Глава 15
— Он хочет заставить меня вернуться вместе с ним, — мрачно заявила Кэрри. Она сидела рядом с Джошем в гостиничном номере, ожидая, пока ‘Ринга вымоется.
— Может, ты перестанешь повторять это снова и снова? Меня это уже начинает раздражать. И как же ты себе это представляешь? Он завернет тебя в одеяло и похитит? Это, пожалуй, единственный возможный для него вариант, чтобы попытаться отнять тебя у меня. Но даже тогда я обязательно приеду и тебя вызволю.
Кэрри, сидя на тахте, смотрела на вытертый пыльный ковер.
— Мы должны заставить его поверить, что у нас все в порядке. Нельзя позволить ему догадаться, что в наших взаимоотношениях есть проблемы.
— У нас нет проблем.
Кэрри взглянула на него:
— Если не считать того пустячка, что у тебя уже есть жена и ребенок, которого я ношу под сердцем, зачат во грехе. Ты не знаешь ‘Рингаа так, как его знаю я. Он высокоморален по природе и будет просто в ужасе, когда узнает правду.
Джош застонал.
— Думаю, ты просто неверно судишь о своем брате. Я полагаю, что ничто человеческое ему не чуждо.
— Ха! Если ‘Рингау и ведомы человеческие чувства, то он тщательно скрывает это.
Услышав подобное заявление, Джош от души расхохотался.
— По-моему, твой брат отнюдь не скрывает своих чувств. Он безумно любит тебя, и когда речь заходит о тебе, он делается мягче воска. Он даст любимой сестренке все, чего она только ни пожелает. Даже если ты захочешь выйти замуж за трубочиста, он не будет возражать, если убедится, что ты будешь счастлива.
— Ты ничего не знаешь! — резко оборвала его Кэрри. — ‘Ринга — это…
— Так что такое ‘Ринга, моя милая сестра? — поинтересовался вошедший в комнату ‘Ринга. Он был гладко выбрит и одет в костюм, который сидел на нем как влитой, в то время как Кэрри и Джош выглядели довольно усталыми и помятыми.
— Ты мой самый любимый брат! — Тут Кэрри поднялась на цыпочки и чмокнула его в щеку.
— Прекрасно яблоко, но сгнило изнутри. Как часто под поверхностью невинной таится зло… — процитировал ‘Ринга.
— Что это?
— Шекспир. Ты бы не спрашивала, если бы потрудилась в свое время закончить школу. Мы уже можем идти обедать?
Кэрри и Джош шли впереди, ‘Ринга за ними.
Вчера вечером Кэрри послала одну из своих служащих в гостиницу, чтобы отель «Вечность» как следует подготовился к их визиту. Теперь Кэрри было любопытно, как-то их встретит это заведение.
Столик на троих был накрыт в нише у окна, и если бы Кэрри так не нервничала, увиденное могло бы ее немало позабавить. Обычно официанты выглядели так, словно их только что выволокли из постелей. — Теперь же они были во всеоружии: в костюмах — правда, большинство из них, судя по внешнему виду, были взяты напрокат; через руку у каждого официанта была перекинута салфетка — на французский манер. Однако салфетки были мятыми и явно не блистали чистотой.
Как только они уселись, официант, взяв бокал ‘Рингаа, наполнил его вином, потом, заметив, что в стакане плавает какой-то мусор, выплеснул все содержимое и налил заново. Но Кэрри видела, что на поверхности жидкости болтаются кусочки пробки, а на дне бокала собирается осадок. Когда ‘Ринга пригубил напиток, Кэрри затаила дыхание.
Она ожидала, что брат, как это часто бывало дома, объявит, что такую дрянь просто невозможно пить.
Но вместо этого ‘Ринга улыбнулся официанту:
— Хорошее вино — хороший друг, Но берегитесь злоупотребленья!
Официант, помогавший на конюшне, когда в отеле не было постояльцев, разумеется, не мог по достоинству оценить реплику ‘Рингаа, но он улыбнулся в ответ. Вскоре на столе стали появляться блюдо за блюдом.
Кэрри уронила кусок с тарелки.
— Как вы зарабатываете на жизнь, мистер Грин? — спросил ‘Ринга.
Глядя на Джоша, Кэрри замерла. Одно дело — уверять Джоша, что ее брата деньги совершенно не волнуют, и совсем другое — сталкиваться лицом к лицу с мужчинами, которые столько внимания уделяют деньгам. Она надеялась, что у Джоша хватит благоразумия, чтобы… скажем, выставить свою ферму в наиболее радужном свете.
— Я выращиваю червяков, — заявил Джош. — У меня целые червячные питомники.
Кэрри издала нечто вроде всхлипа.
— Понятно, — не удивился ‘Ринга. — Что-нибудь еще?
— Еще жуков, чудные посевы сорняков, но главная моя специальность — кукурузные черви. Такие толстые зеленые симпатяги. Они пожирают все, что я успеваю вырастить.
— О, сорная трава, чей вид ласкает взор,
А запах сладок и бередит душу…
О, лучше б не создал тебя Господь…
Кэрри не обратила внимания на поэтические излияния ‘Ринга.
— ‘Ринга, это неправда, что Джош выращивает только сорняки и червяков. По крайней мере, это не совсем правда. Джош многое умеет делать как следует.
Оба мужчины повернулись к ней с одинаковым выражением интереса на лицах.
— Умоляю, любовь моя, скажи, что я умею делать? — спросил Джош.
Кэрри, прищурившись, взглянула на него. Он воспринимал все происходящее как шутку. Когда им приходилось иметь дело с братом Джоша, тут все было серьезно, но теперь перед Джошем сидел ее брат, с которым было так же трудно справиться, как с Хайремом, но он не хочет этого понять и просто сидит и паясничает.
— Он очень любит своих детей, — сказала Кэрри. — И он любит меня, а я люблю его.
Джош улыбнулся ‘Рингау:
— У нее нет никаких оснований для любви ко мне, но она все же дарит мне ее.
‘Ринга тоже улыбнулся:
— Раз мне он кажется прекрасным,
Он хорош. Увы, лишь так судить
Способен разум женский.
— Точно так, — согласился Джош. — Еще немного этого восхитительного напитка, шурин?
‘Ринга поднял свой бокал:
— О дух вина! Для нас ты безымянен.
Мы дьяволом должны б тебя назвать.
— Что с тобой случилось, ‘Ринга? — раздраженно произнесла Кэрри. — Ты что, сам не можешь придумать, как поддержать разговор, и поэтому цитируешь эти ужасные стихи?
‘Ринга, казалось, был преисполнен жалости к себе:
— Ее слова разят, — каждое — удар.
Когда б дыханье отравляло воздух,
Как отравляют все ее слова,
Никто бы из живущих не посмел
С ней рядом встать.
И звезды бы померкли…
— Прекрати! — Кэрри стукнула кулаком по столу. — Что с тобой происходит?
‘Ринга потряс головой, словно пытаясь отогнать наваждение и прояснить свой разум.
— Не знаю. С той самой минуты, как я покинул дилижанс, у меня в голове вертятся все творения Шекспира, которые я когда-либо слышал. А в ванной я пытался вспомнить наизусть всего «Гамлета».
— Дома будешь вспоминать, — яростно оборвала его Кэрри. — А сейчас я бы хотела пообщаться с моим братом и мужем, а не какими-то актерами на вторых ролях.
‘Ринга открыл рот, собираясь процитировать что-то еще, но быстро его закрыл. Потом он совершенно серьезно произнес:
— Мы, кажется, говорили о твоем муже. Если мне не изменяет память, речь шла о червяках.
— И о сорняках, — добавил Джош.
Кэрри смотрела на них обоих, не понимая, что происходит. Ее так и подмывало встать и уйти.
Два самодовольных болвана. Такими только и могут быть мужчины, уверенные в своем превосходстве уже потому, что они родились мужчинами.
Протянув руку через стол, ‘Ринга пожал пальцы сестры.
— Извини, сам не знаю, что со мной. Затмение какое-то. Но это уже прошло. Я больше не буду. А теперь расскажи о себе, о том, чем ты занимаешься.
— Я уже рассказывала тебе про Джоша. И про его ферму. — Несмотря на то что Кэрри убеждала Джоша, что ее брата финансовое состояние дел нового родственника совершенно не волнует, она слегка беспокоилась, что от хозяйства Джоша ‘Ринга все-таки будет не в восторге. — Кстати, о Джоше. — Кэрри просияла. — Знаешь, Джош так же хорошо умеет читать вслух, как Мэдди — петь.
‘Ринга посмотрел на Джоша с уважением:
— Правда? Это о многом говорит.
— А кто такая Мэдди? — спросил Джош.
— Это жена ‘Рингаа. Ее знает весь мир под именем Ла Рейна.
Теперь настала очередь Джоша уважительно взглянуть на ‘Рингаа, ибо Ла Рейна была одной из величайших оперных певиц во всем мире.
— Я восхищен вашим выбором. Поздравляю. Иметь такую жену — большая честь. Я много расслышал, как она поет. В Париже, Вене, Риме. Где бы она ни выступала, я обязательно отправлялся туда.
— Я и не знала, что ты везде побывал, — сказала Кэрри, но Джош не обратил на ее слова внимания.
— Благодарю, — ответил ‘Ринга. — Она — замечательная женщина и… — Тут его глаза расширились. — Постойте, вы читаете вслух. Вы…
Одним неуловимым движением Джош опрокинул бокал ‘Рингаа и разбил его, помешав брату Кэрри закончить фразу. Глядя на беспорядок, воцарившийся на столе, Кэрри не заметила, как ее муж умоляюще посмотрел на ‘Рингаа, заклиная того молчать.
Когда Кэрри оставила свои попытки вытереть со стола разлитое вино, она почувствовала, что обстановка за столом чем-то неуловимо изменилась, но не могла понять, что именно ее насторожило.
Создавалось впечатление, что мужчины объединились в некий тайный клуб, но ее туда допускать не собирались; как будто за эти несколько секунд они умудрились стать закадычными друзьями.
Все оставшееся время они беседовали между собой, не вовлекая в разговор Кэрри. Они обсуждали города, где оба побывали, пьесы, которые оба видели, гостиницы, их кухню и вина.
Весь обед Кэрри просидела молча. Она была здорово задета и не понимала, почему эти двое обращаются с ней так, словно она слишком юна и неопытна, чтобы разговаривать с ними на равных.
Наконец час расставания настал.
— Я бы хотел увидеться с вами завтра, — сказал ‘Ринга. — Может быть, в полдень на вашей ферме? Бракосочетание назначено на пять часов, так что у меня будет время познакомиться с вашими детьми. Скажите, — спросил он, обращаясь к Джошу, — они похожи на вас?
Кэрри почувствовала, что в этот вопрос брат вкладывал какой-то особый смысл. Но какой?
Она была не в состоянии понять.
— Они — просто моя копия. Только более талантливы.
Казалось, этот ответ немало удивил ‘Рингаа.
К тому времени, как Кэрри и ее муж попрощались с ‘Рингаом, пожелав ему спокойной ночи, она успела смертельно разобидеться и на того, и на другого.
Когда Джош взял ее руку в свою, он думал о чем-то своем и, казалось, даже не заметил, как Кэрри сердита. Он не обратил внимания на то, что она не желает с ним разговаривать.
— Я одолжил повозку у Хайрема, — сказал он. — Она внизу. Я думаю, тебе стоит поехать со мной домой.
Первой мыслью Кэрри было сказать ему, что она остается в своем магазине в городе, но ей очень хотелось повидать детей и сказать им, что все уладилось и она остается в Вечности. Она может навсегда рассориться с их отцом, но завтра она выйдет за него замуж — если его нынешняя жена все-таки даст ему развод.
Джош вывел со двора повозку, помог Кэрри забраться в нее и всю дорогу говорил, не умолкая.
Он на все лады расхваливал ‘Рингаа, называя его просто чудным парнем, таким образованным, умным, воспитанным.
— Догадываюсь, ты от него в таком восторге потому, что он знаком с теми людьми, которых знаешь ты, что он был там же, где побывал и ты. Кстати, я и не знала, что тебе довелось в своей жизни столько путешествовать. — В голосе Кэрри слышался плохо скрытый сарказм.
Но Джош, казалось, не уловил насмешки. Он вообще даже не слушал ее. Он продолжал твердить о том, какой хороший человек ‘Ринга. Идеал мужчины.
— Такой человек, как он, способен и великолепно ездить верхом, и метко стрелять, и цитировать Шекспира, и ухаживать за женщиной — и все это одновременно.
Услыхав это, Кэрри заявила, что ее, кажется, сейчас стошнит.
— Это из-за ребенка? — озабоченно спросил Джош, готовясь придержать лошадей.
— Это из-за тебя!
Улыбнувшись, Джош взмахнул кнутом.
Прежде чем поехать домой, они завернули к Хайрему, чтобы забрать детей. Кэрри оставалась в повозке, а Джош зашел за детьми в большой, чистый и чопорный — ни цветочка во дворе! — дом брата. Немного погодя он вынес на руках спящую Даллас, сонный и вялый Тем плелся за ними. Кэрри приняла девочку у Джоша, а Тем, забравшись в повозку, уютно свернулся калачиком рядом с Кэрри.
— Ты собираешься уехать или остаться? — зевая, спросил Тем.
— Остаться, — ответила Кэрри.
Тем кивнул так, будто считал, что она в любую секунду может передумать.
Дома Джош проводил детей вверх по лестнице в их спальню и вернулся вниз. Зевая, он вошел в комнату Кэрри.
Она встретила его в дверях:
— Что это ты тут забыл?
— Вообще-то я собираюсь лечь спать.
— Но только не в этой комнате, — твердо сказала она.
Джош вздохнул:
— Кэрри, любовь моя, мне сейчас не до шуток. Я устал и не хочу спать на узкой койке рядом с Даллас. Пожалей меня.
— Ты не будешь этой ночью спать со мной. Мы не женаты. По закону ты являешься мужем другой женщины. Если мы сегодня проведем ночь в одной постели, это будет не что иное, как супружеская измена.
— Но я был и раньше женат на другой, а мы спали вместе.
— Я не знала об этом.
Джош придвинулся ближе. Сонного выражения на его лице как не бывало. Теперь перед Кэрри стоял роковой обольститель.
— Кэрри, любимая, но мне же нужно где-нибудь спать. Не будь такой немилосердной.
— Ты устал целый день выращивать червяков?
Или весь вечер болтать с моим братом, игнорируя при этом меня?
— Кэрри, золотко, — умоляюще произнес Джош, пытаясь погладить ее по щеке.
— Не трогай меня! — И Кэрри захлопнула дверь перед его носом.
Когда Джош начал укладываться на узкую койку рядом с Даллас, девочка сонно пробормотала:
— Я же говорила тебе, что Кэрри захочет оставить большую кровать для себя одной.
Наутро Кэрри еще крепко спала, когда Джош позволил детям войти в ее комнату, чтобы разбудить ее. Но вместо того чтобы, как обычно, прыгнуть на ее постель, дети тихонько улеглись рядышком, вместе с Чу-Чу и Кэрри, и мирно уснули.
Джош, стоя в дверях, пил преотвратительнейший кофе и с любовью смотрел на свою семью.
Правда, к собаке он нежных чувств не питал, но даже к ней уже привык.
Вчера вечером за обедом он прекрасно понимал, что Кэрри на него сердится, хоть она этого и не заметила. Возможно, и не стоило дразнить ее, но ему приятна была ее ревность. Женщины и раньше ревновали его к другим, но сами эти дамы ничего для него не значили. Они не любили его как человека, они любили в нем того, кем, как они думали, он был. Некоторые из них пытались воздействовать на него через детей, но дети были очень проницательны и всех этих особ откровенно недолюбливали.
А сейчас он глядел на Кэрри и ребятишек — это была куча мала. Невозможно было определить, где кто. Он их всех очень любил. Он обожал Кэрри. Да, она была права — и он, и дети нуждаются в ней.
Он улыбнулся. Теперь все будет хорошо. Он был убежден в этом. Все, что ему оставалось, — уладить дела с Норой. Тогда он будет свободен.
Словно услышав его мысли, Чу-Чу выпрыгнул из-под одеяла и громко затявкал. Снаружи послышался шум подъезжающего экипажа. Лицо Джоша исказилось, когда он повернулся к входной двери. Это ведь не-может быть Нора?
Кэрри проснулась от лая Чу-Чу, но не сразу сообразила спросонья, где находится.
Тем тоже поднял голову:
— Кто это там?
Они слышали, как экипаж остановился перед домом, слышали, как кучер покрикивал на лошадей.
— Надеюсь, что это не дядя Хайрем, — пробормотала Даллас. — А то мы скажем ему, что Кэрри здесь, он испугается и убежит.
Смеясь, Кэрри принялась щекотать Даллас.
Тем вышел, но через секунду вбежал обратно, белый как мел.
— Это мать, — прошептал он.
Кэрри, выпрямившись, села в кровати. Она думала об этой женщине только как о жене Джоша, а не как о матери детей. Может, они так будут рады увидеть родного, близкого человека, что мигом забудут о ней, о Кэрри? Кэрри кляла себя последними словами за то, что подобная мысль так удручает ее. Ведь эта женщина — их мать, и, разумеется, они не могут не любить ее.
— Идите, идите к ней, — настаивала Кэрри.
Но Даллас забралась к ней на колени, а Тем продолжал стоять в дверях.
В эту самую минуту входная дверь с грохотом распахнулась, и хоть Кэрри и не могла видеть гостью, она, казалось, физически ощутила ее присутствие. Создавалось впечатление, что эта дама заполнила собой весь крошечный домик.
— Где же они? — звала та. — Где мои милые крошки?
Прежде чем Кэрри успела попросить Тема прикрыть дверь комнаты, чтобы эта женщина не увидела ее сидящей на постели в одной ночной сорочке и с распущенными волосами, Нора ворвалась в спальню.
Она была крупной женщиной, высокой и ширококостной. Белая кожа, темные глаза, яркие губы, черные волосы — трагически красивое лицо. Нора была одета в дорогое платье из черной и красной парчи, и наметанный глаз Кэрри определил, что ее талия затянута в корсет до двадцати дюймов. За такую грудь, какая была у нее, многие женщины отдали бы несколько лет жизни.
Джош как-то обмолвился, что его жену нельзя было назвать красивой. Да, эта женщина не была красива. Она была прекрасна. Ослепительна. Это была женщина, из-за которой мужчины теряют головы. Женщина, которой посвящают стихи и песни.
Пока Кэрри в безмолвном удивлении взирала на соперницу, Тем придвинулся ближе к ней. Одной рукой Кэрри обняла мальчика, а другой прижала к себе Даллас, сидевшую у нее на коленях. Даже Чу-Чу притих.
— Боже, какая… домашняя картина. Скажи, Джош, неужели все твои нынешние… дамы спят вместе с тобой и нашими детьми?
Кэрри хотела сказать что-нибудь в свою защиту, но слова не шли с языка. Не говорить же, что муж этой женщины является и ее, Кэрри, мужем.
Дети молча смотрели на свою мать.
— Подойдите же, дорогие мои, и поцелуйте свою мамочку.
Все так же молча дети послушно подошли к матери. Наклонившись, Нора позволила им поцеловать свою щеку, но не обняла детей. Она даже не дотронулась до них.
— А кто твоя маленькая подружка? — спросила Нора Тема, кивком указывая на Кэрри.
— Это наша новая… В смысле она и папа поженились.
— Неужели? Как интересно. — Повернувшись, Нора смерила взглядом Джоша, стоявшего позади — Дорогой, я как будто не очень разбираюсь в законах, но у тебя, кажется, теперь сразу две жены. Разве это разрешено?
— Мы должны дать Кэрри одеться. — Джош повел свою красивую, роскошную, божественную жену к выходу.
Кэрри быстро оделась и вышла в гостиную.
Джош и его жена сидела за столом, склонив головы друг к другу.
Отодвинувшись от мужа, Нора оценивающе оглядела Кэрри с ног до головы.
— Ну разве она не прелесть? Правда, Джош, она милашка. Джош, где ты только нашел такую?
— В пруду среди головастиков, — сквозь зубы процедила Кэрри и направилась к выходу.
Догнав ее, Джош обнял Кэрри и отвел обратно к столу. Не отпуская ее ни на секунду, он усадил ее на стул.
— Тем! — приказал Джош. — Принеси Кэрри кофе.
Поставив чашку с кофе перед Кэрри, он сказал:
— Кэрри, моя единственная любовь, я хочу представить тебе Нору.
— Твою жену, — невыразительно произнесла Кэрри и попыталась встать, но Джош крепко держал ее.
— О, Джошуа, милый, я вижу, что эта малютка на тебя дуется. Разве ты не рассказывал ей обо мне?
— У меня просто не хватало слов, чтобы точно описать тебя, — едко парировал Джош.
Нора, казалось, восприняла это как комплимент. Она коротко рассмеялась.
— Конечно же, ты не мог описать меня точно, дорогой. Хотя многие мужчины пытались это сделать. — Она снова повернулась к Кэрри. — Эта девочка слишком низкоросла для сцены.
— Она не актриса, — резко оборвал жену Джош. — Она — жена и мать, не более того.
— Как интересно… — протянула Нора. Ее тон не оставлял сомнений в том, что она уже имела о Кэрри вполне определенное мнение.
— Между прочим, я заведую магазином, — запальчиво произнесла Кэрри. Ее покоробило, что Джош отзывался о ней так, как будто она целыми днями висит над корытом со стиркой и не в состоянии думать ни о чем другом, кроме того, насколько чисто вымыты полы.
— Магазином? — Одна бровь Норы поползла вверх.
— Она покупает там платья. — Джош снова свел на нет все попытки Кэрри выглядеть внушительно. Она попыталась встать, но Джош удержал ее.
— Нора, дай мне бумагу, которую нужно подписать, и убирайся. Для тебя тут нет ничего интересного.
Услыхав это, Нора принялась ронять слезы в изящный кружевной платочек.
— Джош, ну как ты можешь быть таким злючкой по отношению ко мне. Я приехала только для того, чтобы еще раз увидеть детей. Я так скучала по ним. Я скучала по звуку их шагов. Мне не хватало их голосов. Даллас, доченька моя. Помнишь, как она просыпалась по ночам, когда ей снились страшные сны? Мне не хватало… — Нора зарыдала, не в силах продолжать.
Помимо воли Кэрри ее рука потянулась через стол к Норе. Кэрри знала этих детей совсем недолго, но она скорее бы умерла, чем рассталась с ними. Что же должна была чувствовать их настоящая мать, у которой их отняли? И почему Джош поступил так жестоко с женщиной, которую когда-то любил?
Джош перехватил руку Кэрри прежде, чем она коснулась Норы.
— Твое время истекло, — произнес он. — Ты начинаешь нас утомлять.
Кэрри застыла в изумлении, когда на лице Норы, за секунду до этого искаженном страданием, засияла улыбка.
— Но дорогой, мне ведь не с кем репетировать. Как я могу выступать без великого Темплетона?
Кэрри повернулась к Джошу, но тот смотрел на Нору.
— Я хочу видеть бумаги, — сказал он.
Нора слегка наклонилась вперед, положив руки на стол. Декольте ее было очень глубоким. Ни одна приличная женщина не появилась бы нигде днем в платье с таким вырезом. И было совершенно очевидно, что Норе не приходится подкладывать в корсет вату.
— Я потеряла их, милый, — промурлыкала она. — Они выпали у меня из платья.
Взглянув на Джоша, Кэрри увидела, что он впился взглядом в платье супруги, словно намереваясь все же поискать там документы. Кэрри встала вышла из дома и направилась под навес, который Джош величал конюшней. Когда Джош до гнал ее, она седлала старую конягу.
— Кэрри… — начал он.
— Не говори мне ничего. Ни слова. Тебе нечего сказать, дорогой. — Произнося последнее слово, Кэрри усмехнулась. — Не осталось ничего, о чем мы могли бы поговорить. Ты мне все время лгал.
— Тем, — тихо произнес он. — Даллас.
На глаза Кэрри навернулись слезы, и на секунду она прижалась лбом к седлу.
— Как ты смеешь-использовать детей, чтобы давить на меня?! — Она попыталась затянуть подпругу, но из-за слез не видела перед собой ничего.
Джош, подойдя ближе помог ей справиться с подпругой. Теперь он стоял совсем рядом.
— Ты можешь ехать. Я не буду тебя задерживать. Если для тебя не имеет никакого значения тот факт, что я люблю тебя и мои дети тоже, если для тебя ничего не значит наш общий ребенок, который вырастет без отца, уезжай. Я не держу тебя.
Кэрри уже начала залезать на лошадь, вдев ногу в стремя, как вдруг резко повернулась и налетела на Джоша, колотя кулачками его в грудь.
— Я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу! Понимаешь ты это? Я ненавижу тебя так же сильно, как люблю.
Джош сжал ее в объятиях и держал так до тех пор, пока у нее не прошел приступ ярости. Кэрри плакала.
— Она такая красивая, — всхлипывала Кэрри. — Самая красивая женщина, которую мне когда-либо приходилось видеть.
— Она как коралловая змея. Красива и смертельно опасна.
— Ты не думаешь так на самом деле. Иначе бы ты не женился на ней.
— Мне было девятнадцать лет, когда я совершил эту глупость. Я был просто дураком.
— Мне только двадцать, — всхлипнула Кэрри. — Разве это делает меня дурой?
— Нет, конечно. У тебя же хватило ума, чтобы полюбить меня.
Кэрри рассмеялась сквозь слезы, хотя смех этот больше напоминал нервную икоту.
— Вот это уже лучше. А теперь я хочу увести тебя отсюда, сесть и спокойное тобой поговорить.
— Поговорить? Ты хочешь поговорить со мной? С женщиной, которую ты все время обманывал, говоря, что любишь ее? Ты даже не потрудился рассказать мне то, что знают о тебе все — твоя… жена, дети, твой брат, даже мой собственный брат — все! И не смотри на меня так. Я ведь не слепая. Разве ‘Ринга проникся бы к тебе вчера такой симпатией, если бы он не знал о тебе чего-то?
Джош усадил Кэрри рядом с собой на кучу, соломы и обнял за плечи одной рукой.
— С чего я должен начать?
— Ты еще спрашиваешь? Меня? Как я могу сказать тебе, с чего ты должен начать, если я ровным счетом ничего не знаю? Кроме того, уверен ли ты, что располагаешь временем для беседы со мной? Может, твоя шикарная, бесподобная, блистательная супруга жаждет, чтобы ты поискал вместе с ней бумагу о разводе? Тебя, кажется, не придется долго упрашивать. Может, обвяжем тебе вокруг пояса веревку, которой мы вытаскивали Тема, и отправим тебя нырять за бумагами? Я прошу только об одном — разреши мне собственноручно завязать узел на этой веревке.
Джош прикрыл рот ладонью, чтобы Кэрри не видела его улыбки.
— У Норы есть Эрик. Ты его не видела. Шести футов ростом. Блондин. Обожает ее. Он на десять лет ее моложе.
— Она ведь и тебя старше, правда? — Это была первая приятная мысль, посетившая Кэрри с той секунды, как Нора вошла в дом.
— Намного, — признал Джош. — Ну а теперь чего тебе больше хочется: чтобы я рассказал о себе или позлословить насчет Норы?
— Я внимательно слушаю, — почти не задумываясь ответила Кэрри.
— Мои родители были актерами на вторых ролях, не слишком хорошими, хотя, я полагаю, мой отец мог бы играть гораздо лучше, если бы не выпивал по полгаллона чего-нибудь крепкого каждый божий день. Таким образом, до восьми лет я рос в костюмерных и комнатках в сомнительных отелях. Затем мой отец умер, и…
— Как он умер?
— Свалился с тротуара на проезжую часть и попал под повозку, груженную пивом. Думаю, если бы он мог выбирать, то пожелал бы себе именно такой смерти.
В голосе Джоша не звучало особой любви к отцу, Кэрри это прекрасно слышала.
— Моя мать изжила себя как актриса. Ей больше не было места на сцене. Вдобавок она также любила прикладываться к бутылочке. Она пыталась продолжать свою карьеру в театре, но ей не давали даже эпизодических ролей. Когда мне было десять лет, она, ответив на объявление в газете, отправилась в город Вечность, штат Колорадо, и вышла там замуж за вдовца, мистера Эллиота Грина. У него был маленький домик в городе и взрослый сын.
— Хайрем?
— Да, единственный наследник. — Губы Джоша слегка скривились. — Хайрем всегда был властным, грубым, напыщенным ослом. Все внимание и забота отца долгие годы были направлены на него одного, а тут появился конкурент. Поэтому он и невзлюбил меня сразу же. — Тут Джош улыбнулся. — Я очень привязался к мистеру Грину. Он был человеком добрым и порядочным и продолжал заботиться обо мне даже тогда, когда моя мать умерла после двух лет супружеской жизни с ним. Он сам умер, когда мне было шестнадцать, и его самодовольный сынок унаследовал все. Сразу же после похорон Хайрем пообещал, что, если я не буду его слушаться, он вышвырнет меня из дома. Я избавил его от этого труда. Не прошло и четырех лет, как я ушел сам.
— И чем ты занялся?
— Единственное, что я умел — играть. Я стал актером.
Он остановился, как бы предоставляя Кэрри возможность самой закончить его рассказ. Только тогда Кэрри вдруг припомнила фразу, сказанную Норой.
— Великий Темплетон, — произнесла Кэрри.
Взглянув на Джоша, она заметила, что он улыбается.
— Джошуа Темплетон, — повторила она. — Я слышала о тебе.
— О? — Джош приподнял одну бровь. Его самодовольный вид, казалось, говорил: «Конечно же, ты слышала обо мне. Обо мне слышал весь мир».
Это его выражение лица Кэрри не понравилось.
— Актер? — переспросила она, пренебрежительно глядя на него.
— Шекспировский актер. Лучший актер в мире. Величайший.
Кэрри не могла спокойно слушать, как он расхвастался. Она хотела встать и уйти, но Джош усадил ее обратно рядом с собой.
— Я думал, тебе будет приятно, — сказал он.
Кэрри аж задохнулась.
— Все это время я ломала голову, что такого ужасного ты мог совершить. Я думала, может, ты сидел в тюрьме за ограбление. Я гнала от себя мысль, что ты можешь оказаться даже убийцей. А ты на самом деле всего-навсего актер. — В последнее слово Кэрри вложила столько презрения, сколько могла.
— Не просто актер. — Джош был уязвлен и обижен. — Я — Джошуа Темплетон. Джо-шу-а Тем-пле-тон.
— А я — Кэрри Монтгомери. Кэр-ри Монт-то-ме-ри.
Джош расхохотался.
— Может, теперь ты объяснишь, зачем тебе понадобилось скрывать все это от меня? Зачем ты лгал мне? Зачем назывался чужим именем?
— Я думал, это окажется для тебя важнее.
Кэрри понадобилось время, чтобы осмыслить его слова.
— Ах ты, тщеславный павлин! Ты решил, если я узнаю, что ты — знаменитость, то буду любить тебя только за это? Ты не мог больше оскорбить меня и унизить.
Когда она в очередной раз попыталась встать и уйти, Джош начал целовать ее.
— Я еще не знал тебя по-настоящему. Раньше я не встречал таких, как ты. Обычно женщин притягивает показной блеск, внешние атрибуты.
— Тебе встречались только дурные женщины.
Он засмеялся:
— Согласен. Очень дурные. Но тем не менее все они были на седьмом небе от счастья. Они получали знаменитость, о которой мечтали, да и я не оставался внакладе, я…
— Только не трудись объяснять мне, что ты получал от них.
Вновь засмеявшись, он отодвинулся от нее.
— Я хочу тебе кое-что показать, — Покопавшись в соломе, вперемешку смешанной с рваной конской упряжью, он извлек оттуда маленький черный чемоданчик с инициалами «Дж. Т.» на крышке. Он открыл его, достал пакет, из которого вынул фотографии, и протянул ей. Это были снимки всемирно известного Джошуа Темплетона в гриме и костюмах Гамлета, Отелло и Петручио. Еще на одной фотографии он был изображен в смокинге, на другой — держал в руке шпагу и смотрел в объектив смело и пристально.
Кэрри несколько минут изучала фотографии, затем вернула их Джошу.
— Ну как? — Он жадно вглядывался в нее, ожидая ответа. Он так давно хотел рассказать ей о себе, о своей настоящей профессии, хотел, чтобы она узнала — он отнюдь не неудачник, что, если он и не был хорошим фермером, зато был прекрасным актером.
— Мне не нравится этот мужчина, — тихо произнесла Кэрри.
На секунду Джош потерял дар речи. Всем женщинам мира нравился Джошуа Темплетон. Все женщины, и в Америке, и в Европе, независимо от их роста, возраста, цвета кожи и семейного положения, сходили с ума по Джошуа Темплетону.
— Я не хочу ранить твою гордость, — деликатно начала Кэрри, — но этот господин на фотографии нереален. Знаешь, теперь я припоминаю, что у Юфонии дома было несколько подобных фотографий с твоим изображением. Все девицы сохли по тебе, но только не я.
— Тебе понравился тот печально улыбающийся мужчина с двумя детьми? — удивленно сказал Джош.
Кэрри улыбнулась ему.
— У того мужчины была душа. А у этого, — она указала на фотографии, — никакой души нет. У него в глазах пустота.
Тут Джош рассмеялся, привлек Кэрри к себе и крепко обнял.
— Я боялся, что, когда ты узнаешь обо мне всю правду, твои чувства ко мне изменятся. Когда ты приехала, я не мог думать ни о чем другом, кроме твоего прелестного тела, но я запретил себе до тебя дотрагиваться. Я был уверен, что как только ты увидишь, в какой помойке я живу, ты сразу сбежишь. — Он улыбнулся. — Мой богатый опыт прошлых лет свидетельствовал о том, что женщину легче всего заставить влюбиться в себя, используя шампанское и подарки в черных бархатных футлярах.
— А, насколько долговечна такая любовь?
— Обычно она продолжалась до тех пор, пока я не начинал раздевать даму.
Кэрри попыталась вырваться, но Джош держал ее крепко.
Он начал целовать ее в шею, а она изо всех сил старалась казаться равнодушной.
— Это ведь была не настоящая любовь, да? Расскажи мне о ней.
— О ком? — Губы Джоша постепенно двигались к ее плечу.
Кэрри оттолкнула его.
— О ней! Об этой корове. О женщине, с которой ты стоял в церкви перед алтарем и клялся, что будешь любить и уважать ее, пока смерть вас не разлучит. Об этой.
— М-м-м. Нора. Ну, ты сама прекрасно видела, чем она могла меня приворожить. — Как только эти слова сорвались с языка Джоша, он понял, что допустил оплошность. Кэрри снова рванулась прочь от него. — Мне пришлось жениться на ней. Она забеременела.
— Забеременела? Сама по себе? Так ей надо было внимательнее следить за тем, что она пьет, и прятаться, когда поблизости пролетал… аист.
— Ну ладно, мне было восемнадцать, когда я ее встретил. Я уже снискал кое-какой успех на театральном поприще, а она была признанной актрисой.
— И конечно, бедный маленький Джош совсем потерял голову.
Джош не мог удержаться от смеха.
— Я был влюблен в нее. Я женился на ней, и родился Тем, а потом…
— Тем! — воскликнула Кэрри. — Так как его настоящее имя?
— Джошуа Темплетон. Второй.
— А мы-то поначалу думали, что ты просто ошибся, когда писал его имя.
— После рождения Тема я отправился на гастроли, а Нора осталась дома с ребенком. — Он замолчал, а когда заговорил снова, в его голосе уже не было прежнего веселья: — Кэрри, я совершил в своей жизни много ошибок, но я за них горько расплачивался. Я изменял своей жене, а она изменяла мне, но я всегда любил своих детей. Я не питал никаких особых чувств ни к одной из женщин, с которыми… м-м-м… спал, даже к Норе, но я любил Тема с той секунды, когда он только появился на свет. Путешествуя по всему миру, я писал сыну каждую неделю, даже когда он был совсем дитя, а когда он научился ходить, я стал писать ему каждый день. Я посылал ему подарки. Я думал о нем, и я…
Он замолчал, смущенный тем, что позволил себе так открыто обнажить свои подлинные чувства.
Между теми проявлениями эмоций, которые он позволял себе показывать на людях, и тем, что он чувствовал на самом деле, лежала огромная пропасть.
— Я никогда не позволял никому узнать так много о себе, — тихо признался Джош. — Да, конечно, все знали, что у меня есть сын, но никто даже понятия не имел, насколько я люблю его.
— А Даллас?
Джош вздохнул.
— Я знал, что Нора мне изменяет, но это меня абсолютно не волновало. Она принадлежит к тому типу женщин, которые… — Тут он кашлянул. — Я не хотел жить с ней. Я посылал ей деньги и принимал за должное то, что она заботится о Теме. Я считал, что она любит его так же сильно, как и я. Но когда я играл Гамлета в Далласе, я застал ее в постели с другим мужчиной. Я решил, что Тем не заслуживает такой матери, и потребовал развода.
Он замолчал.
— Полагаю, ей удалось тебя отговорить.
— Да, и Даллас родилась спустя девять месяцев после этого. Нора дала ей это нелепое имя, чтобы постоянно напоминать мне, когда и где девочка была зачата. Я прожил с Норой еще два года после рождения Даллас, пока не понял, что мое терпение лопнуло и я должен избавиться от жены. — Он улыбнулся. — Странная вещь.. Когда Нора перестала привлекать меня как женщина, я понял, что она — довольно посредственная актриса.
— Серьезный недостаток.
— До этого времени я верил Норе, когда она убеждала меня, что заботится о детях. — Джош фыркнул. — Я думал, получить развод будет легко. Нора сама подала к нему повод. Развод по причине неверности жены не повредил бы и моей репутации. Я отдал Норе все состояние, накопленное мной, — видя, в какой бедности жили мои родители, я всегда тратил меньше, чем зарабатывал, — и просил только о том, чтобы мне предоставили опеку над детьми. Нора не возражала. Мне казалось, что провернуть все это будет легче легкого. Я уже нанял прекрасную гувернантку-француженку, она должна была заботиться о детях, пока я буду работать.
— А почему же все оказалось не так просто, как ты думал? Почему тебе пришлось жить на ферме брата и портить кукурузу?
Джош иронически усмехнулся.
— Виной всему — мое собственное непробиваемое тщеславие. Мое тщеславие чуть не стоило мне единственного, что для меня имело ценность в этой жизни, — моих детей.
Кэрри взяла его за руку.
— Расскажи мне, что случилось.
— Судья не отказал мне в моей просьбе. — Вспоминая, Джош хмуро усмехнулся. — Видела бы ты меня в суде в тот день, когда я умолял судью предоставить мне опеку над детьми. Возможно, это было самое блестящее представление из всех, которые я когда-либо давал. Я тщательно готовился к нему. В конце концов, я был великим Темплетоном и не мог позволить себе проиграть дело. О, я хорошо подготовился к своему выступлению. Я надел черный плащ, подбитый алым атласом, и взял с собой трость с серебряным набалдашником.
Джош возвел глаза к стропилам навеса.
— Так планы лучшие… и т. д. и т. п. — Он вздохнул. — В обмен на то, что мне присудят детей; я собирался почтить всех присутствующих в зале частным, единственным в своем роде выступлением великого шекспировского актера. Каким я был дураком! Я считал, входя в зал суда, что делаю им всем большое одолжение.
Его голос стал тише.
— Я был ужасно напуган перспективой потерять своих детей, но не хотел, чтобы мои чувства стали достоянием широкой публики, поэтому решил устроить целое представление.
— Ну так о чем же ты просил судью? — не унималась Кэрри.
— Я говорил более часа. Ты бы видела моих «зрителей». Именно так я воспринимал всех, присутствующих на суде. Я держал их в руках. Я заставлял их смеяться, плакать, я пугал и успокаивал их. Они были мои. Я говорил им, как сильно я люблю своих детей, говорил, что готов ради них на что угодно. Я сказал, что готов даже пожертвовать своей всемирной славой за право быть рядом с ними. Я даже сказал, что ради них способен оставить сцену. К тому моменту я уже заставил их поверить в то, что мир не переживет, если лишится такого великолепного актера. Я зашел так далеко, так увлекся, что даже заявил, что готов, как крестьянин в старину, жить своим трудом на ферме, если мне удастся таким путем получить своих детей. Кажется, именно в этот момент я взмахнул своим подбитым атласом плащом, чтобы аудитория могла представить меня в роли фермера.
Когда я закончил, мне устроили овацию, и я был уверен, что выиграл процесс. Судья заметил, что в жизни не слыхал подобного красноречия: Он задал мне всего один вопрос — знаю ли я кого-нибудь, кто владел бы фермой. Слегка поклонившись, я ответил ему, что мой брат принадлежит к сему уважаемому сословию. Судья заявил, что такая пламенная речь должна быть вознаграждена по достоинству, и решил удовлетворить мой иск. Все имущество, принадлежащее мне, будет продано с аукциона — мне оставят один костюм, а деньги положат в банк на имя моих детей: Я же должен буду покинуть сцену, начать работать на ферме моего брата и жить там вместе со своими детьми. Если я выдержу это в течение четырех лет, дети навсегда останутся со мной. После объявления приговора судья улыбнулся мне и сказал, что, по его мнению, мне будет очень недоставать моего красного плаща, в котором я смотрюсь так эффектно.
Позднее мой поверенный сообщил мне, что жена судьи два года назад сбежала с актером. Кроме того, все его дяди, тетки и двоюродные братья бы ли фермерами. Так что своей речью я оскорбил его до глубины души.
Джош вздохнул.
— Вот так все и было. Я вернулся в Вечность, взял имя моего отчима в надежде, что никто меня не узнает, и предпринял попытку стать фермером.
— Таким образом, — подытожила Кэрри, — на протяжении четырех лет ты должен жить на ферме под присмотром брата и выступать в роли простого смертного. Без аплодисментов, без света прожекторов, без восторженных юных леди, умоляющих об автографе. Ничего, кроме людей, которые любят тебя таким, как ты есть, со всеми твоими недостатками.
Джош улыбнулся:
— А недостатков хватает.
— Да, есть немного. Но, по крайней мере, они не скрыты под слоем грима.
Джош принялся щекотать носом ее шею.
— Сейчас я хотел бы, чтобы на мне не было ничего — ни грима, ни одежды.
Обхватив его руками за шею, Кэрри поцеловала его. В этом поцелуе чувствовалось желание, которое ей приходилось сдерживать все эти дни.
— Папа! Папа! — закричала вбежавшая под навес Даллас. — Там какой-то человек хочет тебя видеть.
Когда Джош отодвинулся от Кэрри, он был словно в каком-то тумане и туго соображал.
— Кто такой?
— Я не знаю, — выдохнула Даллас. — Но, по-моему, это — Бог.
Кэрри и Джош посмотрели друг на, друга.
— ‘Ринга, — произнесли они дружно.