Глава 15
Когда самолет набрал высоту, Бонни отдала свое пальто стюардессе и пошла в туалет, чтобы переодеться. Полет в Бостон обещал быть очень приятным. Бонни ела омара и пила шампанское. Затем посмотрела на свою соседку. У нее был очень усталый, даже изнуренный вид.
Само собой, они завели разговор. Марион работала в Англии врачом.
— Собираюсь навестить сестру. Она живет в Хэртфорде, штат Коннектикут. — Марион бросила беспокойный взгляд на Бонни. — У нее опять проблемы с мужем. Он — маньяк, но каждый раз, когда кто-нибудь из семьи помогает ей начать новую жизнь, она возвращается к нему снова. Слава Богу, что у них нет детей.
— Может, она любит его, — сказала Бонни.
— Невозможно любить, если к тебе плохо относятся и оскорбляют.
— Кажется, есть такая поговорка, но теперь я в ней не уверена, — сказала Бонни. — Я знаю, что никогда не позволю ни одному мужчине оскорблять меня. — Она серьезно посмотрела на Марион. — Я не могу представить свою жизнь без Энгуса.
Марион улыбнулась.
— Ну, я думаю, он тебя не обидит, а если обидит, ты перестанешь его любить. Но с моей сестрой все по-другому. Салли знала, что за страшный человек ее муж еще до замужества. Он бил ее, когда они были помолвлены. И все равно она пошла за него, хотя все ее предупреждали. «Он изменится, вот увидите», — говорила она, бывало, нашей матери.
Марион откинулась на кресле.
— В последний раз лечу ее спасать. Она только что провела семь недель в больнице. В следующий раз он убьет ее.
— Как ужасно. — Бонни была напугана.
— Не знаю. — Марион закрыла глаза. — Иногда мне кажется, что ей нравится это. Когда мужа нет рядом, она говорит только о драках. Это смешно. В своей клинике я лечу наркоманов. У них такой же исступленный взгляд, когда они говорят об иглах. Не знаю. Любой нормальный человек должен стремиться избавиться и забыть о такой жизни.
Бонни покачала головой.
— Не понимаю людей, которых так бьют. Но моя мать сама себя избивала, только не так, как вы говорите.
Марион бросила на Бонни бесстрастный взгляд.
— Бонни, слава Богу, что ты молода и многого не знаешь. Но я каждый день сижу на приеме и ужасаюсь тому, как много женщин живут с мужьями, избивающими их. Иногда, после того, как я вижу в моем кабинете жестоко избитую плачущую женщину, женщину со сломанным носом, синяками по всему телу и ее мужа, который требует любви, а потом избивает до полусмерти, я не могу удержаться от слез. Я знаю, что надо сдерживать свои эмоции. Нас, докторов, учат не задавать лишних вопросов. Но я так беспомощна. Было время, когда женщина могла вернуться назад к родителям. Сейчас же все рушится, женщине некуда идти. В семьях нет больше места для дочерей или внуков. А что касается богатых женщин, — она вздохнула, — посмотри на Салли. Ее бьет муж — богатый, элегантный, обаятельный. Но ей никто не верит. Мы все думаем, что такие вещи происходят только у бедных. Как мы говорим, они многого лишены в социальном плане. Какая чушь! Можно подумать, мы можем избежать этой опасности. Если во всем обвинять общество, то никто не захочет нести ответственность.
— Думаю, что понимаю вас. Моя мать всегда винила во всем своего отца, но мой отец говорил, что за то, как она себя ведет, ответственность лежит только на ней. Но она никогда его не слушала.
Марион покачала головой.
— Вот именно. Политические споры прекращаются, когда ты видишь, что женщины все делают для себя сами. Большой дом, деньги, красивая жизнь — все. И это при всем том, что их бьют мужья. Долго приглядываясь к жизни, могу сказать, что однажды все оправдания прекратятся. Мы будем вынуждены признать факт, что насилие — заученная модель поведения.
Бонни откинулась на сиденье, а Марион улыбнулась.
— Извини, я не хотела читать лекцию. Я лучше посплю. Мне нужны силы, чтобы завтра разобраться с Салли. — Марион легла и закрыла глаза.
Бонни достала из кармана кольцо Энгуса. «Бедные женщины, — думала она. — Энгус никогда бы не поднял на меня руку». Она крепко сжала кольцо в ладони и погрузилась в сон.
Бонни проснулась, когда самолет шел на посадку. Она хотела переодеться в костюм, но затем решила остаться в джинсах. В конце концов, это Америка.
Особняк Августины выглядел точно таким, каким она его запомнила перед своим отлетом.
Бонни побежала в гостиную, где, по словам водителя, ее ждала бабушка. Августина встала поприветствовать ее. Всего лишь три месяца пролетело с тех пор, как она видела Бонни в последний раз, но она все время очень беспокоилась о внучке: от Маргарет пришло письмо, где сообщалось о плохом настроении Бонни. Девушка подбежала к бабушке и крепко обняла ее.
— Бабуля, как приятно быть дома.
В комнате стоял привычный аромат — смесь лимона и сосны, которая, сгорая, потрескивала в камине. Бонни взяла Августину под руку и села рядом с нею.
— Я привезла тебе рождественский пудинг от Маргарет, — сказала Бонни и принялась рассказывать о поездке, а потом подошло время переодеться к ужину.
Бонни с радостью оглядела свою комнату. Ничего не изменилось. Затем она заметила длинную серую коробку с золотыми буквами, лежавшую на кровати. «Не верю своим глазам», — прошептала она. Внутри коробки лежал один василек. Бонни затаила дыхание. К цветку была приколота маленькая записка. «К твоим голубым глазам», — было написано там. Бонни с удивлением изучала почерк — маленькие, неразборчиво написанные буквы. Записка была без подписи, но Бонни знала, что ее написал сам Энгус. «Смешно, я думала, что у такого уверенного человека, как Энгус, рука должна быть гораздо тверже». А потом вспомнила, что думала о нем, как об обиженном ребенке. Волна сострадания захлестнула ее.
Бонни поставила цветок в стакан и отправилась в ванную. Там, лежа в ванной, она смотрела на цветок и вспоминала Энгуса. «Может быть, если я буду много думать о нем, то и он вспомнит обо мне», — она так погрузилась в свои мысли, что Море пришлось сильно стучать в дверь спальни.
— Августина просит побыстрее. Ужин на столе.
Бонни выпрыгнула из ванной, закрутилась в полотенце и открыла дверь.
— Мора! Как хорошо дома. Видишь тот чемодан? Там сверху лежит твой подарок.
Мора обрадовалась.
— Как красиво. — Она надела берет и шаль и посмотрелась в зеркало. — Спасибо, Бонни. Я скучала по тебе.
— И я тоже. Как тут бабушка?
— Пока тебя не было, мы сблизились. Я очень полюбила ее. Она больше не позволяет мне быть прислугой, так что теперь я вроде компаньонки. Ты себе не представляешь, с каким нетерпением мы тебя ждали.
Бонни усмехнулась:
— Боже мой, как здорово вернуться в хороший, роскошный дом. Что касается комфорта, то Англия сильно отстает.
— Августина говорит, это из-за того, что они пуритане.
— Наверное. Долго к этому надо привыкать. — Бонни быстро надела платье, заколола волосы на макушке.
— Ты похудела, — сказала Мора.
— Я знаю. Я влюбилась.
Мора рассмеялась:
— Если бы я от любви похудела. Когда я влюблена, все что я делаю — так это налеты на холодильник, ем шоколад коробками. Кстати, я буду ужинать с тобой.
— Здорово.
Девушки, болтая и смеясь, спустились по лестнице вниз.
Августина ждала их за столом.
— Расскажи мне о семье Бартоломью, — попросила она Бонни.
— Ну ладно. Сначала нужно рассказать про их пищу. Кроме того, что мы ели у Уинни, их домоправительницы в Саффолке и одного вечера, где хозяйка — не англичанка, пища была ужасной.
Бонни принялась рассказывать о пудингах и их различных степенях загустевания. Августину это сильно удивило, а Мора смеялась.
— Какой стыд. До времен королевы Виктории английская кухня и умение развлекаться считались лучшими в мире. — Августина вытерла рот краем салфетки. — Думаю, Англия потеряла свое сердце, когда рухнула империя. Странные люди эти англичане. Живут на крошечном острове и все еще хотят править миром. Тогда как другие страны Европы довольствуются лишь захватом небольших колоний. Нет, англичанам надо помочь и выселить их куда-нибудь с острова. Вот тогда они будут вспоминать свою родину с любовью. Странно. Мне всегда казалось, что у англичан должно быть что-то, ради чего стоит умирать, тогда как у американцев должно быть что-то, ради чего стоит жить.
Бонни знала, как умна ее бабушка.
— Ты права. Мэтью хочет поехать за границу спасать языческие африканские души. Они не работают в других странах. Джон говорит, что чувствует себя обманутым. А я не могу себе представить, что пятьдесят шесть миллионов человек толкутся в таком замкнутом пространстве. В Лондоне не хватает места для всех.
После обеда Мора оставила Бонни с бабушкой наедине. Бонни сидела в кресле-качалке, не сводя глаз с огня.
— У тебя усталый вид, девочка, и ты похудела.
— Я знаю, я влюбилась, бабушка. Только не говори никому. Я имею в виду, никому из Бартоломью.
Августину это удивило.
— Почему нет? Тебе нечего скрывать, не так ли?
— Нет, это не так. Я хочу подождать, пока не буду в нем уверена. — Бонни чувствовала себя виноватой, потому что никогда раньше не кривила душой. Она еще точно не знала, что скажет родным, но понимала, что все будут шокированы. Она осторожно заговорила о печальном прошлом Энгуса. — …Вот видишь, бабушка, ему нужна моя любовь.
Несмотря на свою мудрость, Августина очень мало знала о делах сердечных.
— Хорошо, — сказала она, — конечно, нас создает прошлое, но люди могут улучшить свое положение. Ты сделала это, а вот Энгус?
— Да, я уверена. Ни один злой или нечувствительный человек не смог бы додуматься присылать цветы каждый день. И, — добавила она, — он прислал мне свою печатку. Подожди, я сейчас принесу. — Бонни умчалась наверх.
Августина смотрела на огонь. Внезапный страх закрался в ее сердце. Все эти годы она помнила лицо своего сына Джеймса, лицо, охваченное заботой о молодой девушке, которая использовала его ради собственных целей. «Хорошо, — думала Августина, — что он хотя бы не гоняется за ее деньгами. Все звучит так, как будто он может обладать любой женщиной, какой захочет. Может быть, тот факт, что у него хороший вкус, и он выбрал Бонни, поможет ему».
— Давай, я посмотрю, — сказала она, взяв кольцо. — Боже мой, Бонни, принеси мою генеалогическую книгу.
Бонни подошла к книжному шкафу и достала тяжелую книгу с полки.
— Ты знаешь эту семью?
— Ну, мне кажется, да. Надо же, такое совпадение. — Она стала перелистывать страницы и остановилась на цветной картинке. Держа кольцо рядом с ней, она видела, что это то самое кольцо.
— Крест говорит о том, что это орлы Макфирсона. — Она перевернула страницу и начала читать: — В битве при Каллодене в 1745, Стюарт Макфирсон, глава клана Макфирсонов, спас жизнь своего друга Джеймса Фрейзера, заслонив его своим телом…
Глаза Бонни сияли.
— Итак, кто-то из семьи Энгуса много лет назад спас кого-то из нашей семьи, вот как Малкольм Фрейзер попал в Бостон. — Бонни встала и подошла к древнему портрету Джеймса Фрейзера. — Боже мой, это в самом деле поразительно. Ты знаешь, мы оба при первой же встрече догадались, что что-то значим друг для друга.
Августина вздохнула.
— Не сомневаюсь, что у тебя есть глубокие чувства. — Она закрыла книгу. — История Макфирсонов леденит кровь. Но я готова доверять твоему выбору.
Бонни улыбнулась.
— Спасибо, бабушка. Идем спать. Ты выглядишь усталой. Я тебя совсем заболтала. Можно мне взять эту книгу?
— Конечно.
Бонни помогла ей встать и проводила наверх до дверей комнаты.
— Спокойной ночи, — сказала Августина и поцеловала Бонни. — Мы скоро тебя откормим, твои щеки порозовеют снова. Тебе нужно подышать нашим воздухом.
Бонни взяла бабушку за руку.
— Он тебе понравится. Обещаю.
— Я знаю. Иди спать.
Бонни сидела на кровати, читая историю семьи Макфирсонов. Бедный Энгус. Неудивительно, что люди о нем все время сплетничают: история убийств и предательств… Бедный Энгус. Она легла и посмотрела на василек. Дорогой Энгус…
Хотя Бонни наслаждалась домашним уютом и комфортом, она испытывала неясную тоску. Ей казалось, что Англия, как старый плющ, который цепляется за стены зданий, глубоко проникла в ее душу. Она вспомнила Темзу, крестьян, встающих на заре, стада белоснежных овец на полях. Она улыбнулась при воспоминании о маленьких деревнях с аккуратными домиками, стоявшими прямо возле дороги на Саффолк. И тут она решила позвонить матери.
— Как приятно тебя слышать. Ты приедешь? — холодно спросила Лора.
— Я приеду двадцать шестого на два дня. Я прилетела на неделю и потом собираюсь на Новый год в Шотландию.
Лоре стало легче. Она не хотела, чтобы ей кто-нибудь мешал в ее маленьком домике. Воображаемое отпущение грехов превратилось в ритуал, и у нее больше ни на кого не оставалось времени. День начинался с молитв и очищений от похотливых мыслей или ночных поступков. Так как Лора постоянно фантазировала о сексе, у нее набралось много исповедей. Затем шло отпущение грехов. Лора хорошо изучила манеры отца Джона. Она исполняла обе роли. Став на колени, она сбивчиво признавалась во всех своих грехах. Затем, вскочив на ноги, она занимала место в другом конце спальни. Подражая голосу отца Джона, она брала шесть или двенадцать плетей в зависимости от того, сколь долгой будет исповедь.
В течение дня Лора подсчитывала свои злодеяния. К десяти вечера она была опять готова исповедоваться в своих грехах. Избитая, в кровоподтеках она продолжала хлестать себя в неистовом раскаянии. Затем, измученная и уставшая, ложилась спать.
Ее внутренний мир был таким болезненным, что она ни с кем не общалась. Если ее не было дома, она была в церкви. Отец Джон не сомневался в том, что каждый месяц получит от нее чек. Он подсчитал, что ему необходимо будет потакать навязчивым бредням Лоры лишь несколько лет, и тогда он сможет уехать в Рим с огромной суммой в своем распоряжении. Еще несколько лет были ничем по сравнению с тем, что в его церкви можно было провести всю жизнь, жизнь, которая тянулась бы бесконечно, если бы не Лора.
— Бонни, — голос Лоры дрогнул. — Я заново обставляю твою комнату. Знаешь, там ужасный беспорядок. К тому же…
— Не волнуйся, мама, я остановлюсь у Мици. Я в любом случае хотела навестить ее.
Обеим, и матери и дочери, стало легче.
Бонни замечательно отпраздновала Рождество с Августиной и Морой. Августина решила, что собирать большое количество людей утомительно, поэтому было решено отпраздновать Рождество в тихом семейном кругу. В полночь перед Рождеством Бонни, Августина и Мора отправились в семейную часовню. Вся прислуга уже собралась здесь и ожидала хозяйку. После молитвы отца Грегори, которая была прочитана на латыни, все три женщины отправились в дом. Небо было усыпано яркими звездами.
Утром особняк наполнился весельем и праздничным настроением. Дворецкий распорядился, чтобы нарядили елку. Под ней Бонни нашла подарок от Августины.
— Какая прелесть, — сказала она, открывая коробочку духов. — А теперь посмотри на мои подарки.
Бонни протянула Августине три коробки, запакованные в яркую бумагу. В первой был гусиный паштет, во второй — известный сыр «Стилтон». Августина в предвкушении того, что же окажется в третьей коробке, села. Ее глаза горели.
— Бонни, подарки просто чудо. Но что же здесь? Не могу представить, что может быть такого размера. И как это влезло в твой чемодан?
— Открой, — засмеялась Бонни. Августина достала пару блестящих резиновых сапог. — Думаю, ты можешь гулять в них по саду.
— Какая забота. Ты знаешь, когда я рассматривала картинки с изображением англичан, одетых в это, всегда тайно мечтала о таких же сапогах. — Августина протянула руки, и Бонни бросилась к ней в объятия.
Стол был накрыт к праздничному обеду. В конце застолья, следуя указаниям Бонни, внесли рождественский пудинг. Когда Бонни ела свой кусок, она вдруг почувствовала что-то твердое на зубах. Это была монетка в три пенса.
— Я совсем забыла! — воскликнула она. — Уинни говорила, что тому, кто найдет в пудинге монетку, улыбнется удача.
Мици очень обрадовалась приезду Бонни.
— Ты выглядишь прямо как манекенщица, — сказала она, вытирая руки о фартук.
Бонни поставила чемодан посреди маленькой гостиной. Двое черноглазых ребятишек выскочили из кухни.
Бонни посмотрела на Мици.
— Ты опять беременна. Ты мне ничего не говорила.
Мици застенчиво улыбнулась.
— Я думала, ты мне будешь читать целую лекцию.
— Обещаю, что нет, Мици. Не теперь. Я изменилась.
— Да, я вижу, что ты изменилась. — Мици уселась в мягкое велюровое кресло. — Мне кажется, ты влюблена.
— Откуда ты знаешь?
— Запомни, я эксперт по этим вопросам. И я вижу здесь молодую, модно одетую, выхоленную женщину. Но у нее отсутствующий взгляд. У тебя все симптомы. Диагноз легко поставить.
— Мици, так приятно опять с тобой разговаривать. Никто не понимает меня так, как ты.
Мици вздохнула.
— Ты всегда целиком отдавала себя тому, что тебя интересовало. Расскажи мне, кто он.
Мици внимательно слушала восторженный рассказ об Энгусе. Рассказ Бонни был прерван пронзительным визгом и грохотом, донесшимся из кухни.
— Извини, — сказала Мици, — сейчас я успокою своих милых детишек. — Макс! Ребекка! Вы меня сведете с ума! — крикнула она. — Перестаньте, либо я отшлепаю вас!
В ответ послышалось хихиканье.
— Ладно, мамочка, — в один голос ответили дети.
— Все понятно. Выходит, ты только видела этого парня?
Бонни нахмурилась.
— Мы не похожи на других. С первого взгляда мы поняли, что предназначены друг для друга. Смотри. Вот кольцо, которое он мне прислал. Знаешь, его предок спас моего предка. Он закрыл Джеймса своим телом от пули. Вот так Джеймс выжил в те годы. А потом его сын Малкольм приехал в Бостон и построил наш дом.
— Невероятно, — прошептала Мици. — Все это так романтично. Тебе повезло, Бонни. Конечно, — быстро добавила она, — я люблю Рея, но с двумя детьми да еще в ожидании третьего вряд ли в моей жизни прибавится сколько-нибудь романтики. Идем на кухню. Я приготовлю бутерброды.
— Ты знаешь, это смешно, — сказала Бонни, держа Макса на коленях. — Никогда не представляла себя замужем и с детьми. А теперь я думаю, что дети необходимы в жизни. — Она прижалась щекой к Максу. — Я думаю, природа-мать нажимает на какой-нибудь биологический курок, если ты влюблен. А потом делает всех женщин, даже самых строгих, хлопотливыми наседками.
Мици засмеялась:
— Да, в этом что-то есть. Я просто обожаю детей и люблю быть дома. Я понимаю, что это не модно, но каждый вечер, когда Рей приходит домой, мне нравится целовать его, удивлять вкусной едой. Он говорит, что я готовлю так здорово, что ему приходится пропускать ланч, чтобы оставить побольше места для обеда. — Она поправилась, но выглядела счастливой и спокойной.
— Я тоже хочу этого. Дом для Энгуса, дом для моих детей.
После того, как дети поели, Мици отправила их играть во двор.
— Сейчас мое время. Я обычно пишу или читаю письма.
Бонни улыбнулась.
— Ты первая, кто не сказал ничего ужасного про Энгуса.
Мици вздрогнула.
— Что тут скажешь? Ты говоришь, у него было ужасное детство, да ведь у тебя тоже. Я помню, как твоя мать била тебя и как она напивалась. Честно говоря, Бонни, ты заслуживаешь самой прекрасной любви в мире. Таких счастливых людей, как мы с Реем, немного. Мы счастливы, и я желаю тебе того же.
Бонни оглядела чистую кухню.
— Я уверена, что все будет хорошо. Я знаю, моим знакомым странно то, что мы с Энгусом не говорили друг с другом, но нашей любви не нужны слова. Мне кажется, что на самом деле он застенчивый и спокойный. Когда мы поженимся, все будет нормально. Мы будем вместе сидеть у камина, и я буду читать ему стихи. — Она засмеялась. — Видишь, я уже все спланировала.
— Да, Бонни, это звучит замечательно.
— Ой, я должна бежать. Я обещала, что мы встретимся с мамой в городе. Она хочет посмотреть фильм «Потомки Сатаны». У нее ужасный вкус на фильмы, но ей очень хочется в кино. Знаешь, нам с ней даже не о чем разговаривать.
— Хорошо, — Мици встала. — Если придешь поздно, заходи через заднюю дверь. Она будет открыта для тебя.
— Я не задержусь. — Бонни поцеловала подругу и, схватив сумку, понеслась к автобусу.
Фильм оказался длинным и нудным. Лора обсуждала сюжет в течение целого обеда, который они заказали в ресторане.
— Мама, послушай, — Бонни прервала ее, — я хочу что-то тебе сказать. Я собираюсь выйти замуж.
Лора подняла брови.
— Замуж? Кто же этот счастливчик?
Бонни достала золотое кольцо.
— Вот. Энгус не прислал бы его мне, если бы у него не было серьезных намерений.
Лора посмотрела на дочь.
— Кто он? Я имею в виду, как он зарабатывает на жизнь?
— Ну, он… имеет большое владение в Шотландии и дом в Лондоне. Тереза знает о нем больше, чем я. Я думаю, он так богат, что ему не надо работать.
Лора посмотрела на Бонни с возрастающим интересом.
— Он лорд или что-нибудь в этом роде?
Бонни кивнула.
— Почти. Кстати, он унаследует все, когда умрет его отец, и будет лордом Макфирсоном, а я буду леди Макфирсон. Как тебе все это?
Лора была потрясена.
— Боже мой, Бонни. Кто бы мог подумать, что моя малышка поедет в Англию и выйдет замуж за лорда! Он преданный католик?
— Да.
Лора коснулась рукой щеки дочери. Бонни покраснела. Она не привыкла к проявлениям нежных чувств со стороны матери.
— Послушай, дорогая, что бы ни случилось, пусть он даст тебе денег до того, как вы поженитесь. Помни, что случилось со мной.
Возникла неловкая пауза. Бонни подняла бокал с вином.
— Честно говоря, мама, мое замужество будет не таким. Я полностью доверяю Энгусу. Он никогда меня не бросит.
Лора посмотрела в свою тарелку.
— Я так тоже когда-то думала. Но твой отец бросил нас.
— Я знаю, — Бонни вздохнула. — Я до сих пор чувствую свою вину в том, что он ушел и умер в одиночестве. Надо было попытаться остановить его. Я всегда чувствую свою вину.
— Ну, ты была маленькой девочкой и росла без него все эти годы. Ты училась в школе, у тебя были друзья.
Бонни ужаснулась.
— Я отказалась от него?
Лора поняла, что будет мудро не расстраивать Бонни. Слезы уже подступили к ее глазам.
— Нет, не совсем, — пояснила она. — Он отрекся от нас, и я не знаю, что бы делала, если бы не твоя помощь. — Теперь уже и Лора пустила слезу.
Бонни возразила:
— Это не помощь. Я всегда буду присылать тебе столько денег, сколько смогу. Я уверена, когда мы поженимся, Энгус разрешит посылать тебе еще больше.
— Это было бы здорово, дорогая. Я это очень ценю. Но не волнуйся обо мне. Я проживу. — Она посмотрела на часы. — О, мне пора на исповедь в церковь.
— Мама, — сказала Бонни с удивлением, — ты только и делаешь, что ходишь на исповеди и служишь Богу и отцу Джону.
Лора улыбнулась. Она даже стала как-то моложе. Ее лицо прояснилось, глаза засверкали, будто в лихорадке.
— Да. Я служу Богу. А там, где есть Бог, есть и Дьявол. — У нее был безумный взгляд. — Мне действительно пора идти, Бонни. Передай мои лучшие пожелания Мици.
— Хорошо. — Бонни встала. — Я оплачу счет.
— Как это мило, большое спасибо. Увидимся.
— Увидимся, — засмеялась Бонни, — надеюсь, мы увидимся в церкви на моем венчании.
— А затем он взял длинную цепь и приковал меня в подвале к стене. На нем была черная…
«…черная кожаная маска, в руках плеть», — это предложение отец Джон договорил про себя, прежде чем Лора успела произнести его вслух. Он знал наизусть почти все слова Лоры. «Ну, ладно, — думал он. — На этой неделе только плеть. Хоть сменила пластинку. Прошлые две недели она висела под потолком на кожаных ремнях».
Прочитав две молитвы, Лора тихо сидела в тени алтаря. Она наблюдала за тем, как отец Джон выключал свет в церкви. Теперь только свет одной красной лампы тускло освещал алтарь. Когда он пошел к двери, то почувствовал, что рядом кто-то есть.
— Боже мой, Лора! — воскликнул он, потупив мрачный взгляд. — Ты меня напугала.
— Неужели, отец? — Ее губы растянулись в улыбке. — В самом деле? Я не хотела.
Отец Джон задергался.
— У меня есть новости, отец Джон. Моя дочь Бонни выходит замуж за английского лорда и будет жить в замке в Англии.
— В самом деле? — Отец Джон вдруг проявил к этому интерес. — А этот молодой человек католик?
Лора торжественно кивнула.
— Конечно. Моя дочь никогда бы не подумала отлучаться от церкви. Однажды я приведу сюда их обоих.
Отец Джон был потрясен.
— Ну, должно быть, вы счастливы. Вот что. Сейчас я все закрою, и мы можем пойти ко мне, выпить по чашке кофе. Хотите?
Это привело Лору в восторг.
— Конечно, — без колебаний ответила она.
Позже, дома, она хлестала себя до тех пор, пока ее не покинули похотливые мысли о совокуплении с самим отцом Джоном.
Вернувшись домой, Бонни было приятно увидеть еще два цветка, которые доставили в ее отсутствие. Августина улыбнулась, когда внучка зашла в столовую, держа цветы в руках:
— У тебя счастливый вид.
— Да, я счастлива. Я еще счастливее, чем была, когда приехала. Меня смущали собственные чувства к Энгусу, мнение людей, которые настраивали меня против него. Но сейчас, — она замолчала и посмотрела на цветы, — сейчас я знаю, что люблю его. Я хочу выйти за него замуж, и никто не переубедит меня. Наплевать, если первые несколько лет будут трудными. Я знаю, что ему будет непросто принять мою любовь и научиться доверять мне, но я готова к этому. Я переживу трудности. В конце концов, я знаю, что такое жить, если ты несчастлив. Посмотри на мою мать. Она все пережила, а теперь посвятила себя церкви и отцу Джону.
«Скорее только священнику», — подумала Августина, но ничего не сказала. Если Лора занимается своими делами и не лезет к Бонни, то Августине все равно. «Кроме того, — рассудила Августина, — лучше Бонни думать о том, что мать посвятила себя церкви, чем знать, что она путается с пьянчужками Мерилла».
— Я так рада это слышать, — сказала она. — Кстати, я позвонила Маргарет и поблагодарила ее за подарки. Она сказала, что Джон встретит тебя в аэропорту.
Бонни с Морой поехали по магазинам, чтобы купить бальные платья.
— Макгрегоры будут давать новогодний бал. А потом, Тереза говорит, что в полночь мужчины должны пойти в гости.
Они пересмотрели все платья в магазине.
— Думаю, стоит купить это атласное, цвета слоновой кости. Бабушка говорит, что даст мне свою чернобурку. Если уж в английских домах так холодно, представляю какой холод будет в шотландских замках. — Она вздрогнула. — Как бы не пришлось спать в пальто.
Мора достала черное шифоновое платье.
— Примерь, Бонни. Ты такая красивая в черном.
— Тогда его нельзя показывать бабушке.
Мора улыбнулась.
— Если ты уже стара для замужества, тогда пора носить черные платья. Ой… — она зажала ладонью рот. — Я не хотела, чтобы это прозвучало так грустно.
Бонни засмеялась.
— Да, я знаю. Но мы не будем покупать такое. Я становлюсь суеверной.
Оставшиеся дни пролетели быстро.
— Я вернусь летом, — сказала Бонни Августине. — Даже если мы обручимся, я пока не буду выходить замуж. Если все будет хорошо, мы поженимся в октябре.
— Бонни, я хотела спросить тебя, — сказала Августина с беспокойством в голосе. — Ты собираешься учиться дальше? Это было бы мудрым решением. В конце концов, все может провалиться, и тебе будет необходимо закончить образование.
Бонни была непоколебима.
— Не провалится. Я никогда в жизни не была ни в чем так уверена. Я даже не могу думать о том, чтобы жить без Энгуса. Я чувствую, что я жива, только когда думаю о нем. Он — моя жизнь. Он заставляет меня чувствовать все так остро, что все остальное в мире не имеет значения. Во всей вселенной существуем только мы вдвоем.
На прощанье Августина поцеловала внучку.
— Помни, если что-то случится в твоей вселенной, для тебя всегда есть место здесь, в Лексингтоне.
— Запомню, но этого не произойдет.
Мора провожала Бонни в аэропорт.
— До свидания, — сказала она Бонни, когда объявили посадку. — Счастливо. И обязательно пришли мне фотографию Энгуса.
Бонни кивнула, и они обнялись.
— До свидания, Бостон, — сказала она, когда самолет сделал круг и начал подниматься. — До свидания. — Она легла и стала думать о том, как однажды вернется с Энгусом.
