Глава 9
Вечер на мысе Четырех Ветров
Сентябрь уже был на исходе, когда Энн и Гилберт наконец-то собрались нанести визит обитателю маяка Четырех Ветров. Они давно планировали этот визит, но вечно что-то случалось и им приходилось откладывать его. Капитан Джим несколько раз заходил к ним. «Я прихожу сюда не просто ради приличия, миссис Блайз, — говорил он. — Мне действительно очень приятно бывать здесь. Я не собираюсь отказывать себе в удовольствии только потому, что вам никак не удается нанести мне ответный визит. Между людьми, которые знают Джозефа, так не принято. Я прихожу к вам, когда могу, и вы приходите, когда сможете. Не важно, под чьей крышей мы будем вести наши приятные беседы. Посмотрите на меня, я так изменился, вы меня откормили. А ваш дом еще красивее. Раньше он таким не был. Миссис Сельвин имела те же вкусы, что и вы, она просто творила чудеса с домом, но раньше у здешних жителей не было таких милых маленьких занавесок, таких витрин, как у вас. Элизабет жила прошлым, а вы принесли сюда что-то из будущею. Я был бы очень счастлив, если бы мы даже не разговаривали, а просто сидели и смотрели на ваши картины и цветы. Этого было бы достаточно, чтобы хорошо провести время. Здесь все так красиво!»
Капитан Джим был страстным почитателем красоты. Каждая красивая вещь приводила его в неописуемый восторг. Это было единственной радостью в его жизни. Он был хорошо осведомлен о недостатках собственной внешности и часто жаловался на это.
«Люди говорят, что я хороший человек, — заметил он однажды. — Как я хотел бы, чтобы Господь наделил меня половиной той доброты, что у меня есть, а другая часть перешла бы в красоту моей внешности. Но Он знал, что делал, Он знал, каким должен быть капитан Джим. Каждому свое».
Итак, однажды вечером Энн и Гилберт собрались в гости к капитану Джиму. День начинался не очень удачно, было пасмурно и туманно, но вскоре туман рассеялся и небо очистилось от туч. Вечером уже ярко сияло солнце. Дело шло к закату, и кристально чистая вода в гавани озарилась отблесками заходящего солнца. Вся северная часть неба была покрыта позолоченными облачками.
Красные отблески заката пылали на белых парусах кораблей, что плыли вниз по каналу на юг. Дальше виднелись песчаные дюны. Справа лучи заката падали на старый дом, что стоял в окружении ив недалеко от ручья. Солнечный свет придавал старому жилищу вид более очаровательный, бросая на здание свои красно-кровавые блики.
— Этот старый дом над ручьем всегда выглядит таким одиноким, — сказала Энн. — В нем никогда не бывает гостей. Конечно, вход находится на другой стороне дороги, но все равно я заметила бы, если бы кто-нибудь приезжал туда. Странно, что мы еще ни разу не видели Муров, хотя они живут всего в пятнадцати минутах ходьбы от нас. Может быть, мы встречали их в церкви. Но даже если и так, все равно мы не знаем, как они выглядят. Как жаль, что они такие необщительные, ведь это наши единственные соседи.
— Очевидно, они не принадлежат к людям, которые знают Джозефа, — засмеялся Гилберт. — А ты выяснила, кто была та очаровательная девушка с гусями?
— Нет. Я совсем забыла расспросить о ней. Я ее больше не видела, так что, я думаю, она не здешняя. Ой, смотри, солнце село. А вон и маяк.
Как только сгустились сумерки, темноту прорезал резкий луч. Он осветил бухту, окрестные поля и дюны.
— Мне показалось, что этот яркий свет сейчас подхватит меня и унесет в море, — сказала Энн-, ослепленная светом. Она почувствовала большое облегчение, когда они подошли ближе к мысу и оказались со всех сторон окруженными мигающими огнями.
Они свернули на узкую тропинку и прошли полем на мыс. Там они встретили какого-то мужчину. Он шел им навстречу. Он появился так неожиданно, что Энн и Гилберт на секунду опешили. Человек выглядел очень необычно. Он был высоким, широкоплечим, с правильными чертами лица, с римским носом и большими серыми глазами. На нем был праздничный фермерский костюм. Он скорее всего был коренным жителем Четырех Ветров или Долины. Почти до колен у него свисала густая борода. А из-под шляпы на спину спадал каскад вьющихся волос.
— Энн, — пробормотал Гилберт, когда убедился, что их никто не слышит, — ты ничего не подмешала в мой лимонад, который я пил перед выходом?
— Нет, — ответила Энн, задыхаясь от смеха. — Но если капитан Джим позволяет разгуливать здесь таким странным личностям, то, когда мы в следующий раз пойдем сюда, я захвачу с собой нож.
— Он не моряк, иначе я простил бы ему его странное появление. Должно быть, он принадлежит к какому-нибудь местному клану. Дядя Дэйв говорил, что здесь очень много чудаков.
— По-моему, у дяди Дэйва есть предубеждение насчет здешних жителей. Но ты-то знаешь, что все те, которых мы встречали в церкви, были очень приятными людьми, — сказала Энн. — Ой, Гилберт, посмотри, какая прелесть!
Маяк Четырех Ветров был построен на вершине красной скалы, поднимавшейся ступеньками от берегов, усыпанных галькой. Это были берега, которые знали все чудеса и тайны штормов и звезд. От этих берегов веяло одиночеством. В лесах никогда не чувствуешь себя одиноко, леса полны жизни. А в море есть некая могучая сила, которая все время стонет и страдает в какой-то великой печали, которая упрятана в вечности. Нам никогда не понять этой печали. Мы можем только догадываться о ее причинах и благоговеть перед этой силой. В лесу нас встречают сотни голосов, а море поражает лишь единым могущественным воем. В лесах есть что-то человеческое, а море — обитель архангелов.
Энн и Гилберт застали капитана Джима сидящим на скамейке около маяка. Он мастерил игрушечную шхуну. Приятным тоном, который так шел ему, он пригласил гостей в дом.
— Весь сегодняшний день прошел прекрасно, миссис Блайз, а теперь его красота достигла апогея. Не хотите ли посидеть здесь? Я только закончу эту игрушку для малыша. Я пообещал сделать эту игрушку моему внучатому племяннику Джо и уже сотни раз жалел об этом. Его мать очень расстроилась, узнав об этой игрушке. Она боится, что ее сына потянет в море. Ей не хотелось бы укреплять в нем такие желания. Но что я теперь могу поделать, миссис Блайз? Я уже пообещал. Разве можно нарушать обещание, данное ребенку? Проходите, садитесь.
Где-то на берегу завыл ветер, который на какое-то время заглушил ропот моря. Над долиной сгущались темно-фиолетовые сумерки. Тени падали на песчаные дюны, над которыми еще носились чайки. Ложился туман. Вдоль горизонта растянулись тучи, и на очистившемся небе заблистали вечерние звезды.
— Разве этот вид не стоит того, чтобы любоваться им? — сказал капитан Джим. — Это так красиво и дорогого стоит! Но платить никому не надо. Все это небо, все это море — бесплатно, без денег, без цены. Я не устаю любоваться восходом луны за теми горами. Каждый раз она меня поражает.
Всходила луна и, затаив дыхание, наши герои наблюдали за ней, не говоря друг другу ни слова… Затем они поднялись в башню, где капитан Джим показал и подробно объяснил им устройство маяка.
Наконец они оказались в столовой, где в камине тихо потрескивали дрова, все было озарено мягким светом.
— Я сам сделал этот камин, — заметил капитан Джим. — Правительство не выделяет нам денег на такую роскошь. Посмотрите, как красиво горят поленья. Если вам понадобятся дрова, миссис Блайз, я дам. Присаживайтесь, я заварю чай.
Капитан Джим принес Энн кресло, предварительно убрав с него газету и большого рыжего кота.
— Слезай, Мэйти, иди на софу. Куда бы мне положить эту газету? Я еще не дочитал один роман. Он называется «Безумная любовь». Это не так интересно, как моя любимая фантастика, но я читаю, чтобы узнать, как долго это может продолжаться. Я уже дочитал до шестьдесят второй главы, но свадьбой пока и не пахнет, как и в самом начале. Когда приходит маленький Джо, я читаю ему про приключения пиратов. Разве это не странно, что таким маленьким созданиям нравятся такие кровавые истории?
— Прямо как наш маленький Дэви, — сказала Энн. — Ему нравятся истории, от которых веет смертью.
Чай, приготовленный капитаном, казался настоящим нектаром. Энн, не переставая, расхваливала его. Капитан был рад, как ребенок, но сохранял напускное равнодушие.
— Секрет в том, что я не жалею сливок, — небрежно бросил он.
Старый Джим никогда не читал известного писателя Оливера Венделя Холмса, но был согласен с тем, что «большому сердцу — большая крынка со сливками».
— Когда мы шли к вам, нам встретился какой-то странный человек, — сказал Гилберт, допив свой чай. — Кто это был?
Капитан Джим усмехнулся.
— Это Маршалл Эллиот, Он круглый дурак. Вас, должно быть, удивил его необычный вид, как у музейного экспоната.
— Он что, современный чудотворец или пророк? — спросила Энн. рок?
— Ни то ни другое. Это политиканство, которое у него в крови. Все эти Эллиоты, Крауфорды и Мак-Алистеры очень любят заниматься политикой. Они родились заядлыми консерваторами, останутся ими на всю жизнь и умрут консерваторами. Интересно, что они будут делать на небесах, где не будет политики? А у этого Маршалла Эллиота очень твердый характер. Я и сам немного консерватор, но все же более современный, чем он, который вообще не меняется со временем. Пятнадцать лет назад здесь проводились выборы. Маршалл боролся изо всех сил. Он был уверен, что либералы проиграют. Его уверенность была такой сильной, что он собрал митинг и объявил, что не будет стричься и бриться, пока их партия не победит. Их партия «Грит» проиграла те выборы и с тех пор больше не побеждала. Сегодня вечером вы видели результат. Маршалл замкнулся в себе.
— Что думает об этом его жена? — спросила Энн.
— Он холостяк. Но даже если бы он был женат, мне кажется, его жена не смогла бы его переубедить. Для Эллиотов всегда было характерно упрямство высшей степени. У брата Маршалла, Александра, была собака. Когда она умерла, Александр решил похоронить ее на кладбище вместе с другими христианами. Ему, конечно, не разрешили этого сделать. Тогда он похоронил собаку около кладбищенского забора и больше не ходил в церковь. Но по воскресеньям он приезжал с семьей к церкви, садился у могилы собаки и читал Библию, пока шла служба. Говорят, когда он умирал, то попросил похоронить его рядом с собакой. Его жена, хотя и была спокойной женщиной, вышла из себя, услышав такой. Она сказала, что не собирается быть похороненной рядом с собакой, а значит, ее муж предпочитает быть с собакой, а не с ней. Александр Эллиот был большим упрямцем, но очень любил свою жену и поэтому уступил ей, сказав: «Хорошо. Забудь о том, что я сказал. Похорони меня там, где тебе нравится. Я надеялся, что моя собака переродится в цветы на могиле, и в этих цветах будет частичка нас. Ведь у моей собаки было больше души, чем у любого Эллиота, Крауфорда или Мак-Алистера». Это были его последние слова. Что же касается Маршалла, то мы давно привыкли к нему. Его внешность удивляет лишь приезжих. Я знал его десятилетним мальчиком, сейчас ему около пятидесяти. Он мне нравится. Мы с ним иногда рыбачим. Это все, на что меня еще хватает. А ведь так в моей жизни было не всегда.
Энн только собиралась расспросить капитана о его жизни, когда Фаст Мэйт неожиданно прыгнул на колени капитану. Кот был настоящим бесенком, с круглой, как полная луна, мордой, с дикими зелеными глазами и мохнатыми лапами. Капитан Джим осторожно погладил его по спине.
— Мне никогда особо не нравились кошки, до тех пор, пока я не встретил Фест Мэйта, — сказал он. Его слова сопровождались громким урчанием кота. — Я спас ему жизнь, а когда спасаешь жизнь какому-нибудь существу, но начинаешь любить его. Есть в мире такие беспечные люди, миссис Блайз, среди них и горожане, которые приезжают в эти места, — беспечные до жестокости. Это худший вид жестокости. С ней труднее всего справиться. Они привозят с собой на лето кошек, развлекаются с ними, одевают их, обвязывают лентами. А потом уезжают, а кошек бросают на улице. У меня просто кровь кипит от негодования, миссис Блайз. Как-то раз, прошлой весной, я нашел старую бедную кошку. Около нее лежали три худеньких тельца. Кошка умирала, пытаясь согреть собой котят. Я заплакал, увидев все это. Я разозлился и выругался, забрал маленьких бедных котят домой и покормил их, а потом пристроил у моих знакомых. Я знал женщину, у которой жила эта кошка, и когда на следующее лето она снова приехала, я пошел к ней и сказал все, что о ней думаю. Это было грубым вмешательством, но в некоторых случаях надо вмешиваться.
— И как она ото восприняла? — спросил Гилберт.
— Она плакала и говорила: «Я не думала». Тогда я сказал ей: «Вы думали, что скажете на страшном суде, когда вам придется отвечать за жизнь бедной старой матери? Бог спросит, а зачем вам даны мозги, разве не для того, чтобы думать?» Надеюсь, ей больше не захочется оставить кошку.
— А Фест Мэйт тоже из брошенных? — спросила Энн.
— Да. Как-то раз холодным зимним днем, я нашел его висевшим на дереве, запутавшимся в лентах, которые цеплялись за ветки. Он был на последнем издыхании. Видели бы вы его глаза, миссис Блайз! Он ведь был маленьким котенком, удивительно, как он умудрился выжить, пока висел на дереве. Когда я развязал его, он жалобно лизнул мою руку своим маленьким красным язычком. Он был таким измученным, таким слабым. С тех пор прошло девять лет. Для кота он уже много живет. Он мне как хороший старый товарищ.
— Я считал, что у вас есть собака, — сказал Гилберт.
Капитан Джим кивнул головой.
— У меня однажды была собака. Я был о ней такого высокого мнения, что после ее смерти не мог и думать о том, чтобы завести какое-нибудь животное. Она была мне другом, понимаете, миссис Блайз? Мэйти — только товарищ. Мне нравится Мэйти, да и как он может не нравиться? Все кошки очень милы, но своего пса я любил. Я испытываю глубокую симпатию к Александру Эллиоту из-за его отношения к своей собаке. Если в котах всегда сидит какой-то дьявол, то в собаках — никогда. Именно поэтому собак любят больше, чем котов, как мне кажется. Хотя псы, я сказал бы, не такие интересные, как коты. Ох, заболтался я, почему вы меня не остановите? Когда у меня есть возможность поговорить с кем-нибудь, я становлюсь ужасным болтуном. Если вы допили чай, у меня есть еще кое-что, что я хочу показать. Вам должно понравиться. Несколько маленьких вещичек свалены у меня в кучу в углу.
«Несколько маленьких вещичек» капитана Джима оказались красивой и интересной коллекцией. Почти с каждой из них была связана какая-нибудь захватывающая история.
Энн никогда не забывала то восхищение, с которым она слушала рассказы капитана Джима тем лунным вечером у потрескивающего камина. Вдали рыдало море и звало к себе.
Капитан Джим ни разу не прихвастнул. Но и без этого можно было понять, каким героем он был: храбрым, правдивым, находчивым и неэгоистичным. Он сидел в своей маленькой комнате и рассказывал. В его памяти воскресали для него самого и его слушателей многие истории былых времен. Подрагивая бровями, поджимая губы, жестами и словами он рисовал целые сцены и характеры такими, какими они были.
Некоторые истории капитана Джима имели такие удивительные концовки, что Энн и Гилберт втайне сомневались, не присочиняет ли капитан, пользуясь их доверием. Но, как позже выяснилось, они ошибались. Все, о чем рассказывал капитан, было истинной правдой. У капитана был прирожденный талант рассказчика. Он воспроизводил все с первоначальной остротой.
Энн и Гилберт смеялись и дрожали, слушая его истории. А при одном из рассказов Энн обнаружила, что рыдает. Капитан Джим быстро успокоил ее доброй улыбкой.
— Мне нравится видеть, как люди плачут из-за моих историй. Для меня это комплимент. Я не могу не воздать должное тем событиям, свидетелем которых я был. Я записал некоторые из них. К сожалению, у меня нет достаточного умения, чтобы описать все должным образом. Если бы мне удалось выразить все нужными словами, собрать все истории вместе, то у меня получилась бы большая книга. Она превзошла бы даже «Безумную любовь». Я думаю, эта книга так же нравилась бы Джо, как пиратские романы. Да, в свое время я побывал в разных переделках. И, знаете, миссис Блайз, я был бы не прочь испытать все еще раз. Но теперь я стал ни на что не годен. Сколько лет прошло в плаваниях!
— Как говорил Одиссей: «Плавай всю свою жизнь, пока не умрешь», мечтательно произнесла Энн.
— Одиссей? Я читал некоторые его произведения, или мне так кажется? Нам, старым морякам, вечно все кажется. Но мне, как видно, придется умереть на суше. Ну что ж, будь, что будет. Когда-то в Долине жил старый Вильям Форд. Всю свою жизнь он не подходил близко к воде, потому что боялся утонуть. Предсказатель судеб сказал ему, что он умрет именно такой смертью. Однажды он потерял сознание и очнулся в сарае. Его лицо было в пойле для лошадей. Там и утонул. Что? Вам уже пора идти? Ну не забывайте, заходите почаще. В следующий раз будет рассказывать доктор. Он знает множество историй, которые мне хотелось бы услышать. С некоторых пор я стал чувствовать себя таким одиноким. Моя жизнь потускнела со смертью Элизабет Рассел. Мы так дружили.
Капитан Джим говорил с высоты своих лет. Он видел, как друзья один за другим умирают, покидая его. Это были такие друзья, которых не мог заменить никто из молодого поколения, даже из числа тех, кто знает Джозефа. Энн и Гилберт пообещали не забывать капитана и приходить почаще.
— Он человек редкой души, правда? — сказал Гилберт, когда они пришли домой.
— Я никак не могу понять, как это в нем уживаются простота и доброта с той безудержной тягой к приключениям, которую он приобрел во время своих плаваний, — удивлялась Энн.
— Ты не считала бы так, если бы видела его на днях в рыбацкой деревушке. Какой-то мужчина с лодки Питера Каутьера скверно выразился о девушке на берегу. Так капитан Джим просто сжег парня своим взглядом. Ты не узнала бы его в тот момент. Он сказал немного, но как он говорил! Казалось, он обдирает мясо с костей того мужчины. Я понял, что капитан Джим не допустит плохого слова в адрес женщины в его присутствии.
— Я просто поражаюсь, почему он не женился, — сказала Энн. — Сейчас его сыновья могли бы быть уже в море, а его внуки сидели бы у него на коленях и слушали его истории. Он был бы таким хорошим дедушкой и отцом, у него нет никого, кроме кота.
Но Энн ошибалась. У капитана Джима было нечто большее, чем кот. У него были воспоминания.
