себе.
— Я знаю, любовь моя, — он развязал бледно-голубую ленточку ее пеньюара. Его пальцы скользнули по ее плечам, обнажая ее бледную нежную кожу. — Ты нужна мне тоже.
Эмилия с облегчением вздохнула и отпустила спасительный столбик кровати, позволяя Саймону снять пеньюар и ночную рубашку. Белый муслин скользнул по груди, животу, бедрам; ее кожу покалывало, каждый нерв пробудился ото сна. Одежды невесомо упали на пол, оставив ее обнаженной, освещенной бледным лунным светом; она дрожала от жара его тела и чувствовала себя ужасной грешницей, стоя так рядом с раздетым мужчиной, обнимавшим ее своими горячими, сильными руками.
Он обнял ее и крепче прижал к себе.
— Ты так прекрасна! — прошептал он, опустил свою ладонь на ее бедро и нежно погладил.
Эмилия резко повернулась к Саймону, обхватила руками его бедра.
— Господи, как я мечтала об этой минуте!
— Ты свела меня с ума, — шептал он, — заполнила все мои сны и мысли. — Саймон прижался к ней, и Эмилия застонала, почувствовав его затвердевшую плоть между своих бедер.
— О Боже, какая ты нежная! — Саймон поцеловал гладкую женскую кожу, снимая напряжение. — Нежная, мягкая и горячая.
Она улыбнулась, его отрывистые слова наполняли ее ощущением собственной силы.
— А ты такой твердый.
— Это благодаря тебе, — он прикоснулся губами к ее шее, а затем дотронулся кончиком языка до ее кожи.
Инстинкт подсказал Эмилии, что делать, и она выгнулась, прижавшись к нему, и очень интимно потерлась о его твердь. Фейерверк чувств захлестнул ее тело, едва она ощутила напряжение его плоти.
— О Господи, как хорошо! — воскликнула Эмилия.
— Да, — Саймон вновь зарылся в ее волосы, — хорошо…
Она впилась пальцами в его бедра, изнемогая от желания и не зная, как выразить свою страсть не словами. Но он знал, он понял, будто смог проникнуть в ее мысли и тайные желания.
Он опустил руку ниже, на ее живот, его пальцы окунулись в мягкие женские волоски, пытаясь отыскать во влажной плоти то место, где, как пойманная птица, обитало наслаждение. А затем он стал что-то делать с ней, придерживая Эмилию другой рукой и мягко поглаживая ее соски.
Саймон вновь прижался губами к ее шее, и Эмилия затрепетала от наслаждения, теплой, удушающей волной охватившего все тело. Она задрожала в объятиях мужчины, сжала его бедра и громко застонала.
Ее голос будто подхлестнул Саймона. Он подхватил девушку на руки, чувствуя, как она дрожит, а Эмилия прижалась лицом к его телу, вдыхая запах его теплой и влажной кожи.
— Спокойно, дорогая, — прошептал он и понес свою драгоценную ношу к постели.
Ее спина коснулась холодной белоснежной льняной простыни, волосы рассыпались по подушке. Эмилия восхищенно смотрела на своего мужа. Лунный свет запутался в его черных ресницах, коснулся заострившихся черт его лица. Он улыбался, и его глаза были заполнены теплом, выдававшим жар его тела.
— Я никогда не думал, что со мной может быть такое. — Саймон прикоснулся к ее губам. — Я никогда не думал, что буду держать в объятиях свою мечту.
Она задрожала от страсти, звучавшей в его голосе, обняла и крепко прижала к себе. Темные волоски на мужской груди ласкали ее тело. Жар его кожи обжигал, как солнечные лучи. Эмилия приподнялась: сейчас, в эту секунду, ей требовалось больше, чем просто прикосновение к его коже.
— Я хочу твоей любви!
— Я ничего не желаю сильнее, чем любить тебя. Но не будем спешить. — Он опустил голову и поцеловал ее грудь, заставив Эмилию застонать. — Ведь это наша первая ночь.
Эмилия кивнула, лишенная дара речи от поглотившего ее огня страсти.
— А в первый раз нельзя спешить. — Саймон провел кончиком языка по соскам. — Нам нужно будет запомнить эту ночь, и я хочу, чтобы она стала ночью наслаждения.
Воспоминания о наслаждении. Эмилия закрыла глаза, слезы застилали ее взор. Слезы о мужчине, которого она лишила памяти.
— Я хочу целовать тебя, всю. — Он опустился ниже, покрывая тело девушки поцелуями, будто она была самым экзотическим созданием в мире.
Она тайком добивалась этого чувства. Его любви. Все происходящее могло называться иллюзией, — все, но только не ее чувства.
— Я люблю тебя, — прошептала Эмилия. Он вздохнул, услышав ее слова, его горячее дыхание обожгло Эмилию.
— Я тоже люблю тебя, — прошептали его губы.
Если бы это было правдой! Она держала в объятиях фантазию. Мечта ослепила ее реальностью его рук, его губ, целующих ее, ласкающих и дразнящих ее и опускающихся все ниже, ниже… пока…
Она сжала в руках простыню. О небо! Никогда, в самых смелых мечтах Эмилия не могла и представить себе такого интимного поцелуя, такой восхитительной ласки губ и языка.
Эмилия выгнулась навстречу ему. Никакие ее мечты не могли сравниться с этим мужчиной, с этим моментом и волшебством, которое он вызывал в ее теле. Она приподняла бедра и предложила ему все, чем обладала, получив много больше в ответ. Эмилия тихонько вскрикнула, когда наслаждение охватило ее с такой силой, что ей показалось, будто она умирает.
Саймон приподнялся над ней, поглощая ее дрожь, потом снова прижался к горячему телу возлюбленной, и, наконец, его возбужденная плоть вошла в нее.
— Скажи мне, что ты любишь меня.
Она посмотрела в его черные как ночь глаза, видя в них страсть, подобную своей.
— Я люблю тебя!
Саймон закрыл глаза, будто тихо читал молитву.
— Повтори еще раз.
Она улыбнулась и прошептала еще раз:
— Я люблю тебя.
Саймон опустил пальцы во влажные волоски, ища то место, где сконцентрировались все чувства.
— Повтори это, когда я войду в тебя.
— Я люблю тебя.
Эмилия прогнулась, когда почувствовала, как он проникает в нее все дальше. На мгновение она спросила себя, что он подумает, когда поймет, что она девственница. Как она объяснит ему, что его жена все еще… Но она уже не могла остановиться. Не теперь.
— Я люблю тебя, — шептала Эмилия, принимая его. — Люблю!
— Моя прекрасная тигрица, — он приостановил свое движение, словно догадавшись, что она никогда раньше не ощущала мужской плоти, заполнявшей ее. Он поцеловал ее в губы, его язык повторил гипнотический ритм движений его тела.
Он гладил ее своими пальцами, разжигая пылавший в ней огонь. Эмилия вцепилась в его плечи и приподняла бедра, помогая ему продвинуться и заполнить ее всю. Короткая вспышка боли сменилась огнем сладострастия, пульсирующим в ней.
Какое сладостное удовольствие! Одна ее часть знала: ей никогда не будет так хорошо с другим мужчиной. Именно его она ждала всю свою жизнь. Этот мужчина был недосягаемой частью ее души. Мечтой, обретшей плоть и кровь.
Эмилия следовала его движениям, считала толчки его тела, держала его, целовала, чувствуя разрастающееся пламя наслаждения.
Саймон приподнялся, посмотрел на нее — в его бездонных глазах пылал огонь страсти. В них она видела отражение своего наслаждения. И оно росло, заполняя ее всю, без остатка, пока Эмилия не смогла больше сдерживаться и содрогнулась, вцепившись в любимого, увлекая за собой в удивительном ощущении легкости.
— Эмилия! — Саймон сделал еще один толчок и, крепко прижав к себе девушку, излил в нее всю свою страсть.
Эмилия держала его руками и ногами, прижавшись лицом к его шее, и каждый вдох наполнял ее легкие резким запахом его кожи. Саймон ослабил свои объятия, его сердце гулко стучало прямо против ее сердца. Эмилия скользнула руками по его спине — его кожа была горячей и влажной.
Возможно, она хитростью добилась этого мгновения. Но, кажется, он не имел ничего против. По крайней мере, сейчас. И она не будет считаться с возможностью, что однажды он вспомнит себя настоящего. А пока она не станет думать о последствиях, которым ей предстоит посмотреть в лицо.
Она коснулась его шеи кончиком языка, почувствовав легкий солоноватый вкус его кожи. Он был реальным мужчиной, он находился в ее объятиях. И только это имеет значение.
Саймон пошевелился и приподнялся на локтях, глядя в ее глаза. В бездонных глубинах его глаз томилось какое-то сомнение, смущение. Эмилия затаила дыхание, раздумывая, станет ли он спрашивать ее, почему она никогда раньше не впускала его в свое тело.
— Я люблю тебя, Эмми. — Он убрал влажные волосы с ее щеки. — Обещай мне, что ты никогда не усомнишься в том, что я люблю тебя. Не важно, что может произойти.
В его голосе звучали нотки отчаяния — струйка холода среди тепла, в котором забылись они оба. Эмилия чувствовала, что это никак не связано с ее целомудрием.
Он провел рукой по ее щеке:
— Обещай мне, что никогда не усомнишься в моей любви.
«Это все связано с потерей памяти, — подумала Эмилия. — Наверное, это единственная причина его отчаяния».
— Обещай мне, — прошептал он, поглаживая ее лицо. — Обещай, что всегда будешь помнить об этом мгновении и о том, как сильно я люблю тебя.
Его слова казались ледяным ветром, принесшим ощущение неминуемой беды.
— Все дело в твоей памяти, любимый. На его скулах выступили желваки, он снова повторил:
— Обещай мне.
Она почувствовала страх, сжимающий ей сердце.
— Обещаю.
— Я искал тебя всю свою жизнь, — Саймон глубоко вздохнул, — и не хочу потерять тебя.
— Но ты не потеряешь меня. — Эмилия отказывалась думать о том, что произойдет, когда к нему вернется память. Она запустила пальцы в его черные кудри на затылке, ощутив неожиданный испуг, — она боялась потерять его.
— Держи меня крепче, любовь моя! Саймон прижал Эмилию к себе, спрятав свое лицо в ее волосы, и девушка прильнула к нему, чувствуя, как напрягаются его мышцы.
— Я хочу тебя. — Он повернул голову, целуя ее и лаская ей грудь. — Я не могу насытиться тобой.
— Бери все, всю меня. — Руки девушки скользнули по его спине, словно пытаясь обрести тепло, которое может прогнать ее страх. — Люби меня.
— Я буду любить тебя всю жизнь, — прошептал он, скрепляя свою клятву поцелуем и медленно продвигаясь в ее сладостное тело…
Лунный свет струился из окон, заливая их постель, запутываясь в черных волосах на груди мужчины. Саймон провел пальцами по ее телу, там, где оно озарялось бледным сиянием. Эмилия пошевелилась во сне, потерлась щекой о его плечо, ее дыхание согрело его кожу. Она ближе придвинулась к нему, положила руку ему на грудь, будто боялась, что он ускользнет от нее.
Саймон мечтал держать ее так в своих объятиях всю жизнь! Только в мечтах между ними не было лжи. В мечтах ничто не угрожало их любви. В мечтах она любила его настоящего, не выдуманного.
— Я не хочу потерять тебя, — прошептал Саймон, целуя лицо любимой и понимая, что едва ли им обоим доведется еще когда-нибудь пережить нечто подобное.
Будущее нельзя построить на лжи. А он не может сказать ей правду. Он не может сказать ей, что ушел из ее спальни этой ночью, чтобы рыться в бумагах ее отца и искать доказательства измены. И он не может сказать ей, что он там нашел.
Саймон тяжело вздохнул, стараясь ослабить напряжение в груди. Он пришел сюда, чтобы найти предателя. А нашел женщину, которую хотел бы сохранить на всю жизнь. А в глубине души он знал, что потеряет ее.
