ГЛАВА 19
На следующее утро завтрак запоздал, потому, как пришлось убирать из зала слишком много постелей и выводить людей. На кухнях лорда и на кострах во дворе было сварено и роздано большое количество каши. Устанавливались самые разнообразные палатки, а на балках, соединивших внешние укрепления со стенами замка, делались навесы, под которыми тоже размещали пострадавших.
Все это напомнило Бронуин те истории, что рассказывала ей бабушка, мать ее отца, о тех временах, когда первая башня Карадока, уже давно разрушенная, стояла в самом центре деревни, там, где сейчас был выгон. Оставшиеся от башни камни использовали для постройки новой башни на скале неподалеку от деревни. Но когда башня стояла еще посреди деревни, перед нею располагалась рыночная площадь и мастерские с лавками, где продавались различные изделия. Башня была похожа на каменную наседку, охранявшую своих цыплят. Некоторые семьи уже обратились к Ульрику с просьбой разрешить им ради большей безопасности устроиться на постоянное жительство во внешнем дворе замка, как в прежние времена.
Ульрик пообещал рассмотреть их просьбу на совете, который должен был состояться после службы в часовне и завтрака. Однако в ближайшее время он намеревался приложить все усилия к спасению оставшегося и отстроить сгоревшие дома заново. С этой целью он попросил вилланов выбрать себе старшин для непосредственной работы с назначенными им людьми и с прево, а также для улаживания споров, неизбежно возникающих из-за скученности.
– Надо действовать в двух направлениях: во-первых, закончить постройку нового двора Карадока, где укроется большая часть жителей в ожидании, когда будет заново отстроена деревня, и, во-вторых, начать рубить лес, чтобы все оказалось готово к наступлению весны. До этого времени наши общие припасы будут собраны в замке и станут распределяться в зависимости от потребностей.
Когда жители деревни были отпущены на еще дымящееся пепелище спасать остатки своего имущества, Ульрик попросил прево и рыцарей остаться и каждому что-то вменил в обязанности. Некоторые должны были заниматься доставкой необходимых для постройки материалов, другие – распределением очередности строительства жилья. Заботиться о нуждах каждой семьи следовало отцу Деннису и управляющему, а помогать им должна была тетя Агнес, знавшая в округе почти всех.
Бронуин и старший слуга Гарольд оказались назначенными нести ответственность за порядок в самом замке. Кроме того, ожидалось прибытие гостей на праздненство по поводу бракосочетания Ульрика и Бронуин, а также на поминальную службу по покойным лорду и леди Карадок. Следовало позаботиться не только о кушаниях, но и о размещении гостей в стенах замка. Несмотря на страшную головную боль, Бронуин начала обдумывать, как лучше принять гостей.
– Мы ведь рыцари, и наше дело сражаться, а не заниматься строительством и хозяйством! – жаловался лордам один из людей Ульрика. – Откуда нам знать, что делать?
– А где вы были прошлой ночью, сэр? – столь же бесцеремонно спросил Ульрик. – Эта падаль, что висит на стенах, поклялась бы, если б могла, что прошлой ночью была битва, а не совещание по строительным и хозяйственным делам.
Послышались смешки, но стало ясно, что не всем пришлось по нраву намеченное лордом. Тем не менее, каждый понимал значение взгляда Ульрика, когда он переводил глаза с одного на другого. Чисто выбритое лицо и светлые волосы придавали ему совсем юный вид в сравнении со многими его соратниками, но крупная фигура и уверенная манера держаться не оставляли сомнений ни насчет зрелости этого человека, ни в его способности настоять на выполнении отданных приказаний.
– Многие из вас знают, что нападавшие, как выяснилось, прибыли с острова Англси. Я послал Дэвида Эльвайдского и сэра Хаммонда на остров узнать, что только можно, и найти сообщников. Когда мы будем располагать новыми сведениями, то станем действовать по обстановке. Пока что, думаю, мы уже доказали бессмысленность бестолковых поисков и бесполезность утомительного прочесывания холмов. Используем же наши силы на благо Карадока! И когда почтенные гости приедут, они увидят: хоть что-то здесь делается!
Рыцари склонились перед лордом. В их взглядах можно было прочесть множество разноречивых чувств, от гнева до сочувствия.
– Мы должны показать этим людям, что мы стоим за них, что их враг – наш общий враг, которого мы должны сокрушить вместе, изгнав его из края и восстановив им разрушенное, – Ульрик показал на Бронуин. – Наш брак – символ того, что больше мы не воюем с Уэльсом! Теперь мы братья.
– Именно поэтому ваша жена спит отдельно от вас, милорд?
– Откуда вы знаете, не стоит ли она за этими набегами?
– Добрые рыцари! – воскликнула Бронуин, надеясь не дать прорваться ярости, от которой уже окаменело лицо ее мужа. – Прежде всего, у меня есть обязательства перед моим народом! А наши с мужем постельные дела не касаются никого из вас… но раз уж вы проявили такую неделикатность и заговорили об этом, я готова дать объяснения ради этого достойного человека, стоящего перед вами.
– Вам ничего не нужно никому объяснять, миледи! Все, что нужно, я могу объяснить своим мечом! – прорычал Ульрик, приблизившись к ней.
Бронуин внутренне содрогнулась. Боже, что она наделала! Даже его собственные рыцари начали сомневаться в нем из-за войны, которую она с ним вела – войны, без труда им выигранной, и не силой, а добротой.
– Умоляю вас позволить мне уладить это, милорд! Я сама создала затруднение, а не вы. Не позволяйте же трещине образовать пропасть, которая разделит нас и заставит англичанина пойти против англичанина или же англичанина против уэльсца. От этого получит выгоду только наш общий враг, если на одного рыцаря уменьшится войско его противника. Все вы устали, и потому вам может недоставать выдержки и рассудительности.
Одобрительный шепот послышался в толпе. Бронуин робко улыбнулась Ульрику, умоляюще взглянув сапфировыми глазами, и в глубине нежного взгляда таилось обещание… искупить вину. После того как они вышли из часовни в эту ночь, на них свалилось столько забот, что еще не было возможности разобраться со своими собственными делами, неожиданно потребовавшими немедленного решения.
– Вот! Ваши люди согласны со мной! Могу ли я говорить, милорд?
– Думаю, можете, миледи, с моего согласия или без оного.
Лицо Ульрика оставалось непроницаемо. Волнение и оттенки чувств были замаскированы из осторожности, но от необходимости быть настороже она его избавит, если только это в ее силах. Бронуин сошла со ступенек возвышения.
– Наши обычаи весьма различны и в то же время во многом схожи, совсем как лорд Ульрик и я. Не ночевала же я в его комнате, потому как восстала против того, что мне казалось легкомыслием с его стороны. Я считала перестройку Карадока пустой бессмыслицей, английским хвастовством и способом утереть нос нам, уэльсцам… до этой ночи! – она обернулась, чтобы взглянуть на молчаливого лорда, оставшегося на возвышении. – Прошлой ночью вы предложили мне не ваши ласки, милорд. Вы и ваши люди рисковали своей жизнью ради народа Карадока. Вы сражались за нас. Ни я, ни они никогда этого не забудем. А если бы вы не расширили внешний двор и не построили новые укрепления, то куда бы пришли люди в ночь нападения? Вы доказали не только свою преданность моему народу, но и свою мудрость, мой лорд и защитник. С вашего позволения, я прикажу перенести мои вещи в комнату хозяина замка.
Ульрик ничего не ответил, он сошел с места, отведенного лорду, и приблизился к жене. Хотя Бронуин и не поднимала опущенных глаз, сердце ее отмечало каждый шаг мужа, пока он не остановился перед ней. Ульрик приподнял ее подбородок, и Бронуин взглянула в утомленное лицо супруга, улыбнувшегося ей. Улыбка разгладила морщины на лбу и осветила черты, как солнце, заглянувшее в окна галереи.
– Разрешение даруется, и весьма охотно, прекрасная дочь ворона.
Но за словами Ульрика скрываются и другие мысли, опасалась Бронуин, замечая, как разгорается желание в его торжествующем взгляде, когда он целует ее. Однако сладостный прилив уверенности в прекращении вражды, нахлынувший с поцелуем, подавил желание вносить какие бы то ни было поправки. Завоевание доверия – это только первый шаг. «Объясню потом», – решила Бронуин, едва ли сознавая, что рыцари в молчании покидают зал, оставляя наедине лорда и леди. Один из них все же подал голос:
– Мы подождем вас во дворе, милорд?
Вспомнив о долге, Ульрик неохотно отстранился и, прощаясь, поднес руку жены к губам.
– До встречи, миледи.
Слова, сказанные шепотом, были скорее обещанием, чем прощанием, и оставили в душе Бронуин смешанное чувство разочарования и надежды. Она смотрела, как он уходит в окружении своих рыцарей – настоящий лорд-защитник Карадока!
И все же, хотя восхищение и любовь согревали ее, Бронуин понимала, что гордому красавцу-лорду понадобится помощь… ее помощь! И она, конечно, окажет ему помощь. Отослав охотников за дичью, необходимой для небольшого пира, задуманного лордом, и составив список блюд, которые можно было бы приготовить из тех запасов, что остались в кладовых, Бронуин немедленно занялась задуманным: во-первых, нужно было поговорить с тетей Агнес, а во-вторых, вырваться из суеты и сумятицы замка на согретый солнцем берег, чтобы вывести Макшейна на давно обещанную прогулку.
Тетку она нашла в солярии на галерее, где пожилая женщина грела на утреннем солньппке свои больные кости. Агнес, сидевшая на скамье в нише окна, казалась озабоченной. Морщинки на лице, которые обычно скрадывались мягким выражением лица, преисполненным доброты, или же собирались в лучики улыбки, сейчас резко обозначились под темными с проседью прядями волос, вечно выбивавшихся из-под головной повязки.
Когда Бронуин была маленькой, она думала, что у тети нет ушей, потому как та их никогда не открывала, никогда не снимая свой головной убор. О, как тетя Агнес и покойная мать смеялись над невинным вопросом девочки! Тогда Агнес успокоила сомнения маленькой племянницы, сняв обруч с повязкой и показав свои уши. Бронуин вспоминала, что уши тети ей показались такими же морщинистыми, как лицо. Тетя всегда была старой, предположила девочка, которой некогда была Бронуин.
– Господь победил сегодня самого Сатану, – заметила Агнес, указывая на позолоченные солнцем волны, с монотонным шумом набегавшие на берег, – и оказал благодеяние для этих косточек, скованных зимним холодом. Если солнышко и дальше будет так светить, то я смогу даже потанцевать на празднике в честь вашего бракосочетания.
Бронуин улыбнулась.
– Ты всегда грозишь сделать это, но видеть, как ты танцуешь, мне не довелось.
– Я никогда не встречала человека, с которым мне хотелось бы потанцевать, девочка… до сих пор.
– Бланкард?
Глаза Агнес блеснули.
– Он самый!
– А я-то думала, он такой же негнущийся, как твои колени.
– При определенных обстоятельствах и то, и другое сможет согнуться.
– Тетя Агнес! – рассмеялась Бронуин, присоединившись к по-девически скромному смешку тетки, однако, вспомнив о цели своего прихода, она спросила: – Тетя Агнес, ты добавляла что-нибудь в мой кубок, чтобы я покрепче спала прошлой ночью?
Странно, подумала Бронуин, что ей действительно пришлось что-то изменить в себе. И Агнес, и леди Гвендолин предупреждали: в один прекрасный день это случится, и она сама станет расстраиваться из-за своего необузданного нрава.
Тетка ответила с простодушной искренностью:
– Конечно, добавила! Бедняжка, ты так нуждалась в отдыхе, но я ведь тогда еще не знала, что на деревню нападут.
Бронуин содрогнулась. Благослови ее Бог, у тети на уме ничего плохого не было, но Ульрик содрал бы с нее кожу заживо, если бы узнал об этом. Так что лучше все оставить, как есть.
– Ты ведь спала хорошо, пока не началась эта суматоха, правда ведь, дорогая?
– Я… да, спала, – согласилась Бронуин, – хотя сон был очень беспокойным.
– Неудивительно, кругом вьется столько зла! Я могу обещать тебе крепкий сон, но, к сожалению, снами управлять не могу.
Бронуин прогнала от себя мысль о ночном кошмаре из боязни, что он снова возникнет в ее сознании.
– Ладно, думаю, Гарольд проследит за приготовлением ужина, а я выведу Макшейна на берег. Отлив уже начался.
– Будь осторожна, девочка! Именно там скрылись гробокопатели! – торопливо крестясь, предупредила Агнес, одновременно бросив взгляд на изломанную линию берега.
Неистребимая удаль юности проглянула в лице Бронуин, старавшейся держаться как настоящая леди.
– Непременно!
Когда солнце омывало берег моря, ветер становился ласковее. Но даже в пасмурный день он не причинил бы вреда молодой даме, которую защищал от холода шерстяной плащ, подбитый теплым мехом. Бронуин с семи лет полюбила скакать верхом по полоске влажного песка – как только достаточно подросла, чтобы сидеть на своем первом пони. Конечно, один из конюхов сопровождал ее, как и няня, с радостью наблюдавшая за черноволосым херувимом, трусившим на своей лошадке от одного края берега до другого, где вздымалась скала с возвышавшимся на ней замком.
Только при отливе можно было объехать на лошади вокруг северной стены Карадока. Стоило посмотреть снизу, встав у подножия скалы, как замок казался вдвое больше. Соленый морской воздух щекотал ноздри, ветер трепал темные кудри, а солнце гладило их своими лучами. Бронуин придержала стремительно скакавшего коня и огляделась, внимательно изучая отвесную скалу.
В такой же солнечный день она наткнулась однажды на пещеру, ведущую к горячим источникам, хотя, кажется, тогда подъехала к этому месту с другой стороны. Расстояние до замка казалось довольно значительным. Вход в пещеру был, конечно, большим, потому что не только сама Бронуин, но и ее пони поместились в пещере. Однако сейчас, внимательно осматривая серо-черную скалу, покрытую морскими водорослями и мхом, она не видела никакой пещеры! Если те люди направились в море в том месте, которое показала Дэвиду служанка Мириам, то они или погибли в волнах прилива, или проехали по берегу к низинам.
Где же эта пещера? Даже если отбросить вполне здравую мысль о том, что в пещере могут скрываться разбойники, остается еще возможность устроить в ней идеальную баню, подогреваемую и зимой, и летом прямо из недр земли. Может быть, вход лишь показался ей большим, потому что сама она была тогда маленькой, рассудила Бронуин. О, если бы тогда она не поддалась страху, который напустила на нее тетя Агнес, узнав о ее открытии, и попробовала бы снова отыскать пещеру! Но дьяволы и демоны живут в пещерах, равно как летучие мыши, змеи и прочие исчадия ада. Долгое время Бронуин поеживалась, объезжая скалу верхом. Черное отверстие, казалось, со временем исчезло.
И воспоминания тоже исчезают, печально размышляла она, снова окидывая взглядом скалу, на которой возвышалась каменная крепость, неприступная со стороны моря. Даже при отливе скала была слишком высокой, чтобы по ней могло вскарабкаться вражеское войско. Бронуин попробовала определить на глаз высоту башни, откуда когда-то пускала стрелы в воображаемых врагов, и вдруг заметила женщину, выглядывавшую из-за зубца башни.
«Тетя Агнес?» – удивилась всадница, помахав женщине в платье серо-голубого цвета, предпочитаемого ее тетей, впрочем, как и половиной служанок в замке. Никакими уговорами Бронуин и леди Гвендолин не могли заставить тетю Агнес выбрать другой цвет, более подходящий благородной даме. «Милая тетушка беспокоится, наверное, за меня», – подумала Бронуин, хотя, должно быть, она слепа, как крот. Но стоило Бронуин взмахнуть рукой, как тетя скрылась из виду.
Как ни хотелось Бронуин возвращаться к той истории, но придется все же расспросить тетю, не помнит ли она, где находится пещера. Кроме того, ей теперь все равно известно, что племянница искала вход в пещеру, раз она видела ее с башни. Вряд ли Агнес расстроится еще больше, чем расстроилась уже, независимо от того, есть ли в пещере демоны и дьяволы или нет.
Бронуин повернула Макшейна, чтобы еще раз промчаться по берегу до того места, где берег упирался в скалы. Добравшись до поворота, она развернула коня, гордо перебиравшего ногами в стремлении домчать всадницу в замок, где ждут ее обязанности хозяйки. Захваченная красотой открывшихся ее взору просторов, Бронуин наклонилась к золотистой гриве Макшейна, готовясь бросить вызов ветру, как вдруг заметила Пендрагона, огибавшего скалу со всадником на спине.
– Бронуин! – крик Ульрика сливался с шумом волн, набегавших на влажный песок.
Приподнявшись на стременах, она весело помахала мужу, отметив с мягким юмором, что его скакуна, взволнованно переступающего, беспокоит вода, заливающая берег. Сомнительно, чтобы конь, привыкший к пыли и грязи ристалищ и полей битв, скакал когда-либо раньше по морскому берегу. Однако светловолосый всадник в развевающемся на ветру красном с черным плаще держал скакуна в подчинении, несмотря на то, что тот прядал ушами и пятился.
– Чудесно, правда? – крикнула Бронуин, когда они встретились.
Она мечтательно обвела рукой зеленоватые волны прилива, блестевшие на солнце, как зеркало.
– Боже мой, женщина, разум совсем тебя покинул!
Бронуин непонимающе глянула на мужа.
– Я так не считаю, милорд!
– Я не хочу, чтобы ты выезжала без сопровождающих! Бог знает, что могут сделать эти разбойники, если им попадется одинокая женщина, тем более леди Карадок. Я не хочу, чтобы тебя постигла та же участь, что твою служанку.
Напоминание о бедной Кэрин заставило покинуть те воодушевление и радость, которые всегда дарил Бронуин морской берег.
– Но вы же видите, милорд, выехать отсюда можно только с западной стороны замка, где все просматривается теми, кто работает на укреплениях, и, кроме того, – деловито добавила она, – я хотела взглянуть на скалу. Когда я была ребенком, то нашла там пещеру с горячим источником, весьма подходящим для такого купания, как… – щеки у нее покраснели, когда Ульрик вопросительно приподнял бровь. – … Ну… не совсем такого, но похожего на купание в тех банях, что неподалеку от Ковентри. Там ведь тоже горячий источник бьет из-под земли, не так ли?
– Если вы хотите искупаться, миледи, то я с радостью услужу вам несколько позже в уединении комнаты владельца замка.
Грусть и смятение мелькнули во взоре Бронуин. Он смеется над ней, не зло, но смеется!
– Я говорю серьезно, милорд. Там есть пещера, достаточно большая, чтобы мог спрятаться всадник.
Все еще сомневаясь, Ульрик обвел рукой высокую скалистую стену.
– Тогда покажите ее мне, миледи! Может, мы испробуем теплые воды источника, пока не наступил прилив?
– Я не могу ее найти! – раздраженно призналась Бронуин. – Но если вы сомневаетесь, спросите у тети Агнес, она знает об этой пещере.
– Твоя тетя – старая дура, впавшая в детство, хотя у нее хватило ума сказать мне, что ты одна поехала на берег.
И он позволил тревоге, одолевавшей пожилую женщину, проникнуть в его кровь при мысли, что его молодая жена и будущая мать его сына безо всякой защиты скачет верхом на своем коне по уединенному берегу – тому самому берегу, на котором скрываются после набегов кровожадные преступники!
Ульрик сам, не дожидаясь помощи конюхов, оседлал Пендрагона и помчался на розыски. Когда он ступил на влажную полоску песка и не увидел, кроме отпечатавшихся на песке копыт Макшейна, следов Бронуин, его сердце чуть не остановилось.
Он проследил направление отпечатков копыт и с облегчением увидел, что следы уходят к скале, на которой построен замок. И там, среди скал, он нашел ее, с черными, как вороново крыло, волосами и розовыми щеками, всю освещенную солнцем. Она могла бы быть русалкой или сиреной – такой же неукротимой, как все, что ее окружало. Откинув капюшон, Бронуин пригнулась к шее коня и помчалась ему навстречу, словно летела наперегонки с самим ветром.
– Давай поскачем до замка! Я обгоню тебя!
Ульрик очнулся от задумчивости. Собачья душа, она же покалечит себя и ребенка с этой своей безумной отвагой!
– Нет, я не могу позволить тебе…
Возражения Ульрика потонули в громком кличе, который издала Бронуин, устремляя Макшейна вперед. Пендрагон, испуганный воплем и застигнутый врасплох особенно сильной волной, шарахнулся в сторону, чуть не сбросив всадника на мокрую скользкую скалу. Тихо выругавшись, Ульрик пришпорил коня. Пендрагон помчался стрелой, явно радуясь возможности удалиться от воды, с шипением заливавшей его копыта.
Однако Макшейн успел опередить в самом начале, и потому, когда Пендрагон на всем скаку вылетел с влажного песка на твердую почву пастбища, Бронуин уже ждала своего рыцаря у замка, самодовольно улыбаясь. Может, и были у кого-то глаза голубее, но Ульрик более голубых глаз не видел. Даже когда он считал ее Эдвином – ошибка, которую Ульрик себе до сих пор простить не мог, – эти глаза поражали его. Оказавшись глазами женщины, они околдовали. Неодолимая притягательная сила голубых глаз и была той сверхъестественной магией Бронуин и ее драгоценного Карадока, что так таинственно окружала эту женщину.
И если утром после ее пылкой клятвы в верности Ульрик просто хотел схватить жену в объятия и унести в свою комнату, то сейчас он нестерпимо жаждал этого. Даже когда он так сердился на нее, что готов был придушить, все равно знал: в тот момент, как коснется он гладкой белой кожи ее шеи, это будет только лаской и ничем иным. Ни одна женщина не вызывала у него столь противоречивых чувств.
– Вы не поможете мне собрать «деревья леди» с берега, сэр, или ваши обязанности лорда призывают вас?
На мгновение тень недоумения промелькнула на лице Ульрика.
– Деревья леди?
Бронуин показала на берег, усеянный водорослями.
– Вот они, милорд. Я подумала, что слишком много несчастий в последнее время обрушилось на нас, и в замке полно людей, и костры жгут во дворе, как бы чего не случилось! Я решила высушить водоросли и развесить их повсюду… чтобы избежать пожара в стенах замка.
Ульрик пренебрежительно хмыкнул. Когда-то он считал, что нет никого суевернее безграмотных англичан, но, видно, нет конца уэльским поверьям.
– По-моему, у хозяйки замка есть более важные дела, нежели собирание водорослей, особенно когда до приезда гостей остается меньше недели!
– Я старюсь защитить вас и свой народ, милорд, как только могу.
– Бронуин, наши несчастья порождены людьми из плоти и крови, а не духами. Собачья смерть, взгляни!
Бронуин проследила за направлением его протянутой руки, указывавшей на стены Карадока, где висели тела мертвецов, и невольно вздрогнула, но, все же, повернувшись к Ульрику, она продолжала настаивать:
– «Деревья леди» и тому подобные средства хорошо охраняли Карадок от несчастий все прошлые годы, милорд, а ваше благородное отношение к нашим затруднениям пока еще не помогло избавиться от них.
Терпение Ульрика начало истощаться под напором ее наивных, но все же уязвляющих гордость доводов.
– Проклятье, женщина, я человек образованный и верящий в Бога!
– Тетя говорит, многие мужчины не способны получить должное образование, сколь бы ни были прилежны к учению.
– Твоя тетя – глупая старая дура.
Бронуин оскорбленно вздернула подбородок.
– Дура, милорд? – она тихо хмыкнула. – Однако эта самая дура разбудила вас, чтобы предупредить о нападении на деревню. Своими травами и отварами она вылечила больше людей, чем какой-нибудь знахарь! Если и есть среди нас дурак, то советую вам повнимательнее посмотреть в зеркало, сэр!
Перебросив ногу через седло, Бронуин соскользнула с коня, и Ульрик поморщился, услышав приглушенный стук ее ног о влажный песок. Она же в тягости!
– Ладно, надеюсь, Агнес сможет наложить на тебя какое-нибудь заклятие, чтобы ты не потеряла ребенка, раз сама ты о нем совершенно не думаешь!
Бронуин надеялась, что краска, от чувства вины заливавшая лицо, сможет показаться Ульрику румянцем.
– Беременность еще не одну женщину не делала немощной, милорд!
– Сегодня вечером я вам это напомню, миледи!
– Вам отводится половина кровати, милорд, больше ничего, – неловко запинаясь, ответила Бронуин.
Она опустилась на колени, чтобы подобрать отличную веточку водорослей, очень подходящую для ее цели.
– Тогда я выбираю ту половину, на которой будете вы.
Бронуин вспыхнула от насмешливого тона его голоса. Что за проклятый человек! Он может и очаровать, и оскорбить одновременно, потревожив слабую женскую плоть, у которой такая хорошая память!
– Думаю, у нового владельца замка слишком много дел, чтобы развлекать свою леди!
Это был остроумный ответ, но при одной мысли о том, что подразумевал муж, волнение, к возмущению Бронуин, стало терзать ей душу, усугубляясь взрывом сочного смеха. Неслыханно! Как мог он обидеть ее, а в следующее мгновение взволновать? Бронуин не могла отрицать чувственную плотскую связь, бросавшую вызов всякой логике и всевозможным попыткам отмести эту связь как несущественную.
Об этой связи она думала, принося клятву верности благородному лорду Карадока, но, вовсе не собираясь отдавать ему свое тело, что, как мужчина, он, очевидно, подразумевал. Жена должна поддерживать своего мужа и хотя бы соблюдать приличия и условности – например, переселиться в его комнату вместе со своими вещами. Но это ни в коем случае не значит, что все их лишние разногласия улажены! Супруг завоевал ее уважение и, пусть с большим трудом, любовь. Разве не честно ожидать взамен того же?
– Хорошо, собирайте ваши водоросли, миледи, если это вам нравится, а я посторожу вас, пока вы занимаетесь своим делом, – милостливо разрешил Ульрик, изогнув губы в улыбке, сводившей Бронуин с ума, как и сам его голос. – Но ничего не кладите поблизости от нашей постели сегодня вечером. Это как раз то место, где нужно много огня.
Задыхаясь от возмущения, Бронуин поднялась с колен, зажав пригоршню водорослей в руке. Во имя всего святого, она не собирается позволять ему так насмехаться над ней и, уж тем более, стоять над нею с этой невыносимой снисходительностью на лице.
– Наглости у тебя, наверное, хватило бы, чтоб набить себе матрац, ты, напыщенный олух! – Бронуин зашагала к Макшейну, терпеливо ждавшему ее, переступая по мокрому песку.
Хозяйка была в такой ярости, что, почувствовав ее настроение, конь прижал уши.
– Можете занимать свою постель целиком, сэр, потому что, клянусь, я не разделю с вами ложе ни в эту ночь и ни в какую другую, пока вы не извинитесь!
Веселое настроение Ульрика постепенно улетучивалось, когда он спешивался, чтобы помочь жене сесть в седло. Как всегда, стремясь сделать больше, чем в ее силах, его супруга набрала слишком много водорослей.
Сначала она была готова в одиночку отомстить ему за своих родителей – ему, опытному воину! Сама наивность ее стремлений завоевала его сердце и проникла в мысли. А затем она, испытывая его терпение сверх всякой меры, перешла к холодной войне упрямого неприятия всего, что он предлагал, и теперь собиралась провести ночь в его комнате без естественных и полноправных последствий, которых он сам себя лишал дольше, чем допустимо для любого нормального мужчины!
– Прочь от меня! – отрезала Бронуин, когда Ульрик подошел, чтобы помочь ей.
Мокрой ступней туфли ему был нанесен удар, оставивший песок на его груди, что мало способствовало желанию и дальше шутить и развлекаться с этим непредсказуемым созданием. Мало того, что она так серьезно относилась ко всем этим смешным верованиям, так еще и легкомыслие ее выходило за пределы здравого смысла!
– У тебя ноги промокли, ты, дурочка! – возмутился Ульрик, отступая перед Макшейном, крутившемся на месте, в то время как Бронуин пыталась, вдев одну ногу в стремя, выбрать момент, чтобы вскочить на спину коня.
Не заметив, что они подошли слишком близко к воде, Ульрик не был готов к тому, что большая волна внезапно накатит на берег, залив его водой до колен. Этого, конечно, было бы недостаточно, чтобы свалить рыцаря, но Пендрагон, выведенный из себя ледяной водой, намочившей ему брюхо и круп, переступая с ноги на ногу, подтолкнул своего хозяина прямо в воду.
Когда Бронуин забралась, наконец, в седло с милостивой и услужливой помощью понятливого коня, то, обернувшись, увидела мужа выбирающимся из воды, явно не остудившей его ярости. И хоть не в том она была настроении, чтобы смеяться, все же не смогла не хихикнуть при виде этого зрелища: плащ, прилипший к телу рыцаря, был весь в песке, и вода переливалась через край сапог из тонкой кожи.
– Вот как, милорд! А вы, в отличие от меня, кажется, замочили не только ноги!
– С глаз моих долой, хладнокровная ведьма, пока я не проверил, как твоя природная выносливость выдержит зимой купание в твоем любимом море!
Предусмотрительно отъехав на безопасное расстояние, Бронуин глянула на Пендрагона, выбравшегося на сушу.
– Кажется, ваш скакун любит море не больше вас, милорд. Поймать его для вас?
Ответ Ульрика не подходил для ушей леди. Бронуин имела полное право негодующе умчаться на своем коне. Но не возмущение заставило ее пустить Макшейна в галоп. Смех! Ульрик, конечно, заслуживал унижения, поджидавшего, когда он войдет в замок, больше похожий на мокрую крысу, чем на лорда, думала Бронуин, пытаясь не расплываться в веселой улыбке столь безудержно. Но у лорда Карадока было такое… выражение лица! Никогда не видела она его красивые черты искаженными в столь сокрушительном смущении.
