Тетушку Эмили похоронили рядом с тетей Беа. Рейчел смотрела, как гроб опускали в землю. Сквозь слезы она чувствовала их присутствие. Обе женщины теперь соединились навечно. Сара, почти такая же высокая, как и мать, стояла с ней рядом. Эксминстерское кладбище было переполнено деревенскими жителями. Доминик с отцом стояли чуть поодаль. Они выглядели здесь чужаками, в своих слишком элегантных костюмах и пальто от Сен Лорана, которые резко выделялись на фоне твидовых и габардиновых одежек простолюдинов. Священник взял руку Рейчел.

– Вы знаете, – сказал он. – Это первое Рождество, когда ваша тетушка не пришла сюда с елочкой и гирляндами для тети Беа. Я все время беспокоился, как она приходит и подолгу сидит на таком холоде возле могилы. Но она не пропустила ни одного Рождества. Вы будете продавать дом?

– Не знаю пока. Все будет зависеть от многих причин, мне бы хотелось сохранить его в качестве загородного дома. Знаю, муж никогда не согласится перебраться сюда, но, может, мне удастся его сохранить до тех пор, пока дети не подрастут. Саре здесь очень нравится.

Викарий улыбнулся.

– Очень буду надеяться, что вы останетесь. Мы теряем старинные семьи, корни которых здесь, в общине, а новые люди… какой смысл их вовлекать. Они приезжают сюда только поохотиться и половить рыбу. Да благословит вас Господь, дитя мое. Заходите ко мне в любое время.

– Благодарю вас, батюшка. – Она смотрела на него с любовью и обожанием. Он похоронил обеих тетушек, и теперь остался единственным звеном цепочки, которая связывала ее жизнь с ними.

– Пойдем, Рейчел. – Чарльз взял ее под руку. – У нас столько дел.

– Мама, – сказал Доминик с ликующим видом, – можно мне взять старинные прадедушкины ружья? У него была великолепная пара «Пурди», знаешь, отец… Это замечательно. Джеймсоны упадут от зависти. Как ты думаешь, мама?

Рейчел задумчиво смотрела в окно «Вольво».

– Не знаю, родной. Я никогда об этом не задумывалась.

– Оставь мать в покое, Доминик, – одернул его Чарльз. – Не время приставать к ней со всякими пустяками.

Ох-хо-хо, подумал Доминик, усаживаясь поудобнее на своем сидении. Итак, он собирается все ей рассказать. Вряд ли старик одержим желанием сделать это признание.

– Спасибо, Чарльз. – Она положила ладонь на его колено.

Он убрал руку с руля и прикрыл ею ладонь Рейчел.

– Как ты, ничего? Она посмотрела на него.

– В душе такая пустота… Там всегда была тетя Эмили. Вернее, они обе там были, но тетушка Эмили была, словно костер, пылавший во тьме и освещавший дом в Девоне. Когда мне бывало очень плохо, я могла всегда мысленно посидеть возле этого костра и погреть руку у его жаркого пламени. Теперь мой костер погас. – Она поежилась. – Мне стало очень холодно и неуютно.

– Знаешь, Рейчел, я подумал, а что если нам поднатужиться и поменять жилье. Мы продадим дом в Лондоне, продадим этот дом и подыщем что-нибудь получше. Мы сможем купить, например, дом с участком в Суррее. Там мы заимеем лучшее из двух миров. Мы сможем иметь и дорогие нашему сердцу сельские пейзажи и жить неподалеку от Лондона?

Рейчел улыбнулась:

– Чарльз, неужели ты ради меня уедешь из Лондона?

Он сжал ее руку.

– Я сделаю для тебя все, любовь моя. Все, что захочешь.

Кухарка приготовила холодный ужин для всей семьи. Рейчел нарушила традицию и не пригласила гостей обратно.

– Знаю, они поймут меня правильно. Я просто не могу пережить этого.

– Обязательно поймут, дорогая, – успокоила ее кухарка.

– Подождите, не уходите пока. Уверяю вас, что вы обе, вы и Мэри, не забыты в завещании Эмили. Мне бы хотелось, чтобы вы остались здесь до тех пор, пока я не приму окончательного решения в отношении этого дома или вы сами не захотите подыскать другую работу.

Кухарка улыбнулась ей в ответ.

– Я слишком стара для другой работы, милая. Нет, мы с Мэри решили выйти на пенсию и остаться вместе в Чармауте. Ваша тетушка сказала, что оставит нам достаточно денег для покупки коттеджа и пенсии по старости для обеих. Мы не хотим ни на кого больше работать после вашей покойной тетушки Эмили. Она была святой женщиной. – Глаза кухарки наполнились слезами. – Мы пошли с Мэри. До завтра.

– Какого черта ты собираешься делать со всем этим хламом? Здесь все шкафы забиты. – Они уже закончили ужинать, и Чарльз заглядывал во все ящики комодов времен принца Регента. Там хранились наборы серебряных ножей и вилок, подносы, подсвечники и прочая дорогая утварь. – Взгляни! – воскликнул он, открыв шкаф в углу. Внутри сияли и искрились ряды хрустальных бокалов и стаканов фирмы «Айриш Вотерфорд». – Я и не представлял, что у них столько добра. – Чарльз покачал головой. – Да тут целое состояние.

– Ты никогда так не считал, Чарльз. Ты привык думать, что это все никому ненужный хлам.

Чарльз тактично принял растерянный вид.

– Ну, это не совсем в моем вкусе, однако я согласен с тем, что все это представляет большую ценность.

– А мне все это очень нравится. – Сара держала масонский восьмиугольный кувшин. – Как мне нравится эта вещь, мама. Можно мне ее взять. Взгляни на голову змеи.

Рейчел засмеялась:

– Когда я была маленькой, то все время боялась этого кувшина. Конечно же, ты можешь взять его себе, моя радость. Но давай оставим все до завтра. У нас впереди несколько дней, чтобы разобрать все эти вещи и решить, что мы будем с ними делать.

В тот вечер Рейчел и Чарльз лежали в постели. Ее голова покоилась на его груди.

– Ты всегда становишься для меня такой родной и близкой после того, как мы вместе пригубим чашу страсти и испытаем волшебный миг блаженства, любовь моя, – сказал Чарльз, гладя ее по голове.

Она взглянула на него.

– Теперь только ты у меня и остался. Он крепко обнял ее.

– Я буду заботиться о тебе, Рейчел. Не беспокойся. Все будет хорошо. – Рейчел уснула в его объятиях.

Чарльз так и продержал ее в своих объятиях до самого рассвета. Он не смог уснуть. Он осторожно положил спящую жену и вышел побродить по дому. Мы сможем все сделать вместе, думал он, проходя из комнаты в комнату. Дом со всем его содержимым стоил целое состояние. Мы смогли бы купить огромный дом, даже с бассейном. Я смогу содержать в Лондоне квартиру и каждый день ездить на работу из пригорода. Рейчел вовсе не расстроится, успокаивал он себя. Через несколько дней она переживет эмоциональное потрясение и поймет правильность предложенного мною варианта. В конечном счете, ей нужно подумать и о детях. Она не может оставить их. Он открывал шкафы и ящики. Бог знает, откуда у них все это добро. Там стояли обеденные, кофейные, чайные сервизы. Вся посуда была очень дорогой и изысканной. Скорее всего, у них не было иных занятий, кроме как целый день обходить дом и проверять, все ли на месте. Вдруг он понял, как ему будет всего этого не хватать. Чем больше Юлия кривила губы от одного только упоминания о тетушках Рейчел, тем тоньше он чувствовал и восторгался изяществом их образа жизни. В самом деле, постепенно его взор вбирал в себя неповторимую прелесть витиеватого образца мебели или хрупкую нежность тончайшего фарфора. Забавная была старушенция, подумал он. Пожалуй, скучновато будет в этом доме без ее кудахтанья.

– Завтрак! – Чарльз вошел в спальню с огромным подносом, украшенным вазочкой с цветами.

Рейчел открыла глаза и улыбнулась:

– Ой, как здорово, дорогой! Тебе не стоило утруждать себя. Кухарка бы все сделала.

– Нет. – Чарльз поставил поднос на постель. – Мне хотелось порадовать тебя сюрпризом. Все равно я рано встал.

Рейчел подняла крышку вазочки для варенья.

– Восхитительно, Чарльз. Это вкуснейшее густое варенье, которое варила тетушка Эмили.

– Я обнаружил это в кладовке. Она оставила тебе запас клубничного варенья, которого тебе не съесть за всю жизнь.

Рейчел засмеялась:

– Разве неудивительно, как женщины этого поколения вкладывали все свои способности в свои дома.

– У них были для этого деньги. У моей матери все обстояло совершенно иначе.

– Знаешь, Чарльз, я не хочу показаться самодовольной, но у Юлии были тяжелые времена. – Она обняла сидевшего рядом с ней Чарльза. Поднос был на одном конце кровати. – Ты хочешь купить Юлии новый дом? Теперь у нас есть деньги.

– Вряд ли она сдвинется с насиженного места, Рейчел. У нее теперь есть все, к чему она стремилась всю свою жизнь. Она – раба привычек… Рейчел? Мне нужно тебе что-то сказать.

– Что? Рейчел машинально слушала, думая о своем. Она сидела на кровати, обняв колени и положив подбородок на сцепленные запястья.

– Разве здесь неуютно? Тетушка Эмили была бы счастлива жить здесь с нами.

– Рейчел, мне нужно сказать тебе нечто важное. – Звучавшая в голосе Чарльза настойчивость прорвала дымку задумчивости Рейчел.

– Что именно, Чарльз?

Он набрал в грудь побольше воздуха.

– У меня была любовная связь. Рейчел покачала головой.

– О, Чарльз, осторожней, с этим не шутят.

– Я и не шучу. – Он встал с кровати, обошел ее и сел прямо напротив Рейчел. Он привлек ее к своей груди и сказал: – Я, правда, не хотел причинить тебе боль. Честно, Рейчел. У меня не было выхода. Я хочу быть единственным, от кого ты об этом услышишь.

Мир перевернулся в голове Рейчел, ей показалось, что она летит в бездну. На мгновение ее мозг словно отключился, она смотрела на него пустым взглядом.

– Рейчел? С тобой все в порядке? – Смертельная бледность сделала ее лицо безжизненным. Затем хлынули слезы. Она плакала, молча и не мигая глядя на него. – Я не думал, что ты так расстроишься. – Чарльз растерялся. – Я не любил никого, кроме тебя, Рейчел. Честно. Они были для меня просто непотребными девками. Мне на всех них было наплевать. – Слезы ручьями лились из ее глаз. – Рейчел, скажи хоть что-нибудь! – Он начинал приходить в неистовство.

Рейчел не могла произнести ни слова. Боль оказалась настолько сильной, что она могла только раскачиваться из стороны в сторону. Изредка она издавала похожий на писк котенка звук. Чарльз, не зная что делать, запаниковал. Почему она не могла поступить так же, как все нормальные женщины: завизжать и швырнуть в него что-нибудь. В такой ситуации он бы не растерялся и нашел, как бы ему поступить. Он посмотрел на нее. Рейчел напоминала животное, которое смертельно ранили в живот. Длинные руки сомкнулись вокруг тела. Она забилась от него в какую-то часть своего «Я», неведомую и недосягаемую для него. Она вернулась в объятия своей бабушки. Покинутое дитя. Она раскачивалась всем телом и плакала, отдавая ей свою боль.

– Ма-ма, – шептала она. – Ма… ма.

Она сходит с ума, подумал Чарльз. Дьявольщина, что же мне теперь делать? Он побежал вниз на кухню.

– Кухарка! Рейчел ужасно расстроена. Думаю, надо звать доктора.

– Неудивительно, бедная моя овечка. – Кухарка, отдуваясь, помчалась наверх, в спальню Рейчел. Она застыла на пороге. – О, дорогая моя! – воскликнула она. Рейчел все раскачивалась и стонала. Кухарка наклонилась, взяла кончик своего передника и вытерла лицо Рейчел. Она заглянула в ее пустые глаза. – Ой, дорогая. Да, пожалуй, я позову доктора прямо сейчас.

Не прошло и четверти часа, как доктор уже был в доме. Все люди праздновали наступление Нового года, и движения транспорта на улицах почти не было. Доктор прошел прямо в комнату Рейчел.

– Я сам осмотрю ее, если не возражаете, – сказал он Чарльзу. Он всегда недолюбливал этого человека. Ей нужно было выбирать себе мужа под стать, думал он, порывистыми шагами пересекая комнату. – Встряхнись, Рейчел! Ты знаешь меня. Печально потерять вашу тетушку… – Он склонился над ней. – Милая! Дорогая! – громко вскрикивал он. Тебе тяжело! Такое потрясение! Думаю, хорошенько выспаться тебе не повредит, сон поможет тебе преодолеть невзгоды. – Доктор задрал рукав ее ночной рубашки и нашел вену. Открыв свой саквояж, он достал шприц и ампулу.

Рейчел даже не чувствовала присутствия доктора. Душа ее была так истерзана болью, что эмоциональное потрясение превратилось в физическое ощущение страдания и боли, поэтому весь окружающий мир совсем перестал для нее существовать. Лекарство оказало моментальное действие. Доктор оставался возле ее постели до тех пор, пока руки Рейчел не упали с колен, и ее безвольное тело можно было во сне положить поудобнее. Он заботливо поправил одеяло и нежно стер слезы с ее лица своим носовым платком. Бедное дитя, подумал он. Она так близко приняла все к сердцу, что оно не смогло справиться с тяжестью обрушившегося на нее горя.

– Что-нибудь случилось, что она оказалась в столь удручающем состоянии? – спросил он у Чарльза, который нервно ходил взад-вперед по коридору.

– Нет, не знаю на что и подумать. Она сказала, что ей теперь так одиноко. Тетя Эмили была последней из ее родственников.

– Она в состоянии затяжного шока. Нам нужно следить за ее состоянием. Я сделал ей укол, действие которого продлится почти весь день. Если она и к вечеру останется в таком состоянии, я сделаю ей еще один укол. Иногда это является самым лучшим средством в подобных ситуациях, чтобы дать возможность телу отдохнуть, поэтому со временем она сумеет преодолеть эмоциональный кризис. Я зайду в шесть вечера.

– Вы очень любезны, сэр. Мы бесконечно вам благодарны.

– Моя помощь так незначительна, но это пока все, что в моих силах сделать для Рейчел. Знал эту семью столько лет. Позвольте откланяться. – Доктор направился к входной двери.

Чарльз вспыхнул: «Деревенщина! Индюк надутый! Думает, что он тут царь и бог»! Доминик стоял у подножия лестницы.

– Итак, ты рассказал ей, ага?

– Не заводись, Доминик. Могу понять, что она расстроена, но ведь еще не конец света.

– Для нее именно конец света. – Доминик смотрел на отца холодным и бесстрастным взглядом. – Эх, ты, как только не можешь понять, что она безгранично доверяла тебе, голова садовая. Что теперь скажешь Саре?

– У меня как-то не было времени об этом подумать. Просто я хотел, чтобы Рейчел пережила все это, и мы бы начали все с самого начала. Мы планировали продать все и купить новый дом в предместье Лондона. – Он трогательно взглянул на сына. – Мы смогли бы начать все с самого начала.

– Не будь идиотом, отец. Я не хочу жить в каком-нибудь вонючем пригороде. Может сначала ты и продержишься несколько месяцев, а потом снова пойдешь по проторенной дорожке и начнешь волочиться за юбками. Мать никогда больше не сможет тебе доверять, поэтому будет сидеть, как на иголках, в ожидании твоих новых ложных телефонных вызовов на работу. Посмотри правде в глаза, отец. Ты изгадил себя. Ты запятнал все наши жизни. – В голосе Доминика звучала неподдельная горечь.

– Это не только моя вина, Доминик. – Чарльз посмотрел на сына. – Ты не поймешь этих вещей, пока сам не повзрослеешь, но у твоей матери не все ясно с наследственностью. В ней есть нечто странное, несоизмеримое с нашим реальным миром. Она никогда не вписывалась в окружающую ее обстановку. Она выросла здесь, в этом доме, воспитание ей дали две престарелые тетушки. Что она могла знать о реальной суровой жизни в этом мире? Миллионы людей имеют любовные связи помимо семьи, а затем каются в грехах перед женами. Они воспринимают это как само собой разумеющееся, происходящее в нормальном мире. Не такая уж это великая трагедия. В конечном итоге, я все равно остаюсь с ней. Ведь я же не ухожу к другой и не бросаю ее на произвол судьбы.

– Не обольщайся, отец. Кому ты хочешь вкрутить мозги? Она же первая оставит тебя, и ты прекрасно об этом знаешь.

Чарльз покачал головой.

– Она не может оставить меня. Она и дня не проживет одна, без меня.

Доктор еще раз пришел в шесть вечера. Рейчел не спала. Она ни с кем не разговаривала, даже с Сарой. Она лежала, уставившись в потолок, и больше не плакала. Она даже ни о чем не думала. Она висела между стеной боли и странным покоем. Доктор проверил ей пульс.

– Не знаю, что творится в твоей душе, Рейчел, но уповаю только на крепкий ночной сон и дух старины Кавендиша, что может помочь тебе выкарабкаться из этого состояния к завтрашнему дню. Спокойной ночи. Отдыхай хорошенько. – Укол отбросил сознание Рейчел в неведомые запредельные дали.

– Доминик? – Сара сидела на краю его кровати. – Что с мамой случилось? Это не только из-за смерти тетушки Эмили. Что-то еще произошло с ней. Рейчел же знала, что тетя Эмили все равно умрет. Похоже, она получила какое-то ужасное сообщение.

– Я видела по телевизору, как выглядят солдаты после контузии. У них такой же вид. Пожалуйста, расскажи мне, Доминик.

– Думаю, что тебе лучше знать правду. Отец тебе ее никогда не скажет. Отец сегодня утром рассказал матери о том, что у него в течение всей супружеской жизни были любовницы.

Сара вздрогнула.

– Ты уверен, Доминик? Ах, бедная мамочка! Зачем он это делал?

Доминик недоуменно пожал плечами.

– Последняя его любовница пригрозила, что расскажет обо всем матери, поэтому он решил сделать это первым. Я предупреждал его, чтобы он не делал этого, но он не послушался: ему лучше знать. Эй, Сара. Что пригорюнилась? Не отчаивайся, переживем!

Голова девочки поникла, слезы закапали на одеяло.

– Мне не нужен такой отец, который изменяет своей семье. Это такая низость.

Доминик посмотрел на нее. Ему было жаль сестру, он понимал ее боль. Она всегда была невинным ребенком. Доминик обнял сестренку.

– Это так часто встречается. Вполне обыденная ситуация. Большинство мужчин в наши дни неверны своим женам. Хранить верность даже считается старомодным.

Сара горько плакала.

– Но это же мой отец. Он же не большинство мужчин.

Доминик поцеловал ее в макушку.

– Не переживай, Сара. Они что-нибудь придумают и разберутся. Пошли. Я уложу тебя в постель. – Доминик ласково укрыл ее одеялом и поцеловал в лоб.

– Спокойной ночи, сестренка, – сказал он.

Он вышел в коридор, спустился вниз и заметил свет, горевший в кабинете. Доминик остановился в нерешительности. Затем подумав, что нет никакого толку с ним разговаривать, решил не входить в кабинет. Отец никогда не хочет верить, пока это не случится с ним. Как говорится, пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Какая неразбериха! Что мать за идиотка такая! Он ощутил незнакомое щемящее чувство в груди. Не надо было вообще связываться с отцом. Ему нужна такая же женщина, как бабушка, чтобы умела держать его в узде. Ему страстно захотелось, чтобы Юлия сейчас оказалась рядом. Она бы поставила здесь все на свои места.

Он мечтал о бабушке, когда его сморил сон.