Книга: Река вечности
Назад: ГЛАВА 12
Дальше: ГЛАВА 14

ГЛАВА 13

Когда Мерси проснулась, она смогла рассмотреть очертания буфета в слабом свете, проникающем через открытую дверь. По тому, как щебетали птицы на деревьях, Мерси поняла, что наступило утро. Она пощупала место, где ночью лежал Даниэль. Оно уже остыло, значит, он уже давно встал. Мерси немного полежала, мечтая о том, как прекрасно было лежать в его объятиях, как ей было тепло и спокойно. А что было бы, если бы она лежала обнаженной? По ее телу пробежала дрожь. Между ее грудью и грудью Даниэля была только тонкая ночная рубашка. На нем же – только кальсоны, и всю ночь их ноги соприкасались. Целовал ли он ее ночью, или ей это приснилось?
Мерси услышала стук топора и почувствовала запах дыма. Младшие Бакстеры, должно быть, скоро спустятся с чердака. Она встала с постели и быстро оделась, прислушиваясь к звукам над головой. Быстро расчесав волосы, она скрутила на затылке, уложила свои вещи в саквояж и поставила его на кровать.
Утро было прохладным, но на кухне еще не разжигали очаг. Закутав в шаль плечи, Мерси вышла на крыльцо. Во дворе горел костер, а Даниэль стоял рядом, подкладывая дрова. Марта на столе резала мясо тонкими ломтиками и укладывала их в кастрюлю. Мерси удивилась, увидев спящего ребенка Марты, привязанного к ее спине.
– Доброе утро. Я сейчас умоюсь и помогу тебе, Марта.
Даниэль обернулся на ее голос. Было еще слишком темно, и Мерси не могла видеть его глаза, но она чувствовала на себе его взгляд, направляясь к умывальнику. Ход уже плескался там.
– Доброе утро, Ход.
– Доброе утро. Больше он ничего не сказал и, вытерев лицо, направился в комнату матери. Двери были закрыты, а из трубы вился дымок. Из щелей в дверях проникал свет от свечи или лампы.
Мерси подумала, что ей сначала сделать; зайти к матери или помочь Марте приготовить завтрак. Она решила, что подождет, пока выйдет Ход, а потом зайдет.
– Марта, как себя чувствует твоя мама?
– Лежит, кажется, у нее ничего не болит.
– Ты вставала к ней ночью?
– Только чтобы подать воды. Она стала еще слабее – сказала Марта и посмотрела на свои ноги.
– Мы можем ей чем-нибудь помочь?
– Она не хочет, чтобы мы что-нибудь делали.
– О, но...
Это желание Ма, – строго произнесла Марта. – Ничем нельзя помочь отработавшему свое сердцу. Она подошла к большой кастрюле на костре, помешала мясо. Мерси последовала за ней. – Что мне делать?
– Засыпь это в чайник, когда закипит вода. Она показала на металлический подвешенный над костром чайник. Мерси засыпала крупу в воду, когда та закипела, и помешала большой деревянной ложкой, чтобы не было комков. На крыльцо, позевывая, вышли остальные члены семьи и направились к умывальнику. Из комнаты матери тихо вышел Ход, переговорил о чем-то с Мартой и занял свое место за столом.
Пока мужчины ели, Мерси наведалась к матери. В закрытой комнате было тепло, даже жарко. Она повесила шаль на спинку стула и села. С кровати послышался слабый, тихий голос:
– Не переношу закрытых комнат. Открой дверь. Мерси подбежала к двери, открыла ее и, вернувшись назад, склонилась над постелью.
– Ты хочешь что-нибудь поесть?
– Нет. Ход дал мне глоток виски. – Она закрыла глаза.
Мерси выпрямилась и посмотрела на нее. Со вчерашнего дня ее глаза, кажется, еще больше провалились, а лицо заострилось еще резче. Белая вчера кожа, сегодня приняла синеватый оттенок. Мерси хотелось бы объяснить это освещением, но она знала, что это не так. Марта оказалась права: она угасает. Мерси наклонилась пониже, когда губы матери задвигались.
– Эстер... вернулась домой, Уилл. Ты обещал мне, что однажды... я увижу ее. Она выросла такой... красивой...
Глаза Мерси заполнились слезами, она изо всех сил пыталась не думать о том, как не хотела ехать в Кентукки, и не приехала бы, если бы не Даниэль. Она думала об Уильяме Бакстере, человеке, который зачал ее. Он, видимо, был хорошим человеком, потому что ее мать любила его. Мерси сидела около матери, которая, казалось, заснула. Когда она вышла на крыльцо, мужчины уже поели и вышли из-за стола. Младшие братья собрались вокруг Хода, что-то говорившего им и жестикулирующего руками.
Марта сидела за столом с ребенком на руках. Даниэля нигде не было видно. Мерси наполнила миску маисовой кашей, налила чаю и села за стол рядом с Мартой.
– Хочешь мяса? – спросила Марта.
– Нет. Марта пододвинула к ней кувшин. Наливая густой темный сироп, Мерси заметила: – Ей сегодня хуже, ты согласна?
– Да, мне тоже так показалось. Ход с ребятами сегодня останутся дома.
– Она разговаривала с Уильямом.
– Теперь она все чаще и чаще говорит с ним. Мерси съела несколько ложек. – Где Даниэль?
– Ход попросил его сходить за Байтом. Он считает, что все должны быть здесь.
Не глядя в их сторону, мимо прошел Ленни и направился к матери. Он все еще был у нее, когда Мерси, покончив с кашей, принесла на стол огромную миску и сложила туда грязную посуду. Берни принес ведро воды и поставил его на конец стола. Его лицо было таким обеспокоенным, что Мерси простила ему ту змею.
Мужчины по очереди заходили посидеть у постели матери. Из леса вышли Даниэль, Вайт с ребенком на руках, Дора и ее сестра. Дора не выполнила свою угрозу отправить сестру домой до восхода солнца. Наверное, Ход помешал, решила Мерси. Марта и Мерси убрали остатки завтрака. Ленни и Берни выгнали из-под дома свиней и загнали их в загон около сарая. Мерси подумала, почему бы вообще не держать их там. Дора уселась на крыльцо и от нечего делать вертела в руках палочку, поглядывая на детей, которые спокойно играли под вязами. Мерси наблюдала за Эммой, сидевшей с ребенком Доры и малышкой Марты. Они почти не разговаривали. К кувшину с виски никто не прикасался, зато чайник не успевали кипятить, так как все пили чай.
Нелегко было сидеть без дела мужчинам. Вайт пристроился за домом и длинным ножом строгал палку. Другие ремонтировали принесенную из сарая сбрую. Даниэль продолжал колоть дрова. За последние два дня он заготовил их достаточно много и сделал хороший запас лучины для растопки. Сейчас он сидел на пеньке и точил топор.
После полудня на крыльцо вышел Ход. Его плечи поникли, а лицо выражало сильное беспокойство. Вся семья приготовилась к тому, что он сейчас скажет такое, что им никогда не хотелось бы услышать. Прежде чем заговорить, он немного постоял.
– Входите. Ма хочет всех видеть, каждого из нас.
Все поняли, что настал тот момент, которого они больше всего боялись. Молча, они медленно встали и направились за Ходом в комнату матери.
Мерси вошла последней. Она позвала Даниэля, и, когда он подошел, крепко взяла за руку и повела за собой. Стоя со своими братьями у кровати, она впервые почувствовала себя их родственницей. Кровь объединила их вместе, связала с этой маленькой, седой женщиной, теперь лежащей перед ними. Мерси почувствовала, как у нее защекотало в горле.
Никогда еще Мерси не приходилось быть в такой тишине. Не слышно было ни детей, играющих под дубом, ни свиней в загородке. Даже куры и те притихли во дворе. Еще долго ничто не нарушало тишину, кроме тиканья часов да пения пересмешника за окном.
Открыв глаза, мать обвела всех долгим взглядом. Ее лицо было спокойно, а глаза ласковы. Она заговорила. Ее голос больше напоминал шепот, и все напряглись, стараясь не пропустить ни слова.
– Вы... Бакстеры. Вы то... что создали... я и Уилл. И вы не должны опозорить имя своего отца.
Ей было трудно говорить, и она останавливалась после каждого слова. Ход опустился перед кроватью на колени и положил свою грубоватую руку на руку матери.
– Ход, – не открывая глаза, произнесла она. – Ты с Марти переедешь сюда. Ланни может жить в твоем доме. – Последовала длинная пауза.
– У Байта есть своя земля. Для Берни и Гидеона тоже есть много земли, когда они женятся. Ты... слышишь меня, Ход?
– Да, мама. Я слышу тебя. Все будет так, как ты хочешь.
Все с тревогой ожидали. Пальцы матери теребили покрывало. Наконец, она открыла глаза и посмотрела на Марту.
– Ты была прекрасной дочерью, Марта. Я хочу подарить тебе часы...
– Я люблю тебя, Ма. Не надо мне ничего дарить.
– Это мое желание. – Ее глаза устремились на Хода. – Это не мое дело говорить тебе, но ты должен беречь Марту.
– Да, мама. Буду беречь.
– Дори, ты дарила мне радость и улыбку, как и говорил Вайт. Я дарю тебе деньги, на которые ты купишь себе в магазине платье и туфли. Ты будешь красивой. Мне бы хотелось увидеть тебя...
– Ах... Ма... – Дора прижалась лицом к плечу мужа и зарыдала.
– Кончай свой кошачий концерт, Дорита. – Слова, произнесенные шепотом, прозвучали как приказ. – Я хочу еще кое-что сказать.
– Да, мама, – сказала Дора, вытирая слезы.
– Уилл говорил, что Ленни... самый лучший стрелок из вас. – Она замолчала, переводя дыхание.
– Он хотел, чтобы его ружье досталось тебе, Ленни. Ты будешь заботиться о нем, слышишь?
– Я буду, Ма.
– Берни, ты не такой тупоголовый, как они говорят. Ты умеешь управляться со свиньями. Я уже говорила Ходу, чтобы он позволил тебе вести это хозяйство и помог построить для них свинарник. Уилл говорил, что виски может приготовить любой дурак, но нужно особое чутье, чтобы выращивать свиней. – Она устало закрыла глаза.
Всем собравшимся в комнате показалось, что прошло очень много времени, прежде чем эта хрупкая женщина заговорила вновь. Все глаза устремились на нее. Из глаз Байта покатились слезы. Он прижал к себе свою жену и беззвучно плакал. Лицо Хода так напряглось, как будто оно было высечено из камня, у Ленни – тоже. Берни кусал губы и сжал руки, по его щекам катились слезы. Впервые Гидеон не прихорашивался и не улыбался. Он стоял, низко опустив голову и скрестив на груди руки. Когда мать назвала его имя, он поднял голову.
– Гидеон?
– Я здесь, мама.
– Боюсь, что я испортила тебя, сынок. Ты был таким хорошеньким, как девочка, когда родился. Я хочу, чтобы Вайт и Ход обратили на тебя внимание. Если ты и дальше будешь кружиться возле женщин, то погубишь свою жизнь.
– Я... больше не буду, Ма.
– Не обещай то, что не выполнишь, сынок. Если ты захочешь узнать, что находится по ту сторону гор, езжай. – Из ее груди вырвалось хриплое дыхание. – Но возвращайся. Горы – твой дом. Ты любил, когда отец играл на шарманке. Ты пел и танцевал, как птичка, когда был маленьким. Возьми ее и сохрани для своих детей.
– Я сохраню ее. – По щекам Гидеона лились слезы, но его голос оставался прежним.
Мерси еще крепче сжала руку Даниэля, когда глаза ее матери остановились на ней. Вдруг миссис Бакстер стала задыхаться. Она открыла рот и долго лежала, переводя дыхание, затем произнесла:
– Я настроила свое сердце, что не умру..., пока не увижу тебя. Я послала за тобой Ленни и Берни. – Она замолчала. – Теперь я могу не волноваться. Ты красивая женщина, и ... я горжусь тобой, Эстер.
– Я тоже... люблю тебя, мама.
– Тебе здесь ничего не нужно. У тебя хороший муж, который любит тебя так же, как и мой Уилл любил меня. А это дороже золота. Вези ее назад, в Иллинойс, Дэн. Заботься о ней и подари ей детей. Женщина без детей немного стоит.
– Все будет так, как ты хочешь, Ма.
– Ход! Где Ход?
– Я здесь, Ма.
– Я хочу, чтобы Мерси взяла с собой смертный венец вашего отца, Ход.
– Хорошо, Ма.
– Забери его с собой, Эстер. Это оставил твой отец перед смертью. – Ее глаза закрылись, и голос прервался на последнем чуть слышно произнесенном слове.
Вся семья стояла вокруг кровати, не отрывая глаз от лица матери. Она слегка повернула голову, и ее губы задвигались. Казалось, что миссис Бакстер говорила, но ни одно слово не сорвалось с ее губ. Время тянулось для всех ужасно долго, когда она, наконец, открыла глаза. Ее взгляд устремился на дверь, и она медленно кивнула головой, как будто что-то увидела. Ее губы изогнулись в легкой улыбке. Мать опять посмотрела на своих детей.
– Я не хочу, чтобы вы плакали! Слышите меня?
Даже лежа на смертном одре, она все еще продолжала командовать ими. «И перед лицом смерти она может быть такой сильной», – подумала Мерси.
Мать была старой и больной, но непобежденной. Она вышла замуж за любимого человека и нарожала ему столько детей, сколько Бог им послал. Некоторых из них она похоронила, а остальные беспрекословно повиновались ей. Ее жизнь, видимо, была нелегкой, но она знала любовь мужа и уважение детей, которые поддерживали ее в годы труда и страданий.
– Поцелуйте в последний раз вашу мать! – велела она более громким голосом.
Ни одного слова протеста, ни одного всхлипывания не проронили эти большие мужчины. С мокрыми от слез, обветренными щеками, они подходили к кровати, опускались на колени и запечатлевали последний поцелуй на челе своей матери. После мужчин к кровати подошла Мерси и поцеловала мать, а потом, крепко взяв за руку Даниэля, вышла вслед за Бакстерами на крыльцо.
* * *
День заканчивался: Мерси показалось, что с утра прошла целая вечность. Она помогла Марте накрыть на стол. Все члены семьи, измученные переживаниями, ели мало. По очереди они сидели у постели матери и молча смотрели, как она металась по подушке, из ее рта вырывалось хриплое дыхание.
Солнце садилось за хребты гор. Его последние лучи скользили по комнате, оставляя светлую дорожку на полу. Мерси вернулась в комнату, чтобы побыть наедине с матерью. Вдруг она увидела, что мать открыла глаза и пристально смотрит на нее. Девушка склонилась над кроватью.
– Мама! Ты чего-нибудь хочешь?
– Возьми меня за руку, Уилл.
Слова были произнесены спокойно и отчетливо, а веки затрепетали и опустились. Через мгновение лицо матери расслабилось, ее тонкая рука дернулась и замерла. Мерси охватил ужас. Она бросилась к двери!
– Марта! Ход! Скорее сюда!
Все бросились в комнату и окружили кровать. Ход опустился на колени перед матерью и взял ее руку. Остальные беспомощно стояли в тишине, с ужасом ожидая конца. Гидеон направился к двери: ему было невыносимо это тяжкое ожидание. Вайт остановил его, взял за руку и потянул к себе. Солнце скрылось за горами, и луч света исчез с пола.
Затем все прекратилось. Замолкли рыдания и вздохи. Высокие грубоватые мужчины и три женщины стояли, не шелохнувшись, окаменев от горя, ожидая, что рука на постели шевельнется или дрогнут веки. Время шло. Постепенно они стали осознавать, что свершившегося не исправить. Рука, которая вытирала их носы и холодила лбы, когда они болели, никогда больше не шевельнется. Смеющиеся голубые глаза закрылись навечно. Горе ее детей было глубоко и неподдельно. Мерси задумалась о смерти. «Вот так и наступает смерть, – думала она. – Ты вздыхаешь и выдыхаешь воздух. Ты теплый, живой и подвижный. Ты ешь, спишь, смеешься, любишь и чувствуешь боль. Но когда твое дыхание останавливается, ты – ничто. А мир продолжает жить. Солнце восходит утром, а луна вечером. Звезды такие же яркие. Идет дождь, растут цветы, и сменяются времена года. Но ты, которая жила, любила мужа и рожала детей, теперь превратилась в ничто».
Рука Даниэля обняла ее плечи, прижимая к себе. Она с благодарностью приникла к его сильному телу. Впервые она так близко столкнулась со смертью и почувствовала весь ее ужас.
* * *
Вся семья тихо и печально принялась готовиться к похоронам, словно все было заранее отрепетировано. Как и ожидалось, всем руководил Ход.
Ленни отправился на винокурню посмотреть, забродила ли брага, которую они поставили несколько дней назад. Гидеона и Берни Ход отправил оповестить соседей. Вайт собрался в Кун Холлоу за священником. Даниэль оседлал свою лошадь и привел ее к дому, когда Вайт был готов к отъезду. Бакстер с благодарностью похлопал Даниэля по плечу и ускакал.
Самая ответственная работа досталась Ходу и Даниэлю. Они направились в сарай за домом. Ход достал широкие доски, приготовленные для гроба, и смахнул с них пыль и куриный помет. Даниэль принес из фургона пригоршню металлических гвоздей, пилу и молоток.
Гвозди были большой редкостью в горах, и Ход сначала даже отказывался от них, собираясь использовать деревянные клинья. Но когда Даниэль напомнил, что гроб делается для матери его жены, Ход согласился.
Миссис Бакстер обмыли, одели и положили на кровать. Мерси принесла свою мягкую белую шаль, свернула ее и положила под голову матери. Когда стемнело, зажгли свечи. Детей постарше уложили спать на чердаке, а маленьких – в кровати в столовой.
Всю ночь семья сидела у постели своей матери. Вернулись Берни и Гидеон. Ход с Даниэлем большую часть ночи делали гроб при свете костра во дворе. Когда они завершили работу, женщины постлали в гроб лучшие стеганные одеяла и осторожно переложили туда тело матери, положив ей под голову белую шаль Мерси.
На рассвете Даниэль с Ходом и Ленни отправились на кладбище копать могилу. Когда они вернулись, братья Бакстеры начали готовиться к похоронам. По очереди они садились на пень, и Дора подстригала им волосы. После этого они молча шли на реку мыться, а затем одевались на чердаке. Из всех братьев только Ход был одет в пиджак, слишком узкий для его широких плеч.
Наспех выбритые, со множеством порезов, мужчины не находили себе места.
Дора и Марта надели свободные темные платья, походившие на старушечьи балахоны. Они не были украшены ни воротником, ни манжетами, ни даже карманами, а просто свисали с плеч, как мешки. Дора напудрила и заколола волосы деревянным гребнем. Марта сильно стянула их на затылке так же, как и в тот день, когда Мерси впервые увидела ее.
После восхода солнца друг за другом стали приезжать соседи. Они привозили с собой поспешно собранные продукты: ветчину, оленину, мамалыгу, сухие бобы и свежеиспеченный хлеб. Женщины принялись готовить, ведь нужно было накормить более семидесяти человек, собравшихся на ферме. На расстеленных под деревьями одеялах сидели дети. Их предупредили, чтобы вели себя тихо. Одетые в свои лучшие платья, они старались изо всех сил сдерживать свое возбуждение.
Свадьба, похороны и новоселье – единственный повод собрать всех соседей. Это была возможность навестить старых знакомых и обменяться новостями. Все с любопытством разглядывали Мерси и Даниэля. Каждый слышал историю о маленькой Эстер, которая потерялась много лет назад. Мерси предоставила Бакстерам право рассказать о том, как ее нашли в Куил Стейшн.
Вайт вернулся с Братом Фарли, глуховатым стариком, поженившим Даниэля и Мерси.
Он был в том же черном большом пиджаке, с Библией, прижатой к костлявой груди. Оглядев толпу, он вдруг направился прямо к Даниэлю.
– Я тебя знаю?
– Я лично вас не знаю, – безразлично ответил Даниэль, – и сомневаюсь, чтобы вы меня знали.
– Гм? Что ты сказал?
– Я сказал, что вы меня не знаете! – Даниэль повысил голос.
– Я вспомнил! Каролина! Мне кажется, я встречал тебя там. Но о-очень давно, да? Ты случайно не оттуда?
Даниэль покачал головой. Подошел Ход и, взяв старика за руку, повел к столу. После обеда Брат Фарли поднялся на крыльцо и начал церемонию.
– Каждый из нас однажды предстанет перед создателем и ответит за свои грехи, – закричал он. – Покайтесь, все вы грешники! Бог дает жизнь; он ее и забирает. Вы должны покаяться в своих грехах или попадете в вечный ад...
Мерси, в красивом темном платье, но тоже без воротника и тесьмы, стояла рядом с Даниэлем, пока звучал монотонный голос священника. Она всматривалась в простые, обветренные лица вокруг нее. Все были одеты в соответствии с событием. Из глаз женщин катились слезинки, они вытирали их.
После церемонии все прошли мимо гроба, чтобы бросить прощальный взгляд на усопшую. Когда последний из соседей прошел мимо гроба, Ход кивнул Даниэлю.
Они вышли вперед, закрыли гроб крышкой и забили гвоздями.
Пятеро братьев Бакстер подняли гроб с телом матери на плечи и вынесли его на улицу. Все присутствующие на похоронах последовали за ними в горы, туда, где с миром покоились все Бакстеры. Там были могилы двух детей, двух девочек, родившихся мертвыми, и еще две могилы – мальчика и девочки, – не доживших до трех лет.
Уильям Бакстер, их отец, покоился здесь же. Его имя было вырезано на деревянной плите. Место захоронений Бакстеров окружали высокие деревья, жимолость и кусты диких роз.
Гроб опустили на землю. Мерси стояла с братьями, устремив взгляд на горы, пока Брат Фарли отпевал тело их матери.
– Милостивый Боже, здесь твоя слуга Мария Лен Бакстер. Прими ее в свое царство, чтобы она гуляла по золотым улицам и не знала боли и печали. – Голос священника гулко раздавался в тишине гор. – Прах к праху, тлен к тлену...
Церемония была краткой. Как только первый комок земли ударился о крышку гроба, Дора зарыдала и тяжело повисла на руках Байта.
Марта стояла с сухими глазами рядом с Ходом, держа на руках ребенка. Мерси знала, что Марта переживала потерю даже больше, чем Мерси, потому что долгое время жила бок о бок с этой удивительной женщиной. Страшно было думать об этом, но она знала свою мать только два коротких дня. Мерси заплакала, когда все собравшиеся запели песню:
О, Христос, сойди ко мне,
Дай мне спрятаться в тебе.
Кровь из ран твоих течет,
Исцелит она, очистит и спасет.
Мерси отвела взгляд от могилы, куда начали бросать землю, и закрыла руками уши, чтобы не слышать, как стучат комья о крышку гроба. Песня закончилась, и слышались лишь редкие всхлипывания. На возвышающийся холмик свежей земли Мерси положила огромный букет роз, сорванных с куста, вьющегося по каменной трубе дома, где большую часть своей жизни прожила Мария Лен Бакстер.
Все присутствующие на похоронах начали спускаться с гор, а Даниэль с Мерси задержались на кладбище. Они подходили к каждому надгробию и читали надписи на досках. На могиле отца Мерси прочла грубо вырезанные слова.
Уильям Лазарь Бакстер. 1778—1828 Любимому мужу и отцу.
Многие из детей оставили на кладбище свой знак. На некоторых могилах надписи стерлись из-за дождей и ветров. Мерси приходилось даже опускаться на колени и водить по буквам пальцем, чтобы разобрать написанное. Гледис, 1809; Мод, 1811; Мирта, 1812—1815; Роберт, 1814—1816. Мерси сопоставила даты и убедилась, что отец отвез ее к родственникам на Грин Ривер, когда родилась Мод, чтобы мать оправилась после родов.
Даниэль молча стоял рядом, пока Мерси читала полустершиеся надписи, а когда она закончила, взял ее за руку и повел домой.
* * *
Мерси вышла из дома и присела на крыльце рядом с Даниэлем. Ночь была ясной и прохладной. На небе сверкали звезды. Над деревьями она увидела перевернутый ковш Большой Медведицы. Мерси так скучала по дому, Куил Стейшн, по папе, маме, Мари Элизабет и Заку.
Незадолго до того, как уехали последние соседи, Ход забрал свою семью и ушел к себе в дом за сосновой рощей. Вайт с Дорой также отправились домой.
Брат Фарли, утомленный долгой дорогой, отправился спать. Младшие братья после похорон матери тоже куда-то исчезли. Даниэль обнял Мерси за плечи и прижал к себе.
– Когда мы поедем домой, Даниэль?
– Когда захочешь.
– Тогда завтра. Здесь нас больше ничего не удерживает. – Она прислонила голову к его плечу.
– Отправимся рано утром. А теперь иди спать. Ты совсем выбилась из сил, – прошептал он, коснувшись губами ее лба.
– Да, я очень устала, – утомленным голосом произнесла Мерси. – Мы успели как раз вовремя, да?
– Да, вовремя. Теперь я понимаю, почему Ленни и Берни так торопились вернуться домой. И вообще удивительно, как они пустились в такой дальний путь, поверив молве, что там может жить их потерянная сестра.
– Даниэль, я больше не сержусь на братьев за то, что они заставили меня приехать сюда.
– Они не заставляли тебя, милая.
– Они заставили меня чувствовать себя виноватой, потому я и поехала, а не из-за любви к матери. Я никого не могла представить в роли мамы, кроме Либерти. Но я рада, что приехала сюда и уже не стыжусь, что принадлежу к Бакстерам. Они хорошие, честные и трудолюбивые люди.
– Да, они такие. От того, что живут не так, как мы, они не стали хуже.
– Теперь нам нужно подумать о нашей проблеме, – тихо сказала Мерси.
– Разве у нас есть проблемы? – мягко спросил он. Она подняла голову, взглянула на Даниэля и увидела, как заблестели его глаза. Глядя на Мерси, он изумлялся, до чего же она красива! Глаза, как звезды, совершенный изгиб губ и золотистые волосы.
– Я думаю, что да. А ты думаешь по-другому?
– Почему ты считаешь, что это проблема? Нет, не отвечай, – быстро добавил он, не желая слышать ответ. – Мы же договорились, что обсудим это по дороге домой. – Он обнял ее за талию и помог подняться на ноги. – Иди, милая, ложись в постель.
– Ты... целовал меня прошлой ночью? Даниэль посмотрел на нее долгим взглядом.
– Тогда, может быть, ты поцелуешь меня сегодня? – прошептал он.
Руки Мерси скользнули от его груди к лицу. Она привстала на цыпочки и нежно поцеловала его в губы. Даниэль крепко прижал ее, и его губы слились с мягкими губами девушки. Мерси даже не пыталась отодвинуться от него. Руки Даниэля все крепче обнимали ее талию, дыхание и биение их сердец смешалось. Губы Мерси были нежны, как шелк. Даниэль знал: она ощущает силу его желания, чувствуя его твердую мужскую плоть, и боялся, что это испугает ее.
Руки Мерси опустились и крепко обвили талию Даниэля. Она прижалась к нему всем телом и почувствовала дрожь его тела. Губы Даниэля становились все более требовательными. Пульс бился с такой же бешеной силой, как и у Мерси. Его мужское естество стремилось к ее женскому началу. Даниэль больше не мог думать о Мерси, как о своей сестре. Теперь она представлялась ему очаровательной любовницей.
Счастливая тем, что она так возбуждает его, Мерси снова страстно поцеловала Даниэля, лаская его губы кончиком языка. Наконец, обессилев, он оторвался от нее.
– Иди спать, сладкая ты моя. – Слова с трудом давались ему. Мерси почувствовала разочарование. Она подняла на него глаза, но он наклонил голову и нежно поцеловал ее в лоб.
– Ты... скоро придешь?
– Скоро.
* * *
Мерси ожидала Даниэля в постели, но напрасно. Наконец, она не выдержала, встала и пошла посмотреть, где он. Лунный свет дал ей возможность сразу же его увидеть. Даниэль сидел на пеньке около поленницы. Он не собирался идти спать, предварительно не убедившись, что Мерси заснула. Мысли вихрем проносились в голове девушки, когда она смотрела на своего любимого. Но одна из них засела крепко: следующую ночь они проведут наедине.
Даниэль мельком увидел что-то белое и понял: Мерси ждет его. Последние несколько дней Мерси не отходила от него ни на шаг, будто вспомнив детство: прижималась к нему, брала его за руку, когда была в замешательстве или чувствовала неуверенность. Даниэль понимал это. Они выросли вместе, и рядом с ним Мерси чувствовала себя в полной безопасности. Даниэль был ей опорой среди этих незнакомых людей, которые ожидали, что она поведет себя так, как подобает вести каждому из них. Но их образ жизни так же был чужд ей, как ее – Ленни и Берни, когда они оказались в Куил Стейшн.
Боже! Как ему хотелось пойти к ней! Но другой такой ночи он бы не выдержал. У него уже не осталось силы воли скрывать свою любовь к ней и подавлять дикое желание овладеть ею. Он уже ни капельки не сомневался, что она уступит ему. Но Даниэль был наслышан, что для нее долгожданная близость не будет безболезненной, а ему принесет лишь временное облегчение.
Если это произойдет, нашептывал ему внутренний голос, тогда о разводе не может быть и речи. А если она забеременеет, то навечно станет его. Даниэль сразу же отбросил эту мысль.
Он хотел ее до безумия, но не так, как это могло произойти сейчас. Как доверчиво прижималась она к нему прошлой ночью. Между ними была только тонкая ночная сорочка, да его кальсоны. Она взяла его руку и положила себе на грудь, даже не подозревая, какие бурные чувства вызывает в его и без того ноющем теле. Рано утром она повернулась к нему лицом и спала, уткнувшись носом ему в шею, закинув на него ногу и обвив рукой его грудь.
Даниэль поглядел на луну в небе и пожелал быстрее пройти по небу положенный ей путь. Он с нетерпением ожидал начала нового дня. Но день наступал не так быстро, как ему хотелось. Сегодня они уедут отсюда, и она будет принадлежать только ему. Он скажет ей о своей любви, что он хочет только одного – разделить с ней свою жизнь. Если она захочет настоящую свадьбу, они могут еще раз пожениться у священника в Эвансвилле. Он решил: свою первую брачную ночь они проведут, как законные муж и жена, при полном взаимопонимании.
Даниэль отломал от пенька сучок и начал строгать его. Мерси не думает о том, что их ждет, когда они вернутся в Куил Стейшн. Ему-то все равно, что будут думать о нем люди, но вот для женщины это будет другое дело. Белинда Мартин уже наверняка разболтала всем, что двое неотесанных парней, приехавших в город на мулах, оказались братьями Мерси. А если к этому еще добавить те сплетни, что распространил Глен Книбе, этого окажется вполне достаточно, чтобы тебя изгнали из общества. Кроме Элеоноры Маккартни и Тенеси, ни одна женщина не станет разговаривать с Мерси. Это убьет ее, и он не сможет ничем ей помочь.
Через полчаса около Даниэля высилась горка щепок, которыми можно было разжечь дюжину костров. Его мысли вернулись к Джорджу, Терли Блейну и людям на ферме. Они, наверное, пашут и сеют. Гевин должен быть настороже из-за Хаммонда Перри, после того как Джордж рассказал ему, что случилось на ферме. Но у Ге-вина было много работы на лесопилке, а, кроме того, Даниэль был уверен, что Перри будет избегать встречи с Гевином, зная, что этот огромный мужчина убьет его при первой же возможности.
Он беспокоился о Джордже, вспомнив, что рассказал ему Эдвард Эгитон. Этого подонка Хаммонда Перри можно было остановить только одним способом – убить его.
Еще с детства у Даниэля были ужасные воспоминания о Хаммонде Перри. Он помнил, как Перри приехал в Куил Стейшн, чтобы отвести Фарра в Винсенс, обвинив его в предательстве. Вспомнил он, как заплакала Мерси, когда солдаты забирали Фарра. А потом, еще позднее, ему рассказали историю, как Перри послал своих людей убить Рейна Телмана и забрать Элеонору, которая в то время была помолвлена с Уилом Бредфордом, еще одним человеком, которого ненавидел Перри. Нет ничего на свете, что могло бы остановить мужчину, когда им овладевает чувство мести. Даниэль подумал о неграх на своей ферме – Джарспоре, Гасе и их семьях, а также о Джиме и его сумасшедшем сыне Джерри. Это были спокойные, добрые люди. От мысли, что они могут попасть в руки Хаммонда Перри, кровь закипала в его жилах.
Почувствовав сильную усталость, Даниэль воткнул топор в пень, пошел к крыльцу, расстелил свое одеяло и растянулся на нем.
Слава тебе Господи, через три дня он с Мерси будет дома.
Назад: ГЛАВА 12
Дальше: ГЛАВА 14