Глава 13
Бонни стало невыносимо в доме Бартоломью. Семья жила в постоянном напряжении из-за вспыльчивого характера Саймона. Джон, понимая, как неловко Бонни чувствует себя в их семье, предложил ужинать где-нибудь в городе. Эта идея напугала Бонни, так как она раньше почти не бывала в ресторанах. Августина тоже очень редко выезжала куда-нибудь на ужин. Она предпочитала не тратить деньги на ресторан, если дома еда гораздо вкуснее. А у друзей Бонни в университете на это просто не было денег, так что она знала толк только в гамбургерах.
«Le Cadeau» быстро стал любимым местом Бонни в Лондоне. Столы здесь были накрыты розовыми клетчатыми скатертями. На каждом столике в стеклянной вазе стоял букетик васильков. Свежая невинность розового и голубого придавала пище утонченный вкус. Официант, увидев восторг Бонни, решил сделать ее первый вечер в ресторане незабываемым. Кроме того, Джон был его постоянным посетителем. «Ну как же она красива. Как лебедь». Он вспомнил свой родной дом, реку, но быстро взял себя в руки.
— Вы будете делать заказ сразу? — спросил он Джона по-английски с мягким французским акцентом.
Джон улыбнулся.
— Что вы порекомендуете, Пьер?
Пьер оторвал взгляд от стройной, в сером платье, фигуры Бонни.
— У нас есть морские ежи в соусе с шампанским и отличный лосось.
— Хочешь попробовать морских ежей? — спросил Джон.
Бонни кивнула. Ее маленькие серьги с изумрудами переливались на свету.
— А еще принесите лосося.
— Из Шотландии, — вставил Пьер, — пойман сегодня утром. Как вам его приготовить?
Джон ненадолго задумался.
— Отварите в белом вине. А ты хочешь попробовать зелень?
— С удовольствием, — ответила Бонни.
— Хорошо, — сказал Пьер, — сейчас я пошлю официанта, который выберет с вами вино, — и он удалился.
— Джон, какое облегчение чувствую я, сделав заказ.
— Ты не представляешь, какое облегчение быть с женщиной, которая хочет есть. Я привык к таким, кто всегда заказывает салат и бутылку минеральной.
Бонни засмеялась.
— Я не волнуюсь насчет своего веса, но если бы меня это волновало, я предпочла бы стать толстой, чем обходиться без еды. Моя бабушка говорит, что пища продлевает другие удовольствия.
— Как насчет вина?
Бонни нахмурилась.
— Я не разбираюсь в вине. Моя мать так много пила, что я решила никогда не прикасаться к этой гадости. Но недавно моя бабушка открыла несколько бутылок вина. Мне понравилось легкое фруктовое.
— Ладно, — Джон посмотрел на список вин. — Мне кажется, подойдет «Белый Эрмитаж».
— Я сейчас охлажу для вас бутылку, — сказал официант, взяв список из рук Джона.
Бонни расслабилась и оглянулась. Посетители были поглощены разговорами. Она заметила парочку, которая даже не прикоснулась к еде. Они смотрели друг другу в глаза и что-то говорили. Здесь, в переполненном ресторане, они очутились на верху блаженства. Переполнявший их восторг не пропускал звона тарелок и стекла.
— Бонни, — она услышала голос Джона, — что случилось? У тебя вид тоскующего ребенка, который что-то потерял.
Бонни вздохнула.
— Нет, Джон, я ничего не потеряла. Я просто никогда ничего не находила. Ничего, что искала.
— А что ты ищешь, Бонни?
— Не могу объяснить, но, мне кажется, сразу узнаю, когда найду это. Всю свою жизнь я жду… Я как спящая красавица, а надо только сбросить сон и жить с открытыми глазами. Я хочу пережить все яркие волнующие моменты и не смогу довольствоваться чем-то меньшим, — голос девушки звенел.
Джон, слушая ее, забыл о сдержанности.
— Моль, которая летит навстречу пламени, погибает.
— Да, но есть, по крайней мере, хоть одно мгновение, которое незабываемо. — Она замолчала. Она вдруг осознала, что все смотрят на нее. — Я не знаю, что со мною происходит. Мне кажется, я стала другой в последнее время.
В дальнем углу за столиком сидели красивый узкоглазый мужчина и бледная женщина в дорогом платье. Она смотрела на мужа.
— Моль на пламя, — сказала она.
Он слабо улыбнулся:
— Вини во всем себя. Ты вышла за меня замуж. Нужно было слушать свою мать.
Женщина опустила глаза.
— Я помню, когда я была такой же молодой, тоже искала любовь, которая поглотила бы меня. — Она вздрогнула.
— Пойдем, дорогая? — спросил муж. Он учтиво подал ей руку.
Бонни не видела, как женщина бросила на нее грустный взгляд, когда они выходили из ресторана.
Наконец Пьер принес еду для Бонни и Джона.
— Извините, мы немного задержались с приготовлением морских ежей. До приготовления их хранят живыми, и требуется время, чтобы очистить их от панциря. Ежей нужно есть только свежими, иначе они теряют вкус. Надеюсь, вам понравится.
Бонни посмотрела на деликатес розоватого цвета, залитый соусом. Она уже пришла в себя. Она была спокойна и рассудительна. Они с Джоном ели молча. Пища была экстраординарной. Шампанское и морские ежи создавали такой вкус, который Бонни не с чем было сравнить.
— У меня такое ощущение, будто во рту целое море, пронизанное лучами солнца, — сказала она Джону.
— Боюсь, я немного прозаичен, но я люблю приходить сюда. И мне нравится здесь с тобой. Но не позволяй себе так тревожиться, я больше не стану приставать к тебе. Я начинаю понимать, что я тебе не пара. Я не могу все время жить в такой напряженности, о которой ты говорила. Но, — добавил он очень серьезно, — я всегда буду с тобой. Не забывай этого, ладно?
Бонни кивнула.
— Спасибо тебе, Джон. Приятно знать это.
Пьер убрал их тарелки.
— Лосось, — объявил он и поднял серебряную крышку, а там на блюде с петрушкой и тонко нарезанными дольками огурца лежала самая лучшая рыба, которую Бонни доводилось видеть. Рыба выглядела так, будто готовилась к этому моменту всю свою жизнь. Пьер отрезал два кусочка от середины и два от хвоста. Заметив удивление девушки, он улыбнулся.
— Многие думают, что середина рыбы — самое вкусное. В какой-то мере да. Но хвост более жирный, поэтому мы подаем посетителям по два лучших кусочка от разных частей.
— Вот видишь, Бонни, Уинни и Пьер сделали меня гурманом.
— Благодарю Бога за это. Без тебя я бы этого ничего не попробовала. Скажи, у твоего отца всегда был такой характер?
Джон нахмурил брови.
— Видишь ли, джентльменов учат так себя вести. Если у него нет того, что он хочет, он приходит в ярость, пыхтит, готов разнести весь дом. Но на самом деле всем правит мать.
Бонни удивилась.
— Это так. Все мы, один за одним, восставали против отца. Но я не помню, чтобы кто-нибудь ругался с матерью, даже Тереза. Я знаю, что Тереза будет спорить, но мать, заняв твердую позицию, всегда ставит ее на место, вот и все. Она побеждает. Последи за отцом, когда в следующий раз он будет что-нибудь говорить. Он доводит себя до ужасного состояния, но всегда глазами следит за матерью. Если она посмотрит как-то по-особому, он тут же умолкает. Ничто другое не может его остановить, даже немецкие танки. Он очень ценит и уважает мать. Он боготворит землю, по которой она ходит. Но он скорее умрет, чем признает это. Я видел однажды в Саффолке, как в саду он взял мать за руку. Когда он заметил меня, то покраснел, а затем орал целую неделю, что я за ним подсматриваю.
Бонни улыбнулась.
— Я рада, что ты рассказал мне об этом. Я помню ужасные сцены, когда ругались мои родители, и с тех пор я боюсь, когда кричат.
— Не бойся отца. У него золотое сердце. У него было ужасное детство, и из-за этого ему трудно проявить свои чувства. Ему нравится быть похожим на своих друзей, которые сидят в клубах и делают вид, что они сварливые старики с плохими характерами. Но запомни, несмотря на это, большинство из них правит империей бизнеса. Отец хорошо учился в Оксфорде, и он совсем не такой глупый, как хочет казаться.
— Среда — точно не мой день.
Тереза стояла на стуле, а Бонни подкалывала край ее нового платья.
— Не говори ерунду. Еще три дня, и он приедет.
Тереза сверху посмотрела на Бонни.
— Энгусу тридцать два года, но я не думаю, что он когда-нибудь серьезно относился к женщинам.
— Может, ему женщины и не нравятся, — Бонни сжала губами иголки, которыми подкалывала платье. — Моя бабушка не любит мужчин. Она говорит, что только с двумя можно было разговаривать, с ее отцом и сыном.
— Ас отцом Энгуса что-то неладное. Он уединился в родовом поместье в Шотландии. Анжела рассказывала, что с ним постоянно находятся двое слуг мужского пола. Совсем сдвинулся.
Бонни передернуло.
— Господи, как ужасно. Я всегда считала, что аристократы держат свои тайны под семью замками, но никогда не верила в это.
— Да, — сказала Тереза. — И не только за семью замками. Мы всегда хранили тайны там, где их никто не может увидеть или услышать, а сейчас мы доверяем их медикам.
Бонни подумала, что она шутит.
— Нет, я серьезно, — сказала Тереза. — Посмотри на мою подругу Марту. Она из сказочно богатой семьи, но у нее полная потеря аппетита. Это большое неудобство для всех. На семейном совете они решили заключить ее в тюрьму. Они подкупили психиатра, и сейчас у них нет проблем.
— Но это ужасно жестоко.
— Да, но ты должна помнить, что если принадлежишь к такой семье, как наша, от тебя ожидают подчинения. И если не соблюдать правил, тебе этого никогда не простят. Никогда. Если ты выйдешь замуж и брак окажется неудачным, тебе никто никогда не посочувствует. Вот так-то.
— Это значит, что когда ты выбираешь мужчину, ты связываешь себя пожизненным обязательством.
— Да. Когда Джейн Сторнуэй пыталась получить официальный развод, она не только потеряла детей, но никто даже не приглашал ее в гости. Не из-за развода, а из-за того, что она нарушила правила. Основное правило: в саду должно быть все совершенно и никто не позволит, чтобы там существовала какая-то улитка. А ты бы только видела ее мужа — Родни Сторнуэя. Огромная жирная улитка, да и только. Фу.
— Стой ровно, — скомандовала Бонни, — вот так. — Она воткнула последнюю иглу. — Слезай и посмотри.
Тереза спорхнула со стула и приземлилась на ковер.
Через мгновение в дверях появился Саймон Бартоломью.
— Тереза! — прорычал он. — Что за… Тереза! — уже неуверенно пролепетал он.
Она улыбнулась ему.
— Тебе нравится мое платье, папуля?
Она медленно повернулась, а пышная юбка взлетела и слегка поднялась на сквозняке. Бонни собрала волосы и сделала из них пышную прическу: золотая заколка сдерживала густую черную копну. Плечи были оголены. Нежная белая кожа контрастно выделялась на красно-золотистом шелке. Платье было присобрано и подчеркивало талию девушки, а благородные складки ниспадали к ногам.
— Великий Боже! — Саймон откашлялся и подошел к дочери. — Я было подумал, что увидел свою маму. — Он взял ее руку. Его глаза были полны слез. — Она была такой красивой в молодости… — Но тут он взял себя в руки.
— Бонни сшила для меня платье.
— Хорошо, возможно, сэкономили пару долларов. Но прошу вас, не топайте, как слоны, когда я пытаюсь уснуть в библиотеке.
— Не будем, папа. — Тереза поцеловала его в щеку.
Взволнованный, он уставился на дверь.
— Боже мой, дитя мое. Не надо. — И он удалился в свое убежище.
— На самом деле он мягкий.
За два часа до отъезда на вечеринку к Сиборнам Бонни в последний раз придирчиво осмотрела парчовое платье.
— Мне необходимо ехать? — спросила она Терезу.
— Да, конечно. Я буду держаться за твою руку, а если стану вести себя слишком шумно, ты дернешь меня. — Тереза была непреклонна.
— Ну а если все будет нормально, можно я попрошу Джона, чтобы он отвез меня домой пораньше? Иначе мое скучное лицо тебе все испортит. Твой Энгус может подумать, что я какое-то стихийное бедствие из Америки. Еще наберешься от меня чего дурного. Это разобьет его надежды о рождении сына, и что тогда?
Тереза засмеялась.
— Всего пару недель в Лондоне, и с тобой уже весело. Теперь ты не такая отсталая, какой приехала.
Бонни посмотрелась в высокое зеркало в комнате Терезы. Несмотря на темные круги под глазами, ее, казалось, подхватил водоворот жизни. Бонни надела простое белое платье, которое сама сшила, и маленькое бриллиантовое колье на шею. Она посмотрела на ноги.
— Мой загар сходит.
— Ты всегда красива, ты такой родилась.
Бонни обняла Терезу.
— Все рождаются красивыми. Это находится внутри каждого из нас. Просто кому-то везет больше. Сегодня твой вечер, — напомнила она Терезе.
— О Боже, я так на это надеюсь, — сказала Тереза, садясь в машину. — Бонни, я хорошо выгляжу? Только честно скажи.
— Честно, да, — успокоила ее Бонни, — только запомни: прохаживайся медленно и не кричи. Если он пригласит тебя танцевать, не толкайся.
— Обещаю.
— Ладно, я присмотрю за тобой. А если я трону тебя за плечо, это значит, что ты говоришь слишком громко.
— Хорошо. Господи, я так нервничаю!
Дом на Кадоган-сквер поразил Бонни. Горничные в черных платьях принимали у гостей пальто. В большом мраморном зале в два ряда стояли лакеи. Зал украшали огромные колонны, а потолок был разрисован золотыми листьями. Богато украшенные двери вели в просторный танцевальный зал.
— Я даже не думала, что Сиборны будут устраивать такой роскошный прием, — прошептала Бонни.
— О да, это лучшая вечеринка года. Забыла сказать тебе, что мать Анжелы — не англичанка. Отец леди Сиборн был грязным торговцем и имел миллионы. Какой позор! А она еврейка. Лорду Сиборну было на все наплевать, и он женился на ней.
Бонни нахмурилась:
— Как ты думаешь, что чувствовал ее отец, когда она выходила замуж не за еврея?
— Даже забавно, что ты об этом подумала. Это было что-то удивительное. Ее родители страшно переполошились. И вот она выходила замуж за человека почти из королевской семьи, а ее отец, по сути дела никто, поносил Сиборнов.
Бонни была в восхищении. Она пыталась вспомнить мать Мици и представить, что сказала бы та в таком случае.
До того, как прозвучали их имена, Бонни увидела высокого черноволосого мужчину, разговаривающего с пожилой дамой у камина. Это было подобно электрическому разряду. У нее онемели руки и подкосились ноги. «Боже! Я увидела его! Он здесь!»
— Мисс Тереза Бартоломью и мисс Бонни Фрейзер, — объявил мажордом.
— Идем, Бонни, — нетерпеливо пробормотала Тереза, в то время как Бонни стояла, будто парализованная. — Идем, нам нужно поздороваться.
Бонни послушно кивнула. Они поздоровались с леди Сиборн.
— Тереза, — прошептала Бонни, — я увидела его.
— Кого?
— Мужчину, которого ждала всю жизнь. Он здесь. Я не могу в это поверить. — Бонни била дрожь.
— Эй, ты в порядке? Ты выглядишь так, как будто сейчас потеряешь сознание. Держись. Пойдем сядем. — Тереза медленно вела ее по залу, а Бонни искала того мужчину глазами. Вдруг Тереза потянула ее за руку.
— Смотри, — она наклонила голову вправо. — Это Энгус.
Это был тот самый незнакомец, которого приметила Бонни. Лицо Терезы озарилось радостью.
— Энгус! — окликнула она и исчезла в толпе. Назад она вернулась вместе с ним. — Энгус, хочу познакомить тебя со своей кузиной Бонни Фрейзер из Бостона.
Энгус протянул ей руку. Бонни смотрела в пол, не зная, что делать. Затем подала свою руку и взглянула в его глаза. Они горели на бледном лице, как огоньки, и Бонни растерялась. Она никогда ничего подобного не чувствовала ни к одному мужчине. Его пылкий взгляд сразу же напомнил Бонни ее отца. Боль от потери отца, которая сидела в ее сердце многие годы, сменилась другой болью — она знала, что Энгус принадлежит Терезе. Бонни осознавала, что не сможет предать свою подругу.
Энгус рассматривал незнакомую девушку. Высоко ценивший свою мать, он никогда еще не испытывал большого желания обладать какой-нибудь женщиной. Но теперь он впервые почувствовал необходимость не только обладать женщиной, но и затянуть ее в свою темную мятежную душу, душу человека, лишенного надежды на спасение. Он вспомнил эти слова. Их сказала проститутка из публичного дома в Риме.
— Вы собираетесь здороваться? — Тереза была сильно удивлена.
Бонни и Энгус стояли и молча смотрели друг на друга.
— Ну, что у нас тут? — К ним подошли Джон и Анна. Ему не понравилось, как Энгус смотрит на Бонни. Джон, как будто защищая Бонни, положил ей руку на плечо. Бонни, сбитая с толку этим жестом, обернулась и растерянно улыбнулась. Какую-то долю секунды ей казалось, что она была в долгом путешествии. Она уже навсегда потеряла покой из-за этого человека. Она чувствовала пустоту, которую мог заполнить только ее избранник. Невидимая окружающим тонкая нить связывала их. А Джону не терпелось поскорее увести Бонни. Он коснулся ее руки.
— Я хочу познакомить тебя с моим хорошим другом, Зейкервелем. Он прекрасный дизайнер. Идем. Хватит думать.
Бонни повернулась, чтобы уйти. Она не могла предать Терезу. Она знала, что если останется, Энгус пригласит ее на танец. «Моя жизнь, жизнь Бонни Фрейзер из Мерилла, штата Пенсильвания, закончена». Уходя от своего счастья, она оглянулась. Перед Энгусом стояла Тереза, но Бонни видела его лицо: он смотрел на нее и улыбался. Последнее, что она заметила, — его лучезарная улыбка, которую не портил даже сломанный передний зуб, и грустные черные глаза, полные отчаяния. У Бонни хватило выдержки, чтобы не помчаться оттуда, сломя голову.
— Джон, ты не будешь возражать, если я попрошу отвезти меня домой? — спросила Бонни.
— Совсем нет. Только отведем Анну к Зейкервелю и поедем.
Зейкервель был невысокого роста с золотистыми волосами.
— Джон, дорогой, как приятно тебя видеть. Давай напьемся. — Он отчаянно замахал официанту рукой. — Принесите шампанского, — властно распорядился он.
— Нет, мне нужно отвезти Бонни домой. Она плохо себя чувствует.
Зейкервель внимательно посмотрел на девушку.
— А, женщина влюбилась. Да, это болезнь, — сказал он, взяв Бонни за руку. — Оставайся с Джоном, и у тебя не будет никаких бед.
Бонни вспыхнула, а Анна, стоявшая рядом, засмеялась.
— Запомни мои слова, — зловеще проговорил он, — у тебя взгляд женщины, которая продала душу дьяволу.
— Эй, — Джон поднял руку, — она только что познакомилась с Энгусом.
— Энгус Макфирсон? Да, это гораздо серьезнее, чем я думал. Бонни, дорогая, это и есть тот самый дьявол, поверь мне. — Он покачал головой. — Много раз мне приходилось утешать женщин, умирающих от любви к нему, — произнес он угрюмо. — Послушай меня, развращенного, падшего человека, — держись от него подальше.
Бонни улыбнулась.
— Вам не стоит волноваться. За ним гоняется Тереза.
Джон вздохнул:
— Она совсем другой человек. Он волочится за юными и невинными. В общем, поехали домой. Зейкервель, ты присмотри за Анной, хорошо? Спасибо.
По дороге домой Джон заговорил еще более серьезно.
— Послушай, Бонни. Я не волнуюсь о том, что Тереза гоняется за Энгусом, потому что она не интересует его. Но ты как раз тот тип женщины, который ему нравится. Я на два года моложе его, но мы учились с ним в одной школе. Он просто дикий. Многим из нас приходилось драться, чтобы защитить себя, но с ним все было не так. Казалось, он не чувствителен ни к какой боли. Он стал спать с местными девочками с тринадцати лет. Ходили слухи, что его отец занимается чем-то ужасным, и родственники забрали Энгуса от отца. С тех пор он живет с тетей и дядей в Лондоне.
Бонни чувствовала, что она потерялась во времени, не может ничего воспринимать, и хотя машина уже унеслась на большое расстояние от ярко освещенного дома Сиборнов, от человека с горящими глазами, который похитил ее душу, она чувствовала натяжение той невидимой нити где-то глубоко в сердце.
— Может быть, ему нужна моя любовь, — серьезно сказала она. — Тереза говорила, что у него нет матери.
Джон кивнул:
— Нет. На охоте произошел несчастный случай, но многие до сих пор думают, что ее убил муж. Я тоже в это верю. Он на такое способен, я его однажды видел. — И Джон вздрогнул.
Бонни взглянула на него.
— Интересно, боится ли Энгус, что станет таким же, как отец?
— То, как он живет, подтверждает, что да, — Джон нервно засмеялся. — Но я не должен представлять тебе его таким плохим, а то ты начнешь его жалеть.
— Я уже жалею. Мне всегда жаль таких людей, — ответила Бонни. «Ему нужна женщина, которая сможет принять его боль на себя», — подумала она, а вслух сказала:
— Будем надеяться, что Тереза сможет ему помочь.
Джон опять засмеялся:
— Тереза замахнется на него кулаком, а он тут же ударит ее. Энгус запросто ударит женщину, — Джон покачал головой.
Бонни была потрясена.
— Не могу представить, что он может ударить женщину, даже если она провоцирует его на это. Я имею в виду, что никогда не видела, чтобы отец бил мать, а вот она точно знала, как унизить его. А если бы она вышла замуж за кого-нибудь с меньшим самообладанием, ее бы били, она этого заслуживала.
Джон остановил машину у дома.
— Нет, Бонни. Ты не права. Ни один мужчина не должен бить женщину ни при каких обстоятельствах. У мужчины всегда есть выбор. Ты можешь ударить либо уйти.
Бонни покачала головой.
— Ты не знаешь мою мать.
— Не знаю. Но из того, что ты рассказала мне, я понял, что твой отец со многим мирился, но все равно было бы неправильно, если бы он бил ее. — Джон притянул ее к себе за плечи и поцеловал в лоб. — Ну вот мы и приехали. Спи хорошенько и забудь об Энгусе.
— Спасибо, что привез меня. — Бонни похлопала его по руке. — Я так тебе признательна.
— Спокойной ночи. До пятницы. Я пообещал Уинни, что мы приедем к ней вечером, — Джон улыбнулся. — Я так этого жду, мы там будем одни, без семьи.
— Это будет чудесно, — улыбнулась Бонни и пошла в свою комнату.
Она закрыла за собой дверь и перевела дыхание. «Если я стану дышать реже и глубже, может быть, дрожь пройдет», — думала она. Она приложила руку к груди и слегка помассировала ее. На какое-то мгновение ей стало легче, но потом она снова задрожала. Ей казалось, что неведомая маленькая птица бьется у нее внутри. Бонни подошла к кровати и легла. Но напряжение не проходило. Она вскочила и заметалась. Села за ночной столик и стала вспоминать, как Энгус улыбался ей. Сначала она вспомнила щербинку на зубах. Скорее всего, ее появление связано с футболом. Затем она вспомнила его глаза. «Я могла бы сделать его взгляд мягче, нежнее», — думала она и представляла себе, как целует его веки. Затем вспомнила его губы, полные губы, уголки которых опущены вниз. «Ну прямо как у маленького мальчишки, которому не дают то, что он хочет. Я могла бы дать ему все, что он пожелал бы, и уголки его губ сразу же поползли бы вверх». Она представила, как целует эти губы.
Бонни вспомнила его черные, как смоль, волосы, которые оттеняли белизну кожи, она представляла, как гладит эту голову своими руками. Бонни вспомнила его длинные пальцы. Посмотрев на свою руку, Бонни обнаружила, что сжимает в ладони черную волосинку. Она мечтала о том, как его стройное тело будет лежать рядом с нею. Бледная кожа его тела покрыта густым чувственным волосом.
Бонни никогда не испытывала такой тоски по мужчине.
«Ни один мужчина в жизни не существовал для меня, ни один не будет существовать, — прошептала она. — Только он. Только Энгус. Великий Боже, — молила она, — помоги мне заполучить его. Помоги мне выйти замуж за Макфирсона. Обещаю, что буду вечно любить его. Со мной у него не будет ни одного горестного дня. Я знаю, что могу сделать его счастливым. Помоги мне выйти за него замуж».
Она горячо молилась, забыв обо всем, и вдруг вздрогнула от сильного раската грома, который сотряс дом. Бонни открыла окно. Крупные капли дождя молотили по земле.
Она подставила руку под дождь и воскликнула:
— Боже, я надеюсь, что ты говоришь «да».
И в это же мгновение молния вдруг осветила крышу дома напротив.
