Глава 5
Алекс, чинно сложив руки на коленях, ждала в приемной декана. На ней было новое платье, купленное лишь два дня назад, но надоевшее до такой степени, что она изнывала от желания разорвать его в клочья. Резинка жала в талии, ярлык на воротничке царапал шею при каждом движении. Последний раз она надевала платье на выпускной бал в неполной средней школе и прокляла каждое мгновение пребывания в кружевах и рюшечках. После этого Алекс использовала свое отвращение к оборочкам в борьбе за права женщин. Женщины непременно должны носить брюки наравне с мужчинами, независимо от ситуаций. Она убедила даже Клементину присоединиться к этой борьбе, и последний год обе не носили ничего, кроме джинсов, протертых на коленках в обычные дни, и жестких и плотно прилегающих для вечерних выходов.
Но сегодня все обстояло иначе. Клементина, с ее врожденным чутьем на вкус и шик, помогла Алекс выбрать белое хлопчатобумажное платье. Утром Алекс потратила сорок пять минут, внимательно разглядывая свое отражение в зеркале и, как не хотелось ей это признавать, согласилась, что платье шло ей. Белый цвет хорошо оттенял оливковый загар и темные волосы. Она выглядела женственно, и в то же время уверенно, что, как Алекс предполагала, и ожидал увидеть декан.
Интересно, почему он так задерживается? Возможно, в этот момент занимается любовью со своей секретаршей прямо на письменном столе? Алекс хихикнула, потом перекинула ногу за ногу и расправила платье. Она пришла на пять минут раньше. Так советовала книга о том, как успешно выдержать собеседование. Она ждет, наверное, уже полчаса. Алекс постукивала ногами, зажатыми в белые туфли – лодочки (купленные тоже по настоянию Клементины). Она была уверена, что кровообращение в пальцах прекратилось и никогда не восстановится. Потом взглянула на часы. Невероятно, но еще только час. Прошло ровно пять минут после ее прихода.
Открылась дверь кабинета, и вошел удивительно моложавый человек. В его светло-каштановых волосах седина проступила лишь на висках. Костюм сидел на нем так, как требует стиль и положение, все стрелки были в нужных местах, темно-синяя шерсть безупречно облегала фигуру. Алекс судорожно сглотнула, жалея, что не прополоскала рот двойной дозой туалетной воды, и встала.
– Мисс Холм, если не ошибаюсь? – спросил человек тем низким голосом, которым обладают лишь лучшие выпускники вузов, занимающие престижные должности.
– Да, сэр.
– Рад с Вами познакомиться. Я – Венделл Торнби. Он протянул руку, и Алекс мысленно прокляла свои вспотевшие ладони. Его пожатие было сильным и крепким. Отпустив ее руку, мистер Торнби улыбнулся и жестом пригласил в кабинет.
Комната выглядела точно так, как ее представляла Алекс. Университет Беркли в Калифорнии был, возможно, самым либеральным университетом в стране, но что касается обстановки, то администрация придерживалась здесь традиционных взглядов. Стены, покрытые темными панелями, книжные шкафы из красного дерева, битком набитые книгами, которые можно отыскать только в букинистических лавках и кладовых колледжей, огромный письменный стол с разбросанными по нему бумагами. Организованный беспорядок. Именно в таком кабинете и мечтала увидеть себя Алекс. Она почувствовала витавший в воздухе запах успеха, уважения и власти.
Мистер Торнби сел за стол и пытался отыскать приемную анкету. Обнаружив ее, он вытащил из нагрудного кармана бифокальные очки, откинулся на спинку стула и внимательно изучал документ. Алекс методично сжимала и разжимала руки, испытывая странное удовольствие, когда ногти впивались в кожу. Почему не срабатывает вся чепуха о мысленном расслаблении, которой пичкала ее Клементина!
– Холмс, – произнес мистер Торнби, – Вы, случайно, не родственница Пола Холмса, преподавателя математики?
– Это мой отец.
Мистер Торнби отложил анкету и по-новому внимательно взглянул на нее. Казалось, его глаза смотрят сквозь Алекс на дверь позади, от чего тело охватил неприятный жар и бисеринки пота выступили на лбу. Усилием воли она удержалась от желания спрятаться под стул.
– Действительно, сейчас я вижу сходство. Странно, он никогда не говорил мне, что Вы записались на беседу.
– Я просила его не упоминать об этом, сэр. Мистер Торнби задержал на ней взгляд и улыбнулся.
Потом вновь обратился к анкете.
– Довольно впечатляюще, Александра. Вы хорошо поработали. Очевидно, у нас не будет проблем с Вашими баллами. Но мне хотелось бы знать, почему Вас интересует именно отделение коммерции. Что Вы намерены делать, когда получите профессию. Каковы Ваши планы, скажем, на пять – десять лет?
Алекс судорожно порылась в памяти, подыскивая несколько ключевых фраз, заготовленных ответов, которые она репетировала бесчисленное число раз за последние недели. И в ужасе поняла, что у нее нет ни единой мысли, Почему она так нервничает? Боже, она в жизни никогда не волновалась ни по какому поводу. А сейчас, когда решается ее судьба, не может даже как следует соображать. Если в следующий момент она не выдавит из себя хоть слово, ей лучше провалиться на месте. Мистер Торнби пристально смотрел на Алекс. Наблюдал, изучал. Наверняка, он догадался, что она туго соображает. Думай, Алекс, думай, ты же не маленькая.
– Мисс Холмс, – сказал мистер Торнби, прерывая ход ее мыслей. – Я понимаю, что Вы нервничаете. Это вполне нормально. Но, пожалуйста, успокойтесь. Ваши оценки и дополнительные курсы говорят в Вашу пользу. Я просто хочу знать Ваши мотивы. Мы в Беркли немного идеалисты, что Вы, наверное, знаете от отца. Мы не испытываем удовольствия просто выдавая дипломы, как на фабрике. Нам хотелось бы иметь студентов, разделяющих нашу любовь к науке, наше стремление изменить положение в бизнесе. Мне просто интересно, относитесь ли Вы к таким студентам.
Алекс откинулась назад и подумала о бессонных ночах, когда она не могла уснуть из-за мыслей о будущем, возникающих в ее голове, словно неуправляемые ракеты. Мечты начались еще в начальной школе, когда она была совсем маленькой. Потом возникли новые мечтания, навеянные поцелуями, теплыми ладонями и страстным, как будто мир в следующий момент разрушится, любовным шепотом. После каждого свидания Алекс подолгу лежала без сна, представляя свое будущее: энергичный, состоятельный мужчина врывается в ее жизнь, покоряет ее и уносит в далекую тропическую страну, владельцем которой он недавно стал.
В средней школе картины будущего быстро изменились. Стало совершенно ясно, что все парни одинаковы. Кто-то из них занятен, кто-то красив, кто-то силен, но всем им присущи человеческие недостатки, да и мозгов у них меньше, чем у нее, а также меньше решимости и напористости. Поэтому не у них, а у Алекс была возможность увлечь и покорить. Она постоянно пыталась найти кого-то особенного, кто соответствовал бы ее мечтам, но ни один из парней даже близко не подходил к стандартам, установленным ею. Поэтому мысль о мужчине, способном управлять ее жизнью, потеряла свою привлекательность. Алекс соображала лучше любого из них, работала лучше любого, рассказывала анекдоты, мечтала, планировала свои действия лучше их всех, вместе взятых.
Вскоре мечты и мысли изменили свое направление, сначала приняв отвлеченный образ успеха и денег, потом она ограничила их, думая о том, что любила больше всего. Бизнес. Он пленял ее. Цифры, подсчеты, способность делать из денег деньги, фонды, акции, акционерный капитал, основной капитал, облигации и власть. Алекс часто представляла – она в черном деловом костюме, волосы стянуты так крепко, что напряжены лицевые мускулы, в своем фешенебельном кабинете на крыше небоскреба с видом на залив. Несколько картин современных художников украшают стены, в золотом бумагодержателе сводка о последних корпоративных делах, которые она выиграла, – потрясающая удача в мире большого бизнеса. Сан-Франциско – ее королевство, и Алекс прекрасно знает, что добьется своего. Она станет президентом крупной финансовой корпорации, ее имя будет часто упоминаться в деловых кругах. Ее будут одновременно бояться и уважать. Ее знания и опыт помогут сформировать мировую экономику.
Алекс улыбнулась и расправила юбку. Да, черт побери, она полна решимости внести свои изменения. Она внесет самые потрясные изменения, какие только видело это учебное заведение. Нервы ее успокоились, взмокшие ладони высохли.
– Думаю, что я – именно тот тип студента, который ищет Беркли, – произнесла Алекс, встала и налила себе чашечку кофе.
Вернувшись на свое место, взглянула прямо в глаза декану.
– Бизнес – не просто курс обучения, помогающий зарабатывать деньги, – сказала она. – По крайней мере, не для меня. Для меня бизнес – это основа будущего. Америке необходима твердая опора для хорошего финансового планирования. Конечно, сейчас мы лидируем в этой области, но кто знает, что будет завтра? Япония, со своей согласованной работой и самоотверженностью, быстро нагоняет. Западная Европа всегда была основным экономическим соперником. Чтобы сохранить лидерство, мы должны постоянно двигаться, развиваться. Воспользоваться нашими технологическими ресурсами и нашим самым ценным вкладом – умами.
Алекс потягивала кофе, ощущая, как рвутся на волю невысказанные слова. Мистер Торнби, его кабинет, прекрасная местность, Беркли, раскинувшийся за окном, исчезли, оставив Алекс наедине с мечтами.
– Путь, который вижу я, – это планирование всех сфер жизни страны. Экономисты должны управлять всеми аспектами нашей жизни, хотя мы даже не догадываемся об этом. Задумайтесь – они диктуют, как высоко может зайти инфляция, не вызывая повышения процентных ставок, определяют, насколько прилично мы живем. В какой-то степени, контролируют снабжение и цены, снижение и повышение спроса. Решают, кто может позволить себе приобретать дома, насколько можно поднять цены на услуги, сколько может продлиться снижение цен и спроса на товар, как поднимется уровень жизни и насколько прибыльна та или иная компания. Власть, которой они обладают, невероятна и пока что неизвестна. Я хочу стать частью их системы. Я умна, энергична, напориста и хочу посвятить все, чем обладаю, сначала факультету, а позже – своей карьере.
Алекс вернулась к действительности, к комнате, где декан по-прежнему молча наблюдал за ней. Она поставила чашку и спокойно положила руки на колени, хотя внутри все еще бушевала энергия. Затем добавила: – мистер Торнби, я смогу внести самый ценный вклад в деятельность факультета бизнеса, какой только был когда-либо в Беркли.
Венделл Торнби откинулся на спинку стула, и Алекс показалось, что на его лице мелькнула улыбка.
– Я вижу, Вы унаследовали энергию и жизнелюбие Вашего отца. Расскажите мне еще что-нибудь, Александра.
И Алекс говорила без перерыва еще полтора часа.
* * *
Меган научилась поворачивать голову так, что Алекс и Клементина по-прежнему были уверены, что она слушает их, но не могли видеть выражение ее глаз. Так ей было легче, не приходилось пытаться изображать блеск и возбуждение, которые сверкали в глазах подруг. И она могла видеть других учащихся, идущих в кафе или на занятия.
Она слышала щебетание подруг, голоса их были высокими и нервными, как у учениц начальной школы, обсуждавших мальчика, просто подмигнувшего им. Меган отвлеклась от их жужжания. Последний учебный год в школе подходил к концу. Осталось только четыре месяца, и Алекс с Клементиной с нетерпением ожидали, чтобы он кончился как можно быстрее. Алекс приняли в Беркли. Спустя две недели после собеседования она получила письмо с известием о приеме. Клементина строила планы о карьере профессиональной фотомодели, вдохновленная своим успешным дебютом и контрактом с «Сакс Авеню». Еще у нее была возможность подписать контракт с агентством где-то на востоке страны. С подобными планами неужели ей нужен остаток какого-то ничтожного учебного года в старой школе?
А вот Меган не хотела оставлять школу. Из-за Тони десятый класс пролетел совершенно незаметно. Одиннадцатый представлял какие-то неясные очертания, лишенные всяких мыслей и чувств. Сейчас она наконец-то вновь обрела любовь к жизни и готова наслаждаться тем, что было лучшим годом ее жизни. А две ее лучшие подруги стремились сделать все возможное, чтобы дни стремительно пронеслись мимо.
Они говорили только о колледже и карьере, и о том, какой будет их жизнь в ближайшие десять лет. А что же сейчас, хотелось спросить ей, именно в данную минуту, а не через десять лет? Как насчет танцев и прогулок, спортивных игр и вечеринок? У Алекс было уже так много свиданий, что они набили оскомину. Кому нужны эти ухажеры, отвечала она каждый раз, когда Меган заводила разговор на подобные темы. Она направляла свою энергию, всю до последней унции, на подготовку к университету и карьере в мире бизнеса. Клементина, «Модель будущего», которая изменит жизнь женщин, стала предметом разговоров в городе. Она уже появилась в нескольких местных каталогах и участвовала в демонстрациях мод. Их ослепительные помыслы оставляли в тени Меган, единственную из них, кто хотел прочной, нормальной, счастливой жизни. Простые удовольствия – дом, муж, семья, отдых с детьми на летних каникулах. Неужели она просит слишком многого? Разве сейчас не ее очередь?
Конечно, подруги понятия не имели о ее переживаниях, а Меган упорно хранила свои чувства при себе. Если бы Алекс поняла, что жизнь проходит мимо, как это было с Меган, она круто остановилась бы, сменила курс и использовала каждую минуту для радости, удовольствий и наслаждения жизнью. А Клементина… Да она даже представить не могла, что Клементину станут волновать такие мелочи, как цветы, прогулки под луной и свидания. Это для подростков, сказала бы она. Но пожелай она подобных развлечений, она рванулась бы вперед точно так же, как и Алекс, не позволяя никому и ничему встать на ее пути.
Меган оперлась подбородком на руку и вздохнула. Она заметила двух учеников десятого класса, проходивших мимо. Всегда можно отличить новичков от старшеклассников даже по тому, как они ходят. Старшеклассники размахивают по сторонам потрепанными учебниками, тетради их кое-как засунуты в книжки, и они шагают будто короли по своим владениям. Новички, болезненно осознающие свое подчиненное положение, прижимают учебники к груди, избирают заброшенные тропинки, чтобы не попадаться на пути выпускников, и на лицах у них такое выражение, как будто они умоляют разрешить им вернуться к чему-то более знакомому и легкому.
Меган обернулась и услышала, как Клементина говорила:
– Я послала свои фотографии Эйлин Форд, Джону Робертсу и в небольшое агентство – «Смайлз Интернешенел». Это было неделю назад. Как ты думаешь, я скоро дождусь ответа?
Алекс засунула в рот конфету:
– Сомневаюсь, Клем, возможно, они даже и не получили твоих фотографий. Ты же знаешь, какая у нас почта. Пройдет неделя, прежде чем письмо попадет в Нью-Йорк.
– Да, думаю, ты права. Бог мой, ожидание действует мне на нервы. Что, если они посмотрят на мои фотографии и посмеются надо мной? Может быть, я совсем не то, что им нужно. Может, они ищут золотистых блондинок или экзотических брюнеток. А я вовсе не такая. Хотя недавно я заметила несколько золотистых прядей в своих волосах. Видишь? Что, если…
Меган закрыла глаза. Резкая боль, как кулаки боксера, начала свои ритмичные удары. Бум, бум, бум. За последние месяцы головные боли очень часто мучили ее. Меган прижала пальцы к вискам, потом помассировала лоб.
Она поразилась, услышав в голосе Клементины нотки неуверенности. Конечно, ее возьмут. Агентство должно быть не в своем уме, если откажется заключить с ней контракт. Она стала любимицей публики в Сан-Франциско, участвовала во всех шоу «Сакс Авеню», работала манекенщицей в нескольких главных универмагах, сотрудничала с местными дизайнерами. Ее решимость и целеустремленность стали легендарными.
А Алекс добилась успеха в Беркли, даже не начав там учиться. О ней уже заговорили, и ежедневно она получала несколько новых проспектов о клубах, которые хотели видеть ее своим членом.
– Меган, ты слышишь меня?
Меган отняла руку от лица и повернулась к подругам:
– Что?
Клементина рассмеялась:
– Я говорю, ты собираешься жить на территории колледжа или будешь мучиться, приезжая каждый день на занятия? Я думаю, тебе лучше жить в общежитии. Избрав профилирующей дисциплиной социологию, ты не встретишь интересных парней. Поверь, Меган, общественная сфера не совсем та работа, которой следует заниматься ни в плане денег, ни в плане мужчин. Я читала в какой-то статье, что в группах, где изучают общественные науки, на тридцать женщин только трое мужчин. Тебе надо записаться в какой-нибудь класс точных наук; если ты хочешь найти поклонника.
– Кстати, – заметила Алекс, – может быть, твои родители раскошелятся на квартиру? Это было бы лучше. Ты сможешь устраивать вечеринки и танцульки до самого рассвета.
Меган слабо улыбнулась:
– Не знаю. Скорей всего, я останусь дома. Так будет легче.
– Ты не хочешь общаться с людьми? – спросила Алекс. – Я определенно буду жить в общежитии. По крайней мере, на первом курсе. Так я быстро привыкну к учебе в университете. Хорошо, если бы ты тоже переселилась в общежитие.
Алекс и Клементина пустились в обсуждения других полезных и нужных для Меган проблем, например, на какие курсы лучше записаться, в какой клуб лучше вступать и т. д. Меган снова отвернулась, стараясь не обращать внимания на боль в голове, пульсирующую в такт голосам подруг.
Он смотрел на нее уже минут десять, Клементина была абсолютно уверена в этом. Она почувствовала его скрытый взгляд сразу же, как только появилась в затемненном кронами деревьев дворике. Девушка украдкой посмотрела в сторону. Точно, его глаза не отрывались от нее, как приклеенные. Он стоял метрах в шестистах, прислонившись к кирпичной стене учебного корпуса. Голубые джинсы, потертые на коленках, но футболка просто ангельски белоснежная. Она прекрасно обрисовывала твердые рельефные мускулы на руках парня.
Клементина никогда не видела его раньше, иначе непременно заметила бы. Он был похож на Дюка, ее отца. По крайней мере, на тот образ, что она помнила. Держится в стороне от толпы, сильный и красивый до такой степени, что просто дыхание захватывает. Только у ее отца волосы были темнее, а глаза светлее, но рост и фигура точно такие же. Он казался расслабленным, и в то же время собранным, высокомерным и одновременно занятным. Он был вызывающе сексуальным, как игривый мартовский кот. Приятный холодок пробежал по спине, и Клементина отвела взгляд в сторону.
Она осмотрелось в поисках Алекс и Меган. Где они бродят в тот момент, когда ей так нужна их поддержка и присутствие. Ей совершенно не хотелось стоять тут, словно идиотке, в ожидании подруг, которые, похоже, никогда не появятся, хотя они и собирались встретиться перед обедом. Что произошло? Почему их нет? Почему она так смутилась? Почему он не отводит взгляд? Неужели он почувствовал то же, что и она? Нет, это невозможно. Но может…
Клементина топталась на месте, переминаясь с ноги на ногу и чувствуя себя неловкой и неуклюжей в полукедах, без привычных туфель на двенадцатисантиметровых каблуках. В течение многих лет она отрабатывала до совершенства осанку и элегантный внешний вид, вплоть до малейшего наклона головы, а сейчас не смогла даже придумать, куда деть руки, они просто дурацки болтались по сторонам. Парень, наверное, потешается над ней. Если бы только появились Меган и Алекс. Если бы…
– Привет!
Сейчас он стоял рядом. Клементина даже не заметила, как он подходил. Просто очутился возле нее. Его руки были сильнее, чем казались на расстоянии. Мускулы бугрились под короткими рукавами рубашки. Глаза были карие, с длинными ресницами, смягченные опущенными веками. Вблизи волосы оказались совсем светлыми, почти соломенными и совершенно прямыми. От него пахло свежестью и чистотой, как от куска дорогого мыла. И он был красив.
– Привет, – ответила Клементина. Он улыбнулся, с любопытством разглядывая девушку, как будто она была картиной непонятного современного художника, в которой так хотелось разобраться. Клементина же изо всех сил старалась подавить чувство неловкости, сковавшее ее.
– Меня зовут Коннор Дуглас, – наконец представился он.
– Клементина Монтгомери.
– Клементина, – он несколько раз повторил ее имя по слогам, словно прекрасное французское слово, услышанное впервые. Клементина поежилась. – Оно необычно. Но красиво, – добавил Коннор.
Клементина растерялась. Она подумала о фразах, которые обычно говорят при знакомстве: о погоде, о доме, о занятиях и увлечениях, но в данной ситуации ни одна из них не подходила. Она не могла понять, что ему нужно и как ей вести себя. Первый раз в жизни Клементина смутилась и не знала, что делать и как себя вести.
– Спасибо. Мне оно тоже нравится, – в конце концов ответила она.
Коннор откинул голову и рассмеялся. Клементина вздрогнула при звуке смеха. Что здесь смешного? Что она такого сказала? Как ей, черт побери, выбраться из этой ситуации и вновь обрести равновесие?
– Послушайте, – сказала она. – Я жду подруг. Я должна…
– Ах, извините. – Казалось он уже не смеялся, но искорки веселья так и отплясывали в его глазах.
– А, собственно говоря, в чем дело. Я просто стоял и смотрел. Мне показалось, что ты особенная, что ты ни на кого не похожа. И, конечно, я оказался прав. Ты – чудо, Клементина Монтгомери! И именно поэтому я так счастлив. – Наконец Клементина преодолела смущение и бросила на него пристальный взгляд. Коннор больше не смеялся, но глаза светились и сияли от удовольствия. И девушка подумала, не насмехается ли он над ней.
– Мне действительно надо идти.
– Хорошо, хорошо. А как насчет обеда сегодня вечером? Я здесь новенький. Мы с мамой только что переехали из Орегона. Я подумал, что было бы неплохо, если бы ты стала моим гидом и познакомила меня с городом.
– С удовольствием, – слова вырвались прежде, чем Клементина успела подумать. С какой стати? Свидания все еще не входили в ее основной план. Каждую свободную минуту она посвящала позированию. Для всего остального у нее нет времени.
– Прекрасно. В семь устроит?
– Да, – Клементина записала свой адрес и подала ему.
– До встречи, – довольно посмеиваясь и покачивая головой, Коннор удалялся от нее.
– Что, черт побери, так веселит его? – гадала Клементина. Она повернулась и пошла на следующий урок, совершенно позабыв про Меган и Алекс. Клементина подумала, что придется отложить заранее назначенную встречу с модельером, а домашнее задание она, конечно, сделает завтра. Мысленно раскладывая все по полочкам, она не переставала улыбаться, хотя сама вряд ли замечала это.
* * *
– Мой старик отчалил, когда мне было два года, – рассказывал Коннор. Правая сторона его лица оставалась в тени. Одна единственная свеча на столе освещала другую половину. На нем была куртка из твида поверх белой хлопчатобумажной рубашки и новые джинсы. Клементина довольно быстро поняла, что, если она хочет сосредоточиться на его словах, ей не следует смотреть на него. Его глаза, лицо, тело были всего лишь в метре от нее. Близость Коннора мешала воспринимать смысл сказанного им. Зато чувства бурлили в ней слишком сильно для первого знакомства.
– Мне очень жаль, – заметила Клементина.
– Ерунда. Он-то уж точно не относился к лучшему материалу по производству детей, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Клементина оглядела небольшой зал итальянского ресторана. Она не замечала раньше, что здесь так много людей. Она вообще почти ничего не замечала, с тех пор, как они вошли в ресторан два часа назад.
– Да я знаю, что ты хотел сказать.
Перед ними стояли почти нетронутые тарелки. У Клементины совершенно не было аппетита. Единственное, чего ей хотелось в этот момент, – слышать низкий и глубокий голос Коннора. Он звучал так знакомо и успокаивающе, как будто она слышала его раньше, в самую счастливую пору своего детства. Коннор обладал голосом, который заставляет людей останавливаться, слушать и улыбаться.
– Мне пришлось самому заботиться о нашем существовании, – продолжал он. – Моя мама поначалу пыталась делать все одна, но у нее, полагаю, не хватило энергии и сил. В тринадцать лет я начал работать. Разносил газеты, выполнял поручения рекламных агентств и все такое прочее. Моя мать слишком увлекалась своими друзьями, у нее не хватало времени, чтобы зарабатывать деньги. Кстати, именно поэтому мы здесь. Она последовала за одним своим ухажером, но он, конечно, долго не задержался. Обычная история. Иногда кое-кто из них остается на неопределенное время и помогает нам. Но, как правило, они выжимают из нее все, что можно, и уносят ноги.
Клементина насторожилась. Заметив это, Коннор нежно дотронулся до ее руки. Каждой клеточкой своего тела она ощутила это прикосновение.
– Эй, извини. Мне не следовало так выражаться при даме.
Клементина расслабилась и принялась за еду.
– Все в порядке. Я сама иногда выражаюсь так же.
На время они замолчали, прислушиваясь к разговорам других посетителей. В углу громко переругивалась парочка, упрашивая друг друга не повышать голос.
– Я никогда не видел такой красивой девушки, как ты, – вдруг сказал Коннор.
Клементина подняла стакан с водой и поспешно сделала несколько глотков, удивленная радостью, которую доставили его слова.
– Я ничего особенного из себя не представляю.
– Не хитри. Представляешь, и прекрасно знаешь это. Ты выделяешься из толпы, что сразу же бросается в глаза. По крайней мере, для меня. Ты не похожа на девиц, увлекающихся только флиртом. Я терпеть не могу эти кокетливые заигрывания. Если у тебя есть желание, чувства, так и скажи. Хочешь чего-то – бери.
Клементина взглянула на него, улыбнулась:
– Ну, хорошо. Я – особенная. Я достаточно оригинальна, чтобы произвести фурор. Через пару месяцев я начну свою карьеру здесь, а потом найду продюсера и стремительно взлечу прямо на вершину мира моделей и манекенщиц. А оттуда… кто его знает?
– Именно это я и ожидал услышать, – Коннор поднял бокал, его глаза озорно блеснули. – За честность. И за дьявольский успех. За нас обоих.
Клементина чокнулась с ним и залпом выпила вино. Ей надо немедленно уйти, убежать. Прекратить все отношения сейчас, пока она прежняя Клементина – с одной только целью, с одной только заботой. Но она не могла двинуться с места. Коннор приковывал ее к себе своей энергией, жизнью, которую пробудил в ее душе и о существовании которой она и не подозревала.
– Итак, расскажи мне, – произнесла Клементина, пытаясь отвлечься беседой, – какие у тебя планы? Я имею в виду, после окончания школы.
Коннор выпрямился, выражение лица изменилось, глаза расширились (обольщение исчезло из них), руки жестикулировали в такт словам.
– Ну, я уже говорил тебе раньше, что хочу стать актером. Завтра у меня прослушивание на роль Тони в «Вестсайдской истории» в студии Беадо в Сан-Франциско. Я уже дважды был на пробах, и они постоянно присылают за мной. Думаю, я пройду.
– Это замечательно, Коннор.
– Да, это будет моя первая большая роль. Я несколько раз играл роли без слов, а дублировал столько раз, что трудно сосчитать. Мне страшно нужен этот шанс. А потом я двину в Лос-Анджелес или Нью-Йорк. Бродвей великолепен, но, по правде говоря, моя цель – Голливуд. Я вижу свет прожекторов, улыбки поклонниц, изображение моего лица на весь экран.
Коннор обвел взглядом зал, потом посмотрел на Клементину.
– Знаешь, у меня никогда никого не было, – сказал он более спокойным тоном. – Я хочу сказать, только мама. Но ее больше интересовали мужики, а не сын-подросток. Поэтому если я добьюсь своего, я заполучу весь мир, не так ли?
Клементина кивнула. У нее просто в голове не укладывалось, что двое людей, до сих пор не общавшихся друг с другом, могли вырасти с совершенно одинаковыми стремлениями и мечтами. Решимость настолько переполняла Коннора, что Клементина почти наяву видела, как она сжигает его.
– Прежде, чем вы успеете сказать «раз», молодая леди, я стану звездой.
Клементина потянулась к нему и крепко сжала руку.
– Я совершенно точно знаю, что ты чувствуешь.
Прикосновение обожгло обоих как огнем. Потеряв бдительность, Клементина заглянула в глаза Коннору, и сразу же последние остатки ее воли растворились в его энергии и властности. Зрачки Коннора расширились, в них не осталось ни малейшего намека на веселье. Оплатив счет и взяв Клементину за руку, он быстро повел ее к своей машине.
* * *
До этого момента Клементина не могла представить, что будет находиться там, где сидела сейчас, готовая сделать то, что они с Коннором собираются сделать. Она знала его меньше двенадцати часов, а казалось, что прошла целая жизнь. Коннор понимал все ее чувства, мысли, стремления и надежды.
Отель, в котором они остановились, управлялся по принципу почасовой оплаты. Как и многие другие, они записались под именами «мистер и миссис Смит». Клементина не раз слышала о людях, поступающих так, и всегда считала их просто «дешевкой», уступающей животным инстинктам. Но, скорей всего, все остальные «мистеры и миссис Смит» были в таком же положении, что и они с. Коннором, – слишком молоды, чтобы иметь собственный угол, но настолько увлечены и влюблены, что, казалось, сойдут с ума, если сию минуту не будут вместе.
Комната располагалась на втором этаже, прямо за неоновой вывеской отеля, поэтому мерцающие отблески падали сквозь шторы прямо на кровать. На полу лежал оранжевый с коричневым орнаментом ковер. Покрывало на кровати тоже было коричнево-оранжевым и в пятнах. Кнопки телевизора были вывернуты, словно ни одна программа ни по одному каналу не стоила внимания постояльцев.
Коннор закрыл дверь и прошел мимо Клементины к кровати. Он сел и стал снимать туфли. Затем, сняв носки, он взглянул на девушку, застывшую возле двери.
– Мы можем не заниматься любовью прямо сейчас, – сказал он, – я подожду.
Глаза Клементины наполнились слезами. Она была возбуждена и испугана до ужаса, уверенная в себе и одновременно растерянная. Уставившись на ковер, так чтобы и краем глаза не видеть раздевающегося Коннора, Клементина подняла голову, услышав его последние слова. Глаза Коннора были нежными, казалось, ничего не выражавшими, но за этим вставало безграничное желание, желание ее, Клементины. Она всегда думала о своей красоте лишь как о средстве, чтобы добиться славы. Но сознание, что Коннор хочет ее, заставило Клементину впервые в жизни почувствовать себя прекрасной. Его завораживающий взгляд придал ей силы и уверенность, и когда он протянул к ней руки, Клементина подошла к кровати и опустилась рядом с ним.
– Ты можешь мне не верить, – прошептала она, – но я еще ни с кем не была.
Коннор встал и подошел к окну. Внизу на автостоянке кипела жизнь. Уезжали и приезжали парочки. Прощались, подмигивая друг другу светом фар.
– Почему? Я верю тебе, – не оборачиваясь, сказал он. – Я знаю тебя, Клементина. Ты изображаешь гордую, сильную, всезнающую девицу, но внутри ты маленькая и робкая, как испуганный заяц.
Сцепив на коленях руки, Клементина внимательно изучала свои ногти, как всегда безукоризненно обработанные и покрытые лаком. Откуда он так много знает? Как мог отыскаться человек, идеально подходивший для нее? Фантастика, но все происходило как в сказочных мечтах, о которых постоянно болтала Меган. И вот одна из них превратилась в реальность.
– Ты хочешь быть со мной? – спросил Коннор, по-прежнему стоя к ней спиной.
Голос его немного дрожал. Это была единственная трещина в защищающей его стальной броне. И неожиданно Клементина нашла ответ. Он нужен ей. Возможно, больше всего в жизни ей нужен сейчас именно Коннор. Клементина подошла и прижалась щекой к его спине.
– Я хочу тебя, Коннор.
Резко повернувшись, он притянул ее к себе. Обоих охватила дрожь, и они крепко прижались друг к другу, как будто недостаточно сильные объятия разлучат их навечно. Крепко обняв Клементину, Коннор повел ее к постели. Отблески неоновой рекламы красным светом играли на лицах. Коннор приподнял подбородок девушки.
– Ты не подумаешь, что я сумасшедший, если я скажу, что люблю тебя? – прошептал он.
Клементина ответила нежным поцелуем. Их первый поцелуй был похож на крылья бабочки, легко касающиеся цветка, и напоминал сладкий, восхитительный запах нектара. Клементина почувствовала, как выстроенная вокруг нее защита, когда она старалась показаться сильной и бесстрашной, сходит как ненужная кожа. Рядом с Коннором она могла быть просто Клементиной, не больше и не меньше.
– Я посчитала бы тебя ненормальным, если бы ты сказал, что не любишь меня.
Они снова поцеловались. Пальцы Коннора скользнули по ее шее вниз к груди. Облегающий свитер легко сполз с плеч Клементины, и Коннор прижался к ее телу. Задыхаясь от счастья, Клементина увлекла его на кровать. Никогда в жизни она не была столь уверена в своем поступке, как сейчас.
* * *
Пока Коннор был на прослушивании, его мать и Клементина ожидали результатов в двухкомнатном домишке Дугласов в восточной части Саусалито. Вообще-то, Клементина должна была встретиться с консультантом по демонстрации одежды и договориться об осенней премьере мод, но она так нервничала, что не могла ни на чем сосредоточиться. Поэтому отменила назначенную встречу до следующего утра.
Клементина все еще никак не могла поверить, что прошел только один день после их встречи с Коннором. Казалось, они знакомы много лет, чуть ли не целую жизнь. Она была уверена, что знает о нем все. Его мечты были и ее мечтами, а тело Коннора так точно соответствовало ее изгибам и выпуклостям, что, казалось, они составляли единое целое. Коннор не торопил ее. Он был очень нежным и внимательным, легко касаясь ее тела, целуя, поглаживая, пока полный восторг не захватил Клементину. А когда он, в конце концов, овладел ею, прильнув, закрыв глаза и прижав к уху губы, шептавшие ее имя, Клементина очутилась на верху блаженства. Она лишь сожалела, что они потеряли так много времени за те годы, когда не были знакомы.
Коннор отсутствовал уже три часа. Что там происходит так долго? Или он подходит им, или нет, тянуть нечего. Но, конечно, он им понравится. Как может быть иначе? Он красив, умеет петь (он доказал это в машине по пути домой прошлой ночью, вовсю распевая «Марию»). Что им еще надо?
Клементина посмотрела на миссис Дуглас, поглощенную чтением последнего выпуска «Космополита». Появившись у дверей их дома, Клементина представилась как девушка, с которой Коннор провел ночь накануне, и протянула руку. Пробормотав приветствие, миссис Дуглас секунды две трясла ее, потом вернулась на тахту к своему журналу. С тех пор она там и сидела, поднявшись только пару раз за пивом. Она ничего не предлагала Клементине, а сама Клементина просить не решилась. Ей хотелось произвести приятное впечатление, но, казалось, у миссис Дуглас не все дома, так что впечатление производить было не на кого. Поэтому она вытащила из сумки книгу и читала в течение трех часов, не утруждая себя даже легкой беседой. Если матери Коннора это не надо, то ей и подавно.
Но не в силах преодолеть любопытство, она исподтишка поглядывала на миссис Дуглас. Клементина подивилась могуществу природы, сотворившей совершеннейшее дитя от столь несовершенной матери. Должно быть, произошел отсев генов, подумала она, при котором сохранился хороший материал и отбросился плохой. Коннор ни в чем не походил на свою мать. У нее дряблое тело, у него – сплошные мускулы, у него золотистые волосы, у нее – грязно-каштановые, у нее широкое невыразительное лицо, у него – угловатые и резко выраженные черты. Единственное объяснение – то, что отец Коннора был великолепным мужчиной. И, как и в случае с Клементиной, ребенок похож на него, благодаря Богу.
Пятнадцать минут– спустя в комнату ворвался Коннор, Он тяжело дышал, глаза его были красными. Клементина встала и ждала, пока он заговорит. Она ждала, ждала…
Наконец, он произнес:
– Я не знал, что ты будешь здесь.
– Я хотела узнать результат.
Коннор повернулся к матери, смотревшей поверх журнала.
– Да, как все прошло? – спросила она. Голос у нее был скрипучий, как будто очищенный наждачной бумагой.
Коннор взглянул на потолок, потом подошел к Клементине и взял ее за руку.
– Потребуется немного больше времени, чем я планировал, чтобы попасть в Голливуд, – голос его дрогнул, и хотя он старался держаться стойко и равнодушно, она заметила слезы в его глазах. – Ты подождешь? – спросил он.
Клементина обхватила его шею руками. Закрыв глаза, она слышала, как хлопнулся на тахту журнал, как торопливо простучали каблучки миссис Дуглас.
– Да, милый, я подожду.
