Глава 4
На следующий день, в воскресенье, был выходной. Гилберт выехал из города и направился на запад. В полумиле от Котонвуд Крик дорога повернула на юг. А молодой человек продолжил свой путь по узкой тропинке, поднимающейся по склону ущелья к плоской возвышенности. Равнина заросла густой травой. Ночью прошел дождь, и тропа была размыта. Дул резкий холодный ветер. Гилберт поглубже натянул шляпу, радуясь, что надел теплую овчинную куртку.
Погоняя лошадь вверх по склону, молодой человек, время от времени, оглядывался на холмы и лощины. По холмам вокруг Стайлза виднелись заброшенные рудники и старые лачуги, напоминающие о временах бума, прошедшего в шестидесятые-семидесятые годы. Тогда население города достигало десяти тысяч человек, из салунов на Мейн-Стрит день и ночь звучала музыка. За лепешки и проституток мужчины платили золотом. Внизу были видны покатые крыши зданий «Континентальной» компании. Острые вершины далеких гор были все еще покрыты снегом.
Стайлз располагался на склоне холма. Мейн-Стрит тянулась четкой линией вдоль Котонвуд Крик. Другие улицы были разбросаны во всех направлениях. Присмотревшись, Гилберт увидел в северной части Стайлза дом Джулии. Припомнив, что еще в этом доме нуждается в ремонте, прибавил к воображаемому списку сломанные рейки в оконных ставнях.
Вчера он целый день напролет мыл стены и потолки мыльной водой при помощи щетки на длинной ручке. Джулия работала в кабинете доктора, а потом ушла, чтобы проведать больных. Но она выкроила пару часов и приготовила прекрасный обед. Даже испекла шоколадный торт. Мосси заметил, что это особый случай. Так как миссис Меткалф не столь часто печет торты и пироги.
Лошадь Гилберта, оскальзываясь, поднималась вверх по размытой тропе, среди зарослей полыни и редких горных цветов.
Скалистые вершины Даблтри Галч были затянуты слабой голубоватой дымкой. Чтобы попасть в ущелье, можно было ехать с другой стороны. Но тогда он потратил бы на дорогу вдвое больше времени. Кроме того, Гилберту не хотелось взбираться по открытому склону прямо перед хижиной Ролли. Конечно, времена, когда лихие головы захватывали чужие участки, давно ушли в прошлое. Но Гилберт подозревал, что Ролли, оснащенный ружьем двенадцатого калибра, об этом даже не предполагает.
Гилберт подъехал к месту выхода породы. Отсюда начинался рудник «Змеиная Скала». Надшахтный копер зарос кустарником, а крепь — полынью и шалфеем. Молодой человек ехал мимо груд песка и камней, извлеченных из глубины и рассыпавшихся от рудника шлейфом. По словам Ли, рудник перестал приносить прибыль задолго до смерти Диггера. В шестидесятые годы Ролли и Диггер перекопали слой земли на глубину около двадцати футов. И заработали около тридцати тысяч долларов золотом. Но, неожиданно жила ушла в сторону. Братья несколько лет безрезультатно долбили пустую породу и стреляли в воображаемых претендентов на застолбленный ими участок. Вскоре в заброшенной шахте поселились гремучие змеи. Это полностью освободило Ролли и Диггера от работы. Владельцы рудника отдыхали и, лежа на солнышке, дымили трубками.
Гилберт спешился чуть выше поляны, на которой стояли полуразвалившиеся хижины и сарай для инструментов. Посмотрел сверху на холмы, у подножья далеких горных вершин, покрытых снегом. Привязав лошадь на безопасном расстоянии, начал спускаться вниз, стараясь держаться у края поляны, чтобы можно было укрыться за стволами деревьев, если Ролли вздумает начать стрельбу. Хижина старика выглядела удручающе жалкой. Доски прогнили от времени и непогоды. Вокруг трубы провисла крыша. Но из трубы весело струился дымок. Лачуга Диггера ярдах в двадцати от хижины Ролли совсем развалилась. Гилберт встал за толстым стволом дерева и позвал:
— Эй, Ролли!
Ответа не последовало.
Молодой человек решил выйти на поляну. Но, все-таки, передумал. Он окажется прямо на линии огня, если Ролли пустит в ход свою артиллерию!
— Ролли, это Гиб Бут! — снова закричал он. — Я спускаюсь, не стреляй!
Из дверей лачуги прогремели два выстрела.
— Господи! — Гилберт инстинктивно выхватил кольт и плотнее прижался к стволу. Сердце испуганно колотилось. Ли сказал, что Ролли наполовину ослеп. Может быть, он, ко всему прочему, еще и оглох?
— Это Гиб Бут! Ты, старый дурак! — заорал парень. Послышался скрип открывающейся двери, Ролли высунулся в щель и поинтересовался:
— Что ты говоришь?
— Ролли, черт побери! Могу я высунуть нос из-за дерева и не получить от тебя порцию свинца?
Ролли стоял в дверях, держа в руке ружье. Лохматая борода развевалась на ветру. На нем была серая шинель и фуражка, которые он носил, не снимая, после увольнения из армии.
— Черт возьми, похоже, это Гиб, — решил Ролли. — Действительно, наверное, Гиб! Где ты, мальчик?
Гилберт сунул кольт в кобуру и стал спускаться к хижине.
— Сукин сын, ты чуть было меня не пристрелил! — по-дружески встряхнув старика и обняв его за плечи, объявил Гиб.
— Зрение не то, что раньше, — печально сообщил Ролли. Он видел лицо гостя, словно сквозь пленку тумана. — Да, скажу я вам! Совсем мужчина! — он улыбнулся радостной беззубой улыбкой. — Где тебя носило все эти годы?
— Долгая история, дружище, — Гилберт почувствовал запах кофе. — Я здорово продрог. Не угостишь ли чашечкой кофе?
В хижине было неприбрано и сумрачно. Кругом было полно газет. Они висели на стенах, были разостланы на полу. Газетами были даже заткнуты дырки в оконных стеклах. Стол загромождала старая оловянная посуда, пакеты с сушеными яблоками и вяленой говядиной. На плите стоял кофейник, закопченный чайник и сковорода, на дне которой скрючились кусочки жареной солонины.
— Когда ты прибирал здесь последний раз? — поинтересовался Гиб.
— Дай подумать, — Ролл и поскреб грязными ногтями бакенбарды. — Около пяти лет назад. Здесь прибирала Сарабет.
Гилберт оглядел тощую фигуру старика. Под шинелью у Ролли надет свитер, проеденный молью и красная фланелевая рубашка. Он не удивился, увидев на старике штаны армии Союза и шинель, какие носили конфедераты. Ролли воевал за Союз, но без особого энтузиазма.
— Ты готовишь себе что-нибудь? — участливо спросил Гилберт.
— Ты знаешь, Диггер умер. Готовил он.
Гилберт подошел к плите, налил себе чашку мутного кофе. Он не представлял, как Ролли ухаживает за собой. Удивительно, как он еще не спалил лачугу и не сгорел сам?
— Почему ты не переедешь в город? Пусть о тебе заботится Сарабет…
Старик уселся на расшатанный стул, положил ружье на колени.
— Я не могу уехать. В горах полно захватчиков. Видно, подкрадывающиеся к шахте захватчики богатых участков стали навязчивой идеей Ролли.
— Когда ты последний раз делал представление на свой участок?
Ролли задумался.
— Не могу точно вспомнить. Как раз перед тем, как Диггер решил полезть к змеям. Они его закусали до смерти.
— Ты купил патент?
— Нет, сэр. Хотя зарегистрировал. Прямо в округе.
Гилберт сдвинул шляпу на лоб и почесал затылок.
— Если ты не платишь сто долларов в год за свой непатентованный участок, его может закрепить за собой любой старатель! И без особых хлопот! Тебе это известно также, как и мне!
Ролли перестал раскачиваться на стуле и угрожающе заявил:
— Я пристрелю любого мерзавца, который посмеет сюда сунуться!
— Глупо! У него будут все права!
Ролли сидел, не двигаясь, запустив в бороду пальцы с распухшими суставами. Гилберт с грустью наблюдал за стариком. Когда-то Ролли был сильным, смекалистым мужчиной. И великодушным. Он всегда укрывал Гиба у себя, если у того случались неприятности.
— Я не хочу, чтобы тебя повесили за убийство!
— Меня это не волнует нисколько! Никто не получит мой участок!
— Его получу я. Слышишь, Ролли?
— Хм?..
— Я займусь участком. Мы будем вести дело вдвоем. Думаю, что здесь есть богатые жилы! Они ждут нас! Ты согласен?
Ролли беззвучно пожевал беззубыми деснами провалившиеся губы.
— Не знаю. Здесь полно змей. Целое гнездо. Они закусали до смерти Диггера.
— У меня есть мыслишка, как избавиться от змей.
— Не желаю никаких охотников! — заявил старик. — Нет, сэр. Сначала мы устроим охоту на змей. А затем появятся мерзавцы, которые захотят отобрать мой участок! Любой, кто попробует сюда сунуться, получит порцию свинца на завтрак!
Гилберт сел на кровать.
— Ты знаешь Чарли Суна?
— Китаец? У него магазин с красным цыпленком, висящим в окне.
— Он самый. Торгует травами и настойками. Делает змеиную мазь и рассказывает, что ей можно лечить все. От женских недомоганий до ревматизма. Он продает яд в Сан-Франциско по четыреста долларов за пинту. — Гилберт замолчал, пристально глядя на Ролли. — Ты знаешь, что на Чарли не действует змеиный яд?
Ролли открыл рот, изумленно уставившись на гостя. Эти слова произвели на старика сильное впечатление.
— Правда?
— Да. Он позволяет змеиным детенышам кусать себя и потом безболезненно переносит укусы взрослых змей.
— Наверное, так делают все китайцы!
Ролли очень заинтересовался. И Гилебрт продолжал:
— Могу поспорить, что Чарли с удовольствием придет сюда, чтобы расправиться со змеями!
Лицо Ролли стало непроницаемым, пальцы вцепились в ружье.
— Не хочу, чтобы сюда приходили китайцы!
— Послушай, Ролли. Чарли придет сюда, чтобы достать змей и сделать из них мазь! Ему не нужен твой участок. Ему нужно поймать змей и получить из них масло!
— Никаких китайцев!
Гилберт тяжело вздохнул. Упрямство и тупая непреклонность Ролли начинали здорово раздражать.
— Когда ты слышал, чтобы китаец отобрал землю у белого?
Ролли надолго задумался, потом сказал:
— Ты прав, Гиб. Такого не случалось никогда.
— Правильно: никогда.
Гилберт выпил еще несколько глотков остывшего кофе и помолчал, давая возможность старику потеребить спутанную бороду и все хорошенько обдумать.
— Черт побери, Гиб! Думаю, что ты прав! — согласился, наконец-то, старик после непродолжительного раздумья. — Конечно, плохо, когда бездействует отличная шахта только из-за того, что в ней поселились змеи. Тем более, что китаец хочет их сварить.
— Я рад, что ты все правильно понял, партнер! — Гилберт поднялся. — Скажу Чарли, что ты согласен. Наверняка, он обрадуется.
— Послушай, Гиб, — Ролли снова забеспокоился, — я не хочу, чтобы здесь копали. Особенно, возле хижины Диггера.
«Вот где деньги! — понял Гилберт. — Видимо, закопаны в земле. Тридцать или сорок тысяч долларов. Достаточная сумма, чтобы обеспечить себе безбедное существование не на один год!»
— Даю слово, старина.
Прежде, чем уехать, Гилберт развел огонь в печи, немного прибрал в хижине, принес воды из родника. Возвращаясь в Стайлз, поздравил себя с тем, как удачно у него все складывается. Еще немного времени и усилий. Он покорит принцессу, и она сама выложит деньги на его предприятие!
Как только Джулия раскошелится, он сгребет денежки и — поминай как звали! Однако он не возьмет все ее деньги. Пятьдесят-шестьдесят тысяч, может быть — семьдесят пять. Свою долю. Конечно, на эти деньги по-королевски не заживешь, но концы с концами можно свести.
И все же, ему было немного не по себе от того, что в эту историю он втянул еще и Ролли. Старика очень взволновала возможность открыть шахту на «Змеиной Скале». Он пытался успокаивать себя размышлениями о том, что Ролли больше нуждается в человеке, который будет присматривать за ним, чем в руднике, приносящем прибыль. И решил переехать в лачугу Диггера, готовить для Ролли приличную еду и прибирать в его конуре. А если сможет пронюхать, где закопаны деньги, то однажды ночью выйдет и выкопает их. И положит в банк, а старика устроит в Стайлзе, где за ним будет ухаживать Сарабет.
На город уже опускались сумерки, когда Гилберт вернулся. Радушным светом сияли окна домов и уличные фонари. Веселая мелодия, исполняемая в салуне, соблазняла зайти, выпить несколько глотков виски, закурить. Но еще больше ему хотелось поехать к Джулии. Он представил ее суетящейся у плиты, щеки у женщины раскраснелись от печного жара. Она готовит ужин. В доме тепло, уютно… После ужина они сядут в гостиной на диване. Он будет смешить ее, рассказывать забавные истории, глядеть в прекрасные, полные восхищения глаза.
Мысль была чересчур соблазнительной, но сегодня молодой человек решил воздержаться. Женщины симпатизировали ему. Когда появлялась возможность и желание, он всегда пользовался женским расположением сполна. Однако испытывал крайне неприятные минуты, когда женщины начинали выть, словно сирены, стоило ему оставить очередную поклонницу. Если он поведет себя слишком решительно с Джулией, все сложится точно так. В этом Гилберт был уверен точно также, как и в том, что Бог создал Моисея.
Конечно, он понимал, что обмануть, забрать деньги не совсем красиво. Но у него не было ни малейшего желания оставлять ее с разбитыми надеждами и болью в сердце!
Всю ночь шел нудный холодный дождь. Под утро в воздухе закружились редкие снежинки. Гилберт появился в доме Джулии к семи часам. Он зашел в кухню, поздоровался с хозяйкой, а потом отправился в сарай, чтобы разбудить Мосси.
Вернулся он один.
— У Мосси разыгрался ревматизм, — пояснил он. — Я все сделаю сам.
По мрачному выражению лица Гилберта Джулия поняла, что Мосси снова напился вечером и еще не протрезвел.
— Я-то подумала, что он исправился! — сокрушенно вздохнула Джулия, выкладывая блинчики на тарелку. — Как он радовался, когда вы вернулись в город.
— Демоны не покидают человека так легко, мэм. Немногие могут справиться с ними.
Джулия поставила тарелку на стол и села напротив Гилберта. Молодой человек завтракал слишком сосредоточенно, настроение у него было подавленное: никаких историй, никакой бравады… Джулия, с нетерпением ожидавшая его шуток, была слегка разочарована.
— Война закончилась почти двадцать лет назад, — заговорила она. — Считаю, что пора давно забыть о ней!
Гилберт пристально взглянул на нее.
— Война не уходит из памяти так легко, мэм, как нам бы хотелось.
— И в вас она тоже засела навсегда?
— Некоторое время я был, точно помешанный, забыл, как человек должен вести себя в мирное время, — пожал он плечами.
Больше он не стал ничего говорить. Джулию мучило любопытство, но она решила промолчать. Через несколько минут встала, чтобы добавить кофе в чашки.
— Вы знаете, что до войны у Мосси была семья? — неожиданно спросил Гилберт, протягивая чашку.
— Первый раз слышу!
— Доктор никогда не говорил вам?
Она покачала головой. Мосси уже жил в Стайлзе, когда она приехала. Джулия никогда не задумывалась над тем, что до войны у старика была другая жизнь.
— Думаю, доктор считал, что личная жизнь Мосси никого не касается, — заметил Гилберт. — Он не любил вмешиваться в чужую жизнь, если человек ему не доверялся.
Джулия села, обмакнула блинчик в сироп.
— Но это вовсе не означает, что доктору не было дела до других людей, — продолжал молодой человек. — Во время войны доктор был лучшим другом солдатам. Он часто спорил с командиром нашего полка, полковником Хейзом. Полковник всегда возмущался, что доктор обращается с нами слишком мягко. А повара хорошо знали, если доктор появился на кухне, когда они приготовили что-то из некачественных продуктов — лучше не попадаться ему на глаза! — он доел блинчики, допил кофе. — А скольким солдатам он спас жизнь! Мы все его боготворили!
Выражение лица Гилберта было совершенно таким же, как у Эдварда, когда тот рассказывал о войне. Это, было одновременно и сожаление и грустная нежность.
— Мосси первое время очень тосковал о семье, — продолжал рассказывать Гилберт. — Он не ел, не спал. Получая из дома письма, сжигал их, даже не читая! Просто поджигал и смотрел, как они горят. И слезы безостановочно катились у него по щекам. Мосси собирались отправить в Вашингтон, в лечебницу для душевнобольных.
Эдвард никогда не рассказывал Джулии об этом. Она вздохнула и положила вилку.
— Как ужасно!
— Мэм? — молодой человек взглянул на женщину так, словно только что вспомнил о ее присутствии. Джулия поняла, что, вспоминая, он больше обращался к себе, чем к ней.
— Тоска по дому может свести человека с ума, — сказала она.
— Доктор помог Мосси справиться с тоской, — в голосе Гилберта слышался какой-то надрыв, словно молодой человек был раздражен. — Жизнь Мосси — его личное дело! Нас она не касается.
Джулия не ответила. Прожив на западе достаточно долго, она видела людей, пытающихся забыть о прошлом. В основном, это были мужчины. Но кое-кто из знакомых ей женщин, тоже хотел бы навсегда забыть прошлое.
После завтрака Гилберт снова поднялся наверх, снова принялся мыть стены и потолки. Джулия прибрала на кухне, приготовила обед и отправилась в кабинет, чтобы закончить статью для «Сентинел».
Через час-полтора, приготовила кофе и поднялась в комнату Эдварда, где сегодня работал Гилберт. Он принял кофе с благодарностью.
— Работа служанки заставляет мужчину хорошенько попотеть, — расправляя плечи, сказал он.
Он был одет в поношенную фланелевую рубашку, которая когда-то, по-видимому, была красного цвета, а сейчас выцвела, но все равно очень подходила к его темным волосам и смуглой коже.
— Вы хорошо и добросовестно работаете, — похвалила Джулия.
Гилберт накрыл ветошью всю мебель и уже вымыл три стены. На подоконнике лежала малярная кисть, которой он выметал пыль из трещин, а также с выступов и карнизов. Джулия чувствовала себя несколько не в своей тарелке из-за того, что он так много работает.
— Не знаю, смогу ли когда-нибудь с вами рассчитаться…
— Мне работа доставляет удовольствие! — успокоил он.
— Я ухожу в Виски Крик навестить одну женщину. Потом у меня дела в городе. Я оставлю на кухне что-нибудь поесть для вас с Мосси.
— Большое спасибо! — поблагодарил молодой человек и подал ей пустую чашку.
Джулия вернулась на кухню. Она приготовила картофель с ветчиной и холодные закуски для второго завтрака. Сполоснув чашку и подумав, не забыла ли еще чего-нибудь, вышла из дома, запрягла в коляску Бискита и выехала со двора.
Дождь прекратился, тучи немного развеялись, но в воздухе висела промозглая, холодная сырость. Поежившись, Джулия замечталась о теплом летнем солнце, Цветах и поющих птицах. Интересно, любит ли Гилберт пикники на природе?
Боже, какие глупые мысли лезут ей в голову! Через неделю он закончит работу, чему будет, несомненно, рад. И уедет. Джулия загрустила и решила не загадывать слишком далеко.
Коляска быстро спускалась по ущелью Даблтри Галч. К тому времени, когда Джулия подъехала к дому Чепменов неподалеку от Виски Крик, из-за туч выглянуло солнце. Воздух согрелся, перестал дуть резкий порывистый ветер. Спрыгнув на землю, Джулия накинула вожжи на столбик забора и достала из-под сиденья медицинский саквояж Эдварда.
— Миссис Чепмен! — окликнула она, шагая по дорожке, выстланной плоскими камнями.
По двору неторопливо расхаживали цыплята и клевали зерно. Козы в загоне жевали жвачку, потряхивали бородами и смотрели на окружающее презрительно-туповатыми глазами. Дом Отиса Чепмена был маленький, построенный из материалов, собранных на ближайших заброшенных рудниках. Крышу крыльца подпирали неотесанные столбы.
Когда стояла хорошая погода, миссис Чепмен сидела на крыльце в кресле-качалке, лущила бобы и горох или штопала носки.
— Миссис Чепмен! Это я — Джулия Меткалф! — снова крикнула женщина.
Дверь распахнулась. На пороге стояла Вера Чепмен, держа в руке метлу. Второй рукой она прикрывала огромный живот, выпирающий под поношенным платьем свободного покроя.
— Нет, вы только посмотрите на себя со стороны! — воскликнула миссис Чепмен. — Почему вы до сих пор носите черное? Пора, пора приукрасить себя!
— Осталось всего несколько месяцев, — оживленно сказала Джулия. Траур был данью уважения памяти Эдварда, а заодно и защитой от слишком ретивых поклонников. Особенно, от Гарлана, который может перейти черту.
Миссис Чепмен пригласила Джулию в дом.
— Я всегда говорила, что живые должны жить! — ворчала она, торопливо подметая крыльцо. — Вы сами можете добиться в жизни очень многого. Это и будет данью уважения вашему покойному мужу!
Дощатый пол в домике был застлан яркими цветными ковриками. На окнах висели белые занавески. Ситцевая шторка разделяла хижину на гостиную и спальню. Из пристроенной кухни доносился запах печеного.
Джулия поставила чемоданчик на стул и критически оглядела миссис Чепмен. Это была высокая, ширококостная женщина. В густых длинных волосах сверкала седина. У Веры Чепмен была нелегкая судьба. Две дочери умерли от дифтерии. Конечно, такая трагедия могла только прибавить морщин на лице женщины. Однако на щеках миссис Чепмен виднелись очаровательные ямочки.
— Как вы себя чувствуете?
— Совершенно нормально, — миссис Чепмен двигалась стремительно. Быстрым движением поставила метлу в угол, попутно смахнула паутину с большого зеркала на стене.
— А как мистер Чепмен?
— Не может спать от волнения. Я ему говорю, не беспокойся. Как ни переживай, ничего не изменишь, если благословил Господь. Бог дал, Бог и взял! Он взял наших маленьких девочек. Но он и благословил…
Прошлой зимой миссис Чепмен пришла на прием, жалуясь на то, что у нее стали отекать ноги. Обследовав ее, Джулия установила диагноз, поразивший обеих женщин — беременность! Вере Чепмен исполнилось сорок восемь лет, у нее уже наступил климакс.
— Это чудо, — радостно заявила тогда миссис Чепмен. — Подарок судьбы! Бог отплатил мне за моих девочек!
Джулия согласилась с таким заявлением, но не собиралась полагаться на судьбу и провидение, а стала тщательно наблюдать за тем, как протекает беременность. Приказывала миссис Чепмен не нагружать больные ноги и спину. Запретила колоть дрова и носить тяжелые ведра с водой. Вера же по-прежнему носилась по дому, как ураган, буквально отмахиваясь от советов и предостережений. Не помогла и беседа Джулии с Отисом Чепменом. Миссис Чепмен пропускала мимо ушей поучения мужа, совершенно не совпадающие с ее собственными убеждениями.
— Вы каждый день отдыхаете? — спросила Джулия.
Над их головами, громко жужжа, пролетела муха и уселась на стене. Миссис Чепмен мгновенно схватила метлу и прихлопнула ее.
— Когда мне отдыхать? Садитесь, пожалуйста, миссис Меткалф. Сейчас я напою вас чаем и угощу теплыми пирожками. Только что напекла.
— Нет необходимости обо мне беспокоиться, — попыталась остановить Джулия, но Вера уже исчезла за ситцевой занавеской.
Джулия вздохнула, сняла шляпу, замшевые перчатки и села за маленький столик. Практику женщины-врача отравляет сознание того, что пациенты не воспринимают ее всерьез. Об этом не раз говорил сводный брат Джулии Рэндал, хирург из Чикаго, когда узнал о ее намерении лечить пациентов Эдварда. Он предупреждал:
— Какой больной станет слушать женщину? Особенно, молодую женщину, не имеющую докторской степени?
Миссис Чепмен быстро вернулась, неся на подносе горку яблочных пирожков и две чашки горячего чая. Поставив поднос на стол, уселась на стул, сплетенный из тростника. Стул натужно заскрипел под ее тяжестью.
— Это самые любимые пирожки Отиса! — весело сказала Вера.
Джулия взяла пирожок, он был мягким и теплым.
— Замечательно пахнет! — сказала она и принялась пить чай.
А миссис Чепмен, глядя на нее, одобрительно улыбалась.
— Вам не помешало бы немного поправиться, миссис Меткалф, — сказала она. — Теперь, когда доктора не стало, да благословит его Господь, вы должны подумать о новом муже. О молодом человеке, который даст вам детей!
Джулия хотела улыбнуться беззаботной, ничего не означающей улыбкой. Но почему-то неожиданно покраснела.
— О, Боже! — только и смогла воскликнуть она и поспешила переменить тему разговора: — Скоро к нам приедет новый доктор. Приедет этим летом!
— В самом деле? — удивилась миссис Чепмен. — Надеюсь, вы имеете в виду не ветеринара из Диллона?
— Нет. Я говорю о настоящем докторе. Мой брат преподает в медицинском колледже Чикаго. И считает, что один из его студентов сможет приехать на практику в Стайлз. Молодой врач приобретет здесь полный профессиональный опыт. В каком-то смысле, ему предстоит интересное путешествие — он поедет на запад!
— Да, — согласилась миссис Чепмен. — А ведь в вашей семье все врачи, верно? Ваш бедный муж, ваш брат, вы…
— Я не квалифицированный врач, — печально сказала Джулия. — Просто пытаюсь помочь людям, пока не приедет новый доктор!
— Ну, миссис Меткалф, не преуменьшайте свои способности! Я, например, ни одному мужчине, кроме своего мужа, не позволю до себя дотронуться. Я родила девочек сама. И если бы вы за меня так не волновались, сделала бы точно так же и теперь!
— Спасибо, миссис Чепмен! Но, несомненно, когда приедет новый доктор…
— Когда приедет новый доктор, очень многие обрадуются. Но я хочу, чтобы за моим ребенком, если в том будет необходимость, наблюдали только вы!
— Ну, что ж, пожалуй, я должна вас осмотреть, — предложила Джулия. Ее очень обрадовало, что миссис Чепмен относится к ней с доверием.
— Не хотелось бы вас слишком торопить, — сказала миссис Чепмен, поднимаясь со стула, — у меня еще столько дел в саду. Пора подоить коз и приготовить Отису обед.
Джулия взяла чемоданчик и направилась вместе с хозяйкой за перегородку. В спальне было светло. Солнечный свет проникал в окно, освещая простую железную кровать, шкафчик и огромный сундук, обитый железными полосами, который после войны Чепмены тащили волоком из Иллинойса.
Джулия аккуратно расправила тощий матрас, набитый сухим кукурузным листом, постелила поверх лоскутного одеяла чистую простыню. Пока миссис Чепмен готовилась к осмотру, достала из сумки стеклянную бутылочку с карболовой кислотой и подошла к скамейке, на которой стояло ведро с водой. Смешав кислоту с водой, тщательно вымыла руки. Эдвард был последователем антисептической системы доктора Листера. И никогда не дотрагивался до больного, не вымыв руки и инструменты раствором карболовой кислоты.
Когда Джулия снова вошла в спальню, миссис Чепмен в ночной рубашке лежала на кровати. Достав стетоскоп, Джулия прослушала сердцебиение плода и мягкими движениями пальцев определила его положение. Как и положено, матка миссис Чепмен была сильно опущена и напряжена. Ребенок пошевелился.
— Боже, какой нетерпеливый! — воскликнула Джулия.
— Как и мои девочки! — гордо заявила Вера. Внутренний осмотр показал, что шейка матки еще не открылась.
— Я думаю, что вы должны родить ребенка на следующей неделе, — сказала Джулия, убирая стетоскоп в чемоданчик. — Вам необходимо есть побольше яиц и молока. И фрукты. Два раза в день пить крепкий бульон. Примерно две унции. Вам нужно набрать сил.
— Ой, миссис Меткалф, — воскликнула Вера, — я здоровая, как целое стадо коров, — женщина быстро поднялась на ноги. Внезапно вскрикнув, упала на кровать, сильно побледнев и удивленно оглядываясь. Джулия бросилась на помощь, пытаясь поддержать женщину.
— Ничего, — вздохнув, спокойно сказала Вера, мягко отстраняя Джулию. — У меня просто закружилась голова. И только!
— Боли нет? — встревоженно спросила Джулия.
— Боли? У меня никогда не бывает боли. Девочек я родила в мгновение ока. Даже не успела подумать ни о какой боли, — хозяйка лачужки уже поднялась и принялась торопливо одеваться. — Не волнуйтесь, миссис Меткалф. Со мной все будет хорошо.
Джулия застегнула чемоданчик и вышла вместе с хозяйкой в переднюю. Она сожалела о том, что у нее нет способностей влиять на людей, уметь что-то внушать им, как мог Эдвард. Когда он приказывал, больные повиновались ему беспрекословно!
— Считаю, что мистер Чепмен не должен надолго отлучаться из дома, пока не родится ребенок. Миссис Чепмен скептически поджала губы.
— Мне совершенно ни к чему глядеть, как он путается под ногами целый день. А если он вобьет себе в голову что-то худое, то начнет беспокоиться, опасаться неизвестно чего. От его волнений и суеты просто некуда деваться!
Джулия знала, что давать советы Вере Чепмен бесполезно. Женщина просто не воспримет их серьезно. Надев шляпу и перчатки, Джулия остановилась у порога и предупредила:
— Как только почувствуете первые схватки, немедленно пошлите за мной! В любое время дня и ночи! Если меня не будет дома, Мосси всегда знает, куда я поехала, — она пожала руку Вере. — Если этот ребенок родится так же быстро, как ваши девочки, я могу все пропустить.
Миссис Чепмен улыбнулась, на щеках снова показались очаровательные ямочки. Облачившись в хозяйственный фартук, пообещала:
— Ни за что на свете не позволю, чтобы вы пропустили роды, миссис Меткалф! Ни за что!
