Глава 8
Университет Брауна, куда входил колледж Пемброук был именно таким, о котором мечтала Бонни. Студенческое общежитие находилось в центре университетского городка, а окна ее комнаты выглядывали из-за высоких деревьев и железных фонарных столбов. Бонни быстро почувствовала себя здесь как дома. Она посещала концерты в Сейлз Холле, слушала лекции профессоров. Она занималась в тишине библиотеки имени Джона Картера Брауна. Когда она садилась в кожаное кресло, где у ее ног лежал ковер восточной работы, а стены за спиной были затянуты гобеленами, Бонни с улыбкой вспоминала бабушкин дом. Закончив работу, она выходила из библиотеки через арку и попадала в поток студентов. В тишине библиотеки и шуме учебного корпуса Бонни обретала покой.
Ее подруги по общежитию — очень общительные девушки, поэтому Бонни быстро освоилась и вступила в различные студенческие клубы и общества. Она много занималась и хорошо училась. Августина изредка навещала ее, а в конце весеннего семестра приехала повидаться и Лора. Даже она вынуждена была признать, что Бонни очень любили сокурсники и уважали преподаватели.
За время учебы в колледже, несмотря на то, что Бонни была очень популярна и никогда не сидела одна, она избегала серьезных отношений с парнями. Многие приглашали ее на футбол, вечеринки, в кино или театр. Однажды она пришла на вечеринку, устроенную по какому-то случаю, но сочла невозможным принять всерьез ухаживания поклонников. Все они казались милыми и искренними, но глубоко в сердце Бонни покоился образ настоящего мужчины — ее отца. Ни один из окружавших ее мужчин не напоминал его. Вскоре разнеслись слухи о том, что Бонни умна, но фригидна.
Эти слухи не встревожили Бонни даже тогда, когда их повторила девушка, живущая с нею в одной комнате. Бонни выслушала все спокойно, но ничего не сказала. Позднее она доверительно побеседовала со своей соседкой Кларой.
— Мне безразлично, кто о чем говорит, — сказала Бонни. — Мне очень многое надо успеть сделать в жизни, поэтому я не могу тратить время и волноваться из-за разных сплетен. Я сейчас занимаюсь правом и очень устала от этих прыщавых юношей.
Клара засмеялась. Девушки сидели в своей комнате. Был субботний вечер. Все другие девушки с их этажа торопливо одевались и красились. Кавалеры, назначившие им свидания, в это время лениво бродили около крыльца общежития, ожидая захода солнца.
— Почему девушки думают, что если у них не назначено свидание на субботний вечер, так это конец света?
Вдруг Клара стала серьезной.
— Тебе легко так говорить. Ты красивая и сама можешь выбрать парня, который тебе понравится. Но для таких неброских девушек, как я, особенно из небогатых семей, это, возможно, один-единственный шанс встретить парня, который женится на тебе. — Она вздохнула. — Питер бросил меня из-за того, что я не спала с ним. Боже мой, ведь у моей матери не было таких проблем, когда она училась. Но я не могу рисковать — а вдруг забеременею. Да и в любом случае, я не хочу с ним спать. Было бы глупо с моей стороны спать с ним из-за того, что если я не стану этого делать, то найдется кто-нибудь еще. Какая в этом романтика? Никакой! И вот я сижу здесь и превращаюсь в старую деву.
— Ну, Клара, — Бонни засмеялась.
— Давай, смейся. Когда мне будет семьдесят, а у меня еще не состоится ни одного свидания, вот тогда это уже будет не смешно.
Бонни села рядом с Кларой.
— Нет, Клара, я не могу принять это все всерьез. Я имею в виду этих девчонок. Если большинству из них предложат выйти замуж, они бросят все ради этого. Не вижу в этом никакого смысла. Вот, например, моя подруга Мици из Мерилла. Она пишет, что беременна. Ты можешь себе представить — беременна? Она ведь моя ровесница. Все эти годы мы мечтали вместе поехать в Европу. Теперь она уже не собирается путешествовать.
— А что плохого в том, если хочешь ребенка? — спросила Клара.
Бонни потрясла головой.
— Ничего плохого. Было бы нечестно так говорить. Но посмотри на Молли: круглая отличница, гуляет с Джонатаном Чоутом, потом решительно отказывается от аборта. Его семья не хочет никаких скандалов, и он женится на ней. А сейчас она сидит целыми днями дома, пока он встречается с Тиной и другими такими же девками. Разве это правильно?!
Клара подошла к окну:
— И когда это кончится?
— Не думай об этом, — сказала Бонни. — Давай лучше сходим на Гейер Стрит и съедим что-нибудь вкусненькое. Я умираю от голода.
Прошел первый год учебы. На каникулах Бонни решила поработать в летнем лагере в детском доме в Бостоне.
— Я знаю, что мне не нужны эти деньги, но не могу целыми днями сидеть без дела. Я должна знать, что делаю что-то полезное. Моим подругам очень нравится проводить время, гоняясь за мужчинами.
Августина улыбнулась.
— В твоем возрасте это вполне естественно.
— Я знаю, но никого из тех, кого я встречала, нельзя поставить рядом с отцом.
Августина сидела в гостиной в своем любимом кресле, а Бонни — рядом в кресле-качалке. Августина читала Библию.
— Знаешь, — сказала она, — может быть, беда в том, что мужчины Фрейзеры имели особое воспитание. Она посмотрела на портрет Дункана, своего отца. — Вот это был настоящий мужчина.
Бонни встала и прошлась по комнате, глядя на портреты Фрейзеров. Она остановилась у одного сильно потрепанного холста, висевшего в дальнем углу.
— Кто это? Я не замечала раньше этой картины.
— Это Джеймс Фрейзер, один из двух оставшихся в живых при битве у замка Драмосси двести лет назад. Он был отцом Малкольма Фрейзера. Малкольм собирался забрать его, когда устроит свою судьбу, но старик, не дождавшись помощи, умер раньше. Один из родственников прислал этот портрет из Шотландии несколько лет назад.
Бонни стояла, глядя на своего предка.
— Он очень напоминает отца, правда?
Августина кивнула:
— Конечно. Если хочешь знать, твой отец и был назван в его честь. А ты точная копия жены Малкольма — Евангелины.
Бонни вдруг почувствовала, что история ее рода раскрылась перед ней. Все портреты на стенах как бы говорили о том, кем она была, кто есть и кем будет.
— Бабушка, жизнь — это многократное повторение, — сказала она.
Августина на минутку задумалась.
— Не думаю, что это жизнь. Это люди, делающие одни и те же ошибки снова и снова. — Ее лицо ожесточилось. — Если бы я любила своего отца меньше, а мужа больше, может быть, твой отец не покинул бы нас.
Бонни положила руку на плечо старой женщины.
— Не думай так… Увидишь, я сделаю хорошую карьеру, когда-нибудь выйду замуж за удивительного человека, у нас будет шесть детей, а у тебя шесть правнуков, и мы будем жить долго и счастливо.
Занимаясь на втором курсе в Пемброуке, Бонни выбрала профилирующую дисциплину — психологию. Она продолжала изучать курс английской литературы, а теперь решила еще брать и уроки музыки. Время от времени она перезванивалась с матерью. Однажды она встретила своего старого друга Майкла Эдвардза. Майкл собирался стать адвокатом. Их пути редко пересекались, но когда это случалось, они говорили о Мерилле и их общей знакомой Мици. Мици, как говорил Майкл, стала любящей женой и матерью маленького мальчика. Скоро у нее должен появиться еще один ребенок.
— Ну, это не для меня, — произнесла Бонни, а Майкл только стоял и смотрел на нее с тоской.
— Слушай, Майкл, — сказала она. — Мне нужно бежать. У меня занятия по фортепиано, и я могу опоздать. Было приятно тебя увидеть. — Бонни собрала книги и побежала по зелено-голубой траве. Волосы развевались за ее спиной. Майкл снова вздохнул, глядя ей вслед. Такая красивая девушка и «обручена» только с книгами.
К концу последнего года учебы Августина спросила Бонни, что она хотела бы получить в подарок к окончанию колледжа.
— Поездку в Европу, — без колебания ответила Бонни.
Августина улыбнулась.
— Знаешь, я всегда сожалела о том, что не уезжала из Бостона, но с таким количеством дел у меня никогда не хватало времени. Тебе придется все посмотреть за меня.
Лицо Бонни оживилось.
— Я поеду в Шотландию и отыщу Фрейзеров.
— Там живет много Фрейзеров. Сейчас я посмотрю.
Августина медленно подошла к письменному столу и достала оттуда рисунок генеалогического дерева Фрейзеров, который сама и составляла.
— Ну вот… дочь Малкольма замужем за англичанином Филиппом Бартоломью. Он унаследовал титул своего отца. Их потомок — Саймон Бартоломью. Он женился на Маргарет, и теперь Саймон и Маргарет Бартоломью живут в Сафоролке, недалеко от Колчестера. Я напишу им и попрошу принять тебя. Мне кажется, у них есть дочь твоего возраста.
— Спасибо, бабушка.
Бонни была в восторге. У нее хватало подруг в университете, но самой близкой все равно оставалась Мици. Мысль о том, что она познакомится с кузиной своего же возраста, очень нравилась ей.
В июне 1967 года Бонни закончила университет. Лора и Августина приехали на торжественную церемонию вручения дипломов. Когда прозвучало имя Бонни, Августина внимательно наблюдала за тем, как внучка идет к подиуму. Умное, приветливое лицо Бонни выражало наивность, и Августину это встревожило. «Ей еще так многому придется учиться», — подумала она. Августина знала, что учеба для Бонни была убежищем от суматохи быстро меняющегося мира. Америку охватила волна кризиса. Традиционные понятия о любви, замужестве, войне, мире полностью изменились. Старые идеалы быстро отмирали, а новые появлялись в таких больших количествах, что никто не знал, что и думать обо всем этом. Университеты в шестидесятые годы были суровым испытанием, где проверялись и совершенствовались реформы будущего. Но Бонни не обращала внимания на эксперименты в политике и сексуальную атмосферу, которые окружали ее в университете. Ее мир был соткан из книг. «Ничего, — убедила себя Августина, наблюдая за Бонни, — поездка пойдет ей на пользу. Ей представится целый мир возможностей».
На протяжении всей церемонии Бонни испытывала смятение: бурную радость сменяла грусть, было жаль университета, который так многому научил ее, и хотелось поскорее стать самостоятельной. Что-то ждет ее впереди?
После окончания церемонии Лора быстро поздравила Бонни и уехала. Августина, державшаяся с ней с холодной вежливостью, облегченно вздохнула:
— Я тебя подожду, Бонни.
Девушки обнимались, целовались, обещая не терять друг друга из виду, а Бонни тихо бродила по университетскому городку, прощаясь с самими зданиями. Она улыбнулась, глядя на библиотеку, которая служила ей убежищем. Она помахала рукой плющу, обвивавшему стены зданий, и села на каменную скамью.
Напоследок Бонни зашла к любимому преподавателю — профессору Коловски. Он был в своем кабинете, на факультете психологии. Пожилой человек, который учился в Вене, когда Фрейд был в зените славы, коснулся рукой щеки Бонни.
— Дитя мое, береги себя. У тебя впереди прекрасное будущее. Не растрачивай попусту время на никчемные свидания.
— Не буду. Не делала этого и не буду. Я должна идти, профессор. Меня ждет бабушка.
Он кивнул.
— Да благословит тебя Бог. Я всегда здесь, если вдруг тебе понадоблюсь.
«Она так мало знает о мужчинах, — подумал он. — Что будет, когда она впервые влюбится?» Он покачал головой.
Бонни пошла к Августине, которая в это время беседовала с деканом и его женой. В благодарность за то, что Бонни провела здесь четыре года, Августина предложила назначить стипендии трем девушкам-студенткам, родители которых не могли оплатить обучение. Это была идея Бонни — ведь она-то хорошо знала, что поступила в университет случайно.
— До свидания, Бонни, — сказал декан. Он заметил эту скромную студентку, когда она была на первом курсе, и всегда интересовался ею. Он ценил в Бонни то, что она никогда не кичилась своим богатством, как это делали другие студенты.
— Надеемся увидеть тебя на вечере встречи выпускников, — сказал он девушке на прощанье.
Бонни улыбнулась.
— Я вернусь сюда, когда мне будет девяносто лет.
По дороге в Лексингтон Бонни и Августина обсуждали предстоящую поездку в Европу. Бонни остановится у Бартоломью в их доме в Лондоне, затем поедет в Шотландию, чтобы познакомиться с родственниками.
— Прекрасно. Просто здорово, — сказала Бонни.
Августина улыбнулась.
— После того, как ты попрощаешься с матерью, мы поедем по магазинам. Я должна узнать у леди Бартоломью, что сейчас в моде.
Бонни сделала кислую мину.
— Я слышала, что английские лорды и леди одеваются, как садовники. Это меня устраивает.
— Чепуха. Я не позволю, чтобы моя внучка выглядела, как бродяга.
— Хорошо, ты можешь одеть меня, как настоящую леди, но это не значит, что я когда-нибудь выйду замуж за какого-нибудь старого лорда.
— Договорились, — рассмеялась Августина.
Их машина подъезжала к особняку. Бонни выпорхнула из машины и понеслась в дом.
Лора была в хорошем настроении, когда Бонни приехала в Мерилл, чтобы попрощаться перед поездкой. Она сделала такое признание, что отец Джон не мог оправиться от шока.
— Миссис Фрейзер, — сказал он, — не думаете ли вы, что вам нужно еще у кого-нибудь просить помощи за ваши неуправляемые мысли и желания?
— Нет, отец. Никто, кроме Бога, не может помочь. Вы, мой священник, являетесь и моим заступником. Вы слышите Бога, и с помощью молитв и поста я очищусь от этого ужасного несчастья.
Отец Джон покачал головой. После того, как он уже четыре года подряд еженедельно исповедовал ее, он стал бояться пятниц — дней, когда Лора приходила к нему. Ее низкий голос дрожал от волнения, когда она выкладывала одну низменную мечту вслед за другой. Отец Джон с трудом мог поверить в то, что эта милая женщина с лицом ангела может быть одержима грязными дьявольскими намерениями. Его растерянность осложнялась тем, что Лора всячески помогала церкви. Она приносила цветы на кафедру проповедника, а совсем недавно предложила вышить новые ризы для священников. Отец Джон был поражен этим несоответствием: святая среди всех его прихожан с одной стороны и неисправимая грешница с другой.
— Я встретила этого мужчину на прошлой неделе, в темной аллее. В его руках была бутылка. Он изнасиловал меня и…
— Вы сообщили в полицию? — прервал ее священник. Он не хотел больше ничего слышать.
Лора улыбнулась. Ей нравилось, когда он ее прерывал. Она чувствовала свою силу. Отец Джон отпустил ей грехи, и Лора вышла из церкви, опустив в ящик для пожертвований двадцать пять долларов. Ее деньги существенно сказывались на жизни отца Джона. Ему трудно жилось в бедном ирландском квартале. Его мать хотела, чтобы ее единственный сын уехал в Рим, а не застрял в Мерилле.
— Я спрошу епископа, что делать с миссис Фрейзер, — сказал он себе. — Такие случаи, должно быть, есть и у других священников.
Лора была рада Бонни. Девушке показалось, что мать значительно похудела по сравнению с тем, какой она видела её в последний раз. К тому же Лора выглядела измученной. Несмотря на то, что она недавно перенесла операцию на носу, которая прошла удачно, выражение ее лица приобрело черты раздражительности.
— Ты выглядишь усталой, мама, — сказала ей Бонни.
— Я много делаю для церкви.
Все четыре дня, пока Бонни была дома, Лора не говорила ни о ком, кроме отца Джона.
— Он хочет познакомиться с тобой, и я пообещала привести тебя завтра на службу.
Бонни очень хотелось увидеть человека, который так повлиял на ее мать, превратившуюся в преданную прихожанку. Когда девушка увидела его после службы, она была озадачена. На первый взгляд он казался таким земным. «Наверное, я привыкла к отцу Грегори», — подумала она. У отца Джона были тонкие, длинные руки, лоб сильно выступал над глубоко посаженными глазами. Бонни он не понравился.
— Довольно неприятный человек, — сказала она матери по дороге домой.
— Но ты бы слышала, как он читает проповеди, — возразила Лора.
Бонни обратила внимание на то, что стены церкви украшены фресками, на которых изображались различные формы человеческих страданий. Чаще всего это был Христос, избиваемый плетьми. Казалось, сами стены истекают кровью.
— Такой католицизм у меня вызывает отвращение, — сказала Бонни за ужином. — Иногда мне кажется, что все эти гвозди, кровь плохо сказываются на детях. Церковь, в которую мы ходили с отцом, в другой части города, была совсем не такой. Почему ты туда не ходишь?
— Я посвятила свою жизнь отцу Джону и его церкви, вот почему.
— Понятно. Ты счастлива?
— Да, — Лора посмотрела на дочь. — Я никогда не была так счастлива.
Проводив Бонни в аэропорт, Лора облегченно вздохнула. Она была так одержима отцом Джоном, что не хотела, чтобы кто-то вмешивался в ее мысли. Бонни села в самолет, и Лора поспешила домой. Этим вечером она, как обычно, занялась вышиванием риз, затем, жестоко исхлестав себя за все проступки дня, легла спать. Ей приснился отец Джон с палкой в руке.
Августина плохо себя чувствовала и не могла проводить Бонни в аэропорт. Девушка улетала в Европу. Августине было уже семьдесят три года, и ноги ее сильно отекали. Вместе с внучкой они сидели в гостиной, проверяя все ли готово к отъезду.
— Я написала для тебя сопроводительное письмо, отдашь его управляющему банком в Найтс-бридже. Там на твоем счету лежит большая сумма денег. Если потребуется больше, скажи мне. У тебя с собой еще одно сопроводительное письмо: оно для адвокатской конторы. Это на случай, если тебе понадобится юридическая консультация.
Бонни заглянула в сумочку:
— Да, письма здесь.
— Хорошо. И обязательно открой счет в банке Хэрродз, когда приедешь в Лондон. Я думаю, это необходимо, тогда не нужно волноваться, что деньги кончатся.
Бонни рассмеялась. В этом смехе Августина уловила нотку тревоги.
— Бонни, — спросила она, — тебя ничего не беспокоит?
— Нет, бабушка. Я просто очень волнуюсь, что произведу там плохое впечатление. И не только на их семью. Что подумают обо мне люди? Что, если я буду делать все не так?
— Бонни, англичане думают, что их общество самое лучшее. Особенно резко они отзываются об американцах. Они считают, что американцы развязны, вульгарны и всюду суют свой нос. Но тебе нечего стыдиться. Ты из рода Фрейзеров, а это знатный шотландский род, и появился он задолго до многих других в Англии. Даже королевская семья не такая древняя, как наша.
— В самом деле? — поразилась Бонни.
— Да, — продолжала Августина, — они сравнительно недавно стали иметь значение. Возможно, этот факт расстроит многих, так что лучше держать его при себе. Но знать это надо. И если ты почувствуешь, что к тебе относятся свысока, помни, кто ты.
— Я буду помнить, бабушка. Спасибо тебе. — Бонни наклонилась к ней, и они обнялись. Августина прижалась губами к щеке внучки.
— Я вернусь к Рождеству, — сказала Бонни и пошла к двери.
— Да хранит тебя Бог.
Бонни остановилась и повернулась к ней:
— Я люблю тебя, бабушка.
Глаза Августины наполнились слезами.
— С тех пор, как мой сын вышел через эту дверь, я думала, что больше никогда ни от кого не услышу этих слов. — Слеза скатилась по ее щеке. — Я тебя тоже люблю, Бонни. — Августина вытерла глаза и улыбнулась. — Тебе лучше идти, а то я расплачусь.
Бонни улыбнулась:
— До свидания.
Сидя в машине, увозившей ее в аэропорт, девушка оглянулась и посмотрела на дом. Ее глаза скользнули по большим ступенькам, величественному фасаду и остановились на маленьком окошке в самом верху особняка. Это было то самое окно, из которого двадцать четыре года назад Лора О'Рурк наблюдала за приездом Джеймса Фобза.
